***
Эмма старалась дышать как можно ровнее, сжимая в руке небольшой букет цветов, но сердце бешено колотилось о грудную клетку, а глаза застлала непонятная пелена. Сорвав с головы фату, она подошла к окну, придерживая подол платья, и выглянула наружу, чтобы хоть как-то отвлечь себя. Они не хотели, чтобы на церемонии присутствовало много народа, поэтому рядом с аркой, которую обвивали белоснежные вьющиеся цветы, стояло лишь несколько резных скамеек для самых близких. Мэри и Руби носились по лужайке, разбираясь с последними деталями и улаживая мелкие проблемы, Дэвид больше путался под ногами, то и дело отходя к столу с напитками и поглядывая на алкоголь, Роберт же разговаривал с незнакомым человеком в костюме. Тамара в сторонке сидела с Уиллом, который все норовил влезть в цветочную клумбу. Еще несколько человек с работы Киллиана, университетские подружки Эммы, знакомые семьи… Эмма обвела взглядом улицу и поджала губы, не заметив Киллиана. Она знала, что он находится где-то в доме, но ей мучительно хотелось увидеть его прямо сейчас, хоть она и понимала, что это невозможно. Опустив глаза, она посмотрела на кольцо и слабо улыбнулась, потом коснулась кулона на шее, твердо решив больше никогда его не снимать. Подойдя к туалетному столику, она достала из ящика письмо матери и пробежалась по нему глазами, зажав в кулаке ее подарок. Насколько бы изменилась ее жизнь, если бы Эшли не умерла и до сих пор была рядом? Одобрила бы она ее выбор, понравился бы ей Киллиан, была бы она рада их союзу? Перед глазами все поплыло, и Эмма опустилась в кресло, прикрыв глаза. Голова раскалывалась с самого утра, и она снова и снова прокручивала в голове события последних нескольких лет. Странная встреча, страх, злость, угрозы, свадьба, ненависть, постоянные ссоры, тайны, грузом придавливающие к земле, зарождающееся в груди чувство, недоверие, все новые открытия, первая ночь, разлука и дикое притяжение на расстоянии, нечто, растущее внутри с каждым днем, мир, который открывался с другой стороны, безграничное счастье, ребенок, недомолвки, скандал, правда… Ей стало холодно, и она накинула на плечи шаль, чтобы согреться. Может, все это неправильно и им было лучше разойтись? Сколько людей так живут — отец выплачивает алименты, мать находит ему замену, впуская в жизнь ребенка нового «отца», и все становится обыденным. На мгновение Эмма рискнула представить мир, в котором Уилл мог бы называть Грэма папой, и ее передернуло. Вдруг в комнату постучали, и она вздрогнула, замерев. — Эмма? — послышался из-за спины хриплый голос, и она, подобрав юбки, подскочила к двери. — Ты… ты в порядке? — Эмма слабо улыбнулась, представив, как лицо Киллиана сморщилось, когда он понял всю абсурдность ситуации, и положила руку на деревянную поверхность, прислушиваясь с прерывающему дыханию за дверью. — Мне почему-то страшно. — Знаешь, мне тоже, — они синхронно усмехнулись, — когда я рассказал о том, что мы задумали, Дэвиду, он… В общем, он нас не понял, но ведь это не важно, так? Я хочу сделать все правильно, я должен, но… Эмма… — Киллиан уткнулся лбом в дверь и уперся в нее руками, прикрыв глаза, — я до сих пор не верю в то, что ты простила меня… — Мы начнем все заново, — нежно произнесла она, сглотнув, — и у нас все будет хорошо на этот раз. Мы прошли через многое и справились. Значит, и теперь все получится. — Я люблю тебя, — просипел он, — и я… — Побереги слова для клятвы, — послышалось со стороны, и Эмма напряглась, прислушиваясь. За дверью скрипнули половицы, и ей оставалось только догадываться, что происходило в коридоре. — Роберт, — голос Киллиан стал более твердым, — пожалуй, мне лучше спуститься вниз. — Осталось всего несколько минут, — Эмме почему-то почудилось, что отец улыбнулся, — и все встанет на свои места. А теперь позволь мне немного поговорить с дочерью, мне есть, что ей сказать. Шаги стихли, и Эмма отошла к сторону, пропуская в комнату Роберта. Он легко поцеловал ее в лоб и, сжав ее руку, подвел к дивану, усадив рядом с собой. Он нервно теребил галстук, глядя куда-то в сторону, явно чувствуя себя неловко, и она коснулась его руки, ободряюще улыбнувшись. Роберт поднес ее руку к губам и поцеловал ее пальцы, прикрыв глаза. — Я и не заметил, что ты стала такой взрослой. У тебя есть ребенок, бизнес, муж, ты хозяйка своей жизни, и я тебе уже толком и не нужен… Знаю, знаю, — он коротко улыбнулся, когда она открыла рот, чтобы перебить его, — я прекрасно знаю, что ты скажешь, но это правда — ты стала настоящей женщиной, и я горжусь тобой. И мама бы гордилась. А еще в последнее время меня не покидает мысль о том, что, если бы я относился к ней лучше в свое время, она была бы жива сейчас… — Эмма крепче сжала его пальцы, и Голд слабо кивнул. — Может, я и не любил ее никогда, но я привязался к ней, и мне безумно не хватает ее. — Мне тоже, папа… — Ты просто должна помнить, помнить всю жизнь, что она больше всего на свете любила тебя, и сейчас, я уверен, она рада за тебя, потому что она всегда хотела только одного — чтобы ты была счастлива. — Ты ведь… не одобряешь мое решение, верно? — осторожно спросила Эмма, встретившись взглядом с отцом. — Мне сложно говорить об этом, особенно если учитывать, насколько по-свински я сам себя вел по отношению к тебе. Но не буду лгать — я действительно никак не могу принять тот факт, что ты простила его. Впрочем, ты и меня простила… Ты сильная женщина, дорогая, — Роберт поднял на нее глаза, — порой мне кажется, что ты сильнее нас всех вместе взятых, потому что перенести все это и остаться верной себе дорогого стоит. Но ты справилась. — Мне страшно, — призналась она, сглотнув, — но в то же время я никогда не была в чем-то так уверена. Я люблю его, папа, я правда его люблю и поэтому ничего не могу с собой поделать. Может, я допускаю ошибку и когда-нибудь пожалею о своем решении, но сейчас… Сейчас мне больше всего на свете хочется, чтобы весь этот ужас остался в прошлом. — Если ты уверена в нем, то я могу пожелать тебе только удачи, — он улыбнулся, — я выведу тебя к нему и буду счастлив знать, что тебе хорошо с ним. Но если нет… Я просто хочу, чтобы у тебя в жизни больше не было повода для грусти. Если все хорошо, — она кивнула, и Роберт поднялся, — тогда давай приведем тебя в порядок — все заждались тебя внизу.***
Ветер подхватил фату, ероша светлые волосы до плеч, и Эмма невольно улыбнулась, глядя перед собой. Букет в руке немного дрожал, и она поймала ободряющий взгляд отца и крепче сжала его локоть, нуждаясь в его поддержке. Сделав небольшой вдох, она подняла глаза, скользя взглядом по окружающим ее людям: Мэри с почему-то красными глазами, широко улыбающиеся Руби и Дэвид, держащиеся за руки, Тамара с затихшим Уиллом на руках, немного в отдалении — Грэм с едва заметной грустной улыбкой, а прямо перед ней… Все ушло на задний план, и ей захотелось, чтобы они пошли быстрее, чтобы у нее была возможность коснуться, прижаться, чтобы она вдохнула его запах, чтобы все встало на свои места. Киллиан стоял очень прямо, практически не моргая, и смотрел на нее так, словно мир вокруг вовсе не существовал. Его глаза горели, губы были немного приоткрыты, и Эмма неожиданно поняла, как соскучилась по его поцелуям. Она вдруг осознала, что сейчас они поцелуются впервые за долгое время, что после церемонии они снова смогут стать ближе, и сердце стало биться еще чаще. Она едва не споткнулась, залившись краской, но Роберт удержал ее, сжав ее пальцы. Эмма особенно остро вспомнила, как несколько лет назад точно так же шла среди гостей, но тогда все было иначе — она не знала, чего ей ждать, боялась будущего, боялась неопределенности, боялась и ненавидела человека, который ожидал ее, но сейчас все изменилось — ее влекло к нему, и она с замиранием сердца ждала тот момент, когда отец вложит ее руку в ладонь Киллиана. Роберт, на мгновение прижав ее руку к губам, прикрыл глаза, потом притянул ее к себе и, поцеловав в лоб, повернулся к Киллиану, который, подавшись вперед, протянул руку и помог ей подняться на пару ступенек и встать рядом с ним. Ее трясло, и он, заметив это, переплел их пальцы, успокаивая. Мучительно хотелось положить голову ему на плечо, но Эмма лишь подняла голову, глядя на человека во фраке, и сглотнула. Она почти не слышала, что он говорил, потому что прекрасно помнила официальную часть церемонии, но с нетерпением ждала тот момент, когда они должны будут дать клятвы. И когда Киллиан повернулся к ней, сжимая ее руки, она задержала дыхание, чтобы не пропустить ни единого слова. — Наша история началась неправильно. Я ужасно вел себя, я думал только о себе и о своей мести, при этом не отдавая себе отчет в том, что ты ни в чем не виновата и не заслуживаешь такого обращения. Я никогда бы не подумал, что смогу встретить человека, который смог бы что-то изменить в моей жизни. Но ты смогла, — он сделал паузу, собираясь с мыслями. — Я, наверное, никогда не смогу отблагодарить тебя за то, что ты сделала. Ведь ты вернула меня к жизни, ты вернула мне меня, вернула любовь к жизни, заставила снова полюбить, и… Я люблю тебя, Эмма, благодаря тебе я вспомнил, что такое счастье. И я готов весь остаток жизни делать счастливой тебя, если ты позволишь, — она часто моргала, пытаясь справиться со слезами, и слабо кивнула, после чего он, взяв кольцо, надел его на ее палец рядом с другим. Камень блеснул на солнце, и Эмма сглотнула, чуть сжав пальцы, а потом, взяв себя в руки, произнесла: — Для меня все в жизни было несерьезно. Я была уверена с самого детства, что моя жизнь — это сказка, где все происходит так, как мне захочется, и не желала думать ни о ком другом. Для меня имело значение только собственное счастье, я не умела жить, я не знала жизни и не хотела знать, потому что думала, что, когда я выйду замуж, мой муж будет продолжением моего отца и будет угождать всем моим прихотям. А потом я встретила тебя и поняла, как заблуждалась. Ты открыл мне глаза на мир, ты подарил мне больше, чем мог бы кто бы то ни был на свете, и пусть все было не гладко, я счастлива именно сейчас, в эту самую секунду. Только… — она сглотнула, пытаясь сдержать слезы, — только обещай мне, что больше не будет никакой лжи. Что бы ни происходило, как бы ни было сложно — мы будем на одной стороне, мы будем помогать друг другу. Обещай, что мы будем решать все проблемы вместе, а я… Я обещаю, что всегда буду рядом. — Обещаю… — эхом отозвался он, серьезно глядя на нее, и Эмма надела на его палец кольцо, немного подавшись вперед. И Киллиан, не дожидаясь официального разрешения, привлек ее к себе и, обвив руками ее талию, прижался к ее губам. Все эмоции, все чувства — все взорвалось в соприкосновении их губ, и она обняла его, впервые за долгое время расслабившись. И когда они немного отстранились друг от друга, на их губах почти синхронно появилась счастливая улыбка. Взяв ее за руку, Киллиан вывел ее в центр, притянул ближе и переплел их пальцы, Эмма прижалась лбом к его лбу и позволила музыке подхватить их. Они практически не моргали, глядя друг другу в глаза, и в этом взгляде было все, что они еще, возможно, не сказали — он в который раз извинялся за прошлое, она радовалась настоящему, и оба верили в будущее, тесно прижавшись друг к другу. Его рука покоилась на ее спине, она запустила пальцы в его волосы, дрожа от нахлынувших эмоций, и создавалось впечатление, словно прошлого не было — ни ссор, ни лжи, ни недомолвок. Словно не было той свадьбы, словно сейчас все было впервые, но потом позади засмеялся Уилл, гости восторженно начали аплодировать, кто-то выкрикнул «Горько!», и наваждение исчезло. Эмма потерлась носом о нос мужа, и Киллиан расплылся в улыбке, а потом вдруг поднял ее в воздух и закружил. Она засмеялась, вцепившись в его плечи, и прижалась к нему. В этот момент на них со всех сторон посыпались цветочные лепестки, и Киллиан поставил ее на землю, не убирая руки с ее талии, а она положила голову ему на плечо, широко улыбаясь. Его губы касались ее виска, дразня, и Эмма неожиданно поняла, что не отказалась бы от того, чтобы гости как можно скорее ушли, оставив наедине. Но праздник только начинался. Отойдя немного в сторону, Киллиан и Эмма взяли в руки белоснежных голубей и, переглянувшись, выпустили их в воздух. Гости снова закричали, обступив их, а они стояли и смотрели в небо, наблюдая за полетом двух птиц, которые уносились все дальше и дальше, кружа в воздухе рядом друг с другом. Взяв букет, Эмма повернулась спиной к толпе девушек, в числе которых была и Руби, и бросила его, практически сразу же развернувшись. Руби смешно прыгала на месте, прижимая к груди цветы, и бросилась вперед, обнимая подругу. Киллиан, стоящий чуть в стороне, многозначительно посмотрел на брата, и Дэвид фыркнул, закатив глаза, и подтолкнул его плечом. — Теперь твоя очередь. Всего лишь поднять подол, развязать узел и… — Заткнись, — беззлобно отозвался он и подошел к Эмме, которая, покраснев, подняла на него глаза. Их обступили гости, перешептываясь, холостяки самодовольно распрямились, делая ставки, кто окажется следующим счастливчиком, а Киллиан, опустившись на одно колено, осторожно приподнял подол белоснежного платья. Его чуть шершавые пальцы коснулись нежной кожи бедра, и Эмма вздрогнула, вжав его плечо, стараясь дышать как можно ровнее, в то время как он, развязав подвязку, поправил платье, поднялся и, посмотрев на группу собравшихся мужчин, бросил ажурную ткань через плечо. — Вот так-то! — размахивая подвязкой, закричал Дэвид, и мужчина, которого тот оттолкнул в сторону, недовольно потер плечо. Эмма взглянула на Руби, сжимающую букет, и та залилась краской, поджав губы. — Ничего не говори, — предупредила она шепотом. — Даже не думала. Гости разбрелись по территории, решив немного перекусить, кто-то занял место на танцполе, покачиваясь в такт музыки. Роберт, поставив бокал на стол, подошел к Эмме и протянул ей руку, и она, кивнув мужу, последовала за отцом и сжала его руку, улыбаясь. Они танцевали молча, потому что им не нужно было говорить — ей просто хватало знания, что отец все-таки принял ее решение, а он не мог налюбоваться на дочь, которая светилась от счастья. Вдруг раздался странный звук из микрофона, и все взгляды обратились в сторону небольшой сцены, на которой, уже без пиджака, стоял Киллиан рядом со стулом, на котором лежала гитара. Эмма замерла, опешив от неожиданности, и устремила на мужа изумленный взор. — Когда-то очень давно, может быть даже в прошлой жизни, я сидел на полу, находясь в глубокой ночной депрессии, и издевался над несчастной гитарой. И вдруг открылась дверь, и вошедшая девушка попросила меня сыграть что-нибудь, и ее глаза так сверкали любопытством, что я не смог отказать, — Эмма расплылась в улыбке, поняв, о чем он говорит, и коснулась пальцами губ. — Но песня была не готова, и я спел лишь пару строк. Позднее я пытался закончить ее, но у меня ничего не выходило. А потом… Эта девушка пропала из моей жизни, и я снова утонул в себе, и руки сами взяли гитару. И я закончил песню в надежде, что когда-нибудь смогу ее спеть той, кому была адресована, — Киллиан посмотрел на Эмму и выдавил улыбку, нервно скользнув языком по губам. — И сейчас я хочу спеть ее. Гости заняли свои места напротив сцены, и Эмма села на стул, сжав руки в замок, не сводя глаз с мужа, который, поправив рубашку, поставил микрофон на подставку, взял гитару и тронул пальцами струны. Ноты зазвенели в создавшейся тишине и смолкли, растворяясь в воздухе. Помедлив, Киллиан начал играть, и все затаили дыхание. — Веревка перерезана, и я застрял с пустой бутылкой любви. Дай мне ещё один раунд, можешь утопить в океане, в океане бурбона и собственных губ. Дождь прекратился, но, насколько я вижу, судьба, предназначенная мне, не может быть отменена, — его пальцы пробежались по струнам, а голос стал громче, когда он запел второй куплет: — Зубы так глубоко вонзились в меня, я мечтаю вырваться на свободу, приковать себя к кому-нибудь, но ее молчание оглушает… О да, пока я кричу, преследуя самого себя, понимаю, что нет другого пути, и вижу, судьба, предназначенная мне, не может быть отменена… — Эмма не шевелилась, прекрасно понимая, что по щекам текут слезы, но ничего не могла с собой поделать, не отрывая глаз от Киллиана, который напряженно выводил пальцами сложные аккорды, дрожа всем телом. Музыка ускорилась, приближаясь к своему пику, и на припеве мир словно взорвался вместе с хриплым надрывном голосом Киллиана: — Ты никогда не узнаешь, ты никогда не узнаешь, что впереди на твоем пути. Ты можешь потерять его и все же найти свой путь домой. Просто нужно пройти через песчаную бурю… — он устремил горящий взор на Эмму, и та, поднявшись, подошла к нему, поднялась на сцену и, обхватив руками его шею, накрыла его губы своими. Она ощущала, как он был напряжен, и ей мучительно хотелось забрать у него ту боль, что сквозила в каждой строчке песни. Все было предельно ясно — каждая метафора, каждая эмоция, и ее душило осознание того, что этот человек открылся именно перед ней. Он сжал ее в объятиях почти до боли, но ей все равно было мало — она хотела полностью стереть прошлое из его жизни и заменить его будущим.***
Эмма стояла рядом с Руби, сжимая в руке бокал с шампанским, и негромко переговаривалась с ней. Подруга снова и снова восторгалась тем фактом, что именно она поймала букет, а Эмма многозначительно напоминала ей, что подвязку поймал Дэвид и это могло быть знаком судьбы, на что обе подруги только смеялись, не желая думать в такой день о чем-то серьезном. Вдруг она заметила, что Киллиан целенаправленно двинулся в сторону Грэма, который стоял в стороне с бокалом вина и задумчиво смотрел в сторону, ни с кем не разговаривая. Извинившись перед Руби, Эмма пошла следом, чтобы, если что, остановить возможную стычку. — Хамберт, — Грэм повернулся к Киллиану и вскинул голову, прямо глядя ему в глаза. Несколько секунд ни один из них не двигался, сканируя друг друга испытывающими взглядами, но потом Киллиан протянул ему руку, и Грэм, помедлив, ответил на рукопожатие. Эмма замерла, непонимающе глядя на них. — Кажется, я должен поблагодарить тебя. — Будем считать, что мы квиты, — сухо отозвался он. Кивнув, они разошлись с лёгкими улыбками облегчения и выполненного долга на губах. Подойдя к Эмме, которая непонимающе и встревоженно смотрела на него, Киллиан протянул ей руку, мягко улыбнувшись. — Потанцуем? Замешкавшись, она слабо кивнула, сжала его ладонь слегка дрожащими пальцами, подхватила другой рукой белоснежную юбку и вышла за ним в центр зала. Киллиан привлёк её к себе, положив ладонь на её обнажённую спину, переплел их пальцы и прижался губами к её виску, начав покачиваться в такт. Эмма прикрыла глаза, тая от переизбытка эмоций. — Спасибо, — прошептал он, не отрываясь от неё, — спасибо, что дала мне ещё один шанс. И… Я люблю тебя, Эмма, — его глаза блестели, когда он встретился с ней взглядом, и она, смаргивая слезы, порывисто прижалась к его губам. — Я тоже тебя люблю.