Все в огне сгорит

Это не любовь с первого взгляда. С пятого. Десятого. Или двадцатого. Это вообще не любовь. Он просто думает, что она красивая и ни капли не похожа на Лиа. Что ее мужу повезло — у нее даже лодыжки изящные. И этим все ограничивается. Какая тут любовь, когда его беременная жена, скорее всего, осыпает его проклятиями где-то в Винтерфелле, отец обещает сжечь каждого третьего и сжигает минимум по одному в день, а брат понимает всё больше и огня боится как… слишком сильно. Ее мужу на самом деле не повезло, потому что не он трахает ее сейчас на скамейке в саду. Не он срывает с ее губ стоны и оставляет алый след на плече. Рейегар не узнает сам себя. — Твой муж убьет меня? — интересуется он. И Эшара усмехается, продолжая лежать на лавке. Она выглядит довольной, но не более. — Ну ведь тебе не будет жаль умереть, — тянет она. — Раз дорнийка любила тебя, верно? «Глупая смерть», — решает он, не отвечая ей. — Не забивай себе голову. Это не то, о чем тебе действительно стоит думать.  — А о чем мне стоит думать? — он удивленно вскидывает брови. Наверное, о том, что пора бы им перестать встречаться здесь в саду, где их может увидеть каждый. И вообще перестать встречаться. Но пустота внутри требует заполнения и тянет его к ней, такой непонятной, но совершенно свободной. Она позволяет забыть о проблемах.  — О, на самом деле много о чем, — она не хихикает, хотя говорит эти слова тем тоном, с которым Лиа произносит что-то веселое и после хихикает. Рейегар уже ждет этого. Не дожидается. — Например, о своем брате. О делах государства. О том, что десницу стоит сменить. Впрочем, как и короля. Он хочет ее ударить и сказать, что это не ее дело, но он не бьет женщин. Никогда. Ни за что на свете. Эшара закатывает глаза.  — Многие уже делают ставки на то, когда и как ты убьешь отца, — сообщает она. — Кое-кто уже проиграл. Ты несильно торопишься, верно? Наверняка обдумываешь план.  — Я не убью отца, — твердо говорит Рейегар и не врет. Сил не хватит. Она равнодушно пожимает плечами: то ли не верит, то ли ей просто всё равно.  — Твое дело, — говорит она и почему-то его целует. Он ее отстраняет. (и она усмехается)

***

Из Винтерфелла приходит письмо Лиа, которая пишет, что с ней всё в порядке. Она спрашивает, устраивает ли его имена Висенья и Эйгон, которые она собирается дать ребенку, когда тот родится. Он улыбается, читая ее письмо, и хочет быть рядом с ней. Но его место, кажется, здесь (чему вряд ли позавидуешь).

***

 — Яд или клинок безликого? — интересуется принц Оберин, догоняя его в коридоре. И Рейегар чувствует жалость по отношению к его сестре, жене, детям, брату да и вообще ко всем людям, хотя бы знакомым с дорнийцем. Он не представляет, каким ангельским нужно обладать терпением, чтобы его выносить (хотя бы). — Или, быть может, дикий огонь? Нынче это популярно, а, Ваше Высочество?  — Доброе утро, принц Оберин, — улыбается Рейегар, делая вид, что не понимает (как привычно!), о чем он (благодаря Эшаре понимает и, глядя в самодовольное лицо, совсем не жалеет, что трахает ее вот уже месяц). Оберин скалится в ответ.  — Утро добрым не бывает, если оно утро, — и скрывается за дверьми зала Малого Совета.

***

Отец предлагает сжечь весь город. Мерривезер молчит, опустив голову. Мейстер Пицель начинает путано уговаривать короля не делать этого. Принц Оберин будто бы всерьез задумывается над этим предложением. А Рейегар (что он вообще делает на заседании Малого Совета — у него и должности-то нет?.. так… приходящий, левый принц, почти-что-не-кронпринц) сходу называет пять причин, почему желание отца нецелесообразно (налоги платить некому — казна пополняться не будет, в замке слуг тоже не станет, а мейстер Пицель вряд ли хорошо готовит, как и принц Оберин чисто выметает полы… и в таком духе). Он искренне скучает по Тайвину Ланнистеру, использовавшему тот же прием. Его ума и рассудительности явно не хватает. Тут непросто десницу и короля, тут весь совет надо менять. Отец смотрит на Рейегара, ища подвох (и принц уверен — найдет).  — Казна — это важно, ты прав, — кивает Король. Десница поднимает голову. Пицель успокаивается и перестает кудахтать, беспрестанно повторяя «но, Ваше Величество…» Белый Бык улыбается устало, но ободряюще. Оберин усмехается.  — Что ж, жаль, — для одного себя, видимо, шутит он. — Было бы зрелищно. Рейегар тоже усмехается, вспоминая, что насчет подметающего полы принца отец не возражал.

***

Он находит Визериса в компании (не совсем) Дейнов в саду. Эртур раскачивает качели принца, а Эшара сидит у маленького пруда, наблюдая за спокойной гладью, изредка подергивающейся сеточкой ряби. Ее красное платье опять кажется вызывающе (и даже не потому что не скрывает почти ничего) ярким. Рейегар хочет наорать на друга, потому что тот должен охранять Визериса, а не встречаться с сестрой. На ту у него есть свободное время. Почти нет, на самом деле, да и Визерису нравится разговаривать с Эшарой. Это видно. И это выводит Рейегара из себя (слишком уж близко любовница подобралась. Непозволительно близко — к брату). Он давит раздражение и нацепляет улыбку, которой Мартелл не поверит точно (да никто не поверит, даже Визерис).  — Утро добрым не бывает, если оно утро? Эшара тихо хмыкает. Визерис улыбается ему. Эртур не отвечает, вновь становясь безмолвной тенью, белым рыцарем Королевской Гвардии.  — Сейчас уже не утро, Рейегар, — говорит Визерис. Действительно, уже почти полдень (а время-то летит быстро).  — Значит, утро доброе, господа. Эшара смеется звонко. Эртур улыбается. Визерис не понимает происходящего, но улыбается тоже. Рейегар опускается на землю и прикрывает глаза. Ему удивительно легко сейчас.

***

Эшара рассказывает ему о ядах. Эшара, Иные побери, рассказывает ему о ядах. И он спрашивает, зачем ему эти сведения. Она усмехается и пожимает плечами. Ей эти сведения тоже незачем, но Оберин почему-то говорит именно об этом, а не о чем-то другом. Рейегар смотрит ей в глаза — искусно врет, красиво, ни один мускул в лице не дрожит, значит, уже привыкла. Но он знает, что она врет. Но она продолжает говорить о ядах, не замечая, что его ни капли ее слова не интересуют (никогда). (Сейчас — интересуют. И она знает.)

***

Визерис спрашивает, назовет ли он дочь Рейлой, и высыпает на стол кипу листов, на которых нарисована желтоволосая девочка с фиолетовыми точками-глазами и ресницами на пол-лица. Рейегар вспоминает мягкие локоны, что наматывал на пальцы, нежные руки, гладящие его по щеке, понимающую улыбку и маленькие ямочки на щеках, — и думает, что имя Рейла будет вспарывать его легкие всякий раз своим звучанием. Брат оказывается вернее, хотя он пережил больше него. Рейегар просто пережил (и не слишком рад этому), хотя порой себя мертвым чувствует.  — А потом мы поженимся, — завершает Визерис историю своей и Рейлы любви. — И будем жить долго и счастливо. Рейегар хочет сказать, что после брака история не заканчивается (сказка — да), а только начинается. Жить долго и счастливо не получается, даже если ты не собираешься сжигать жену в адском огне. Но оставляет брату сказку, в счастливой конец которой хочется верить (и ему). (не верится)