Wings of Angel

POV Джерард Сквозь стену дождя я почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд и резко вскинул голову, видя какого-то парня в метрах двадцати от себя. Из-за темноты и сильнейшего ливня я не смог его узнать, но мгновенное осознание одной простой истины заставило все мои внутренности сжаться. Кто-то знает А парень медленно приближался, и скоро я смог различить черты его лица. Это был тот телекинетик, который приехал в школу несколько недель назад. Кажется, его звали Фрэнк… Но сейчас это было неважно. Мной овладевала паника. Никто не должен узнать… Парень подошёл практически вплотную ко мне и молча разглядывал мои крылья. Я не мог прочитать на его лице ни единой эмоции, но я был почти уверен, что Фрэнк был очень удивлён. Еще бы, не каждый день увидишь такого урода с крыльями. Даже в нашей сумасшедшей школе такие мутации были редкостью. А точнее, за десять с лишним лет я не видел никого. Я почувствовал, что в уголках глаз начали скапливаться слёзы. Ты отвратителен, Джерард! Не дай бог, кто-то узнает о твоих крыльях! Я мотнул головой, отгоняя так некстати нахлынувшие воспоминания, и попытался подняться на ноги, хватаясь руками за ствол дерева. Встать получилось не сразу. Меня колотило, где-то глубоко внутри медленно зарождалась истерика, а мозг продумывал все возможные варианты развития событий. «Вот сейчас, через секунду, он оскорбит тебя. Скажет, что они уродливы. А потом уйдёт. А наутро уже вся школа будет знать о том, какая у тебя мутация. Ты станешь изгоем, Джерард. Снова», — твердил настойчивый голос в голове. И я был готов на коленях умолять Фрэнка никому ничего не говорить, но его следующие слова потрясли меня настолько, что я на секунду потерял дар речи. — Они прекрасны, — парень потянулся к крыльям рукой, но я быстро отпрянул, с испугом глядя на него. Айеро попытался натянуто улыбнуться и убрал руки в карман толстовки. — Извини. Я не хотел тебя напугать. — Что ты здесь делаешь? — сквозь зубы процедил я, стараясь не выдать своего дрожащего голоса. Я не знал, почему Фрэнк назвал мои крылья прекрасными. Не знал и не хотел знать. Я просто хотел, чтобы все оставили меня в покое. — Мне не спалось, и я решил прогуляться, а тут ты, и я… — Фрэнк начал путаться в собственных словах и быстро перешёл в наступление: — Почему ты их прячешь? — Это не твоё дело, — я мотнул головой, стряхивая воду с волос, и отвёл взгляд, не желая смотреть на Фрэнка. Он мог стать тем, кто меня погубит. Я не мог этого допустить. Поэтому я совсем тихим шёпотом попросил Айеро: — Умоляю, не говори никому. Я сделаю что угодно, только пообещай мне, что об этом никто не узнает. — Я никому не скажу, это твоя тайна, — я с облегчением выдохнул. Не было никакой гарантии, что Фрэнк сдержит своё обещание, но я надеялся на его честность. Однако следующие его слова заставили меня тихо выругаться. — Но ты, кажется, забыл, что мы находимся в месте, полном телепатов. Я не знаю, как не дать им проникнуть в моё сознание. Я всего лишь телекинетик. Я обречённо вздохнул и прислонился к насквозь мокрому стволу дерева. Он прав. Телепаты смогут прочитать его мысли. Вряд ли он сможет вообще не думать о том, что увидел. Такое не забудешь… И тут меня словно током шибануло. Выход есть. Десять лет назад по моей просьбе профессор смог поставить мне защиту от чтения мыслей. Но я не был уверен, что Фрэнк согласится на это. Это было безумно больно. Мне шестилетнему казалось, что я побывал во всех кругах Ада. Сомневаюсь, что, если я бы проходил через эту процедуру сейчас, многое бы изменилось. Тогда было такое ощущение, что моё сознание раскалывают на несколько частей, переделывают их, а потом строят из них стену. Я потерял сознание от боли. Когда я очнулся, мне показалось, что во мне что-то изменилось, но я не мог точно сказать что. Вряд ли Фрэнк пойдёт на такое. Он же почти не знает меня… Из воспоминаний меня вырвало осторожное прикосновение к моему плечу. Я дёрнулся и посмотрел на Фрэнка, чуть крепче сжавшего пальцы, словно опасаясь, что я сейчас растворюсь в воздухе. — Не переживай, Джи, я что-нибудь придумаю, — он успокаивающе погладил меня по спине, но я лишь отстранился и прошипел: — Не смей меня так называть, — такое сокращение моего имени напоминало мне о детстве, которое я всеми силами старался забыть. Никто не может так звать меня. Это то, что навсегда должно остаться в глубине моей души. — Хорошо, извини, — Фрэнк поднял руки и сделал шаг назад, в его взгляде был лёгкий испуг. Думаю, он не ожидал, что я буду проявлять агрессию. Действительно, я ведь всего лишь тень, периодически мелькающая по школе, кому придёт в голову меня опасаться? Ведь никто меня не знает. Я вновь отогнал от себя такие мысли, возвращаясь к более насущным проблемам. — Можно попросить Профессора поставить тебе защиту от чтения мыслей. Я думаю, ты слышал, что он уже проделывал такое со мной, — в этой школе все знали друг о друге всё, так что я даже не сомневался в том, что Фрэнк знает о барьере в моём сознании. — Хотя вряд ли ты на это согласишься. Ощущения не из приятных. Такое чувство, будто твою голову засунули в печь, а мозги режут раскалённым ножом, — я отвернулся от парня, думая, что сейчас он пошлёт меня, а потом уйдёт. И какой-нибудь телепат, решивший ночью попить воды, услышит его мысли. И тогда всему придёт конец. И я был в шоке, услышав слова Айеро: — Я согласен, — я удивлённо уставился на него, но парень оставался совершенно спокойным и смотрел мне прямо в глаза. Я чувствовал себя некомфортно под этим взглядом, но не отвернулся. Если Фрэнк действительно сделает то, о чём сказал, то я буду обязан ему до самого конца своей жизни. — Ты… правда это сделаешь? — сейчас я не смог скрыть дрожь. На кону было слишком многое. — Да, — Айеро выглядел более чем уверенным. — Я прямо сейчас пойду к Профессору. Это не твоя вина, что я решил прогуляться ночью, и не твоя ошибка, что я увидел тебя. И не тебе за неё расплачиваться. Для тебя важно сохранить твою тайну. И я готов разрезать своё сознание, если это поможет тебе. Я тебе не враг, Джерард, — с этими словами Фрэнк отвернулся и пошёл по направлению к школе. И почему-то я верил в то, что он прямо сейчас вытащит Профессора из кровати и добьётся того, чтобы ему поставили защиту. Дождь всё сильнее размывал силуэт уходящего парня, и когда я уже почти не видел его, я словно очнулся ото сна. — Спасибо тебе! — сейчас это всё, что я мог сказать. Я был слишком поражён тому, что кто-то мне помог. Но я ведь никто, зачем Фрэнку это? Я не знаю ответ. Раздираемый собственными мыслями, я поднял мантию и завернулся в неё. Ткань промокла насквозь, но мне было плевать. Накинув капюшон и подняв с земли блокнот, я пошёл в школу. Ночью она выглядела очень мрачно, а при свете молний просто становилась декорацией к фильму ужасов. Огромное пятиэтажное здание напоминало скорее замок из средневековья, потому что было каменным и украшенным разнообразными башенками и скульптурами, и первое время я немного его боялся, но меньше чем через год это место стало мне домом, которого у меня никогда не было. Я не завёл здесь друзей и семьи, кроме Профессора, но здесь я был в безопасности. К тому же, учителя оказались очень понимающими и занимались со мной отдельно. Даже жил я в одиночестве, чего не было позволено никому из учеников. Я тихо прикрыл за собой дверь школы и пошёл по пустующим коридорам. Я не бывал на первом этаже в учебное время, потому что здесь всегда очень много учеников. Многие из них бегали, у других мутации выходили из-под контроля, а кто-то мог просто случайно зацепиться за край моей мантии. И тогда мой секрет бы раскрылся. Я не мог этого допустить. Когда я поднимался по лестнице мимо второго этажа, я услышал чьи-то голоса. Первый принадлежал Профессору, а второй… Фрэнку? Выходит, он всё-таки сдержал обещание… Я поспешил убраться с этого этажа, пока меня не заметили. Мне не хотелось сейчас объясняться с Профессором. Нам придётся с ним поговорить, так же, как и с Фрэнком, но эти разговоры вполне ждут до завтра. Сейчас я просто хочу отдохнуть. Я зашёл в свою комнату. Здесь был полный бардак. Во всей школе это было единственное место, где я чувствовал себя в абсолютной безопасности. Это был мой маленький мирок, в котором я был единоличным правителем. Последние девять лет я жил в привычной мне обстановке, спрятавшись в свой панцирь из одиночества и ядовитого сарказма в сторону любого, кто пытался ко мне приблизиться. И я сам всё разрушил. За девять лет я ни разу не снял мантию вне своей комнаты. И сегодня, когда мне хоть на несколько минут захотелось расправить крылья, почувствовать на перьях капли дождя, появился он. Телекинетик, приехавший в школу лишь несколько недель назад. Он уничтожил мой хрупкий мир, и теперь моя судьба была в его руках. Убедившись, что дверь в комнату закрыта на защёлку, я снял мантию и повесил её на крючок, а потом пошёл в свою собственную ванную комнату. Там стояло большое зеркало во весь рост, покрытое сетью мелких трещин и завешанное тяжёлым покрывалом. Я ненавидел смотреть в собственное отражение. Я не умел любить себя. Не мог принять то, что родился уродом. Раздевшись, я залез в душевую кабинку и включил горячую воду, пытаясь расслабиться. Перья опять намокли, и я знал, что ночью они будут мешать мне спать, но мне было плевать. С крыльями в принципе спать неудобно. Так что мне не привыкать. Я не спеша водил руками по своему телу, мысленно обдумывая то, что завтра скажу Профессору. Он, несомненно, будет задавать вопросы. До этого лишь учителя знали о моей мутации, а Фрэнк, хоть и вёл занятия у телекинетиков, всё-таки являлся студентом. Это будет тяжёлый разговор. Вздохнув, я вышел из кабинки, ступая на мягкий коврик и надевая огромный халат, который собрался в складки у пола. Крылья неприятно сложились, и я чуть пошевелил спиной, стараясь наиболее удобно расположить их вдоль тела. Я не любил прорези в одежде, потому что они заставляли меня вновь и вновь смотреть на эти ужасные ошибки природы. Отвратительные. Когда я проходил мимо завешанного зеркала, в моём сознании вспышкой пронеслась одна фраза, которую сказал мне сегодня Фрэнк. Они прекрасны Секунду поколебавшись, я развязал халат и скинул его с себя, а потом стянул покрывало с зеркала, встречаясь взглядом с собственным отражением, пересечённым тысячей трещин. Я был похож на мертвеца. Измождённое лицо с синяками под глазами, отросшие почти до плеч нечёсаные волосы и худое тело. Сквозь едва ли не прозрачную кожу виднелись синеватые дорожки вен, а по костям можно было провести пальцами. Ещё одна особенность мутации. Птицы должны иметь лёгкий скелет и минимум массы тела, чтобы подниматься в воздух. Я не могу набрать вес, сколько бы я не ел. Уродливый. Вздохнув и на секунду прикрыв глаза, собираясь с мыслями, я повернулся к зеркалу спиной и посмотрел в него через плечо, разглядывая крылья. Они были большими, если я полностью раскрывал их, то размах был около трёх метров. Профессор всегда говорил, что это мой дар. Способность летать — одна из самых редких физических мутаций. И когда, я, будучи четырёхлетним ребёнком, обнаружил первые пёрышки на своей спине, я был счастлив. Тогда я не знал ничего о мутантах и о том, что я не один такой. Я считал себя особенным и никому не говорил об этом. Месяца через два крылья выросли полностью. Тогда ещё они не были такими большими, они росли вместе со мной. Но тогда я впервые попробовал взлететь. Это был задний двор нашего дома, и я прыгал с кучи старых коробок. И у меня получилось. Я смог провисеть в воздухе всего секунд десять, но этого было достаточно. Я поверил в то, что я действительно ангел, как меня часто называла бабушка. Я грустно улыбнулся, вспоминая Елену. Она была единственной, кто поддерживал меня, когда все узнали о моём даре. Вот только «дар» обернулся проклятием. Я аккуратно провёл пальцами по россыпи уродливых шрамов на спине. Большая часть из них была сосредоточена вокруг основания крыльев, остальные — лишь неудачные попытки, когда я промахивался. Я помню, как нанёс каждую из этих ран. Канцелярским ножом, раскалённой железкой или обычным лезвием. Но были и другие инструменты. Я пытался избавиться от крыльев. И пытался избавиться от самого себя. Я перевёл взгляд на предплечья, тоже сплошь покрытые шрамами, которые никогда не исчезнут полностью, постоянно напоминая мне о моей слабости. Я не смог убить себя, и это главное, о чём я жалею. — Ты один из них, — прошептала мать, когда увидела, как я упал на землю после своего первого «полёта». Её слова были вытравлены в моей душе кислотой. Именно тогда я понял, что со мной что-то не так. — Ты урод! — кричали мне дети на площадке и убегали, оставляя меня в одиночестве. В тот момент я осознал, что не подхожу этому миру. — Я боюсь тебя, — признался мне мой девятилетний брат, когда я вновь попробовал летать. В ту секунду я навсегда остался один. Моя бабушка поддерживала меня в течение полугода после того, как моя семья узнала о моих крыльях. А потом она умерла, оставляя меня наедине со всем миром. Через два месяца после её смерти я напугал своего старшего брата, который убежал из комнаты, признавшись, что он боится. Тогда я впервые попытался убить себя. Мне было всего пять, я ничего не знал о жизни, но уже ненавидел её. Мутация отняла у меня детство. Я выпил отбеливателя, но меня спасли. Я попал в больницу, куда ко мне пришёл Профессор. И я больше не возвращался домой. Последний раз взглянув на шрамы, я вновь завернулся в халат и вернулся в комнату. За окном всё так же лил дождь, осень постепенно вступала в свои права. Включив ночник на прикроватной тумбочке, где кроме лампы стояли часы и лежало несколько книг и телефон, я с облегчением упал на постель и перевернулся на бок. К счастью, Профессор вошёл в моё положение и в моей комнате кровать была двуспальной, иначе бы крылья просто свисали. Рядом с подушками сидел потрёпанный плюшевый медвежонок «Тедди» с пуговицей вместо одного глаза. Это было единственное напоминание о моей семье и о доме, где я провёл первые четыре года своего детства, не омрачённого мутацией. Этот медвежонок был единственным моим сокровищем. Прикасаясь к нему, я словно возвращался в те времена, когда ещё был счастлив. Обняв игрушку и прижав её к груди, я лежал на кровати, вслушиваясь в шум дождя и ещё раз мысленно проматывая воспоминания о сегодняшнем вечере. Впервые за десять лет я доверился кому-то кроме Профессора. Мне просто не оставили выбора. Мне предстоит нелёгкий разговор с Фрэнком, и я не знаю, к чему это приведёт. Невольно он стал хранителем моей тайны, и теперь только от него зависит, стану ли я изгоем в этой школе. Да, тут все были мутантами, но ни у одного из них не было крыльев. Никто из них не мог принять свою мутацию в течение десятка лет. Максимум на это уходило года два. А я, даже спустя столько времени, ненавидел себя. Я жив лишь благодаря Профессору, который внимательно следит за тем, чтобы я не наложил на себя руки. Невольно на глазах выступили слёзы, и я крепко зажмурился, стараясь сдержать свои эмоции, но одна солёная капля всё-таки скатилась по моей щеке. И это добило меня. Я расплакался, как маленький ребёнок. Я закусывал губу до крови, стараясь сдержать всхлипы, и изо всех сил прижимал к себе медвежонка, словно надеясь, что он защитит меня от всего мира, поможет мне справиться с этим. Но я был совершенно один. Я боялся думать о том, что Фрэнк может и дальше продолжать свои попытки сблизиться со мной. Потому что теперь у него есть то, чем он может меня шантажировать. Я не хотел ни с кем общаться, я привык быть один. Слишком долго я выстраивал свой панцирь, слишком дорого я заплатил за то, чтобы быть в безопасности. Я знал, что это звучит трусливо, но это было правдой. После всего, что со мной случилось, я просто боялся доверять людям, даже если они были такие же, как я. Я убедил себя, что мне лучше одному, что в одиночестве моя сила. Но верю ли я в это сам? Я не знаю. Последние годы я не жил, а существовал в придуманном мной же мире. Я потерялся в самом себе. Лабиринт сознания, в который я себя загнал, казался мне непроходимым. Я был уверен, что не смогу научиться любить себя и обречён всю жизнь прожить в ненависти. Но странный телекинетик, согласившийся ради меня расколоть своё сознание, не шёл у меня из головы. Хэй, Фрэнк, научишь меня жить?