***
— Вам срочно стоит осмотреть моего сына, великий мейстер, — говорит отец, завидев Рейегара, и тот уже знает, к чему он ведет. — Мне кажется, он неизлечимо болен. — Ваше Величество… — Пицель теребит рукав, не поднимая взгляд. — Я почти уверен, что принц Рейегар совершенно здоров. — Нет! — отец вскидывает руку, он всё еще кажется величественным на Железном Троне, несмотря на отросшие ногти, нестриженные волосы и ужасающего вида бороду. Он кажется королем. — Он болен! Или по-вашему, великий мейстер, глухого, слепого и тупого можно назвать здоровым? Пицель бурчит что-то невнятное, еще больше склоняя голову. Рейегар силится не закатить глаза. Его всё так достало, милосердные (нет) Боги. И усмешка принца Оберина, блуждающая по губам. И отец, который считает правильным унижать родного сына перед всем двором (Рейегар не злится, он всего лишь хочет сбежать, куда подальше). — Я не слеп и не глух, отец, — говорит он. — Я ясно вижу тебя и слышу твои слова. Насчет тупого он не возражает за неимением аргументов против. Ведь нельзя же сказать Королю «Я не туп, потому что хотя бы не намереваюсь всерьез сжечь город без каких-либо на то причин. Я не сжигаю людей.» Нельзя. — Да? Ты видишь меня? — рот его короля искривляется в ухмылке. — Почему же ты не видишь также ясно то, как тебе изменяет собственная жена? Почему не видишь, что эта шлюха нагуляла бастарда у тебя под носом? — Потому что это не бастард, — спокойно отвечает Рейегар. Сир Джейме смотрит как-то устало (рыбак рыбака…) и взглядом желает «удачи». — Это мой сын, отец. — Твой сын? — отец едва ли не вскакивает с трона, рукой задевает острие одного из мечей, но не кричит, лишь морщится. — Твой сын с каштановыми волосами?! Твой сын? — Мой, — кивает принц. — У него глаза фиолетового цвета. Цвета Древней Валирии, отец. Как и у всех Таргариенов. — Гнусная ложь! — морщится тот. — Я не поверю ни единому слову! Пока не увижу сам! А если я не увижу, то я сожгу его и твою сучку, как сожгу и тебя, если попытаешься мне помешать. И Рейегар знает — действительно сожжет.***
С лета в беседке всё еще остались засохшие ветви винограда, которые поленились отдирать от стенок. Рейегар старается не особо широко усмехаться, вспоминая те годы, когда это место было его маленькой тайной, которую он делил лишь с одним человеком, и прикрывает глаза. Сейчас уже не верится в солнечные деньки и небо, отражающееся в пруду, в уток, которых он кормил хлебом, и солнце, путающееся лучами в чужих золотистых волосах, в громкий смех и не-усмешки (которые, возможно, на самом-то деле были как раз усмешками). В возможность говорить искренне и в советы, за которыми можно было обратиться. — Ты не сможешь ее защитить, — говорит Эшара. У нее сегодня на плечах фиолетовый, иные подери, плащ Дейнов. Легкий, шелковый, почти воздушный. Рейегару кажется, что даже под ним ей холодно, но сестра Эртура уже большая девочка — сама разберется. Не ему учить ее, в чем стоит ходить, а в чем нет (на это у нее есть муж, брат, куча придворных, а не он, ей никто). — Неужели? — раньше он не огрызался так бессильно и зло, но, наверное, всё это лишь отчаяние, переполняющее душу (на него очень хочется всё валить). Эшара опускается на скамейку. Он надеется, что она замолчит и позволит ему думать, а потом забыться в ней. В запахе ее волос (отвратительно апельсиновом, кстати). — Ты не сможешь потребовать суда поединком, — упрямо продолжает принцесса, будто он не знает. — Точнее ты сможешь, но вот то, что получишь, тебе не понравится. Ты погибнешь сам и не защитишь свою семью. Хотя разве драконы горят в огне? Принц кривит губы в усмешке. Как она легко выкинула отца из его семьи. — Чего ты хочешь? — Того же, что и ты, — улыбается она, покорно склонив голову. — Мой принц. Он хочет уехать на край света вместе с Лианной, Эйгоном и Визерисом. Он хочет снова стать ребенком. Хочет, чтобы мама была жива. Хочет, чтобы отец не был безумен. Хочет, чтобы он, Рейегар, Лиа никогда не встречал, не видел ее улыбки и родных серых глаз. Он хочет не убивать отца. Но это всё не то… Сейчас он хочет ее и чего-то сладкого (яблочных пирожных, к примеру).***
— Сир Джейме, — Рейегар кивает стоящему в дверях покоев Визериса Белому Гвардейцу, чей отец когда-то был другом и верным слугой его отцу. Принц думает, можно ли доверять Ланнистерам сейчас, и понимает, что нет (его отец, к примеру, был когда-то его отцом, хм…). — Как он? — В порядке. Мейстер Пицель дал ему еще макового молока с час назад, — отвечает рыцарь, глядя куда-то вперед, на его шею, где алым наливается след от зубов Эшары. Рейегар видит удивление в его взгляде, какое-то тупое, приглушенное, и пожимает плечами. Он усмехается. — Если что случится, дайте мне знать. И получает короткий кивок в ответ. «Все мы не святые», — хочет сказать он, но молчит. Это и так понятно. Раз не святые, так и терять нечего? — И пусть Эртур Дейн зайдет ко мне после ночного дежурства у Визериса, - он, кажется, сделал из Белой Гвардии нянек (в особенности из Эртура, который постоянно несет караул именно у покоев Визериса), но он принц. И скоро станет королем. Ему можно делать всё, что угодно. Сир Джейме кивает в ответ.***
— Как Вы назвали сына? — спрашивает Эртур после своего рассказа о том, что всё в порядке, и у дверей маленького принца несет караул Освелл Уэнт. — Эйгон, — отвечает он. Эртур улыбается. — Он станет достойным носителем этого имени. И тут Рейегар не выдерживает. Он ломается, прислоняясь к стене лбом. — У него серые глаза, Эртур. Светло-серые.