***
Он понятия не имеет, как узнать о привычках Леди Лавеллан, при этом не вызвав подозрений. Он является единственным агентом Фен’Харела на этой базе, единственный самозванец в небольшой группе, что собрала Леди Лавеллан. Каждый предан ей и ее мотивам, и каждый отчитывается напрямую Сестре Лелиане или ее шпионам. Он рискует быть раскрытым, если будет спрашивать сверх меры, он проявляет излишне много нежелательного интереса. Он все еще находится в неведении относительно многих связей в этом месте, хотя каждый относится к нему дружелюбно, и он прекрасно сработался с другими посыльными. Но требование Фен’Харела было четким: он должен разузнать о ее планах, изучить имена тех, кого они вербуют, и убедиться в том, что Инквизитор в безопасности и здорова. «Последний пункт – приоритет», - сказал он. Даже если он - их противник, даже если она единственная, кто разыскивает больше людей, которые могли бы помочь в ее миссии. Даже если она та, кто может разрушить их план. Несмотря на все это, никто из людей Фен’Харела не считает ее врагом. И Фен’Харел считает ее своим сердцем, своим светом, его vhenan, любовью своей жизни, и каждый его шаг вперед или очередной успех в его деле врезаются в его сердце как пылающий нож. Его агенты могут лишь наблюдать, как он уничтожает себя, чтобы спасти Эльфов. Они могут лишь слушать, как он с холодными глазами и отдаленным голосом сообщает им, какой следующий шаг им нужно предпринять. Они могут лишь кивать и следовать его приказам, что он отдает им с сжатыми кулаками и печальными глазами. Агент точно знает, что Фен’Харел не был таким в Инквизиции. Не только потому, что ему приходилось маскироваться под невзрачного и скромного эльфа-отступника, а также, потому что его отношения с теми людьми отличались от тех, что он имеет сейчас со своими агентами. Как иронично: в начале он не рассматривал тех людей настоящими, но в конце он относился к ним как к таковым. Он уважал их, восхищался ими, любил и все еще любит. Сейчас, из-за того, что ему придется восстановить мир Эльфов, и небольшая эльфийская армия поддерживает его, он относится к своим агентам так, словно их нет, словно отношения между ними не могут быть такими же, какие он имел с внутренним приближением Инквизитора. Возможно, это правда, они не могут быть такими же. Агент не может вообразить, как говорит с Лордом Фен’Харелом по-обыкновенному, будто они компаньоны и не обращая внимания на их общую цель. Не может представить, как шутит с ним, делает ему замечание, делится с ним личным опытом, как сидя вокруг огня, он задает ему вопросы. Волк опечален, он сокрушен из-за слишком сильного чувства вины, чтобы видеть своих друзей в людях, что помогают ему разрушить мир, который он любит и которым он восхищается. Он одинок. Агент знает, что Лорд Фен’Харел и Леди Лавеллан скучают по дням в прежней Инквизиции, по дням любви и дружбы, и по их местам привала в округе Тедаса. Он чувствует сожаление по отношению к ним, потому что они испытывали радость и любовь, сейчас же они порознь, разделены жестокой судьбой после того, как испытали чувство дома и мира. Он сочувствует им и даже не знает почему. Он сочувствует многим вещам в конце концов, но он бессилен и мало чем может помочь. Он лишь может исполнять приказы.***
Ему подворачивается случай встретиться с Леди Лавеллан в ее комнате, благодаря молодой девушке, что приносит ей еду. Она прихрамывает, ее лодыжка обтянута тугой повязкой. Она сказала, что упала с лестницы, когда он спросил, что произошло. Накрытый тканью поднос, что она держит в руках, выглядит тяжелым, и он любезно предлагает отнести его Инквизитору вместо нее. Девушка – человек и ненамного выше его - уставилась на него своим большими глазами и отрицательно мотает головой. - Нет, я не могу! Это моя работа! Каждый рабочий в Инквизиции имеет персональные задания, порученные ему напрямую Сестрой Лелианой или Леди Лавеллан; только самые доверенные люди могут готовить еду и подавать ее в комнату Инквизитора, а также обрабатывать ее оружие и доспехи. Эти поручения не взаимозаменяемы, и только эта девушка может подносить еду Инквизитору. Но все же, она сильно хромает. - Разве там нет лестниц на пути в комнату Инквизитора? - спрашивает он, хмурясь. - Как ты собираешься подняться туда, когда твоя стопа в таком плачевном состоянии? - Я… Я в порядке. Я смогу, - бормочет девушка, но не перекладывает вес на свою поврежденную ногу, и то, как крепко она схватила края подноса, выдает ее боль. - Позволь мне отнести его за тебя. Я и слова не скажу Сестре Найтингейл, - он улыбается, чувствуя, как шрам на его щеке растягивается, и видит, как она сомневается и обдумывает возможные последствия. Поэтому он настаивает, складывая руки на груди и используя нахальный тон. - Ну в самом деле, я здесь уже больше месяца, и ты все еще не доверяешь мне? Мы вместе обедаем почти каждый день! Разве я отравил твою еду? Делал что-то сомнительное, потенциально опасное, необъяснимо опрометчивое и типичное для шпиона Фен’Харела? - Ты забрался на тот огромный дуб, чтобы достать котенка нашего повара. - Это лишь доказывает насколько я потрясающий. Девушка хихикает, и он ухмыляется ей. Иногда она напоминает ему его подругу. - Я верю тебе, - говорит девушка, и его улыбка блекнет, его сердце болит, и вина пожирает его изнутри. Она бросает взгляд на дверь, ведущую в комнату Инквизитора и вздыхает. - Она никогда не сердится, но что если в этот раз… - Я не буду говорить с ней, - агент лжет. - Я оставлю поднос за дверью и постучусь, чтобы дать ей знать, что ей принесли еду. Она подумает, что это ты. - Я так совсем не делаю! Она поймет, что что-то не так! Он вздыхает и забирает поднос из ее рук. Она открывает рот, но не пытается вернуть его обратно, он настаивает: - Она не рассердится. Я объясню ей, что произошло, и она поймет. Она ведь всегда понимает, так? - улыбается он. - Кажется, она очень добрая. - О да, она действительно добрая. Она всегда благодарит меня с улыбкой и спрашивает, как поживает моя мама. Девушка смотрит обратно на дверь и шепчет: - Но она выглядит такой грустной. Я слышала, что этот Фен’Харел был ее возлюбленным. - Он все еще ее возлюбленный, - ляпнул агент, и девушка вздыхает, прижимая руку к щеке, ее глаза наполнены сочувствием. - О Создатель, должно быть это так ужасно. Не могу представить, как она себя чувствует. И он не может тоже, но уверен, что она чувствует себя так же, как его лорд. Но тут девушка улыбается и звучит более оптимистично. - Но я верю, что каким-то образом они воссоединятся. Да, она действительно напоминает его подругу.***
Когда он попадает в коридор, ведущий в комнату Инквизитора, он приподнимает ткань, накрывающую поднос, и быстро оглядывает его содержимое. Он тяжелый не потому, что на нем много блюд, а из-за фруктов и большого кувшина воды. И больше ничего: ни мяса, ни рыбы, ни овощей и хлеба, только яблоки, груши, небольшая миска с ягодами и вода. Он ворчит, потому что серьезно не понимает, как можно питаться только этим, он достал сэндвич, который сохранил, чтобы подкрепиться позже, и расположил его между фруктами и миской с ягодами. Потом он крошит эльфийский корень в кувшин на такие маленькие кусочки, что скоро они смешиваются с водой; это даст ей сил и смягчит физическую боль. Он знает, что наличие сэндвича может вызвать ее подозрения, ведь она его не заказывала, и если она пойдет на кухню спросить об этом, все ей скажут, что не подкладывали его на поднос. Все подозрения немедленно упадут на него. Но Лорд Фен’Харел попросил его убедиться, что она в порядке и питается каждый день, и это еще хуже, чем он думал. Он не может просто пойти на кухню и потребовать изменить заказ Инквизитора; даже в этом случае, она обо всем узнает, и у него будут проблемы. Он надеется, что она не будет слишком любопытствовать и воспримет наличие хлеба с юмором. Тяжело вздыхая, он думает, что также должен найти способ проверять ее поднос с едой каждый день. Может ему стоит сказать Сестре Лелиане, что его ноги были повреждены слишком сильно, чтобы бегать, и он может работать только внутри базы? Мрачный и обеспокоенный, он подходит к двери и, не спеша, стучит три раза. - Да? Он чувствует, что покрывается потом, так же, как в присутствии Фен’Харела. - Я принес еду, моя госпожа. Долгий момент молчания, который прерывается спустя несколько секунд: - Входите. Он открывает дверь и осторожно вглядывается внутрь, перед тем как войти. Тепло: в камине горит огонь, простая кровать у стены и тяжелое одеяло на ней, так много книг и бумажных листов, разбросанных повсюду, что даже крошечная комната выглядит меньше. Инквизитор сидит за столом, переворачивая страницы огромного древнего тома. Большинство книг и документов, лежащих на столе, скрывают ее за грудами белой и желтой бумаги. Она напоминает ему Фен’Харела. Его комната и стол находятся в таком же бардаке. На ней та же одежда, что и пару дней назад, только отсутствует плащ; она выглядит более взъерошенной, волосы непослушны, юбка - измята. На ее шее все еще висит кулон-челюсть, и агент не может не улыбнуться. Но улыбка исчезает, когда она, отрываясь от книги, поднимает на него свои глаза. Она пугает его так же, как Фен’Харел; тот же трепет и уважение он испытывает в присутствии своего лорда. - Что ж, это что-то новенькое, - говорит она, мягко укладывая свои руки на раскрытую книгу. - Каким образом вышло так, что теперь ты приносишь мне еду? - Девушка, что обычно этим занимается, повредила свою ногу, моя госпожа, - объясняет он, стараясь смотреть на нее, а не на письма и небрежно исписанные листы бумаги на ее столе. Это не так уж и сложно. - Я предложил сделать это за нее. - Лелиана снимет с тебя шкуру живьем, если узнает, - улыбается Леди Лавеллан. - Я должна прогнать тебя прочь и даже не притрагиваться к этой еде, но я не хочу, чтобы ты или та девушка столкнулись с яростью Верховной жрицы. К тому же, я ужасно голодна. Он улыбается ей, уже непринужденно и расслабленно. Рядом с ней это так легко. Он уверен, что может пошутить и осмелиться на что-то большее в своих словах, и она не будет возражать. Она хороший лидер, как и Фен’Харел, но ее пламя яркое и горячее, словно солнце, и ее любовь окутана надеждой, а не захвачена в ловушку болью и сплетенными узами обязанности и вины. Он убеждается в миллионный раз, что она способна менять вещи. Она способна изменить план Фен’Харела, его взгляд и убедить его найти другой выход. Он снова напуган, но то теплое чувство, что он чувствовал во сне во время разговора с Волком, возвращается. Он смиряется с ним, даже если еще не знает, как назвать его. - Где я могу это поставить? - спрашивает он, и Леди Лавеллан указывает на не заваленный книгами и письмами низкий столик рядом с большим письменным. - Спасибо, - говорит она. Он не уверен, раскрывать ли поднос или для начала не стоит, все же он решает это сделать, потому что там его сэндвич, и возможно, она не захочет его есть, если не уверена, что это безопасно. Он снимает ткань и видит ее глаза, немедленно отыскавшие «самозванца». - Ах, повар! - вздыхает она, качая головой с нежной улыбкой. - Это уже третий раз в этом месяце, когда она пытается заставить меня есть больше. Агент чувствует облегчение, и это побуждает его необдуманно вымолвить: - Вам бы стоило, моя госпожа! Она удивленно смотрит на него и умолкает. Возможно, он позволил себе лишнее. Но она лишь фыркает и берет кувшин, наливая воду в деревянную чашку. - Я знаю, - говорит она перед тем, как сделать несколько глотков. Она улыбается ему. - Я не выгляжу как могущественный лидер организации, которая должна спасти мир во второй раз, ведь так? Признаю, я выглядела лучше, когда еще была Инквизитором. Ее глаза движутся вниз, чтобы взглянуть на раскрытую книгу, на бумажные листы и письма вокруг. Хотя в действительности даже не видит их. - Это было тогда, - шепчет она, и звук ее голоса разбивает сердце агента. - Многие вещи теперь другие. Он собирается попросить прощения и покинуть комнату, потому что ему не нравится видеть ее такой, такой раненной и хрупкой в этом огромном кресле – идеальная копия его лорда. Но потом она снова улыбается, живая и уверенная, и ее правая рука – единственная рука – дотрагивается до кулона на ее шее. - Но многие вещи остаются прежними, - говорит она, и ее глаза – два солнца. Агент смотрит на ее маленькую руку, на ее тонкие пальцы, что обвивают челюсть с нежностью и силой одновременно, и он улыбается. - Это его, - говорит она, и ее голос мягок. - Он всегда носил это, когда был в Инквизиции. Он оставил его для меня на траве, когда мы встретились после атаки Кунари. Она водит пальцами по зубам темной челюсти, она смотрит мимо нее, потерянная в мыслях и воспоминаниях, и агент осторожно вмешивается - в порыве, что сильнее, чем он: - Вы хотели бы увидеть его снова, моя госпожа? Она наклоняет голову и смотрит на него, изумленная и не ожидавшая такого вопроса. Он понимает, что это прозвучало странно, это было рискованно, и он спешит продолжить: - Он… он ведь ваш возлюбленный и вы хотите спасти его? Все так говорят. - Это правда, - она кивает с серьезностью. Он перекидывает вес с ноги на ногу, вдруг чувствуя себя неловко. Он позволил себе сказать слишком много. - Но он также наш враг и… - Нет! Лавеллан вскакивает, и паника читается на ее лице. - Пожалуйста, не говори так! Он не враг нам! - она снова сжимает челюсть - источник ее утешения и уверенности. - Если мы начнем называть его так, значит это уже конец. Он не хочет этого делать. Он чувствует, что должен, но он больше не хочет. «Я знаю», - думает агент и молча смотрит на нее, пока она снова садится и вздыхает. - Эта организация существует не для того, чтобы сражаться с Соласом, чтобы уничтожить его и разрушить его план, как мы сделали это с Корифеем. Никто здесь не считает его монстром. Она качает головой, и агент замечает, что она сдерживает слезы. Он сглатывает, не привыкший слышать, как кто-то зовет Волка его настоящим именем. - Ты думаешь так из-за всех этих предосторожностей, да? Эти постоянные задания не предполагают защитить меня от Соласа. Он бы никогда не причинил мне боль, уж не говоря о том, чтобы отравить меня. Я знаю это. Все знают, - она ласково дотрагивается до челюсти, нежно и медленно. - Настоящие враги – шпионы Венатори, они все еще повсюду. Месяц назад один из их людей успешно проник на базу и пытался убить меня. Она оглядывается назад на агента, который, чувствуя себя несчастно и глупо, как никогда раньше, может бросить ей лишь напряженный и преисполненный благоговейного страха взгляд. - Я знаю, есть другой выход. Другой способ вернуть Эльфов и сохранить Тедас в безопасности в одно и то же время. Я хочу помочь Соласу достигнуть того, что он желает, но без разрушения красоты и ценности этого мира. Она улыбается, ее улыбка свирепа, энергична, сверкающая как солнце, и делает вывод: - Я уверена, наша любовь способна на это. Агент так сокрушен, что его трясет, в его горле застрял ком. Он отводит свой взгляд прочь от нее, на письменный стол, но даже не думает о том, чтобы прочесть то, что написано на письмах и документах. Он думает о его Лорде, о его печальном взгляде и опущенных плечах, о его ясных, но неестественно отдаленных приказах, которые лишь показывают, как сильно он беспокоится. Если Фен’Харел достигнет цели, он погибнет вместе с этим миром. Если выиграет, то также и проиграет; больше не будет улыбок, хихиканья и поцелуев в комнате, полной любви, никаких пирожных, разделенных перед камином, никаких застенчивых планов на будущее и мечтаний о домашней жизни и семье, что подслушала его подруга. Он ощущает сомнение и страх, и когда он видит любовь, сверкающую в глазах Леди Лавеллан и похожую на любовь, что горит в глазах Фен’Харела, он чувствует себя маленьким, настолько маленьким, будто он - крошечный наблюдатель, следящий за движениями двух фигур, слишком величественных и важных, чтобы понимать и оказывать влияние. Но он осознает; осознает, что их любовь настоящая, чистая и крепкая, он понимает, что это ключ к спасению мира, другой путь, который пытается найти Инквизитор. Он напуган, взволнован и заинтригован, но больше всего напуган. - Вы правы, моя госпожа, - говорит он решительным голосом, его сердце бешено колотится. - Простите меня. Я новенький здесь и все еще должен узнать много вещей. Я…, - он останавливается и колеблется: - Я надеюсь, вы добьетесь успеха. И он действительно надеется. Он кланяется и быстро покидает комнату перед тем, как она успевает сказать что-то еще. Он закрывает за собой дверь и проходит через коридор, но останавливается прямо посередине и облокачивается на стену, его голова тяжела, а на сердце – легкость.