В черно-белых

Мелкие капли оседали на лице. Скапливались, стекали по шее и заставляли неосознанно передергивать плечами. Снова чертовски холодно. Впервые после безумной жары и во второй раз — в этот день. Год назад было точно так же: за ночь температура опустилась практически на двадцать градусов, а с неба полил ледяной дождь. Кирилл сидел на скамье и смотрел на серый мраморный камень, сжимал в пальцах внутреннюю подкладку карманов и улыбался. Он не смог прийти сюда два дня назад, когда действительно был год. Не захотел, не решился, не заставил себя и ухватился за предложение Артура поехать к нему в офис, как за единственную возможность не упрекать самого себя в слабости. Мужчина только улыбнулся и обнял, мягко обхватив плечи, спросил вполголоса:  — Ты ведь все равно поедешь?  — Да.  — Почему тогда беспокоишься? — и, получив в ответ недоуменный взгляд, пожал плечами: — Ты в любом случае поедешь. Не сегодня, так завтра. Ты не сбегаешь и не отказываешься, а просто… временишь. Так что прекращай заниматься самокопанием и трахать себе мозг.  — Ты почему всегда такой дохера умный? — Кирилл усмехнулся одним уголком губ, сжал ладони на его боках и уткнулся носом в шею. Артур хмыкнул.  — Потому что я пережил ситуации, из которых это вынес?  — Или потому что ты гребаный философ.  — Ну, или так. Кирилл тогда только засмеялся, но все равно понимал, что на пустом месте такое отношение к жизни не появится. У Артура на все был четкий, взвешенный ответ, он вполне легко выходил из сложных ситуаций, и это нельзя было просто так наработать. Люди, у которых есть все, обычно не такие. Связи, деньги, уверенность в завтрашнем дне открывают огромное количество дорог и ломают замки на дверях, но способны заменить взгляды человека разве что на те, при которых несколько тысяч долларов решают все. А Артур… Он был не таким. Пусть Кирилл и не знал, как Артур ставит себя в общении с другими, но видел он его именно настоящим. Живым, таким, какой есть на самом деле, и что бы там ни слышал от других, все сильнее влюблялся. Утопал, пропадал, растворялся — и получал в ответ такое же сильное желание быть рядом. Единственное, чего Кирилл сейчас хотел, — чтобы это не заканчивалось. Он наклонился вперед, опершись локтями на колени, посмотрел на черно-белую фотографию Макса и криво усмехнулся. Все началось с него. С сообщения, разговора со Стасом, долбаных фотографий. Неплохое начало для фильма, но сбивающее с ног — для жизни. И Кирилл бы не смог подняться самостоятельно. Не вышел бы из лабиринта, собственноручно выстроенного на обломках прошлого, если бы его не вывели. Снисходительно, за ручку, как ребенка, но так, что получилось вернуть прошлого себя, смешать с новым и получить настоящего. Год. Ровно год, чтобы вернуться к точке абсолютного спокойствия, когда ты уверен в том, что сможешь нормально уснуть ночью и проснуться утром. И… минута, чтобы понять, что скучать по исчезнувшему человеку со временем начинаешь все больше. Особенно если вас связывает что-то крепче, чем дружба. Кирилл скучал по Максу все сильнее и сильнее. Когда стало совсем холодно, а пальто промокло насквозь, он поднялся со скамьи и присел рядом с памятником, положив мгновенно замерзшую ладонь на край. Приподнял уголки губ в едва заметной улыбке и несильно хлопнул по камню, как хлопнул бы по плечу.  — Жаль, что тебя здесь нет. Тебе это все могло бы даже понравиться. Понравились бы совершенно безумные прогулки по ночам, хоть отчасти заменявшие гонки. Понравились бы постоянные поездки за город, когда за секунды принимается решение уехать прямо сейчас. Понравились бы вечерние игры в «Монополию», во время которых гораздо интереснее объединяться в команды. Понравилось бы, если бы Максим был жив и хотел присоединиться к ним, в чем Кирилл сомневался. У него остались только воспоминания и представления. Бесконечные «как могло бы быть» крутились в голове, от них было тошно и муторно. Попытки наложить фантазии на реальность оканчивались одним: Кирилл доставал алкоголь и звонил Артуру, чтобы тот выдернул его из иллюзий. Вернул в настоящее, где все уже хорошо, пусть кого-то и не хватает. Неделю назад Кирилл был уверен, что счастлив. Через неделю он тоже будет уверен, что счастлив. А пока… Пока прошлое нависло над ним грозовой тучей и вот-вот пустит молнии, чтобы пробить кое-как сооруженный за пару дней панцирь. Артур позвонил, когда он уже сел в автобус. Кирилл только фыркнул на его возмущения по поводу того, что не позвал с собой, посмотрел на собирающиеся и стекающие по стеклу капли и спросил:  — Что бы ты там делал?  — Что-нибудь. Побыл бы персональным водителем.  — Дождь почти закончился, — негромко заметил Кирилл и улыбнулся уголками губ, услышав, как Артур тяжело вздохнул. Он даже по этому вздоху почувствовал укоряющий темно-серый взгляд. — Все нормально, к тому же я обещал Вадиму не дергать тебя.  — Не давай обещания, которые не сможешь выполнить, — фыркнул мужчина. — Тем более что я ему ничего не обещал.  — А еще он просил меня напоминать тебе об осенней кампании. — Кирилл засмеялся, когда Артур выругался, и продолжил: — Что-то про огромное количество работы и то, что тебе необходимо быть в офисе. Прямо вопрос жизни и смерти.  — Что, променял меня на моего же лучшего друга?  — Совсем идиот? Артур усмехнулся и, помедлив, негромко сказал:  — Я просто ревную. Кирилл замер, растерянно глядя на покрытое каплями стекло. Сердце ударило где-то в горле.  — Ты… серьезно?  — А похоже, что я шучу? Он качнул головой, совершенно не думая о том, что Артур этого не видит. И спросил, ощущая, как голос сбивается:  — К кому? К Вадиму?  — Успокойся, — мягко произнес Артур. — Я рад, что вы познакомились. Даже если какое-то время я буду реагировать… так. Кирилл облегченно улыбнулся, а тот, словно почувствовав, что он расслабился, ехидно добавил:  — К слову, он в отношениях с замечательной девушкой. У тебя бы ничего не вышло.  — Иди ты нахер, а. Артур засмеялся, а Кирилл вдруг осознал, что не хочет, чтобы этот разговор хоть раз повторился. Не хочет, чтобы тот ревновал его, был не уверен и сомневался не только в нем, но и в себе. Обманывать Артура Кирилл точно не собирался. Он впервые испытывал жгучее желание быть настолько искренним, насколько это возможно. К тому моменту, как Кирилл подошел к дому, выглянуло солнце. Рыжими лучами окрашивало мокрые листья и асфальт, согревало сквозь одежду, заставляло щуриться. И вызвало неудержимое желание идти не в квартиру, а в парк. Он даже не заметил, что на тропинке не один. И только когда его окликнули, резко развернулся, натыкаясь взглядом на незнакомого парня. Тот наклонил голову вбок, прищурился и спрятал ладони в карманы джинсов.  — Тихомиров Кирилл?

***

 — Ну что, разобрался со своим перевозчиком?  — Даже не спросишь, зачем я звоню?  — А ты можешь звонить зачем-то, кроме этого? — собеседник усмехнулся. — Я не верю, что тебе нужна какая-то новая информация. Они ничего не сливали.  — Ты так в этом уверен?  — Абсолютно.  — Тогда скажи мне: самостоятельный выход на сотрудника полиции — это не слив? Размеренный стук на несколько секунд прервался. Короткий и резкий выдох, нервный смешок и удивленное:  — О чем ты?  — Что считается сливом информации? Мы понимаем под этим любую утечку, все, что может дать хотя бы крупицу. Цифру, слово, координаты — это дает зацепки, которые могут поначалу быть бесполезными, а потом объединиться в спусковой крючок. А что называете сливом вы?  — Выход информации из закрытых каналов. Что случилось?  — А если кто-то преднамеренно выводит ее?  — Стас!  — Если кто-то сам приходит и выдает все, что знает? Как вы это называете? Кто этот человек? Собеседник не ответил. Только стук стал быстрее, с переменной громкостью и ритмом. Через некоторое время негромко сказал, даже не пытаясь скрыть появившуюся в голосе хрипотцу:  — Крыса. Этот человек — крыса, и его убирают. Если, конечно, найдут.  — А находят почти всегда. Стук вновь прекратился.  — Что ты знаешь?  — Гораздо меньше, чем ты. В конце концов, я остаюсь ментом, а ты — тем, кто до сих пор вертится.  — Я ушел.  — Но оставил после себя таких же крыс. И не учел того, что есть те, у кого с тобой счеты. Собеседник вдруг рассмеялся.  — Мне казалось, ты знаешь, как система работает. Как только ты пытаешься нарушить ее, твою голову грозит пробить пуля. Не хочешь подохнуть — не подавай повода и не проси убивать тебя. Если хочешь сопротивляться, ты должен сидеть очень высоко.  — И ты сел.  — Я уже сидел, Стас. И был вне подозрений, как и сейчас.  — Ты уверяешь сам себя?  — Нет, объясняю тебе расстановку сил. Твоя крыса раскроет не только себя, но и тебя. Не подставляйся из-за ерунды.  — Хорошо. Последний вопрос: кто такой Игнат?

***

Все хорошо, да? Он действительно так считал? Верил, что все закончилось? Что шагнул в будущее, где нет напоминаний, нет больше того, что вновь окрасит все в черный цвет? Как он вообще мог в это верить? От собственной наивной глупости хотелось смеяться в голос. Кирилл бездумно пялился на ровную линию на белом потолке, сжимал в пальцах горлышко бутылки и кусал губы, чуть морщась от боли. Вкус крови во рту не перебивался даже алкоголем, который уже просто не помогал. Не спасал от тех мыслей, которые крутились в затуманенной голове, не давал забыть хотя бы на несколько часов. Да и как забыть, когда это даже предательством назвать нельзя? Не ложь, не намеренное издевательство, а скорее… молчаливая насмешка. Утаивание информации, которая может перевернуть мир и сменить полюса, последующее наблюдение за реакцией и участие. Чертов эксперимент, в котором Кирилл был главным подопытным и от которого сейчас хотелось напиться так, чтобы не вспомнить ничего ни на следующее утро, ни через месяц — никогда.  — Я просто хочу, чтобы все были в равных условиях и владели одинаковым количеством информации. Тебя обделили, а это нечестно.  — Что ты имеешь в виду?  — Не люблю, когда нагло врут в лицо. Особенно если правда играет важную роль. Кирилл так и не понял, важную или нет, но ценности хватило для того, чтобы перевернуть все с ног на голову. Почему-то продолжал верить и надеялся, что, будь все действительно решающим, ему бы сказали. Не таили, прикрываясь защитой, а раскрыли и хотя бы попробовали помочь справиться. Он бы помог. Если бы считал необходимым вообще хоть что-то говорить. Мог бы лгать, перекраивать истину так, чтобы она перестала быть врагом, но, так или иначе, помог, как помогал всегда. И Кирилл не был уверен, что не поверил бы. Скорее всего, потянулся бы, пошел следом, доверился. Просто чтобы не окунаться в тот омут из чувств и мыслей, когда неизвестно, где верх, как найти выход, к чему вообще стремиться, чтобы выбраться. Его лихорадило. Крупная дрожь по пальцам, короткие спазмы в горле, из-за которых невозможно сглотнуть, боль во всем теле — и сжигающая изнутри злость. Кирилл не понимал ее причин, но чувствовал так же, как обволакивающий пьяный туман. Злился на все одновременно: на себя, собственную глупость, холод на улице, брата. Сломавшего его мир Игната. Чертова Артура, любую мысль о котором хотелось запить большим глотком, чтобы по горлу прошла болезненная режущая волна. Как он вообще мог на это повестись? Не осознать самого очевидного: он знал о нем все, но в то же время не знал совершенно ничего. Не знал, не замечал, не догадывался — потому что закрыл на это все глаза и даже не хотел просто подумать, когда все было на поверхности. Кирилл не задумывался, что именно забыл никогда не общавшийся с Максом Черный на похоронах. Почему конфликтовал со Стасом и откуда у него оружие. Где научился хладнокровно принимать решения в любых ситуациях, просчитывая все варианты наперед. Как заработал столько денег до того, как начал заниматься рекламой, если не занимал у отца; откуда, черт возьми, у него столько связей. И почему главным стремлением для всех поступков была попытка забыть прошлое. Вопросы сыпались, лились непрерывным потоком, и на каждый теперь находился ответ, от которого было только хуже. Кирилл не понимал только одного: за что? Почему Артур подставил именно Макса, а не кого-то другого?  — Его убрали, потому что все улики указывали на него. Никто не будет устраивать расследование, когда ты уже попал под подозрение, — от тебя просто избавятся, как от испорченной и легко заменимой шестеренки огромного механизма. Без тебя не станет сложнее или проще — без тебя ничего не изменится.  — Улики ведь не берутся из ниоткуда.  — Они уже были. Максим был окружен ими, и любой его шаг, даже если он просто переминался на месте, мог стать последним. Его контролировали со всех сторон, держали под колпаком и выжидали. Искали то, что позволит нажать на курок. И со временем нашли.  — Что?  — Встреча. Тому, кто связан с наркотиками, нельзя общаться с правоохранительными. Ему лучше вообще не появляться рядом с кем-то, кто хоть когда-то носил погоны.  — Стас…  — Стас. Он стал его спусковым механизмом. Верить отчаянно не хотелось, но иначе не получалось. Не бывает столько совпадений, нельзя найти столько доказательств, которые не только работают, но и вынуждают принять их. Кирилл сопротивлялся с самого начала, но, когда услышал от Игната то, что нельзя узнать просто так, сдался. Не успел уйти от разговора сразу, а потом… потом стало незачем. Вспомнил только фразу из детства о становящемся явным тайном. Мысли постепенно начинали течь плавным потоком, со временем заменившись лишь на короткие фразы из нескольких слов, зацепиться за которые стало практически невозможно. Кирилл перевел взгляд на мигнувший экран телефона, криво улыбнулся и допил уже теплый алкоголь. Он впервые хотел напиться так, чтобы отшибло не только эмоции, но и желание связываться с Артуром. Потому что это больно так же, как после смерти Макса. Сейчас Кирилл готов на все, лишь бы это не повторилось. Ему уже хватило. Экран телефона мигнул, высвечивая сообщение. Кирилл уже потянулся за ним, но, наткнувшись взглядом на имя отправителя, замер. Только неосознанно выцепил первые два слова: «Нам надо…» Что надо? Поговорить? Расстаться? Подраться? Выяснить отношения? Вариантов тысячи. И черта с два он выберет хоть один из них.  — И почему я должен тебе верить?  — Не хочешь — не верь. Но ты сам поймешь, что он тебе врет. Всегда врал. Он уже просто не может иначе.  — Почему?  — Потому что зажрался? Я не знаю. Хватает того, что он прикрывает свою задницу чужими. Взять хотя бы твоего брата.  — Хватит.  — Максима убили вместо него. Он мог бы быть жив.  — Хватит.  — Просто подумай о том, что ты не знаешь об Артуре…  — Блять, пошел нахер отсюда!  — …потому что не знаешь ты слишком многое.

***

Артуру не надо было даже отрывать взгляд от дороги, чтобы понять, кто звонил. Полная уверенность, что сейчас он мог понадобиться только одному человеку, граничила с безрассудной глупостью, но, мазнув пальцем по значку принятия вызова и услышав знакомый голос, только усмехнулся и до тянущей боли в костяшках сжал руль.  — Артур.  — Игнат. Какого хуя тебе надо? Не успокоился еще?  — Я ведь сказал, что успокоюсь только тогда, когда ты получишь по заслугам. Не говори, что ты удивлен.  — Ничуть, — он качнул головой, прокручивая руль и сворачивая с главной дороги. Остановился, глядя на знакомую улицу, уходящую вбок, в сторону дома, и спросил с проскальзывающим в голосе раздражением: — Что ты затеял? Игнат ответил с веселым удовлетворением:  — Хочу вывести тебя на чистую воду и увидеть, как твою голову прошивает пуля. Сниму на видео и буду детям показывать.  — А доживешь ли до них?  — Угроза?  — Нет, просто если продолжишь в том же русле, то собственноручно вложишь пистолет в чьи-то руки и направишь его на себя. Я тебе даже похороны организую. Игнат ненадолго замолчал, но вдруг с деланным удивлением спросил:  — А что на твою жертвенность скажет Кирилл?  — Подойдешь к нему — пожалеешь. И нет, я тебя не трону. Он сам способен уложить тебя на лопатки и выбить всю дурь.  — Знаешь, Чернов… во время нашего разговора выбить дурь он хотел не из меня. Раз он такой борец, то не попадайся ему на глаза, пока не исправишь все, что натворил. А ты уже не исправишь. Артур замер, отпустив руль. Догадка заставила судорожно сглотнуть, интуитивно потянуться к телефону — и резко отдернуть руку, осознав, что сейчас любое слово будет ложью. Ложью, прикрывающей ложь.  — Что ты ему сказал?  — Все, что мог сказать. И все, что счел нужным.  — Ты пожалеешь об этом. Игнат усмехнулся:  — А что ты сделаешь? Подставишь, как подставил его брата?  — Мы оба прекрасно знаем, что… — Артур вдруг запнулся и медленно повернул голову в сторону, посмотрев на возвышавшийся вдали старый завод. — Ты хочешь разрушить систему изнутри. Снести все к чертям, я прав? Игнат шумно вздохнул и фыркнул, но ничего не ответил.  — Ты ебанулся. Охуенная цель. Охуенная и несбыточная, потому что ты забываешь свою роль, Игнат. Ты зачистщик. Низшее звено. Шестерка.  — Шестерка бьет туз.  — В считанном количестве игр. Не тот случай. Тебя просто… сочтут очередной помехой. Парень рассмеялся.  — Я все же попробую. Может, это та самая игра. А ты можешь продолжать надеяться, что у тебя получится выйти из нее, ничего не потеряв. Никого не потеряв. И оставшись в живых. Артур хлопнул ладонью по рулю, получая в ответ приглушенный оборванный гудок, закрыл глаза и сжал в пальцах оббитое мягкой кожей кольцо. Шумный вдох — и сказанное на грани слышимости:  — Черта с два я позволю тебе это сделать.

***

Его не хватило на разговор с Артуром. Кирилл открыл дверь с твердой уверенностью, что делает это только для того, чтобы врезать. Чтобы хоть как-то выразить свое мнение насчет неотвратимых извинений, заткнуть и объяснить, что их следует засунуть поглубже в глотку и не раскрывать рта. Он бы даже не говорил ничего — Кирилл был уверен: скажи он хоть слово, и кипевшая внутри злость польется потоком. Он открыл дверь, наткнулся на взгляд серых глаз и замер, понимая, что этой самой злости внутри нет. Разочарование, отчаяние и стремление убраться куда подальше — есть. Внутренняя дрожь, передающаяся только пальцам, пустота в голове — тоже. Как и желание пропустить в квартиру, обнять и до боли сжать пальцами бока. Но злости не было. Кирилл хотел сделать Артуру больно, но не мог. Слишком сильно привязался, слишком много всего отдал и взял. Слишком… влюбился. Так, что смог только поджать губы и радоваться, что сейчас негатива все-таки больше, а любые эмоции разбиваются вдребезги под пусть даже теплым взглядом. Зачем он вообще пришел? Попросить о прощении, которого не получит? Опровергнуть слова Игната? Подтвердить их? Кирилл бы, может, послушал. Потому что еще ни разу не получал от него заведомую ложь при известной обоим правде. Ни разу его так явно и нагло не обманывали, вертя, играясь, подавая надежду и говоря не то, что следует, а что хочется услышать. Артур был хорош. Хорош во всех отношениях: в продуманности, убедительности, исполнении. Он не учел только одного — Кириллу не нужна была очередная ложь. Ему даже правда сейчас была не нужна — хватило. Он хотел вернуть все обратно, но понимал, что как раньше уже не будет. Как минимум, потому что не представлял, при каких условиях сможет простить все это. При каких условиях это вообще можно было простить — или хотя бы задуматься об этом. И каким мазохистом надо быть, чтобы… вновь довериться. Сил на это не было. Кирилл оперся плечом на дверной косяк, скрестил руки на груди и до боли сжал пальцы на собственных плечах, чтобы перестать смотреть Артуру в глаза и не отвлекаться на тихий, но настойчивый звон в голове. Почти протрезвел. Значит, и каша из мыслей скоро уйдет окончательно. Говорить не хотелось, но молчание все-таки затянулось. Кирилл наклонил голову, прикусил щеку с внутренней стороны и спросил:  — Чего ты хочешь? Артур сделал шаг вперед, подходя почти вплотную, но остановился, поняв, что в квартиру его не пропустят. Нервно взъерошил светлые волосы и вздохнул, на секунду прикрыв глаза. А парень сжал пальцы крепче, когда почувствовал исходящее от него тепло. Снова в своем пиджаке. Дорогом, идеально сидящем — но таком же негреющем, как простая тонкая кофта. Кто вообще одевается так, если на термометре едва ли наберется двенадцать градусов?  — Я хочу поговорить. Кирилл пожал плечами.  — Говори. Но слушать я тебя не буду.  — Ты не хочешь узнать правду? В ответ он только криво усмехнулся, зачесал отросшую челку назад и отвел глаза, окинув взглядом подъезд. Еле как затолкнул почти вырвавшиеся слова обратно в глотку, но все равно засмеялся, чувствуя, как внутри все содрогается от собственного смеха и понимания, что ему все равно. Абсолютно плевать, что может сейчас услышать. Просто… — …может, правды достаточно? Где ты вообще был со своей сраной правдой, когда она действительно была нужна? Парень закрыл ладонью глаза, продолжая смеяться.  — Кирилл…  — Нет, серьезно, — он выставил перед собой свободную руку и отошел назад. — Может, хватит этой твоей «правды»? Хватит всего этого вранья, хватит той херни, которая уже произошла? Ты хоть понимаешь, что ты делаешь?  — Да.  — Ничего ты не понимаешь. Ты сейчас фактически подписываешься под утверждением, что лжешь, Артур. Лгал все это время. Не во всем, я согласен, но… во многом.  — Я правда хотел помочь тебе. И я не соврал ни слова, когда говорил не о своем прошлом. Не о предыдущей работе. Артур положил ладонь на его плечо и несильно сжал, но приблизиться не попытался. Только удерживал на месте, не позволяя Кириллу скинуть его руку.  — И все, что я говорил в остальное время, было правдой. Сомневаешься сейчас во всем? Даже в том, что я хочу быть с тобой? Парень растянул губы в подобие улыбки и посмотрел на него, чувствуя, как дрожат пальцы. Сомневается? Он просто не верит. Не может поверить, хотя отчаянно хочется.  — Почему ты подставил его? Вопрос прозвучал хрипло, но оглушительно громко в тишине подъезда. Артур дернулся, отходя назад, сжал губы и вздохнул, когда Кирилл неосознанно потянулся следом за его рукой. Но ответил только тогда, когда тот уже хотел закрыть перед ним дверь.  — Я никого не подставлял, — он сделал еще шаг назад и впервые посмотрел так, что Кириллу стало по-настоящему неуютно. Спросил, даже не скрывая раздражения: — Почему ты поверил ему, а от меня и слова услышать не хочешь? Расставил приоритеты? Молодец. Только вот… мне нет смысла врать тебе. По крайней мере, теперь, когда ты знаешь уже что-то. Что-то, но далеко не все. Парень закрыл глаза. Слова застряли в горле и никак не хотели произноситься, но он все же заговорил, понимая, что обрубает канаты. Даже если не все, то как минимум половину.  — Я не хочу знать все, Артур. Правда, не хочу. Не сейчас. Тот не ответил. Смотрел так, что внутри все замирало, глубоко и шумно дышал и сжимал в пальцах край карманов джинсов, натягивая ткань, но молчал. И только когда степень напряжения дошла до предела, негромко произнес:  — Тогда набери меня, когда захочешь. Черта с два я оставлю все так, как есть.  — Я не буду тебя слушать.  — У тебя не будет выбора. Кирилл не стал слушать, как тот стремительно спускается по ступеням. Закрыл глаза, до боли сжав веки, захлопнул дверь и развернулся, прислоняясь к холодному металлу спиной, съезжая вниз и проводя ладонью по лицу. Неделю назад все было хорошо. Неделю назад они гоняли на озеро, и Кирилл просил только о том, чтобы так хорошо ему было всегда. Чтобы от чувств продолжало сносить голову, а действиям ничего не мешало. И чтобы он никогда не возвращался туда, откуда Артур его вытащил. Неделю назад. Черта с два. «У тебя не будет выбора». Кирилл нервно усмехнулся и открыл глаза, уткнувшись взглядом в закрытую дверь ванной. Выбор? У него вообще был выбор хотя бы раз за прошедший год? Он просто плыл по течению и подчинялся событиям, барахтаясь где-то на поверхности омута из мыслей и всей той херни, которая происходила вокруг. Он в который раз порадовался, что дома много алкоголя. Действительно много: хватит надолго, даже если он уйдет в запой. Пьянствовать не хотелось, но… сейчас это был единственный способ не думать и не вспоминать. Только вот встать Кирилл не успел. Все произошло слишком быстро. Слишком быстро в коридор пролился свет из дверного проема, ведущего в дальнюю, вечно закрытую комнату. Слишком быстро раздались глухие шаги, от которых сердце ударило так, что начало чувствоваться во всем теле. И… слишком быстро впереди появилась до боли и немого ужаса знакомая фигура. Настолько быстро, что Кирилл не успел даже вздохнуть. Замер, слушая биение собственного сердца и ощущая, как болезненно сжимается грудь. Хриплый, безумно хриплый голос, одновременно родной и чужой, и жесткий взгляд темных глаз.  — Привет, мелкий.