He owns you now

Они осели на Тенерифе, хотя вообще не планировали задерживаться на Канарах — все получилось как-то спонтанно, само собой. Словно это остров выбрал их, а не они его. Торетто хотел бы жить на Кубе, в Доминикане или еще где-нибудь в районе Карибского моря, но из-за Брага, из-за покойного Эрнана Рейса, а также вполне живого Хоббса им пришлось вычеркнуть из списка желанных стран весь американский континент. Мие нравились красивые страны вроде Италии, а у Брайана не было особых предпочтений — кроме разве что хороших дорог, чтобы гонять на дорогих тачках, и океана, чтобы заниматься серфингом. Прожив первые шестнадцать лет своей жизни посреди пустыни (в пыльном городке Барстоу, штат Аризона), он просто обалдел от счастья, когда переехал с матерью в Лос-Анджелес и впервые увидел океан и людей, катающихся на волнах. На самом деле он видел их и раньше, много раз — но взглянуть на это вживую оказалось совсем не то, что по телеку и в кино. Глядя на экран, Брайан до конца не верил в то, что ему показывали. Это мог быть какой-то спецэффект или трюк, обман зрения. Эти люди ходили по воде, словно Иисус… Даже больше, они не просто ходили, они неслись! Они заставляли волну мчать себя вперед, они укрощали стихию! Когда Брайан полностью осознал, что такое возможно — вот прямо здесь и сейчас, в каких-то десятках метрах от него — он сразу же подумал: «А что, если и я?..» В то время Брайан довольно плохо плавал и был уже староват для новичка, но силы характера ему было не занимать, так что, подкопив денег, он взял несколько уроков в школе серфинга, а потом обзавелся подержанной доской и гидрокостюмом. О’Коннер продолжил обучаться сам у серфингистов, с которыми знакомился на пляже. Брайан падал с доски бесчисленное количество раз, глотал соленую воду. Было время, когда ему казалось, что синяки, ссадины и боль в мышцах никогда не исчезнут. И даже хуже — было время, в самом начале, когда он сомневался, что ему удастся хоть один раз оседлать волну. Но уже через пару лет Брайан стал кататься как профи. Хотя серфинг так и остался для него всего лишь хобби, полученные навыки несколько раз пригодились на работе под прикрытием: один раз ему пришлось изображать серфингиста, чтобы поймать торговцев наркотиками на пляже, а второй раз (тогда он уже работал в ФБР) Брайан притворился инструктором по дайвингу — его целью были контрабандисты, поставлявшие оружие на катерах. Обе миссии завершились вполне успешно. Впрочем, все его задания завершались успешно, кроме того раза, когда он встретил Торетто — но, разумеется, О’Коннер нисколько не жалел об этом. Дом, Брайан и Мия приехали на Канары под видом туристов. Несколько месяцев они действительно вели себя как туристы, жили по очереди на разных островах, снимая виллы и апартаменты, и даже осматривали достопримечательности. Следующим пунктом назначения была Южная Африка, а после — Индия и Таиланд, но дни проходили, а они все никак не могли заставить себя собрать вещи и двинуться дальше. Доминика вполне устраивали здешние дороги, магазины автозапчастей и приветливые местные жители, говорящие по-испански; Брайан обрел счастье в виде новенькой доски и океанских волн, а Мие приглянулась местная кухня и мягкий климат, идеально подходящий для беременных и маленьких детей. Девушка первая заикнулась о том, чтобы остаться. Ей отчего-то казалось, что брата и возлюбленного придется долго уговаривать, но вышло иначе. Дом и Брайан тут же предложили купить жилье. Поиск подходящего дома занял примерно месяц — за это время у Мии окончательно прошел токсикоз и четко обозначился животик. Они выбрали дом недалеко от шоссе, ведущего в один из курортных городков на побережье. Несмотря на близость дороги, место было тихое, уединенное. Дом представлял из себя небольшую виллу с красной черепичной крышей. Каменные стены были увиты плющом, а деревянные, потемневшие от времени перила балконов и террасы украшала затейливая резьба — символ высокого статуса и предмет гордости старинных канарских семей. Сам дом был относительно небольшой, но его высокая стоимость была обусловлена тем, что к нему прилагалась банановая плантация, участок земли на склоне, который можно было засадить виноградом, а также полоса песчаного пляжа, которым не имел права пользоваться никто, кроме хозяев дома и их гостей. Торетто и О’Коннер ничего не знали о тонкостях выращивания бананов, не собирались заниматься виноделием. Но им понравился дом и пляж, и они совершили покупку. Банановые кусты и потенциальный виноградник все-таки не пропали даром: маклер, который занимался продажей дома, быстро подыскал для них арендаторов — семью фермеров по соседству. Доминик и Брайан подумывали о том, чтобы открыть в городе автомастерскую, но не торопились воплощать это в жизнь. Денег у них было достаточно, торопиться было некуда, а впереди ждало появление на свет еще одного члена семьи. Они решили полностью посвятить ближайшие месяцы подготовке к этому событию. К счастью, их новоприобретенное жилье было полностью меблировано и не нуждалось в ремонте — в доме имелась даже детская. Брайан и Мия почти все оставили как есть (им понравился ее старомодный интерьер), лишь купили самые необходимые вещи для малыша. Доминик помогал им на правах дяди будущего ребенка. Но, пока его племянник находился в животе, хлопот было не много. Беременность протекала нормально, Мия чувствовала себя хорошо. Более того — она была счастлива. Брайан и Дом тоже были счастливы. И что самое главное: они, все трое, мирно жили под одной крышей. Им удалось организовать свою жизнь так, чтобы никто не чувствовал себя обделенным. Это оказалось непросто, особенно поначалу. Дом и Мия изо всех сил старались не ревновать Брайана друг к другу, не ссориться из-за этого. Перед бывшим агентом не стояло подобной проблемы — из несчастного влюбленного, каким он был пять лет назад, он превратился в вершину любовного треугольника. Он откровенно наслаждался этим, несмотря на то, что одаривать равным вниманием одинаково темпераментных сестру и брата оказалось довольно утомительно. К счастью, Торетто первые догадались об этом и позаботились, чтобы у Брайана была возможность отдыхать — высыпаться и быть наедине с самим собой, когда ему этого хотелось. У каждого в доме была своя спальня, но, как правило, Брайан ночевал в принадлежавшей ему комнате лишь раз в неделю, когда спал в одиночестве. Три ночи подряд он засыпал рядом с Мией, следующие три проводил в постели Доминика. Торетто не знал, и знать не хотел, как и сколько раз О’Коннер и сестра занимаются сексом, и вообще старался вмешиваться как можно меньше. Сам он трахал Брайана далеко не каждую отведенную для этого ночь, но вовсе не потому, что не хотел этого. Дом старался быть нежным и заботливым. Он не мог забыть о том, что совсем недавно Брайан побывал в лапах торговцев людьми и пережил насилие — физическое и сексуальное. И тем, кто совершил над ним большую часть этих действий, был сам Доминик, пусть и с вынужденного согласия агента. О’Коннер уже не был тем, что раньше: пережитое оставило на нем следы, на его теле (в реальности это был только небольшой шрам на животе — следы от ударов розгой полностью исчезли, чему Дом был очень рад), в его психике (ночные кошмары). Торетто не хотел, чтобы Брайан вспоминал о плохом в моменты их близости. Ему не хотелось даже допускать такую возможность. Важно было показать, что теперь все по-другому: они равны, они партнеры в этих отношениях. Именно поэтому Доминик вел счет, сколько раз каждый из них был сверху — чтобы обязательно по очереди, поровну; по этой же причине вместо секса с проникновением они частенько занимались петтингом или взаимной мастурбацией. Как выяснилось, Дом старался совершенно зря: Брайан нисколько не оценил его усилий. Серьезный разговор случился где-то за месяц до рождения ребенка (теперь они уже знали, что будет мальчик). Местный гинеколог, осмотрев Мию, заподозрил, что дитя может появиться на свет намного раньше срока, и во избежание этого рекомендовал будущей матери избегать некоторых видов физической активности, в том числе воздержаться от секса. Брайан по-прежнему проводил три ночи в постели с Мией, но теперь они просто спали рядом. Судя по всему, О’Коннер отлично высыпался, потому что предпочитал проводить свою свободную, «одинокую» ночь в спальне Доминика. Брайан не требовал секса каждый раз, когда они отправлялись в постель. Он вообще никогда его не требовал, просто подразумевал, что он будет, и догадаться об этом было несложно — по крайней мере, Дом сразу понимал, чего хочет О’Коннер, едва взглянув на него. Но Торетто и в голову не могло прийти, что Брайан может захотеть снова быть его постельным рабом. Дом выяснил это следующим образом. Была его ночь, его очередь быть активом. Но Брайан, вначале полный энтузиазма и чуть ли не дрожавший от предвкушения, вдруг сник. Дом сразу подумал о том, что сумел напугать его, каким-то образом напомнить об особняке — но как, черт возьми, как, если он был так нежен и нетороплив?.. Торетто замер, не зная, что делать и что сказать. Он был в полнейшем недоумении, и оно грозило перерасти в панику. — Что не так, Брай? — наконец сумел выдавить Дом, втайне страшась услышать что-нибудь очень нелестное о себе. И еще больше опасаясь, что Брайан просто молча отвернется. — Все нормально, — после непродолжительного молчания ответил О’Коннер. — Хотя нет… Кажется, ты слишком… Как бы объяснить… — Я сделал тебе больно? — Да нет же! Совсем наоборот, — Брайан закрыл лицо руками, потом убрал их, решившись, смело взглянул в глаза Дома. — Черт, мне иногда хочется, чтобы ты сделал мне больно. Потому что ты все время обращаешься со мной как с долбаной хрустальной вазой, и это уже порядком надоело! — То есть, ты хотел бы пожестче? — Мне нравилось, как у нас было в самом начале. — Что, как в особняке?! — вырвалось у Торетто. Голос его прозвучал настолько удивленным, что Брайан, внезапно смутившись, вдруг отвел взгляд, отвернулся и лег на бок, непроизвольно попытавшись подтянуть колени к груди. Дом улегся позади него. Обняв одной рукой Брайана за талию, он просунул вторую под туловище О’Коннера и притянул его к себе. — Поговори со мной, малыш, — прошептал он в ухо бывшего агента. — Расскажи, чего бы тебе хотелось. Брайан долго молчал, но Дом не торопил его. Наконец он услышал: — Я знаю, что это, как минимум, странно, но… Психолог из ФБР говорила мне, что некоторые… те, с кем случилось подобное, стремятся пережить это снова. Так бывает. Это способ справиться со стрессом, взять ситуацию под контроль… Доказать себе, что все было не так страшно, как показалось. Что на этот раз все будет лучше. Правда, я сомневаюсь, что это мой случай — мне с самого начала было хорошо. Мне нравилось все, что ты со мной делал. Ну, может быть, кроме той групповухи в бане и порки. Хотя последнее я бы даже повторил, только в более мягком виде. — Ты бы дал мне себя отшлепать? — вырвалось у Доминика, и он мысленно чертыхнулся, ведь собирался сказать вовсе не это. Дом собирался объяснить, что ему не доставляет удовольствие бить кого-либо, тем паче того, кого он любит, и это была истинная правда, но… — Отшлепать дал бы, и даже выпороть… ну, чем-нибудь помягче. Не той штукой, которой ты охаживал меня в особняке. — Господи, не напоминай мне об этом! — пробормотал Торетто. Брайан, смутившись, замолчал, и некоторое время они лежали в полной тишине. Но раззадоренное воображение Доминика уже начало вырисовывать определенные картины. Ладонь Торетто будто бы сама собой заскользила вниз, и, добравшись до голой ягодицы Брайана, оценивающе ее сжала. Брайан шумно выдохнул через рот. — Если я тебя когда-нибудь и выпорю, — тихо произнес Доминик. — То только за дело. Бывший агент ничего не ответил — но Дом понял, о чем он задумался. — Не вздумай напрашиваться на это специально. Я тебя насквозь вижу. Брайан фыркнул, и Дому все же пришлось легонько его шлепнуть. В конце концов они договорились о том, что до битья дело не дойдет, во всяком случае — не в ближайшее время. Его мальчик ждал, опустившись на колени возле окна. Дом хлопнул дверью, и мальчик вздрогнул, но не сдвинулся с места и не поднял глаз — как полагалось послушному рабу. Доминик и сам едва взглянул в его сторону. Усталый и потный после работы в гараже, он направился в ванную, где снял с себя всю одежу и бросил ее в корзину, а затем включил воду и долго стоял под струями. Помывшись, Дом накинул махровый банный халат и вернулся в спальню. Теперь он уже обратил внимание на мальчика — пристальное внимание. Настало время развлечений, и они оба это знали: Дом видел, как напрягся его раб. Тем не менее мальчик по-прежнему неподвижно сидел на полу, положив руки на колени. Доминик сел на кровать, ослабил пояс халата. — Встань, — приказал он рабу. — Сними одежду. Мальчик тут же вскочил и бросился исполнять приказ. Не то чтобы на нем было слишком много шмоток — всего лишь белая футболка и пляжные шорты на голое тело. Дом знал, что мальчик недавно принял душ и переоделся в чистое перед его приходом. Доминик мог бы приказать ему ждать хозяина обнаженным, он уже думал об этом, но всякий раз разрешал оставить одежду. Так ожидание было более комфортным, особенно если оно грозило затянуться; к тому же короткий процесс раздевания раба перед хозяином был частью вечернего ритуала, позволяя мальчику настроиться на нужный лад, а Дому — заново открыть для себя красоту тела своего раба. Сложив одежду на пол аккуратной стопкой, мальчик выпрямился и сделал шаг вперед — к Дому, к кровати. Но хозяин покачал головой. — Подойди к окну. Встань так, чтобы на тебя падал свет. Хочу как следует тебя рассмотреть. Мальчик подчинился. Дом увидел, как порозовели его скулы. Раб испытывал смущение, может быть, даже стыд. Но, опустив взгляд вниз, Дом увидел, как дрогнул и приподнялся его член — одновременно со стыдом всегда приходило возбуждение. Стоять так, в лучах заходящего солнца, с прямой спиной, не смея прикрыться и почти физически ощущая, как внимательный взгляд хозяина скользит по коже… Доминик понимал, каково приходиться рабу, но не собирался щадить. Он продолжал ласкать взглядом поджарое мускулистое тело. Типичное тело серфера: стройное, покрытое загаром. Мальчику практически не нужно было ограничивать себя в пище — волны съедали уйму калорий. Там, на волнах, на пляже, Дом разрешал ему делать все, что он пожелает, наслаждаться свободой. Но под крышей этого дома, особенно в спальне, мальчику ничего не принадлежало — даже его собственный оргазм. Дом жестом приказал рабу повернуться. Тот отвернулся к окну, наверняка испытывая облегчение от того, что не приходится видеть глаза Дома, но едва заметно дрожа — пристальный взгляд хозяина никуда не делся, он ощущал, как он скользит по спине и опускается ниже. Доминик усмехнулся, увидав, что мальчик сначала зябко подернул плечами, а потом невольно напряг ягодицы — как раз тогда, когда Дом посмотрел на них. — Иди сюда. Мальчик повернулся и с деланной неохотой («Кого ты пытаешься обмануть, малыш, » — подумал Дом) подошел к сидящему на кровати хозяину. — Что мне с тобой делать, а?.. — пробормотал Дом, коснувшись ладонью его бедра. — Кажется, я знаю, что нам делать. Ты растягивал себя сегодня? Раб снова залился краской и опустил глаза. — Н-нет, — смущенно пробормотал он. — Нет. — Хорошо, — похвалил его Дом. Ему нравилось подготавливать мальчика самому, хотя иногда это требовало немалого терпения. Доминик предпочитал полностью контролировать половой акт, каждый его этап. Именно так он испытывал наибольшее наслаждение. — Ложись на кровать. На спину, — подумав, добавил Дом. — Согни ноги в коленях, разведи их в стороны… Еще шире. Да, вот так. Мальчик нервно сглотнул и облизал губы, глядя в потолок. Дом знал, что ему было нелегко подчиниться этому приказу, беззастенчиво выставить себя напоказ. В такой позе он выглядел соблазнительно и крайне непристойно. Доминик подумал о том, что этот вид не возбуждал бы его так сильно, будь на месте мальчика (который на самом деле был высоким молодым мужчиной спортивного телосложения) женщина или менее крепкий парень. Вся будоражащая воображение запретность происходящего была в том, чтобы превратить потенциального доминанта в сексуальный объект и обращаться с ним соответственно. Такого даже не во всякой порнухе увидишь. Дому хотелось коснуться раба — он любил это делать, и на теле мальчика едва ли остался хотя бы один квадратный сантиметр кожи, где бы не побывали пальцы, губы или язык Дома. Но не сегодня. В это вечер Доминик планировал сразу перейти к самому главному безо всяких предварительных ласк — ему хотелось увидеть, как отреагирует на это его раб. Поэтому он сразу потянулся к столику у кровати и достал из тумбочки коробку, где в бархатных нишах лежали два вибратора разной длины, нитка анальных бус и прочие игрушки, а также тюбик со смазкой. Убрав крышку, Дом положил коробку на покрывало, так, чтобы мальчику было видно ее содержимое. — Как насчет того, чтобы я использовал их на тебе все по очереди? — предложил он, и у раба округлились глаза. Доминик засмеялся и потрепал мальчика по щеке. — Шучу. Сегодня ограничимся вот этим, — он достал из коробки синий силиконовый вибратор шириной не больше дюйма и длиной примерно в шесть. Покрыл его смазкой. Мальчик наблюдал за ним, поджав губы, явно недовольный тем, что сегодня ему не перепадет никаких ласк — возможно, вначале он даже надеялся на анилингус, а теперь выяснилось, что Дом не хочет растягивать его даже пальцами. Все, что он получит сегодня — влажный холод смазки и безжалостное, механическое давление вибратора, когда он войдет в него. Обиженный, он отвернулся и крепко стиснул зубы, стараясь не издать ни звука, когда хозяин не слишком-то осторожно вводил игрушку в его анус. — Смотри на меня! — приказал Дом. Раб подчинился не сразу, и Доминику пришлось в наказание несколько раз полностью вытащить из него вибратор и снова ввести его внутрь. С губ мальчика сорвался жалобный стон, но он больше не осмелился отвести от Дома своих прекрасных голубых глаз. Доминик вовсе не хотел быть жесток с ним — ему просто нравилось, когда раб на него смотрит, нравилось видеть эти большие глаза, такой пронзительной синевы, что гораздо чаще встречается у сиамских котов, чем у людей. В конце концов Дом вставил игрушку на всю длину и повернул колесико в ее основании, включив вибрацию. На мгновение задумавшись, он повернул колесико еще немного, так, чтобы вибрация была особенно сильной. Мальчик снова застонал и потянулся к своему твердому, истекавшему смазкой члену, но Дом хлопнул его по руке. — Нет! Не хочу, чтобы ты кончил. Вставай на колени и бери в рот. Вибратор пусть будет внутри. Мальчик неловко сполз с кровати и устроился между колен Дома. Парень прекрасно знал, что ему нужно делать: он развязал пояс халата и развел в стороны полы, обхватил ладонью возбужденный член Дома, и, склонившись еще ниже, сначала лизнул головку, а потом осторожно прикоснулся к ней губами. Доминик, желая поторопить события, надавил на затылок раба и заставил его взять член в рот по-настоящему, сразу на половину длины. Мальчик принялся сосать, но не то чтобы с большим энтузиазмом. Иногда он вдруг порывался сжать напряженные челюсти и пару раз слегка поцарапал зубами нежную плоть Дома. В принципе, Доминик понимал, что сам виноват — его раба отвлекал вибратор, который нужно было удерживать внутри, постоянно сжимая мышцы заднего прохода. Мальчику приходилось несладко, но Дом не собирался страдать вместе с ним. Он резко встал и схватил мальчика за светлые волосы, чуть более длинные на затылке (ныне модная стрижка с выбритыми боками), и удерживая его на месте, стоящим на коленях, Доминик двинул бедрами и несколько раз глубоко толкнулся в его рот, так, что головка члена коснулась горла. Разумеется, мальчик тут же начал давиться — по подбородку побежала слюна, а по щекам покатились слезы. Подавив в себе приступ жалости, Дом еще сильнее вцепился пальцами в светлые пряди и продолжал трахать его рот. Сморгнув слезы, мальчик снова посмотрел Дому в глаза, и тот на мгновение подумал (на самом деле уже в который раз), а не перегнул ли он палку. Что-то глухо стукнуло о пол. Доминик наконец отпустил раба и, глянув вниз, увидел выскользнувший вибратор. Мальчик сжался, сообразив, что за этим последует наказание. Но Дом не выглядел разозленным. — Похоже, эта игрушка слишком мала для тебя, — он усмехнулся. — Хочешь кое-что побольше? Раб ничего не ответил, но Дом и не ждал ответа. Он сбросил халат и откинулся на подушки, приказав рабу сесть на него сверху. Немного помешкав, мальчик забрался на кровать и опустился на бедра Доминика. Он сам взял рукой член Дома и направил его в себя, медленно — очень медленно — опустился вниз, и все равно зашипел от боли. Хозяин долго смотрел на него снизу-вверх, ничего не говоря. Мальчик неподвижно сидел на его бедрах. — Давай уже, — наконец произнес Дом, легонько хлопнув раба по заднице. Парень начал двигаться: сначала он просто покачивался, елозил взад-вперед, потом набрал темп и стал подниматься и опускаться. Дом никак ему не помогал. Он лежал неподвижно, и наслаждение, которое он испытывал, было целиком и полностью плодом усилий его раба. Мальчику приходилось нелегко — Доминик видел выступивший пот на его коже, видел, как напряжены мышцы живота и бедер. Пару раз член выскальзывал, и раб тут же поспешно направлял его обратно. Он очень старался — да, очень — и Дом мог бы похвалить его. Тем не менее, он знал, что не сможет кончить, не начав трахать парня в полную силу. Подхватив раба под мышки, он сбросил его с себя и швырнул на кровать. Не дав мальчику времени опомниться, Доминик раздвинул его ноги и резко вошел в него. Раб вскрикнул, его лицо снова исказилось от боли. Но Дом не остановился: сейчас он мог думать только о своем собственном наслаждении. Когда его яйца первый раз стукнулись о ягодицы мальчика, и Дом понял, что глубже в такой позе уже не войдешь, он закинул ноги раба себе на локти и, навалившись на парня, почти согнув его пополам, принялся ожесточенно вбиваться в распростертое под ним тело. Когда Дом почти довел себя до оргазма, он заставил себя вытащить член, а парня — встать в коленно-локтевую. Едва тот перевернулся, Дом снова ему вставил. Он продолжал брать раба в такой позе до тех пор, пока не кончил, не спустил ему прямо в задницу. После того, как он вытащил свой член из тела мальчика, Дому хотелось лишь одного — спать, но он сделал над собой усилие. Перевернув раба на спину, он быстро и лениво отдрочил ему (все-таки парень заслуживал небольшой награды за свои старания). Когда Доминик велел мальчику кончить, он не был уверен, что это подействует — ему просто хотелось поскорее освободиться, и вырвавшиеся слова были скорее вербализацией его нетерпения, чем настоящим приказом. Но раб послушно закатил свои красивые (кошачьи, цвета морской волны и всего того, с чем сравнивают синий) глаза и его тело прошила судорога оргазма. Дом держал его член, когда мальчик кончал себе на живот, и он не удержался от того, чтобы направить его так, чтобы раба обрызгало как можно сильнее. После Доминик сидел на кровати и смотрел на мальчика, неподвижно лежащего рядом. Глаза раба были закрыты, он тяжело дышал. На его коже блестели капли спермы и та, что принадлежала Дому, вытекла на простыни между его ног. Мальчик выглядел поруганным, обессиленным, но довольным — и, как всегда, невероятно прекрасным. Дом склонился и поцеловал его в губы, а потом помог подняться и повел в душ. Они вымылись вместе и вернулись в спальню, где принялись менять белье. Когда они покончили с этим, и, пожелав друг другу приятных снов, забрались в чистую постель, они уже не были хозяином и рабом. — Ну, — спросил Доминик после первого раза. — Теперь ты доволен?.. — Чувак, я просто улетел! — пробормотал Брайан, блаженно жмурясь. — Ты из меня всю душу вытрахал. Хотя Дом чертовски устал, он тоже был вполне доволен: впервые за долгое время он мог отпустить себя, не бояться, что случайно может причинить Брайану боль. Кроме того, у него было ощущение, что он хотя бы немного помог другу, помог ему избавиться от его собственных тайных страхов. Торетто подумал: а почему бы и нет? Двое могут играть в эти игры, если они оба этого жаждут. Все выражают любовь по-разному. Уж лучше честное доминирование и подчинение в постели, чем постоянное мозгоёбство в быту. Доминик стал устраивать О’Коннеру сессию примерно раз в неделю — в остальные дни они занимались обычным, «ванильным» сексом, или же Брайан проводил время с Мией. Посовещавшись, друзья решили пока ничего не говорить девушке — день родов неумолимо приближался, и Мие сейчас было явно не до этого. Впрочем, когда сын Брайана появился на свет, «не до этого» стало абсолютно всем: забота о новорожденном поглотила все их силы и все свободное время их необычной семьи. Брайан хотел присутствовать при родах. Он со страхом и нетерпением ждал этого дня, готовился, много думал об этом — и все же едва не пропустил рождение ребенка. Джек О’Коннер родился на три недели раньше срока. В день, когда он пришел в этот мир, его отец и дядя занимались сексом. Дом и Брайан были в номере отеля, когда телефонный звонок вынудил их прерваться. Звонил Хан — за неделю до этого они с Жизель приехали к ним в гости (на безымянном пальце Яшар красовалось колечко с бриллиантом). Обрученные были с Мией, когда Торетто и О’Коннер отлучились в город, якобы по делам. Доминик хорошо запомнил слова Хана, прозвучавшие в трубке. «У Мии отошли воды. Мы везем ее в больницу, езжайте прямо туда». Дом увидел, как Брайан побледнел, когда он передал ему эти слова. О’Коннер заметался по комнате, собирая разбросанную одежду, а потом, пытаясь натянуть джинсы, пять раз подряд попал ногой не в ту штанину. — Успокойся, — не выдержав, произнес Доминик. — Мы успеем. — А вдруг что-то пойдет не так?.. — начал Брайан, но Дом перебил его. — Все будет хорошо! — ответил он тоном, отметающим всякие возражения. Жителям острова наверняка надолго запомнилась эта гонка, одна из многих, которые они устраивали по местным дорогам, но, несомненно, самая эпичная из всех. Серебряный Nissan GT-R и черный Dodge Challenger SRT-8 неслись вперед, попеременно обгоняя друг друга, и никто не смог бы догадаться, что в этот раз они не соревнуются. О’Коннер первым въехал на территорию больницы и затормозил возле родильного отделения, невысокого двухэтажного белого здания с черепичной крышей и крытой галереей, идущей по периметру. На визг тормозов двух спорткаров сбежались испуганные медсестры-монахини, к ним присоединились Хан и Жизель, появившиеся из-за дверей в приемный покой. Медсестры потащили было перепуганного Брайана вперед (из того, что они тараторили на испанском, Доминик смог разобрать, что роды обещают быть быстрыми — у Мии уже начались схватки), но Жизель решительно оттеснила их в сторону. — Все нормально, я ему объясню! — она повернулась к все еще бледному как полотно О’Коннеру и взяла его руки в свои. — Не волнуйся, Брайан. Ты как раз вовремя. Вдохни поглубже и успокойся! Будущий отец неохотно последовал ее совету. Жизель отпустила его только тогда, когда ей перестало казаться, что он сейчас хлопнется в обморок. Видя, как Хан ободряюще треплет Брайана по плечу, Дом тоже решил внести свою лепту: — Из тебя выйдет отменный папаша!.. — Почему ты так уверен? — нервно спросил О’Коннер. — А иначе я тебя отхреначу, лично. Давай уже, иди к ней! Брайан наконец-то приободрился: щеки его порозовели, выражение глаз сменилось с растерянного на сосредоточенное. Кивнув Дому на прощанье, он решительным шагом последовал за монахинями. — Самые странные слова поддержки, которые я слышал, — задумчиво произнес Хан, когда Брайан скрылся за дверью. — Но, похоже, на него подействовало. — Такое на него всегда действует, — улыбнувшись, ответил Дом. — Мне ли не знать!