***
В день после ее первого визита она принесла агенту книгу, написанную на Королевском языке, но он нашел в ней несколько эльфийских фраз, пока пролистывал страницы. Он пытался перевести их сам, несмотря на то, что его знание Эльфийского было в лучшем случае посредственным, но в итоге ему удалось понять их значения лишь с помощью Инквизитора. - Я прошу прощения, - сказал он уязвленно. – Я начал изучать язык эльфов в позднем возрасте. - Не беспокойся, - на ее губах яркая словно лучик солнца улыбка, - раньше у меня тоже были с этим трудности. Прекрасно зная последующий ответ, агент задал ей вопрос: - Кто научил вас, моя леди? Улыбка Лавеллан стала мягче и вызывающей тоску по прошлому, посмотрев в окно, она ответила: - Солас. Мы часто читали книги, отдыхая на кушетке в ротонде или лежа в кровати, - ее улыбка стала шире, и она опустила взгляд на волчью челюсть на ее груди, - он всегда был терпелив и пытался научить меня играя. - Играя? - Да! - засмеялась Лавеллан, вернув свой взгляд обратно на агента, ее глаза светились словно две звезды. - Он выписывал слова для перевода, и поначалу они казались серьезными предложениями, но в конце концов оказывались ласковыми и приятными словами любви, - она снова захихикала, отводя взгляд в сторону, ее щеки буквально пылали. Она выглядела еще моложе. Агент смутился, представляя, как его лорд выписывал сентиментальные фразы о любви, и это почти причинило ему боль, но любовь, отражающаяся в глазах Лавеллан при воспоминании об этой картине, бесспорна. Он все еще думает об этом. Вид ее покрасневшего лица, счастливых глаз и улыбки врезался в его сознание как драгоценное напоминание о том, что было у нее и Фен’Харела, о том, что у них все еще есть.***
Прошла неделя с тех пор, как он вернулся на базу, и агент знает, что скоро Волк придет к нему. Новости о произошедшем с ним инциденте уже достигли его к настоящему моменту, но он спокоен и даже почти безмятежен, ведь он вернулся туда, где нужен больше всего. Коул навестил его один раз во время этой недели, он рассказал ему о его последней встречи с Фен’Харелом в Тени. Волк упрям, как и всегда; он выслушивает Сострадание, но в тоже время не слышит его, и в конце он всегда отступает назад в свою боль и пустоту, в холодную пустошь своей обязанности. - Но в нем горит надежда, и это то, что важно, - говорит Коул напоследок перед тем, как развеется сон. – Нам нужно что-то делать. Ты можешь начинать действовать внутри базы Лавеллан. Пожалуйста, скажи своим ногам поправляться поскорее! Агент хочет напомнить ему, что на самом деле он не может это сделать, но он просыпается резко, в одиночестве со своими перевязанными зудящими ногами. Ему ненавистно быть неспособным двигаться и действовать, так много планов и небольших уловок крутятся в его голове, которые он может использовать, чтобы улучшить ситуацию, но кровать медленно становится для него тюрьмой. В конце концов, после той ночи, когда Дух навестил его, Ужасный Волк появляется в его сновидении. Он выглядит более уставшим, чем когда-либо, если это вообще возможно. Едва ни истощенный, что на момент агент думает, что его лорд – единственный, кому нужен лекарь и много отдыха. - Я прочел твое сообщение, - начинает Волк, и тень пробегает по его лицу. – Признаться, поначалу я был разочарован и обеспокоен, и собирался внедрить другого агента в…, - он резко останавливается и делает глубокий вдох перед тем, как продолжить, - … в ее базу. Но получил новости о твоем инциденте. Агент пытается игнорировать тот факт, что Волк, кажется, не может произнести имя Лавеллан; он вздыхает, потому что это значит, что потребуется больше сил, и отвечает: - Простите меня, сэр. Я думал, что это единственное, что можно было сделать, чтобы остаться на базе. Та миссия вынуждала меня оставаться в Вольной Марке месяц или больше. Я должен был что-то предпринять. Выражение лица Фен’Харела становится печальным, сожалеющим, виноватым, стыдящимся; разные оттенки боли окрашивают его глаза, и агент чувствует себя плохо. Очень плохо. - Я тоже прошу прощения, - бормочет Волк, - я не хотел этого..., никогда не хотел, чтобы мои агенты жертвовали так много ради нашей… ради моей цели. - Вы не отдавали мне приказ искалечить свои ноги, мой лорд, - с добротой говорит агент. На один миг, он чувствует себя единственным мудрым человеком во всем мире, даже если на самом деле он лишь простой, бедный эльф, рожденный в трущобах. Фен’Харел опускает взгляд вниз, на холодную землю в его сновидении, он молчит, и агент вздыхает. - Я мог бы остаться в Вольной Марке и позволить вам отправить другого агента на базу Леди Лавеллан, продолжая работать как шпион среди агентов Верховной жрицы. Но я так не сделал. А решил найти другой выход, чтобы оставаться способным следовать вашим приказам, и я сделал это по-своему. - Потому что я сказал тебе защищать ее неважно какой ценой, что ее безопасность превыше всего, - холодно возражает Фен’Харел, его ярость направлена на него самого, глаза сужены. Агент пожимает плечами и качает головой, отвечая: - Я бы сделал так, даже если бы вы не приказали мне, мой лорд. Я знаю, как важна для Вас Леди Лавеллан, я тоже не хочу, чтобы она пострадала. Фен’Харел обращает свой взгляд на его ноги; как агент и подозревал, реальность отразилась в его сновидении, и они перевязаны, а раны все еще немного кровоточат. Он может стоять без особых трудностей, но несоответствие между его плачевным состоянием и отсутствием боли вызывает у него головокружение. - Я сожалею, - повторяет Волк. Тон его голоса по-настоящему звучит печально, даже если он держит свою обычную стойку с сжатыми за спиной руками, таким образом глубже уходя в себя. – Но в тоже время и нет. Я не могу выразить целиком как сильно я опечален из-за твоей жертвы, но я также не могу тебя осуждать. Ты сделал это, чтобы продолжать защищать ее... - он делает вдох и медленно выдыхает, в его глазах огонь, его взгляд напряженный и снова сокрушенный: - И это то, что стоит учитывать. Агент знает это, он кивает, уважая желания Фен’Харела и его искренность. Он видит, как тот благодарен, но облегчение и удовлетворение также скрываются в выражении его лица, и он все принимает. Он счастлив, потому что это значит, что Волк любит Лавеллан сильнее всего на свете, сильнее себя и своих ценностей, и он сделает что-угодно, чтобы она была в безопасности. И как он еще не сошел с ума, разрываясь между этой бесконечной любовью к ней и своей обязанностью, к которой он прикован цепью? А возможно, он уже обезумел, думает агент в конце, в который раз замечая, как безжизненны глаза его лорда, как темны круги под ними и как бледен он сам. Он пытается сменить тему разговора, чтобы поговорить о самой Лавеллан, и мягким тоном молвит: - Мне подыщут работу внутри базы, мой лорд. Сестра Лелиана хочет, чтобы я снова работал с письмами, но я надеялся на работу на кухне. Мне удавалось подсунуть больше еды на поднос Инквизитора каждый раз, когда я бывал там. Глаза Волка загораются. - И она съела это? - Эм… - агент вздыхает, и из него вырывается нервный смех; теперь он тот, кто предпочитает смотреть вниз под ноги. - Не совсем. Я думаю, она лишь попробовала один раз суп, потому что он выглядел немного иначе, когда вернули поднос, но… Он застенчиво возвращает взгляд на Фен’Харела и видит, как тот хмурится. - Она так заболеет, - бормочет Волк, он проводит рукой по лицу и прикладывает ладонь ко лбу, словно усердно пытается найти решение. Агент никогда не видел подобный его жест, и он смотрит на него широко распахнутыми глазами. Это настолько непринужденно, что кажется чем-то неправильным для Фен’Харела. Когда его лорд выпрямляет спину, взгляд его глаз почти гипнотический. В нем есть решительность и серьезность, словно он планирует важную стратегию или какую-либо другую сложную миссию, чтобы выполнить их замысел. Вместо этого, Волк рассказывает ему о ее предпочтениях в еде. - Она любит сладости и горячие блюда. Не слишком острые, но ты мог бы добавить пряностей, чтобы соблазнить ее. Избегай кислого. На мгновение его серьезное выражение лица становится чем-то ярким, и самая крошечная из улыбок складывается на его губах. Кажется, он вспоминает что-то, когда мягко продолжает: - Она любит ягоды. Любые, но только сладкие. Она рассказывала мне, что лакомилась ими в те времена, когда жила в клане. Сейчас они напоминают ей о нем. Наконец, улыбка Фен’Харела расцветает, и он всматривается вдаль, туда, где виднеются золотые поля. Его щеки алеют, а глаза наполняются любовью, теплотой, отражением нежных воспоминаний тех дней, ушедших, но все еще таких живых внутри него. - Однажды, дворянин из Орлея сильно разозлил ее. Она кипела от злости всю ночь, а после пошла на кухню, потому что ярость подпитала ее голод, - он тихо рассмеялся, звук походил на что-то среднее между хохотом, фырканьем и обычным смехом. Агент чуть ли не подпрыгнул от потрясения. - На кухне она нашла миску с ягодами и взяла ее с собой в наши… ее покои. Она начала их есть, при этом ворча и проклиная того раздражающего аристократа. Вскоре ее руки были красные и липкие, и весь ее рот и лицо были испачканы ягодным соком. Когда я пришел и увидел ее такой, я подумал, что она убила кого-то голыми руками. И он снова издает этот звук: наполовину смех, наполовину фырканье. Волк не может подавить его, даже прижимая кулак ко рту, он заключает: - Она была такой разъяренной! Она рассказала мне, что сделал тот дворянин, потом забралась в постель и отказывалась меня отпускать, - его улыбка становится грустной, и только сейчас агент замечает слезы в его глазах. - Все это время она держала меня за руку и рукав свитера, и когда увидела следы от ягод на нем, она покраснела и… Глаза Волка помаргивают, словно отходя ото сна, он поворачивается к агенту, сконфуженный и практически потрясенный собой. - Почему я рассказываю тебе все это...? «Потому что ты одинок и отчаянно нуждаешься в ком то, с кем мог бы поговорить», - агент уважительно опускает взгляд вниз, ожидая следующих слов его лорда. Он чувствует себя как угодно, но не спокойно. «Где Коул? Он бы прекрасно подошел для этого момента. Разве Лорд Фен’Харел не рассказывает ему подобные вещи?» Вдруг он осознает, что Дух, скорее всего, слышал эти истории или прочел их в мыслях Волка, следуя за горько-сладкой болью, что вызывают эти воспоминания. Агент не знает, как парень-дух разговаривает с Волком, о чем они говорят и как ему удается наставить, что тот его слушает. Возможно, только на один этот миг, Фен’Харелу нужен кто-то во плоти, кто может выслушать его, а не только лишь кто-то, созданный из… неважно из чего сделаны духи. Тень? Эфир? Эмоции? Агент не знает, и каждый раз, когда он начинает думать о подобных вещах, у него болит голова, поэтому сейчас ему лучше остановиться. Его лорд прочищает горло и продолжает, снова отдаленный и холодный: - Постарайся сделать все, что в твоих силах, чтобы быть приставленным к кухне. Незаметно подкладывай травы и тоники в ее еду и напитки, что угодно, что поможет ей чувствовать себя хорошо. - Я уже делал это, сэр, и продолжу так же. - Хорошо. Неловкая тишина повисла между ними, тишина, свойственная лидеру, который вынужден делать ужасные и неприятные вещи, причинная вред миру и себе, лидеру, который заточил свое сердце, превратив его в лезвие, и кто все время кричит и плачет глубоко внутри себя. Агент улыбается, пытаясь смягчить обстановку, и говорит: - Если на ближайшее время я более вам не понадоблюсь, мой лорд, я хотел бы уйти… Пора просыпаться. - Да, - Фен’Харел на мгновение колеблется, но после говорит с искренностью в голосе. – Спасибо. Я ценю то, что ты делаешь. - Я могу сделать больше, сэр, - сбалтывает он, не способный остановить себя и свой чертов язык. Но слова уже сказаны, и агент не может вернуть их назад, даже если Волк уставился на него с широко распахнутыми глазами. - Я… я имею ввиду… - честность – лучший подход. Он не может скрыть то, о чем сейчас думает, и Фен’Харел понимает, что что-то не так, поэтому стоит сказать правду. - Леди Лавеллан хочет увидеть вас, мой лорд. Она… она делает своими руками для вас всякие вещицы, но она не знает, как их вам передать. Фен’Харела трясет, и свет в его глазах опасен; это взгляд загнанного в угол и раненного зверя, что готов броситься в атаку, отчаянно пытающийся защитить себя. Ледяная дрожь пробегает по спине агента, и пейзаж его сновидения начинает меняться, цвета становятся мрачнее, а воздух тяжелее, даже если он не настоящий. - Нет, - отвечает Волк, его голос хрипящий, слишком глубокий, слишком холодный. - Мой лорд, она страдает! Она часто плачет, и даже если вы навещаете ее сны… Вдруг он понимает, что не должен был это говорить, но слишком поздно. Взгляд глаз Фен’Харела снова меняется, и в этот раз агент инстинктивно пятится назад. Его лорд – Сновидец. Если бы он захотел, то без труда смог бы причинить ему боль в его сновидении или даже хуже. Смог бы тот убить его, если он надавит слишком сильно? Если позволит себе сказать больше? Если будет настаивать? Он не является его другом, он всего лишь агент, до него доходили слухи о Фелассане, он слышал, что Волку пришлось того убить. Но это было тогда, несколько месяцев после того, как Фен’Харел проснулся, когда он еще не знал современный Тедас. Многое изменилось с тех пор. Он увидел и познал новый мир, прожил в нем несколько лет, и в этом новом мире нашел свою любовь. Он хочет сберечь его. Слова Коула эхом раздаются в его голове - «иной выход существует, Лавеллан может найти его, и Фен’Харел хочет, чтобы она помогла ему» – и он чувствует себя храбрее. - Откуда ты знаешь, что я прихожу в ее сны? - спрашивает Волк, его глаза расширены от ярости, подозрения и чего-то, что агент не может распознать. - Чаще всего, она спит спокойно благодаря вашему вмешательству, но иногда, по ночам, она плачет и зовет вас по имени, просит вас не уходить. Каждый на базе знает, что вы ей снитесь, сэр. Губы Фен’Харела побледнели, стянулись в узкую линию, его плечи подрагивают. Он всматривается в горизонт, и слезы наворачиваются на его глазах. Он легко потерял самообладание, и это тот самый человек, который никогда не позволяет себе ничего подобного, тот самый мужчина, что всегда держит все глубоко внутри себя, тот, кто уступает боли, когда остается один, когда слишком сокрушен, чтобы ей сопротивляться. - Почему вы не пытаетесь поговорить с ней? – мягко настаивает агент. – Она обернется, чтобы взглянуть на вас, мой лорд, и вы сможете увидеть волчью челюсть, которую она всегда носит. Вы увидите ее лицо. - Это тебя не касается, - кротко отвечает Фен’Харел, отказываясь встретить его взгляд, и агент чуть ли не огрызается. «Касается, упрямый идиот!» - Вы могли бы попробовать, хотя бы раз, - вместо этого говорит он, изо всех сил стараясь сохранять свой голос ровным и сдержанным. – Вы бы сделали ее счастливой. Вам бы тоже стало лучше, и… - Я снова причиню ей боль, - Волк прерывает его. Он поднимает вглзяд на агента, качая головой, его глаза мерцают от слез. – Я не могу вынести даже мысли о том, что снова раню ее. - Но…! - И я слишком слаб, чтоб не навещать ее во сне, чтобы увидеть ее пусть даже издалека. Но только лишь так. Я не могу позволить себе больше. - Мой лорд, если бы она и в правду нашла другое решение, вы оба могли бы… - А что, если она не сможет? - Фен’Харел улыбается, и это улыбка разбивает агенту сердце. – Что если другого выхода нет вообще? Мы бы прожили вместе счастливые мгновения, которые обернулись бы мучительными и безжалостными моментами, как только бы мы осознали, что другого пути нет. Тогда мне бы снова пришлось оставить ее. Я бы потерял ее. Я увидел бы, как она умирает, и… - Волк останавливает себя, глотая слезы. - Я не хочу, чтобы она почувствовала эту боль снова. Она не заслуживает это. Она не заслуживала ничего из этого. - Сэр, я верю, что иной выход есть. Я уверен, что Леди Лавеллан его найдет, - агент хочет сделать шаг вперед и сжать его плечи, чтобы убедить его; он хочет сделать что-то, что угодно, чтобы хотя бы немного успокоить его панику. Коул сказал, что у Фен’Харела есть надежда. Почему же он постоянно теряет ее в океане боли, в котором тонет? Нельзя так жить. Если каждый раз терять надежду, все глубже и глубже уходя в отчаяние, можно сойти с ума. Вдруг агент понимает, что так сильно его мучает: Волк боится надеяться, боится верить в то, что все будет хорошо, а в конце лишиться всего. Он боится отпустить себя и остаться с Леди Лавеллан, потому что если другого выхода просто не существует, тогда… Но он существует, теперь агент это знает. Фен’Харел должен увидеть развитие, не ради себя, ради Лавеллан; он должен запомнить раз и навсегда, что их любовь может победить все. - И что ты собираешься делать теперь? Присоединишься к ее силам? – спрашивает Волк с кривой улыбкой, он усмехается почти по-отечески, и агент фыркает. - Нет, сэр, - отвечает он, и это правда. Он находится по обе стороны. – Я продолжу следить за их деятельностью и в то же время присматривать за Леди Лавеллан…, но по-своему. На мгновение между ними повисла тишина, но потом Фен’Харел вздыхает и расслабляется. Сновидение медленно возвращается в свое нормальное состояние, и агент снова может дышать спокойно, словно тугой захват на его груди исчез. - Мы больше не должны говорить об этом, - говорит Волк, поворачиваясь к нему спиной. Он хочет избежать другого довода, разговора, который на самом деле мог бы ему помочь, даже если он этого не знает. - Побереги себя, мой друг, - прощается он, кидая на агента взгляд через плечо, его стальные голубые глаза просверливают дыру в его душе. – И спасибо тебе еще раз. Перед тем, как агент успевает что-то ответить, сон заканчивается, и первое, что он видит, это рассвет, заливающий розовыми красками исцеленное небо.***
Двумя днями позднее, он наконец может стоять. Каждый дюйм его кожи, каждый мускул и сухожилия его ног болят и ноют, но его тошнит от мысли оставаться лежащим в постели, и он просит лекаря помочь ему ходить снова, конечно не идеально, но достаточно прилично, чтобы работать. Магия, бальзамы и повязки, насквозь пропитанные исцеляющими смесями, смягчили его неудобство, и даже если каждый шаг посылает толчок боли в его позвоночник, он сжимает зубы и свирепо направляется в рабочую комнату Сестры Лелианы. По пути он встречает девушку, что подносит еду Инквизитору; она обняла его и даже начала плакать, видя, что он снова может ходить. Он так же встретил мужчину, что угощал его едой, а потом и Хардинг появилась из ниоткуда, и ему буквально было нечем дышать каждый раз, когда его привлекали в объятия, сжимая до самых костей. Хардинг предлагает проводить его, но он любезно отказывается и продолжает свой путь, мысленно обещая присоединиться ко всем за обедом. Он передвигается медленно, шаг за шагом с шипением и стонами, но все равно улыбается, на его сердце легкость и удовольствие. Он не может не остановиться, когда проходит мимо висящего на стене зеркала, агент не узнает себя и несколько минут тратит на то, чтобы понять, что изменилось в его лице. Его оливкового цвета кожа кажется тоньше, практически бумажной, зеленые глаза выглядят больше, впалые щеки более измождены, а губы потресканы. Эльфы склонны быть худыми и гибкими, но сейчас он определенно тощий, его тело обессилено болезнью, усталостью и потерей крови. Он выглядит старше. Он уже не молод, это правда, но никогда прежде он не выглядел таким взрослым… даже после самых сложных миссий. Агент сердится и вдруг чувствует себя неловко; он никогда не заботился о том, как выглядит, но он расстраивается из-за таких больших изменений. Возможно, стресс тоже является тому причиной. «Эти двое сведут меня с ума, если не вернутся друг к другу как можно скорее». Хромая, он уходит прочь от зеркала, облокачиваясь рукой о стену, таким образом поддерживает себя и не переводит весь свой вес на ноги. Он добирается до кабинета Сестры Лелианы и, постучавшись в дверь и получив разрешение войти, с гордым и величественным видом он делает шаг вперед, спина прямая, колени устойчивы, а лоб покрыт испариной. - Создатель! – восклицает Сестра Лелиана, поднимаясь из своего стола с широкой улыбкой на лице. – Я так рада тебя видеть! Тебе уже лучше? - Да, Ваша Святость, - отвечает он в поклоне головы. – Пока еще не могу хорошо ходить, но, по крайней мере, двигаюсь, я готов вернуться к работе. - Так скоро? Ты уверен? – Лелиана садится обратно с обеспокоенным выражением на ее нежном лице. – Ты же знаешь, что можешь подождать, не так ли? Нет причины для спешки. Агент улыбается и кивает, убеждая ее, что он в порядке. - Я хочу быть в действии снова, Ваша Святость. Я больше не могу оставаться в постели, мои ноги скорее придут в норму, если я буду их использовать. Лекарь это подтвердил. Лекарь не говорил ничего подобного, но агент сомневается, что у Сестры Лелианы найдется время, чтобы найти подтверждение такой маленькой, незначительной детали. - Очень хорошо, - она улыбается в ответ. – Как я и говорила пару дней назад, ты можешь вернуться к работе с письмами. Будешь распределять и заносить их в каталог вместе с другими агентами. Это было бы идеальным способом разузнать больше об их планах и деятельности, узнать, нуждаются ли они в помощи, о новых шпионах и каких-либо особенных контактах. Но он находчивый и сможет найти то, что ему нужно любым другим способом. Также ему поможет Коул. Поэтому он отрицательно мотает головой и говорит: - Прошу прощения, Ваша Святость, но я хотел бы выполнять другие задания. Думаю, что я был бы более полезным на кухне. - На кухне? Ты? – задыхается Лелиана. – Ты совершенно уверен? Это было бы… таким расточительством, - она даже гримасничает, произнося эти слова, но агент хоть и польщен, но все же смеется и снова мотает головой. - Я уверен. Повару нужен помощник и я знаю, как готовить много разных блюд, - он становится серьезным и выкладывает свой следующий козырь. – К тому же, я знаю несколько рецептов, перед которым Леди Лавеллан не сможет устоять, и она будет снова питаться нормально. Сестра Лелиана хмыкает и приятно удивленная мягко спрашивает слегка опечаленным голосом: - Ты тоже это заметил, да? - Я проводил много времени на кухне перед тем, что со мной произошло. Повар – мой хороший друг и мы часто обсуждали отсутствие аппетита у Инквизитора. - Она просит лишь фрукты и воду, иногда мясо, но никогда его не пробует. Да, я знаю, - вздыхает Лелиана, подпирая ладонями подбородок. Ее обеспокоенный взгляд мечется по комнате. - С каждым днем она становится бледнее и худее. Она работает слишком много и совсем не заботится о себе. Слабая улыбка складывается на ее губах. - Она напоминает мне меня, когда я была лучшим шпионом в Инквизиции. Но моя ситуация была иной. Я любой ценой пыталась спасти и любовь всей свой жизни, и мир. Лелиана снова вздыхает и довольная и гордая ехидно ему улыбается, а через мгновение приподнимается, упираясь руками о стол. - Что ж, отлично. Если это то, чего ты желаешь, ты будешь помогать на кухне. И если твои рецепты действительно понравятся нашей леди, значит, Создатель благословил всех нас, послав тебя к нам. Он отвешивает поклон и кричит от радости внутри себя, его сердце быстро колотится, а щеки болят, потому что изо всех сил он пытается сдержать исступленный смех. Верховная жрица возвращает свое внимание к письмам, лежащим на ее столе, и задумчиво напевает. Все они адресованы Инквизитору. - Думаю, тогда мне нужно найти кого-то еще, кто смог бы об этом позаботиться, - бормочет она, и он пытается ухватиться и за этот шанс. - Позвольте мне сделать это, Ваша Святость. Последнее задание как для посыльного, - ухмыляясь, он пожимает плечами. - Как в старые добрые времена. - Но покои Инквизитора… - Не беспокойтесь о лестницах, - он забирает письма перед тем, как Лелиана успевает сказать хоть что-то, и улыбается. – Не хотите ли вы, чтобы я передал Леди Лавеллан что-то в особенности, Ваша Святость? - Нет, - она возвращает ему улыбку и жестом показывает на дверь, – ты можешь идти. Спасибо. Взгляд, которым они обменялись, наполнен взаимным уважением, и агент покидает комнату с широкой усмешкой на лице.***
Его улыбка пропадет, когда он добирается до комнаты Инквизитора. Его ноги ноют от боли, они горят и дрожат, и ему приходится облокотиться о стену, чтобы перевести дыхание. Его лоб покрыт потом, и он чувствует, что его шея тоже мокрая. Он откидывает назад спадающие на глаза каштановые волосы, и, испытывая мучительную боль, направляется к двери. Он стучит четыре раза, терпеливо ждет, но так и не получает ответа. Но стучит еще пару раз и снова не слышит ответа Леди Лавеллан. Может, ее нет в комнате…? Он берется за ручку и медленно толкает дверь, заглядывая внутрь. Поначалу, он не видит ее и благодарит Создателя (даже если в Него не верит) за эту чудесную возможность. Но потом он замечает ее фигуру за столом, и резко замирает. Она спит, положив голову на правую руку. На ее левой руке нет протеза, и пустой рукав свободно с нее свисает. Прилагая все усилия, чтобы быть таким тихим, как только возможно, агент вступает в комнату и приближается к ее столу; теперь он может разглядеть ее лучше. Он бесшумно и встревожено вздыхает. Она и в правду настолько бледна, что он может разглядеть крошечные голубые венки под кожей ее руки, на ее длинных мокрых ресницах все еще мерцают слезы и падая, они оставляют пятна на мятой бумаге, зажатой под ее щекой. На столе лежит милый, наполовину сделанной волк, рядом с лапкой которого агент замечает иголку и цветные нити, и чувствует, как непомерная тоска и симпатия заполняют его сердце. Она пыталась закончить и это тоже, но он видит место, где она остановилась; ей все еще слишком тяжело использовать механическую руку для создания таких мелких и хрупких вещиц как этот плюшевый волчонок. Он обнаруживает протез лежащим на другой стороне комнаты. Похоже, что она сняла и бросила его в приступе гнева и разочарования; это совсем несвойственно для нее, но учитывая ее положение ее легко понять. По комнате раскиданы другие плюшевые зверьки, они все точно такие же, какими он их запомнил – незавершенные и ожидающие, когда Лавеллан, преодолевая боль, начнет двигать металлическими, искусственными пальцами, чтобы, наконец, их закончить. Агент оставляет письма на столе и осторожно берет в руки плюшевую игрушку. Оглядывая ее взглядом, он улыбается, потому что волчонок выглядит симпатично и мило, и очень похож на многие изображения Фен’Харела, которые ему удалось увидеть, посещая древние руины, а также на фресках, что украшают базу Волка. Этот подарок романтичный, но в то же время напоминает ему о чем-то еще, о другом чувстве, о врожденной эмоции, которой он не может дать название. На мгновение, он думает, что этот плюшевый волчонок хорошо бы смотрелся в маленьких ладошках ребенка, но потом эта мысль исчезает так же быстро, как и пришла. Он никогда не делала своими руками ничего подобного, но эта вещица уже наполовину готова, и если он просто последует примеру Леди Лавеллан… В последний раз взглянув на Инквизитора с нежностью, он покидает комнату с плюшевым зверьком, надежно спрятанным за его плащом и готовым быть завершенным и отправленным Фен’Харелу.