***
Когда Рейегар выезжает навстречу пестрой процессии дорнийцев, он вновь задается вопросом «какого черта?» Какого черта происходит сейчас? Какого черта отец приглашает дорнийского принца, брата Элии, ко двору, в Малый Совет, на место мастера над монетой (хорошо хоть не над кораблями)? Какого черта принц соглашается приехать туда, откуда сбежать бы рады были все (и Рейегар первый)? Какого черта? Ведь безумие страшнее чумы. Рейегар морщится и, обернувшись через плечо, смотрит на Эртура. Как всегда спокойного и безразличного с виду. — Я не понимаю ничего, — говорит он Дейну. Тот пожимает плечами и неприметно улыбается. — Вы не одиноки в этом, мой принц.***
— А где же прекрасная принцесса? — казалось бы, непринужденно интересуется Оберин Мартелл, одаривая кронпринца усмешкой, которой будто порезать его желает. Впрочем, не без оснований, Рейегар был помолвлен с его сестрой несколько лет назад. — Прячете ее от нас, Ваше Высочество? Он впервые за эти месяцы радуется отъезду Лианны. Не потому что боится яда, подсыпанного ей в бокал — даже Оберин на такое не осмелится, — а потому что это избавляет ее от возможности стать объектом пристальных, неприязненных взглядов дорнийцев и насмешек Оберина, язык которого без костей. — И правильно делаете, — хмыкает у него за спиной Эртур, обычно молчащий во время разговоров членов королевской семьи, которых вынужден сопровождать. — От такого, как ты, нужно прятать не только жен, но вообще всех женщин, даже служанок. — Свою сестру ты спрятать не успел, — Оберин чуть замедляет шаг и хлопает белого рыцаря по плечу. — Кстати, почему «даже»?***
Принцесса кажется рыжим пятном на фоне серого небосклона. Снег только сегодня растаял, вязкой грязью оставшись на земле и дорожках сада, которые никто не потрудился расчистить. Но женщина даже шали не накинула поверх разлетающегося в стороны, слишком открытого апельсинового платья. Ей должно быть холодно, кажется Рейегару, но дрожи, бьющей ее тело, он не замечает, даже когда та подходит совсем близко. Лишь золотой браслет на одной руке и ленты сандалий, обвивающие ноги до самых бедер. — Ваше Высочество, — Рейегару кажется, что он что-то явно упускает, забывает или не знает, когда он смотрит в ее фиалковые глаза и видит там что-то знакомое. Но это перестает быть важным, потому что принцесса улыбается, как Оберин, хитро и склоняет голову. В ее темных волосах блестят асшайские бриллианты. — Принцесса, — кивает он. Она кажется ему совсем юной, едва ли многим старше его Лианны. Но ни в манерах ее, ни в движениях, ни в жестах не улавливает он той очаровательной резкости и неуверенности, так свойственной юным девушкам, еще не осознающим, насколько они прелестны. Дорнийка же знает о своей красоте великолепно и умеет ее подчеркивать, как бы оправляя волшебный изумруд мягким серебром. — Прекрасная погода, не находите? — улыбается принцесса, заходя к нему в беседку. Она садится на скамейку рядом и смотрит на черные ветви кустов, вылезающие из земли и сплетающиеся между собой. — Не находите, видимо. Я тоже, — она чуть поворачивает голову в его сторону. Рейегар думает, что на ней красиво смотрелась бы корона, но там лишь обруч из медных солнц. А потом она замолкает, глядя, как среди этих кустов мечется стайка птиц, выискивая в траве себе пищу, и больше не говорит ни слова. Рейегар может представить, что он один.***
Он понимает всё в тот момент, когда встречает Эртура Дейна неподалеку от части замка, отведенной для дорнийцев, и только тогда понимает то, что упускал. А девочка-то выросла. Он вспоминает о Визерисе и отправляется на поиски брата. В голову навязчиво лезут мысли об отце. Отце и Визерисе. И об убийстве. Он знает, что не сможет освободить страну от этого безумия. Ему для этого безумия не хватает и силы воли. Этот человек когда-то подкидывал его в воздух и смеялся. Остается только ждать смерти, непонятно, чьей именно.***
Визерис засыпает под утро, когда Рейегар понимает, что уже не сможет уснуть. За окном рассвет красит небо цветом крови, разбавленной молоком, и он решает пройтись. Ветер холодный, но несильный, пытается бить в лицо, но вскоре оставляет эти попытки, бросая все свои силы на раскачивание ветвей деревьев. Их шелест чем-то похож на шепот. И если прислушаться, кажется, можно понять слова. Но он не понимает. Деревья не его Боги, это с Лиа они разговаривали. До него же не доходит. В лужах, похожих на осколки разбитого зеркала, отражаются кусочки неба. Рейегар думает о том, что это звучит красиво, и улыбается. Насмешливое "Ваше Высочество" раздается откуда-то со спины. На этот раз она кутается в плащ и не выглядит такой вызывающе яркой. Обычной девушкой с выразительными глазами, в которых тоже осколки неба застряли. — Доброе утро, — она дергает краешками губ. Он, склоняя набок голову, надеется, что она поймет. (С ней на самом деле приятно молчать, но он хочет увидеть счастье. Что оно существует хотя бы.) — Эртура передразниваете? — он благодарит Богов, обычно немилостивых к нему, за ее не особо-то красивый смех и улыбку. Он, глядя на нее, понимает, что провести жизнь с ней не хочет, что любить ее он тоже не хочет. Такие остаются в воспоминаниях навсегда ярким всполохом красок, не болью. Такие не становятся любовью-на-века. Поэтому он ее целует, прижимая к себе. И надеясь, что она действительно не саморазрушается изнутри, как говорят ее глаза. (он ведь не хочет утянуть ее на дно, просто пытается выплыть за ее счет) Он бы остановился, если бы она оттолкнула. Но она не отталкивает, даже когда он кусает ее и во рту ощущается вкус крови.***
— Красиво, — говорит она, глядя на небо, и поправляет подол платья, фиолетового с желтыми вставками. — Ним как-то сказала, что облака похожи на сладкую вату. Такие же вязкие и розовые. Она права. Рейегар пожимает плечами, ожидая, что она сейчас чего-то от него потребует, но она замолкает, приводя прическу в порядок. На ее запястье он видит синяк, и отводит взгляд. — Кто это — Ним? — Моя падчерица, — пожимает плечами она и уходит, оставляя запах красных апельсинов, что так любила его невеста, и облегчение, граничащее с удивлением, в душе.