He owns you now

Под руководством Феникса охранники поволокли Брайана в сторону хозяйственных построек, и Дом был вынужден последовать за ними. К удивлению Торетто, не только Картер и Хаиме, но практически все, кто был у бассейна, увязались следом. Поэтому к месту назначения — им оказалась небольшая пыльная площадка между кирпичных сараев — прибыла целая толпа. Посреди площадки возвышались два деревянных столба, с которых свисали кандалы. Брайана поставили между столбами и приковали за руки, после чего Феникс окликнул копавшегося в сарае старика (судя по одежде, садовника), и тот быстро приволок пластиковый короб, в каких обычно держат садовый инвентарь. Только вместо граблей и пакетов с удобрениями в сундуке лежали кнуты и плетки. Большинство орудий выглядели настолько устрашающе, что Дом даже попятился, когда открытый сундук поставили перед его носом. Между тем старый садовник с невозмутимым видом достал оттуда металлическую трубу примерно двух футов длиной, на концах которой болтались кожаные ремни, и вручил ее бандитам, приковавшим Брайана. Дом все еще пытался сообразить, для чего нужна эта штука, когда ей уже нашли применение. Сдернув с О’Коннера мокрые после купания шорты, охранники развели его ноги в стороны и пристегнули перекладину к его лодыжкам. Доминик наконец вспомнил, что это: металлическая распорка для ног, такую он однажды видел в какой-то садо-мазо порнухе. Ему стало невыносимо жаль Брайана: он снова был унижен, выставлен на всеобщее обозрение — голый под палящим солнцем, с раздвинутыми в стороны ногами. И при этом его надлежало еще и бить!.. — Выбери розги, — Торетто вздрогнул, услыхав шепот Жизель, которой удалось незаметно подойти к нему вплотную. — Тебе не надо его калечить. Можешь даже совсем не сильно — главное, чтобы было эротично. Они это любят. Дом понял, что она говорит о зрителях. Он обвел взглядом собравшуюся полукругом толпу. Взгляды членов картеля светились похотью и злорадством; Картер, казалось, был на седьмом небе от счастья; юные рабыни выглядели испуганными, но не могли отвести глаз от распятого между столбов Брайана, и даже в глазах некоторых из них можно было заметить огонек вожделения. — Что это ты ему все шепчешь да шепчешь на ушко? — недовольный Феникс взял Жизель за локоть и оттеснил ее от Торетто. — Вчера шептала, и сегодня. Уж не замышляете ли вы чего, а?.. Дом закрыл глаза и сделал глубокий вдох, чтобы немного успокоиться. Ему было тяжело видеть Феникса и не свернуть ему шею. Жизель с легкостью вывернулась из хватки темнокожего бандита и с презрением произнесла: — Делай свое дело, Феникс, и не болтай глупостей!.. Процедив что-то сквозь зубы, тот отошел в сторону. — Что выберет сеньор? — спросил Доминика садовник на чудовищно ломаном английском. При этом глаза старика выражали не больше эмоций, чем стеклянные бусины. Торетто еще раз взглянул на кнуты и плетки, а потом на испанском попросил принести ему розги. Садовник побежал обратно в сарай и тут же вернулся, с трудом волоча наполненное до краев водой ведро, из которого торчал пучок гибких прутьев. Вытащив один прут из ведра, Торетто смог убедиться, что он был достаточно гибким и при этом порядочной толщины — то есть, избивая им человека, можно было причинить много боли. Если постараться, такой штукой можно было даже оставить шрамы. Но Дому было нужно как раз-таки обратное. «Эротично?.. Как, черт побери, можно сделать это эротично?» — думал он, взвешивая прут в руке. Доминик не слишком-то понимал людей, увлекающихся садо-мазо. По мнению Дома, уж если бить кого-то — то со всей силы, чтобы поскорее вырубить. И никаких там игр. Избивать связанного беспомощного человека — верх подлости и трусости. Ему самому никогда не доставило бы удовольствия… Но тут он вспомнил, как прошлой ночью хлестал О’Коннера по заднице и жестко трахал его, привязанного к кровати — и да, это было действительно «охуенно», как выразился сам Брайан. Торетто обошел столбы кругом, чтобы заглянуть Брайану в лицо. Дом злился на него — за то, что он втянул его и Летти во все это, за то что не мог вести себя тихо в своей новой роли и за то, что заставлял Дома хотеть себя. Хотеть таких вещей, которых ему раньше не хотелось ни при каких обстоятельствах. Брайан был сногсшибательно красив. От вида его, распятого обнаженным между столбов, действительно захватывало дух. О’Коннер нисколько не казался жалким. Он был все еще не сломлен — ноздри его раздувались от ярости, а голубые глаза сверкали гневом. Брайан был похож на юного греческого бога, которого недругам удалось обманом захватить в плен. Дом и сам почувствовал себя героем какого-то мифа. Или, скорее, переместился в прошлое — туда, где рабовладение, извращенность и тяга к насилию считались нормой. Возможно, в тот самый Древний Рим, под который Брага так тщательно пытался стилизовать свои владения. Прошлое далеких предков Торетто словно дохнуло ему в лицо, и в его дыхании слышался запах пыли, пота, крови и семени. И хотя разум Доминика ужаснулся, сердце его забилось чаще, а кровь взволновалась. Дом позволил себе поддаться нахлынувшим страстям. Шагнув к Брайану, он взял его за подбородок. — Получишь ровно двадцать ударов, — произнес Дом. — Будешь считать их. Громко, чтобы все слышали. Собьешься хоть раз — начну все сначала. Понял меня?.. О’Коннер молча кивнул. — Хорошо, — Дом потрепал Брайана по щеке, якобы довольный его послушанием. Воспользовавшись моментом, он наклонился к его уху и прошептал: «Держись!». Отстранившись, Дом увидел, как Брайан нервно облизал губы, и ему до жути захотелось поцеловать их. Снова оказавшись позади агента, Дом придирчиво осмотрел выбранный им ранее прут, на пробу взмахнул им и со свистом рассек воздух. О’Коннер едва заметно вздрогнул, услышав этот звук, и напрягся в ожидании боли. Страстно желая поскорее покончить со всем этим, Доминик замахнулся и ударил. Брайан дернулся и подался вперед, безуспешно пытаясь уйти от настигшей его розги. Поперек спины агента тут же вспухла и заалела первая полоса. О’Коннер не издал ни звука. — Брайан, считай! — напомнил Дом, проведя кончиком прута вдоль его позвоночника и в который раз невольно восхищаясь красотой этого тела. — Один, — пробормотал Брайан. Торетто снова взмахнул прутом и нанес второй удар параллельно первому, а потом сразу третий и четвертый, стараясь бить не слишком сильно и не попадать в одно и то же место. Брайан продолжал считать. К десятому удару Доминик вошел в определенный ритм. Он уже понял, как надо хлестать, чтобы остался след, но не рассекая кожу. Пару раз он все-таки перестарался, и у Брайана выступила кровь — и совесть Дома уже вовсю грызла его за это. Но О’Коннер ни разу не застонал и не вскрикнул. Он по-прежнему произносил лишь номера. Вначале Дом не хотел трогать его ягодицы, хотя они выглядели очень привлекательной мишенью. Но после дюжины ударов спина Брайана была уже настолько полосатой, что Дому волей-неволей пришлось целиться пониже. Когда розга прочертила след на молочно-белой коже обеих полушарий, Брайан издал первый крик боли. И, застеснявшись этого, громко выматерился и прошипел: «Тринадцать!». До слуха Дома также донесся чей-то приглушенный стон из толпы — определенно то был стон наслаждения. Решив дать Брайану небольшую передышку, Торетто остановился и недовольно поглядел на зрителей. Они смотрели на происходящее во все глаза. Находившийся ближе всех Картер Вероне шумно дышал через рот, а его обтягивающие плавки от «Армани» выдавали внушительный стояк. Как успел заметить Дом, стояло у каждого второго мужчины. Гостей картеля возбуждало насилие. Впрочем, зная большинство этих людей, Доминик почти не удивился. Торопясь поскорее закончить экзекуцию, он быстро нанес следующие три удара. Брайан едва успевал считать, но кое-как справился. — Чего ты с ним церемонишься — заставь проклятого копа кричать! — услышал Дом недовольный голос Феникса. Торетто тут же снова вспомнилась Летти, ее лицо, а потом он представил останки ее машины, догорающие где-то в пустыне. Он думал о Фениксе, когда наносил удар, о том, что отомстит — но сила его гнева досталась Брайану. О’Коннер снова вскрикнул и зазвенел цепями, тщетно пытаясь освободиться. — Считай, черт тебя дери! — прорычал Дом, с ужасом осознав, что если агент не сделает это, ему придется сечь его еще столько же, или даже больше. Тогда он точно превратит его спину и зад в кровавое месиво… — Семнадцать! — всхлипнул Брайан. — Молодец, — пробормотал Торетто. Он хлестнул его еще раз по ягодицам и два раза по бедрам. Как только О’Коннер выкрикнул «двадцать», Дом отшвырнул розгу и выжидающе уставился на Феникса. Тот с неохотой отдал приказ освободить Брайана. Когда оковы были сняты, колени агента подогнулись, и он, дрожа, осел на песок. Прежде чем уйти, Жизель быстро подошла к Брайану, склонившись, прошептала слова утешения и ласково погладила по плечу. Не поднимая головы, О’Коннер поспешно вытер выступившие слезы, затем нашел свои шорты, валявшиеся на песке, и постарался как можно скорее натянуть их на себя. Поняв, что больше ничего интересного не предвидится, зрители стали расходиться. Один лишь Картер остался, вызывающе глядя на Доминика. — Шоу окончено! — произнес Дом, с тревогой отметив, что Картер подошел ближе к О’Коннеру и пристально рассматривает его исполосованную спину. — О, я только хотел убедиться, что ты проучил его как следует, — ответил аргентинец. — Хотя на твоем месте я бы выбрал кнут. — Ты не на моем месте! — Пока еще нет. Но твой золотой мальчик станет моим через неделю. И для него же лучше, если за эти семь дней ты добьешься идеального послушания. Знаешь, я страшно не люблю строптивых. И неопытных тоже не люблю. Если ты так заботишься об этом федерале, научи его всяким интересным штукам в постели: чем лучше он будет ублажать хозяина, тем дольше проживет! Дом сделал шаг вперед и оказался нос к носу с Вероне. Тот немного занервничал, сообразив, что охранники уже отошли достаточно далеко, а Феникс в одиночку не сможет удержать Торетто. Но Дом не собирался нападать. — Ступай прочь, Вероне, — очень тихо и спокойно произнес он. — И ублажи себя сам! У Картера задергалось веко — слова Дома попали точно в цель. — Скоро увидимся, Торетто! — злобно прошипел он прежде, чем направиться прочь. — Очень и очень скоро!.. — Пойдем, Брайан, — мягко позвал Дом, но агента не надо было долго упрашивать — он был только рад поскорее покинуть место порки. Направляясь к особняку, они снова были вынуждены пройти мимо бассейна. К счастью, близилось время обеда, поэтому почти все гости уже разошлись по комнатам, чтобы переодеться. Немногие оставшиеся снова вылупились на них. Торетто не стал ругать О’Коннера за задержку, когда тот бросился поднимать с кафеля свою футболку и затем, морщась от боли, надел ее на себя. — Ты в порядке? — все-таки не удержался и спросил Дом, когда они отошли от гостей на приличное расстояние. — Да… Не думал, что будет так больно. Ведь это были всего лишь прутья!.. — Судя по их толщине, я бы сказал, что это палки. — И ты мог не бить меня так сильно! — А ты мог не трогать Картера Вероне. Брайан надулся и замолчал. До комнаты Доминика они добрались без приключений. Дом невольно вздохнул с облегчением, наконец-то оказавшись вдали от любопытных глаз. Судя по выражению лица Брайана, тот был рад этому еще больше. Тем не менее, О’Коннер после всех выпавших на его долю испытаний все еще оставался самим собой, так как сообразил в очередной раз проверить помещение на наличие жучков. Когда Брайан покончил с этим, так ничего и не обнаружив, Дом велел ему оставаться в комнате и отдыхать, а сам направился к двери. — Ты куда? — забеспокоился агент. — Поищу доктора. Для тебя. — Но мне не нужен доктор! — запротестовал Брайан. — Это же ерунда, просто ссадины! — Их надо обработать. Еще не хватало, чтобы ты получил заражение крови. — Не доктора!.. Не хочу, чтобы., — тут Брайан смутился и замолчал. Но Доминик понял, что он имел в виду: О’Коннеру не хотелось, чтобы его снова осматривали. — Ладно. Я поищу аптечку. Выйдя в коридор, Торетто посчастливилось вскоре наткнуться на одну из горничных, полноватую пожилую мексиканку, которая везла тележку с полотенцами и постельным бельем. Едва Дом успел произнести слово «аптечка», как женщина сбегала в кладовку в конце коридора и тут же вернулась, держа в руках белый чемоданчик с красным крестом. Поблагодарив горничную, Доминик вернулся к себе. В аптечке обнаружились бинты, пластыри, дезинфицирующий спрей, мази, несколько видов обезболивающих и — конечно, куда же без них! — пачка кондомов и тюбик смазки. Прежде чем Торетто успел предложить свою помощь, Брайан схватил бактерицидный спрей и цинковую мазь и скрылся с ними в ванной. Дом услышал, как О’Коннер включил воду. Пожав плечами, Доминик уселся в кресло, вытянул ноги и стал ждать. Судя по всему, Брайан смог вполне успешно принять душ, но вскоре после этого из-за дверей ванной комнаты раздались возня и ругательства. Для приличия Дом выждал еще немного, потом подошел к двери и постучал. — Выходи. Хватит дурачиться. Вскоре дверь отворилась, явив его взору крайне смущенного Брайана. — Не дури, — повторил Дом. — Сам себе спину ты не намажешь. Давай ложись на кровать, я помогу. Не бойся, приставать к тебе не буду. — Да я и не думал об этом, — пробормотал Брайан, укладываясь на живот. Он поежился, когда Доминик довольно бесцеремонно сдернул полотенце с его бедер. — Ничего себе, как я тебя приложил, — покачал головой Торетто и взял в руки спрей. — Что ж, потерпи, сейчас пощиплет. — Да ерунда. Хуже уже не будет… Ай! Уй!.. У, бляяя!.. Брайан задергался, и Дом, успокаивая его, положил ладонь ему на загривок. Потом, не удержавшись, потрепал агента по светлой макушке. — Вот и все. Сейчас еще мазь… Будь на моем месте Мия, она наверняка выбрала бы йод. — Нет уж, мне на сегодня хватит боли, — признался О’Коннер. — Кстати, как она поживает? Твоя сестра? Дом задумался, стоит ли рассказывать Брайану про Мию, но все-таки ответил: — Лучше, чем я сам. Недавно закончила колледж, работает медсестрой. — Правда?.. Рад за нее. Она с кем-нибудь встречается? — А вот это уже не твое дело! — Я просто так спросил, — принялся уверять агент, на что Доминик ответил: «Как же!». И посоветовал Брайану даже не думать о том, чтобы подкатить к ней снова. После этого О’Коннер некоторое время лежал молча. Дом тщательно втирал мазь в его покрытую багровыми полосами кожу, ловя себя на том, что ему не хочется убирать руки от Брайана — да и тому, похоже, приятно. — У тебя еще плечи сгорели. Погоди, здесь был крем от солнечных ожогов. Ага, вот он. Прозрачный гель приятно пах алоэ. Дом, не спеша, принялся за дело. — Это потому, что я сидел в подвале три недели, а сегодня вышел на солнце, — ответил Брайан. — Хорошо хоть поплавать удалось. — Понравилось? — Ага. Все, кроме порки. — Чего ты полез на Вероне?.. Ведь знал же, что это так не оставят. — Он вывел меня из себя. — Думал, ты умеешь держать себя в руках. Кто из нас коп под прикрытием, ты или я?.. — Да, я сплоховал, — признался Брайан. — Сначала держался, пока он… Ну, он сказал мне примерно то же самое, что тебе. Но затем эта сука стала говорить про Монику Фуэнтес. О том, что ее уже навестила крыса. И что моего друга Романа тоже навестит. — Какая еще крыса? Тут Брайан рассказал ему все. Про то, что он видел во Флориде — в частности, какими способами Картер запугивал тех, кто осмеливался идти ему наперекор. — Настоящий садист, — согласился Торетто. — С ним надо быть настороже. Но он — не единственная наша проблема. И поделился с Брайаном информацией, полученной от Жизель. О’Коннер повернулся и уставился на него. — Летти… Думаешь, они и правда ее?.. — Пока еще не знаю, — Дом тяжело вздохнул и провел по лицу рукой. Его ладонь сильно пахла соком алоэ… и Брайаном. — Не знаю, — повторил он, испытывая досаду на самого себя. — Но если бы ей удалось выжить, она бы уже дала о себе знать. — Не обязательно, — покачал головой Брайан. — Она рассказала мне, как вы расстались. Если она сейчас жива, то наверняка переживает, что ей не удалось заработать тебе амнистию… и что ты не хочешь ее видеть. — Летти обычно не ходит вокруг да около, — возразил Дом. — Не ходила… Но агент продолжал гнуть свое: — Ты должен надеяться!.. Ты даже не знаешь наверняка, была ли она среди тех водил, набранных Фениксом… А я вот все больше склоняюсь к тому, что Вероне блефовал: ему не достать Монику, она под защитой ФБР. Если бы он мстил, то начал бы с Романа — тот сам по себе, вне закона. А он сказал, что до него еще не добрался — нелогично. Скорее всего, Картер пока не добрался ни до кого, просто хотел меня позлить. — Ладно, — устало согласился Дом. — Твоя взяла. Летти, пожалуй, и правда рановато хоронить, зная ее нрав. Будем надеяться… Давай, одевайся. О’Коннер встал и принялся искать себе в шкафу новую одежду, а Дом тем временем взглянул на часы. Почти в ту же самую секунду где-то вдали два раза прозвенел колокол. — Сигнал к обеду. Я позвоню на кухню, чтобы нам принесли еду в комнату. После подумаем, что делать дальше.