Сборник драбблов Том/Крис

Мюнхен всегда считался теплым городом. Ну, по сравнению с остальными городами Германии. Я очень любила его за кучи пивных магазинов и лавочек, живописные виды и хорошую погоду. Но жару терпеть не могла. И вот я переехала в город, где палящие солнечные лучи преследовали меня повсюду вне зависимости от времени года. Ммм, класс. Неудивительно, что поначалу я часто просыпалась от жары. Кондиционер спасал, но меня преследовало ощущение жара и солнечных лучей, я готова была сутками сидеть в прохладной ванне с приглушенным освещением. Одна из проблем привыкания к незнакомому городу. Лишь одна из. Месяц начала отношений в Германии был очень романтичным. Да, было достаточно проблем и других занятий, которые отвлекали от выстраивания взаимоотношений, но мы часто разговаривали, проводили вместе время, изучали друг друга. Но теперь мы находились на их территорий. Каулитцы вернулись в колею, которая у них уж давно накатана, и я не знала, как в неё входить. Джу, конечно, будучи более гибкой, просто присоединялась, как к чему-то уже знакомому, только в другом месте. Я же переживала полную потерю ориентиров. Мне были чужды клубы, сон до трех часов, еда не дома и постоянное общение с незнакомыми людьми. Это друзья Тома и Билла, но не мои. Нет, они милые, но с каждым днем мне все чаще хотелось запереться в комнате и не выходить оттуда, не разбирать проблем, которые невозможно решить одним разом. Это все так было мне дико, что я старалась находить отговорки все чаще. Том не возражал и упрашивать не собирался. А мне в глубине души этого хотелось, хоть я и понимала, что он мне ничего не должен. И да. Язык. Незнакомый и чужой. Нет, я могу примерно разобрать чужую речь и построить свои фразы на английском. Но перейти на него было невообразимо сложно, каждый раз приходится напрягать мозг, когда привык незадумываясь говорить, как дышать. А теперь для такой естественной вещи нужно прилагать усилия. Непривычный распорядок дня, жара, вынужденное общение с людьми, сложности языкового барьера и ни одного человека, кому мне бы не было стыдно об этом сказать. Периодически мне было так невообразимо одиноко, что я порывалась улететь обратно. Потом вспоминала, в чьем доме нахожусь, и заставляла брать себя в руки, проживать ещё один день. — Алекс пригласил на вечеринку завтра, что думаете? — спросил за завтраком Билл, читая сообщение на телефоне. То есть, за обедом, почти ужин, для меня. Я одна встаю в девять утра, пока остальные члены… семьи? Наверное, так. В общем, они просыпались около трех. — Отлично, — бросил Том, сосредоточившись на меню. Да, мы почти всегда завтракаем — или обедаем — в ближайшем кафе. Жутко дорогом и пафосном, кстати. Отдельный дискомфорт мне доставляло то, что Том за меня платил. Мы знатно поспорили на этой почве чуть ли не в первый же день перелета, и мне пришлось в итоге согласиться с ним. Ну это, правда, глупо, что они будут завтракать в этом вот кафе, а я специально поеду на метро дальше в город, чтобы найти более бюджетный вариант, чтобы не тратить его денег. Но это не значит, что я смирилась. — Джу, ты свободна завтра? — спросил Билл у девушки. Она за короткое время уже нашла свою компанию, состоящую пока что из пары человек, но я знала, что это не конец. Это же Джу. — Да. — Крис? — я с неприязнью почувствовала, как все взгляды сошлись на мне, пока я анализировала разводы молока в кофе. — Нет, я не пойду, — ответила я дрожащим голосом и кашлянула. Благо, в этот раз никто не спрашивал, почему, и мне не приходилось врать. — Слушай, тебе настолько в лом общаться с моими друзьями? — спросил Том напрямик, когда мы выгуливали собак. Джу с Биллом шагами впереди и пихались попами. Я с завистью покусывала внутреннюю сторону щеки и думала о том, что у нас такой непосредственности в отношениях нет. — С чего ты взял? — я вздрогнула и почувствовала, как кровь прилила к щекам. Не из-за жары. Желудок судорожно скрутило. — Ты упорно уже который раз отказываешься от столкновения с ними. А если и видишься, то ты бы победила своей улыбкой в номинации «Мисс Неестественность 2013», — его слова больно задели меня. — Ну хоть где-то я должна быть «Мисс», если уж внешностью не удалась, — язвительно выплюнула я раньше, чем успела подумать. — Так вот в чем дело, — протянул Каулитц с раздражением и усталостью. — Крис, мне кажется, мы уже говорили об этом. — Дело не в этом, — жестко пресекла я. — И не в твоих друзьях. — Так в чем? Я уже было открыла рот, чтобы ответить, и повернула к нему голову, чтобы увидеть, что на самом деле ему не интересен ответ на свой вопрос. Он вообще был риторическим. Ему нужно доказать мою неправоту, нужно добиться от меня изменения своего поведения. Друзья не понимают, что я здесь делаю и уже спрашивают у него, какого черта, а Том чувствует незнакомого до сих пор рода стыд, и он судорожно пытается изменить ситуацию. Каулитц не понимает меня, но это и неважно, он бы дал мне время хоть до скончания времен, если бы не положение в обществе. Я не вписываюсь в него со своей грустью. — К черту, — глухо произнесла я и, развернувшись в противоположную сторону, пошла на выход из парка к автобусной остановке. Хоть сеть общественного транспорта я более-менее освоила. — Ты куда? — крикнул мне вслед Том. — К черту! — повторила я. Было жутко обидно. Я оказалась права в своих прогнозах, но легче от этого не было. Слез, как ни странно, не ожидалось, хотя в груди все как-то странно глухо скукоживалось и не давало дышать. Том ничем мне не обязан. Он не задолжал мне поддержки и сам в серьёзных отношениях столько же, сколько и я. Я это осознавала, понимала на что шла. И что толку теперь говорить об этом? — Крис! Подожди! — я услышала знакомый голос за спиной и обернулась. Меня догоняла Джу. — Что ты тут делаешь? — немного враждебно спросила я. Враждебнее, чем я хотела. Сестра приподняла брови, заставив меня смутиться. — Вообще-то, пытаюсь оказать тебе поддержку, — с укором ответила она и уже мягче спросила: — Что происходит? — Не суть важно. — Крис, если ты будешь молчать и упираться, проблема не решится спросила сама собой. — От моих слов ничего не изменится, он все равно не поймет, — махнула я рукой и, почувствовав ком в горле, сжала губы. — Я не хочу об этом говорить. Джу знала, что спорить в этом случае бесполезно, так что только уговорила подождать в машине. В машине, в которой душно, как в печи, даже если её оставить в тени. Это словно сон наяву. Едва приехав домой, я уединилась у себя, занавесив окно темными шторами. Это было мне необходимо. Гостевая комната выглядела необжитой, как гостиничный номер, но сейчас это было мое единственное пристанище, покой которого периодически нарушали. — Крис? Ты там? — послышался стук с той стороны двери и голос Билла, и я судорожно вытерла слезы. Какого черта? — Да, я здесь, — ответила я, приняв настолько непринужденную позу, насколько могла. — Джу засела в свои игры, а Том — студии. Обоим лучше не мешать, и я остался без компании, — пожаловался он и вдруг вгляделся в мое лицо. Я занервничала. — Погоди, ты что плакала? — Что? Нет! — это самая фальшивая реплика в мире. Нос предательски хлюпнул, голос дрожал. — Не ври, у тебя нос красный и ресницы мокрые, — он сел ближе и вгляделся в мое лицо ещё пристальнее. Я не на шутку занервничала. Билл — не Джу. И не Том. Джу не станет напирать, если увидит глухую стенку, от Тома можно сбежать. От Билла спасения нет, и пока не расскажешь ему все, он не отстанет. — Не говори мне, что это из-за сегодняшнего. — Нет, — я помотала головой и отвернулась. До этого меня не палили за слезливым сеансом. — Так в чем же дело? — Ни в чем. — Крис, — осуждающе проговорил Билл. А я не могла себя заставить. Никак. — Слушай, я понимаю, что тебе не хочется рассказывать, мы с тобой, возможно, не лучшие друзья, но, может быть, смогу тебе помочь. Эти слова попали куда надо. Мне невероятно хотелось с ним подружиться. Признаться, я перестала его воспринимать как особь мужского пола ещё пару лет назад, но это не значило, что Билл перестал быть мне интересен как человек. Говорить с ним было легко и увлекательно, он умел слушать собеседника и понимать его, чётко и грамотно высказывать свою точку зрения, пока этих качеств был частично лишен его брат. Но открыто рыдать у кого-то на плече я разучилась с момента совместной жизни с мамой. С ней слезы были под запретом. — Почему у тебя так темно? — спросил Билл и хотел встать, чтобы раздвинуть шторы. Я удержала его за руку. — Не надо. Я по-другому не могу. — Почему? — Здесь очень жарко. И солнечно. Мне становится плохо, снятся сны про жару и солнце. Хочется быть хоть где-то в темноте и прохладе. — Но ведь в Мюнхене тоже довольно тепло. — Не настолько. И летом я просто выходила на улицу вечером, когда солнце уходило в закат, и становилось менее жарко. А здесь так всегда. — Ух ты, — только и произнёс Билл, наверняка наблюдая такое впервые. — Получается, это что-то типа фобии? — Нет, меня просто плющит от кучи непривычных факторов. — Например? — Язык, сон до трех, завтраки в пафосных кафе, постоянное общение с незнакомыми людьми, пальмы эти чертовы, я ничего вокруг не узнаю, все вообще совсем другое, и мне тяжело привыкнуть. Просто… нужно время. И все, — проклятущий комок снова застрял в горле, руки затряслись мелкой дрожью. Я задышала глубже, чтобы успокоиться. — Тебе одиноко, — вынес вердикт Билл, и сдерживаемые слезы хлынули новой волной. Мне оставалось только кивнуть. — Ну иди сюда. Он обнял меня так естественно, так, черт возьми, легко, словно так и должно было быть. И ни утешительных слов, ни уговоров, что я должна быть сильной, чтобы это преодолеть. Ни обвинений в жалости к себе, ни банальных «все будет хорошо». Ни даже скованности в движениях, парень просто обнимал меня и гладил по спине. И все. Мне было невероятно стыдно, но остановиться не получалось никак. Я знала, что Билл это расскажет Тому. Даже не подвергала это сомнению. И мне, в целом, было на это плевать. Наверное, он хотел помочь, но ничего не изменилось. Том больше не поднимал вопрос, почему я не хожу на тусовки, и извинялся взглядом. Мне, в целом, было ни жарко ни холодно от этого. Легче от того, что я проплакалась, не стало, и когда тройка тусовщиков свалила на вечеринку, я решила насмотреться каких-нибудь роликов на YouTube про котиков и лечь спать. Снова жара, как в печке. Горячие волны проникали все глубже в тело, солнце слепило глаза, и меня пронизывало ощущение, что я жарюсь. — Тише, тише, — я не сразу поняла, что происходит. Тепло, но не жарко. Тихо шелестит кондиционер, темно. Я проснулась. В чьих-то объятиях. — Том? — Я. — Я думала, ты на вечеринке… — Я уехал оттуда. — Почему? — Это… неважно, — замялся Каулитц. — Это был кошмар про жару? — Да, — тихо ответила я. По классике он должен был говорить, что я не должна была замалчивать. Но не говорил. И я понимала, почему. Однако же парень никуда не делся, и его руки все ещё обнимали меня и гладили по волосам. — Ты хочешь уехать отсюда? — Нет. Хочу просидеть в тихой прохладной комнате всю свою жизнь. Не разговаривать с людьми. Не выходить на улицу. — Это самое странное желание, какое я когда-либо слышал, но вряд ли смогу помочь тебе его исполнить. Но наверное, это не все? Я помолчала. Не все. Но говорить дальше было стеснительно. — Крис? — Полежи со мной. Просто полежи. Том не стал ни возражать, ни удивляться. Осторожно уложил меня в кровать, разделся и лег рядом. Я оплела его, насколько это было возможно, и уткнулась носом в ямку между ключицами. Он очень приятно пах. Чем-то мягким, знакомым и чуть сладковатым. От него становилось спокойнее. Под ладонью выпирала лопатка, под коленом — тазовая кость, у нас не сходились в ритме дыхания, и пока я предательски прижималась к нему в отчаянии и желании никогда не отпускать, Том просто не понимал, что со мной. И не знал, что со мной делать. Я осознавала, что этот поезд едет в никуда. Я понимала, что мне нужно брать себя в руки. Срочно. Самой. Никто мне не поможет, и чем быстрее я сама выстрою себя, тем будет лучше. Пора.