Холодным мужчинам

— Что ты здесь делаешь? — Эмма подошла к Грэму, пряча озябшие руки в карманах куртки, и стала изучать его. Он был бледен и подавлен, осунулся и похудел со дня ее свадьбы. Его отросшие волосы ерошил легкий ветер, на щеках была явно не однодневная щетина, а глаза были полны такой глубокой грусти, что ей стало не по себе.       Она привыкла к улыбающемуся Грэму, к Грэму, который всегда развеселит и поднимет ей настроение, который поддержит и поможет, который всегда улыбается. Но совсем не к такому Грэму — этот человек был другим, и он пугал ее. — Ты в порядке? — Да, конечно, — он попытался улыбнуться, но поник, заметив ее многозначительный взгляд. — Я пришел к Тине, — наконец выдохнул он — слова явно дались ему с трудом. Заметив, что Эмма нахмурилась, явно не понимая, Грэм пояснил: — Ты, наверное, не помнишь… Тина — моя сестра-близнец. Она умерла три с половиной года назад, за несколько месяцев до того, как мы с тобой впервые познакомились. — Мой Бог… — прошептала она, прикрыв рот рукой. — Киллиан тогда еще сказал об этом, — кивнул он, убрав руки в карманы джинсов, — уж не знаю, что им двигало, но это было не шибко приятно слышать. Но я не удивлен, что ты не запомнила — тебя, видимо, быстро отвлекли от моей персоны. — Мне так жаль, — Эмма коснулась его локтя, — прими мои… — Соболезнования? — она покраснела, поджав губы. — Ничего, все в порядке. — Я должна была помнить, — поникла она. — Мне так стыдно. — Даже не переживай, правда, — он выдавил улыбку. — Все в порядке, серьезно. — Еще раз прими мои соболезнования, Грэм… — Конечно, — Грэм слабо усмехнулся, — знаешь, наверняка ты слышала о том, что близнецы очень связаны. И это правда. Мы всегда с Тиной чувствовали друг друга, любое изменение в настроении или состоянии, знали, когда кто-то заболевал или влюблялся. И когда она умерла… Я ехал на мотоцикле и едва не врезался в столб, — Эмма вздрогнула, и он отвел взгляд. — Боже… — Не знаю, что меня спасло. Даже приехавшие врачи и полиция сказали, что меня должно было размазать тонким слоем. Я бы умер на месте, но меня в последний момент мотнуло в сторону, и я остался жив в ту самую секунду, когда сердце моей сестры перестало биться. Уж не знаю, что это, но…       Он не договорил, потому что Эмма крепко обняла его и прижалась к нему, уткнувшись лицом в его грудь. Грэм опешил на пару мгновений, обескураженный ее порывом, но потом нежно привлек ее к себе, зарывшись пальцами в ее немного отросшие волосы. — Мне так жаль, Грэм… — прошептала она ему в шею, — так жаль… — Мне тоже, — просипел он, облизнув губы, немного отодвинулся от нее и обхватил руками ее лицо, вглядываясь в ее глаза. — Можно… Можно я попрошу тебя кое о чем? Я бы никогда, наверное, на это не решился, но сейчас почему-то чувствую, что момент подходящий. В другой раз я вряд ли решусь. — Что именно? — Эмма провела рукой по лицу, убирая выбившуюся на лоб прядь волос. — Ты можешь… можешь сказать мне, что любишь меня? Я знаю, что ты уже говорила это, но тогда… Тогда все было не так — ты была обижена на Киллиана, твой мир разрушался и ты сходила с ума от эмоций, обрушившихся на тебя. Но я хочу услышать это хотя бы раз, честно и искренне, потому что я знаю, что любишь, но мне нужно это услышать.       Эмма не двигалась, изумленно глядя на него. Он видел ее остекленевшие глаза, нервно поджатые губы, напряженные плечи и не двигался, терпеливо ожидая ее решения. Он понимал, что ей нелегко, но сейчас он был оголенным нервом, полностью подчиненным эмоциям. Ему нужно было услышать это прямо сейчас, чтобы прийти в себя.       Немного собравшись, Эмма подалась немного вперед, коснулась рукой щеки Грэма, вглядываясь в его глаза, потом едва ощутимо поцеловала его в щеку и грустно улыбнулась. — Да, люблю. Я люблю тебя, Грэм. И, может, в другой жизни, при других обстоятельствах мы были бы возможны, но сейчас… Я знаю, что ты чувствуешь ко мне, — ее губ коснулась грустная улыбка, — знаю, вижу… Но ты же сам понимаешь, что это невозможно. — Понимаю. — Даже когда я ненавидела Киллиана и жила обидой на него, я не смогла бы переступить с тобой черту, потому что все равно любила его. А сейчас люблю еще больше за то, что он согласился меняться ради меня, как это когда-то сделала я. — И я рад за вас, — он сжал ее пальцы, облизнув губы, — я правда рад за вас. Может, я должен ревновать, или злиться, или все и вместе, но в тот момент, когда вы обменивались клятвами, я был счастлив, потому что… Ты была такой счастливой, — его глаза заискрились от нежности, — я никогда не видел тебя такой счастливой. Ты буквально светилась. — Потому что я правда была счастлива. Я наконец-то получила все, о чем мечтала — человека, которого люблю и который любит меня, который будет со мной до конца наших дней. У нас ребенок, дом, работа… У меня появилось все, и в тот момент я особенно ясно поняла это. — Ты заслуживаешь всего этого, Эмма. — Грэм… — она нахмурилась, но он лишь покачал головой. — Нет, правда. Когда я встретил тебя впервые, ты мне была интересна только как женщина, каким-то чудом сумевшая захомутать Киллиана Джонса, но потом… Все изменилось. И еще — мне до сих пор чертовски стыдно за мое поведение в тот вечер, когда я пытался… — он покраснел, поджав губы. — Это в прошлом. Я даже забыла. Точнее, не так… Я хочу признаться, — неожиданно решительно произнесла Эмма, — я думала о том моменте после нашего с Киллианом разрывом. Думала о том, может ли у нас что-то получиться, рисовала в голове наше будущее… И понимала, что это возможно. — Что? — Грэм ошарашенно вытаращился на нее, схватив губами воздух. — Я видела нас вместе, видела нас, как семью, видела наших детей, наши вечера, совместную жизнь… Я знала, что ты сможешь сделать меня счастливой, потому что видела твою любовь… Но в то же время я понимала, что даже самую счастливую жизнь с тобой не смогла бы променять на один единственный шанс относительного будущего с Киллианом. — Спасибо за честность, — он кивнул и нежно провел пальцем по ее ладони. — Тебя подвезти или…? — Нет, меня ждет машина, — она улыбнулась и снова порывисто обняла его. — Я была рада повидаться с тобой, Грэм. Правда. Ты… Ты дорог мне. — Знаю.

***

— Киллиан? — Эмма вошла в дом и прислушалась. Где-то на втором этаже играла негромкая музыка в детской, но к уже знакомой мелодии примешивалась еще одна, едва заметная и словно прерывающаяся. Скинув обувь и куртку, она поднялась на второй этаж и замерла в дверном проеме кабинета — Киллиан, как когда-то, сидел на полу, держа в руках гитару, и наигрывал тихую мелодию. — Ты вернулась, — он нежно улыбнулся и, поднявшись, привлек ее к себе, запечатлев на ее лбу поцелуй. — Я скучал по тебе, но не звонил, чтобы не отвлекать. Все в порядке? — Да, я… я все сделала, — она улыбнулась, с блаженством прижавшись к нему, и впервые за долгие часы облегченно выдохнула. — Мне полегчало от того, что я поговорила с мамой — мне не хватало ее. Я даже не понимала, что настолько сильно. — Я рад, — он улыбнулся и, подойдя к столу, взял какие-то бумаги, — а я нашел кое-что. Этакая ностальгия, знаешь? — Киллиан усмехнулся, выгнув бровь, и протянул ей скрепленные листы бумаги. Эмма нахмурилась, скользнув взглядом по напечатанным строчкам, и замерла. — Это наш… — Договор, да, — он кивнул. — Столько времени прошло… Даже не верится, что когда-то это было главной частью нашей жизни, — он пробежался глазами по тексту и усмехнулся. — Киллиан Джеймс Джонс и Эмма Анна Свон-Голд… Хотя сейчас уже скорее Свон-Голд-Джонс, — Киллиан блеснул довольной улыбкой. — Тогда уж просто Эмма Джонс, — засмеялась она, — мне нравится осознавать, что я принадлежу человеку, которого люблю. Поэтому я лучше остановлюсь только на твоей фамилии. — Мне определенно это нравится, — Киллиан легко поцеловал ее, задумчиво глядя на договор. — Знаешь, у меня появилась идея — давай избавимся от них? — Эмма непонимающе смотрела на него, и он, взяв оба договора, схватил с кухни спички и вместе с женой вышел на улицу. Положил скрепленные бумаги на дорожку и поджег их. — Ай! — Эмма отскочила в сторону, изумленно приоткрыв рот, и уставилась на мужа. — Но зачем? — Потому что я хочу избавиться от всего, что вынуждало нас быть вместе. Я хочу, чтобы мы были потому, что сами этого хотим. Потому что я люблю тебя, потому что ты — моя жизнь… — подойдя к ней, он поднял ее в воздух и, прижавшись к ее губам, стал кружить.       Она засмеялась, вцепившись в его плечи, и крепче обняла его, счастливо улыбаясь. Ее сердце билось часто-часто, наполненное любовью, глаза светились от нежности, и она в который раз ловила себя на мысли, что никогда не была счастливее когда-либо, чем с этим человеком. — Я люблю тебя, — прокричала она в ответ, широко улыбаясь, — и я тоже хочу оставить все это в прошлом. Пусть будет только настоящее и будущее. — Счастливое будущее, — прошептал Киллиан, поставив ее на пол, — потому что я планирую до конца своей жизни повторять тебе одни и те же слова, до тех пор, пока они тебе не надоедят, и даже тогда я не остановлюсь. Потому что я люблю тебя, люблю, люблю, люблю…       Эмма снова засмеялась и поцеловала его, обхватив руками ее плечи. Он скользнул ладонями по ее телу, прижимая ее ближе, и они целовались рядом со сгорающими правилами их прошлого, которые уносил ветер вместе с обуглившимися кусочками куда-то вдаль.       Проверив ребенка, они медленно потянулись в сторону спальни, не прекращая целоваться и неразборчиво шепча какие-то глупости, которые могли бы показаться настоящим бредом, но им было хорошо — им хотелось дышать этой нежностью, хотелось растворяться друг в друге, хотелось дарить друг другу себя без остатка, потому что каждая их близость была словно особенной.       Они общались на языке поцелуев, спорили через рваные вдохи и выдохи, делились мечтами стуками своих сердец и задыхались от какофонии сливающихся воедино стонов. В такие моменты не хотелось вести себя правильно или делать то, что принято, следить за собой и думать о будущем, хотелось просто быть, действовать, двигаться, соприкасаться и сходить с ума от наваждения, охватившего обоих.       Каким-то непостижимым образом она смогла вернуть его, старика с умершей душой, к жизни, вернуть ему желание продолжать бороться, а он сумел из ребенка, ничего не смыслящего в жизни, создать настоящего человека. Возможно, их встреча была лишь обычным стечением обстоятельств, и в другой момент они бы не встретились, но все обернулось именно так — они изменили друг друга, впустив свет.       Нежно касаясь губами виска жены и прислушиваясь к ее тихому дыханию, Киллиан думал только о том, что больше никогда не оступится, чтобы не предать ту, которая подарила ему больше, чем он заслуживал. Он хотел добиться того, чтобы мог назвать себя достойным этой женщины. А Эмма просто дышала его легкими, рисуя в голове картинку спящего Уилла, который сейчас наверняка тоже счастливо улыбается.       И в этом было какое-то совершенно обычное, но в то же время ничем не передаваемое счастье, настоящее, человеческое, к которому стремится каждый. И хотелось поймать момент, схватить его рукой и больше никогда не отпускать, остаться в нем навсегда и дышать, дышать, дышать друг другом с единственной мыслью в голове — любовь есть, она совершенно точно существует и способна на все, что угодно.       Даже воскресить потерянную душу и зажечь заранее обреченную на провал.