Спаси меня, если сможешь

«Вот и пообщались…», - думал Гера, затягиваясь. Он вышел на балкон, заметив на подоконнике пепельницу, неожиданно наткнулся там на запертого котенка, который шуганулся на кухню, и курил, просматривая сообщения. Программы конференций, приглашения на зарубежные практики, список плановых операций в клинике, отзывы пациентов на сайте, коллеги из больницы в групповом чате писали рутинные замечания, которые не попадут в медицинские карты... Солнце к полудню опаляло, жар поднимался от асфальта, равномерный гул транспорта и едва заметное в городском шуме пение птиц. Мир, в общем, был точно таким же, как всегда, и это было странным. Видимо, ничего необычного в масштабах вселенной не произошло. Гер сделал то, что давно хотел. И еще сделает. Глупо отрицать очевидное, ему слишком понравилось, чтобы останавливаться. И дело не в каких-то особенных физических ощущениях, ничего необычного, то есть… Он не ожидал, что нагловатый парень с тягой к самодеструкции не только зайдет так далеко, но и будет самозабвенно отдаваться. Так ярко и сладко проигрывать в своей внутренней борьбе между желанием спровоцировать, одолеть и все равно покориться Гере. Ну, хоть ненадолго, но действовало. Скол перестал излучать вызов и отчаяние и становился почти нормальным человеком. Почти – потому что нормального человека не хотелось завалить и трахнуть, а Женя, когда кончал под ним, становился потерянным, послушным и явно не желал других приключений на задницу. А если еще и борщ сварит! Гер засмеялся про себя: прямо как в анекдоте про беззубого енота, который офигенно делал минет. «Жена, научи его варить борщ и убирайся». Он затушил окурок, и зайдя на кухню, согнулся от хохота: Раскольников поставил на огонь картошку и уже нарезал свеклу, поставив перед собой планшет с картинками. - Я пошутил, ты что, Жень? Серьезно? - Мне просто интересно, - невозмутимо ответил тот, хотя щеки покраснели. – Хотя лучше бы у тебя сразу готовить. Я все равно не буду есть. - У меня еще нет кухни, только кофемашина. Но ты заходи. Кофе сваришь. Женя хмыкнул, потом оглянулся: - Ты уже узнал, где ключи от квартиры? - От моей? В джинсах вроде были, где же еще. Гера расплылся в улыбке в ответ на пристальный взгляд. - Ты же все равно не спешишь? - Я и не прогоняю, - Женя пожал плечами. – Кота тогда сразу заберешь. - Кого? Теперь Скол усмехнулся, показывая ножом в сторону рыжего котенка, которого Гера спугнул с балкона. - Ты же его вчера у подъезда подобрал. Мне это счастье ни к чему, я часто уезжаю, у меня только кактус выживает. Гера с сомнением присмотрелся к котенку, который лизал подозрительные белые подтеки на наспех протертом полу. Потом опустился под стол и аккуратно взял на руки. - Точно я принес? - А кто еще? – Скол заржал. – Герой-спасатель котят и муравьев! Интересно, как ты живешь вообще, такой неравнодушный в этом циничном жестоком мире? - Не надо только за блаженного меня принимать! Гера хотел возмутиться, но пушистая мелочь так уютно устроилась у него на коленях, что остыл и спокойно продолжил. - Никогда и ничего я просто так не делал. Деньгами помогал – мне потом вернулось, машину тоже взял, потому что цена нормальная, и состояние отличное. Свою на Новый год разбил, нужно было срочно, а выбрать не мог - некогда. Тебе по роже не дал? Калек не бью. На дороге любой бы остановился, ты именно под колеса лез, это вообще преступление – мимо проехать. А кота мама в дом давно хотела. Не породистого, но красивого. Этот подходит. Вообще, уличные потом очень благодарные и ласковые, я в детстве постоянно с улицы таскал, всем знакомым раздали. - Ты подбирал котят? - Ну и что? Трудно что ли? Родители не против были. Женя скептически усмехнулся. - Ну, если родители не против, - согласился он примирительно. – Одна радость, хоть работа у тебя нормальная. Странно, что в доктора без границ не подался, или еще куда, бомжей лечить. Сиськи телочкам тоже нужно кому-то вставлять. - Я не занимаюсь имплантами, с чего ты взял? – удивился Гера. – Мерц в свою клинику приглашал с самого открытия, как челюстно-лицевого хирурга. На полную ставку я не пошел, в больнице тоже дел полно. Под новый год всегда дежурить некому, зато потом на зимних каникулах – аврал в клинике. Пенсионерам блефаропластику, студентам носы с ушами, плюс реконструкции… Импланты еще ставить? Не мой профиль, и так хватает. - Блять, - выдохнул Скол. – Всё, ты разрушил мою веру в человечество. По сравнению с тобой все люди – жалкие мелкие говнюки. Гера покачал головой, потом усмехнулся и заметил: - Ты слишком самокритичен. Он подошел и встал рядом, наблюдая, как Скол чистит луковицу, неловко зажимая ее запястьем больной руки. - У тебя из-за этого все проблемы. - У меня нет проблем. Гер забрал лук вместе с ножом. Разрезал пополам, придвинул к себе доску. - Что было в субботу? Перед тем, как ты бухой пошел гулять по трассе. Скол едва заметно помрачнел, потом легко отмахнулся. - Ерунда. Не взяли в команду. Решил уехать из города куда-нибудь, ну на пару дней. Потом передумал, и пока решал, таксист меня высадил. - Что за команда? - Долго рассказывать… Собираемся из разных городов, путешествуем вместе. Они скоро в Доминикану на кайтсерфинг едут. Я уже несколько раз пропускал сборы. Зимой вот на склоны не поехал из-за драки, мы там устраивались в горах взрывчатку закладывать против лавин. Туда просто так не доберешься, сплошные камни и овраги, раньше ездил… В мае ногу вывихнул и на клиффдайвинг не попал. И на следующий сбор не поеду. Скол сжал губы в кривой улыбке. - Потому что боюсь. - Ты? Боишься? Не верю. - Надо с парашютом прыгнуть. Раньше фигур в аэротрубе достаточно было. Сейчас у нас новый президент в «клубе», фармацевт-пузофлаер. Ну, парашютист. Хочет масштаб, всех вместе одновременно. У нас подготовка нормальная, и я в трубе, в принципе, дольше всех налетал. А с командой больше четырех – ни разу. И в прыжке ни разу. Все что угодно, кроме этого. А они – моя жизнь! Я больше ничего не умею! Всегда мечтал туда попасть. И – ни хера не могу. - Подожди, подожди, - Гера развернул его к себе. – А что еще ты не умеешь? Клифф-дайвинг, кайт-серфинг, скайдайв… Нет, чтобы в лапту играть. Шучу. Как ты говоришь, если родители не против, да еще и оплачивают, как я понимаю… Так, что там еще, кроме борьбы с лавинами, фрифлая, кикбоксинга… А, мясо жаришь охуенно, и про минет молчу. - Я не говорил про кикбоксинг. - Ну, не важно. Занимаешься ведь? - Отзанимался! Ничего у меня не получается. Всегда какая-нибудь хрень в самый важный момент. Нельзя мне прыгать. - И правда, ерунда, - вдруг серьезно сказал Гер. – Потому что всё ты можешь. И прыгать тебе точно можно. И ты прыгнешь, ничего не случится. Скол вытер глаза, которые жутко щипало, видимо, от лука, и посмотрел в ответ, смеясь. - Это с тобой ничего не может случиться. Ты же герой... А я, хоть ты и не поверишь, жить хочу. - Ладно, перестань, - Гера покачал головой, смутившись от «героя». – А прошлый раз что было? Перед Барделлем. - Девушка бросила. - Ну хоть тут ясно. Но тоже не до конца. – Он почесал подбородок, размышляя. – Под мужика лечь, значит, решился, а с парашютом прыгнуть – страшно. Поэтому и бросила, да? - Я не… - Конечно, ты – не. Но если ты как-то дожил до своих лет после всех приключений, включая наше знакомство, то от парашюта тебе точно ничего не будет. Ты же просто самый удачливый человек в мире! По теории вероятностей, ты должен был переломать себе все, что можно при этом образе жизни. А ты? Каждый раз начинал заново, за что бы ни взялся. Да мне и десятой части бы хватило, наверно. Сейчас морковь сгорит. Гер отошел, освобождая место, Скол молчал. Шелестел, чистя чеснок, сыпал специи. Гера чувствовал, что ни в чем его не убедил. Женя просто не будет больше возвращаться к этой теме. С другой стороны, привык, наверно, найдет, чем заняться. Но казалось, что его страх основан не на неуверенности в себе, он словно знает заранее – что не получится, а с таким настроением лучше не рисковать. Но просто так он его не оставит. Гер понаблюдал еще какое-то время, подошел, когда Скол бросил зажарку в будущий борщ и остался стоять над кастрюлей, не оборачиваясь. Гера обнял его сзади, про себя словно присваивая. Сказал бы ему кто пару недель назад, что резко прикипит к странному парню за две встречи, покрутил бы тогда пальцем у виска. А теперь хотелось прижать к себе, чтобы больше не лез в драки или под машины, да с парашютом по большому счету не стоит прыгать – разве только для уверенности в себе и борьбы с суевериями. Гера прикрыл глаза от нахлынувшей нежности вперемежку со слишком откровенными воспоминаниями, микса жара и тревоги, желания сделать что-то для него или запереть у себя и никуда не выпускать. - Две минуты и готово, - тихо сказал Женя. - Сметана есть? - Нет. Черт, забыл утром. - Тогда я схожу. Скол вдруг вывернулся, глядя на него со странным выражением. - Ты же гость, я сам… - Да и ты так уже перестарался для нежданного гостя, - он рассмеялся. – Я быстро. - Можешь кота сразу взять. - В магазин? – Удивился Гера. - Я сейчас вернусь. - А, ну да. Женя отвернулся, Гер какое-то время смотрел на напряженную спину, потом ушел. Еще минута, он бы точно набросился на него. Зажал бы прямо у плиты, и пофиг на суп, сметану, и на то, что нельзя так с живым человеком, тем более неподготовленным, третий раз за день. Даже если он откровенно напрашивается. Тем более, если он сам не знает, чего хочет. Это ведь Гер хотел его с первой встречи. А Женя хотел чего-то другого. Возможно, его давно стоило оставить в покое, дать шанс самому решать свои проблемы и прыгать с мостов или не прыгать с самолетов. Возможно, Геру после того, что он сделал, стоило вообще уйти и не возвращаться, как сильно бы ни хотелось… Он вышел под палящее солнце в оглушающую жару из холодного подъезда, словно попал в другой мир. *** Женя сразу понял, что Гер не вернется. Эта уверенность зазвенела в голове в тот же миг, как за ним закрылась дверь. Все было давно понятно. Слишком правильный, благородный, сильный, одни сплошные достоинства, кроме маленького грязного желания. Женя потер лоб. Да нет, должен вернуться. Это его самого трясет непонятно из-за чего. С какой стати герою малодушно уходить прямо сейчас? Можно же борща поесть сначала. Без сметаны – трава вареная, а не борщ, все правильно. Он покрутил в руках половник, выключил плиту, потом пошел к бару. Достал вискарь, нашел за бутылками маленький пакетик вишневого сока. Снова нахлынуло воспоминаниями, как они пили при первой встрече. Как Гер сказал, что хочет его. Надо же было из всех возможных посетителей Барделля наткнуться на такого разностороннего и общительного?.. Сейчас Гер вернется, а он вискарь заливает. Молодец, Скол, докатился до истерики. Или после первого раза можно? Один раз – не того? А, черт, он же его два раза успел трахнуть. Ну, а чего бы не трахнуть, если Скол сам на шею вешается. Если был интерес, можно пойти навстречу. Из альтруистических побуждений, опять же. Потом еще за жизнь послушать, вдохновить на подвиги, убедить, что ты, Женя, не магнолия, а тоже человек и право имеешь. Попрощаться, обняв напоследок у никому не нужного борща, и свалить в закат. Женя вздрогнул, когда щелкнул замок на входной двери, испытав при этом мгновенное облегчение. И следом – оглушительное разочарование, это сквозняком из подъезда прижало дверь до конца. Через час Женя крутил в руках пустую бутылку, сидя на полу у открытого окна. Гер не пришел, хотя можно было скупить всю сметану в минимаркете за углом. Он просто не пришел. Женя прицелился, чтобы выбросить бутылку прямо с восьмого этажа, но вдруг опомнился и захохотал. Нормально выходные провел! Вылетел из команды, потусил на даче Бронцева, распробовал анальный секс в пассивной роли и сварил борщ! А, еще и котиком обзавелся. Нет, это точно рекорд. Такое теперь хрен переплюнешь. Можно даже не пытаться, круче Геры ему точно никто не встретится. От последней мысли в горле мгновенно сдавило. Женя облокотился о подоконник, высунувшись на улицу, но дышать свободнее не стал. Может, герой вернется? Суточный борщ как раз на следующий день лучше всего, как по рецепту. Или придется вылить всю кастрюлю. Давай, герой, вернись, спаси мой борщ. И меня. Через день Женя не выдержал, спустился к набережной. Икс пятый с пробитым колесом стоял на загороженной парковке там, где Женя его оставил в воскресенье. Конечно, такую резину не везде купишь, наверняка только под заказ. На такси, что ли ездит? Вдруг остро кольнуло беспокойством: вдруг с ним что-то случилось? А он даже номер телефона не записал. Хотя, к чему теперь звонить? Он зло покачал головой, нет, с такими никогда ничего не случается, в отличие от Жени. Но лучше бы и правда, пропал не просто так! Единственная причина, по которой Женя мог бы его простить, это что-нибудь серьезное, реанимация, например. Он спрятал лицо ладонями, чувствуя себя конченым мудаком. Нет, лучше пусть просто свалит, потому что Женя урод, потому что свою задачу Гера выполнил по максимуму, как обещал. Как договаривались. Еще и убеждал, что не все так плохо. Что Женя - самый удачливый человек в мире. Счастливчик, ха. Женя вытащил телефон и вдруг, повинуясь внезапному порыву, набрал номер. Он зло улыбнулся, глядя в ослепительное раскаленное небо. «Конечно, полечу, проблемы были, но теперь все решилось. Давай, вписывай меня обратно, завтра буду в Москве». Злое предвкушение горело до последнего. Первый раз все быстро и четко сложилось – никаких проблем с билетами, вопросов на медкомиссиях, про недавний перелом никто не знал, даже приблудного котенка тетке своей пристроил на время. И вообще, приятно было увидеть старых знакомых. Хоть все с разных концов страны, но все на одной волне, все точно так же не могут жить без адреналина, борьбы и восторга победы над стихией, никто так не поймет его, как здесь. Но чем ближе к прыжку, тем решимость спадала. Он знал, что не отступит, все сделает в любом случае, но уже стоя в самолете после двух недель оголтелых тренировок, оглушенный волной, которая словно несла его сквозь страх и нервное предвкушение, подумал, что должен быть сейчас не здесь. Мелькнула искрой надежда: все можно вернуть, нужно увидеть Геру еще раз, он знает, в какой клинике он работает, знает дом, в котором он живет, можно позвонить Ангелине и спросить, нет ли в ее больнице хирурга с чудным именем. Скол вдруг замер перед самым выходом, не слыша ничего вокруг. Неужели он такой идиот? Если Гер дежурил в ту новогоднюю ночь… Скол не успел осознать свое открытие, он чуть не задохнулся то ли от недостатка кислорода, то ли от мысли, что Гера мог быть тем самым врачом, который собрал ему челюсть и спас ювелирной работой зубы, а потом пропал из больницы. Он должен был догадаться, когда тот первый раз, вроде играя, гладил его скулы, а на самом деле мог ощупывать следы операции вполне профессиональным жестом. Он должен увидеть Гера еще раз! И увидит! Но под ногами были четыре с половиной тысячи метров и свистящая невесомость. Скол даже не почувствовал волнения, пропустив момент прыжка мимо сознания. Дальше стихия подхватила, он делал это сотни раз, тело реагировало послушно, трекинг до базы, продержались несколько секунд кольцом, синхронно распались на пары для отработки фигур, расход, секунды растягивались в вечность полета, сигнал высоты раскрытия. Но рывка не было, купол не подхватил, Женя посмотрел вверх на застрявший слайдер. Расчековал стропы, резко дернул вниз, слайдер остался на месте. Было бы смешно, но смеяться над предсказуемостью судьбы было некогда. На еще две попытки ушло почти двести метров, Женя четким движением отцепил основной парашют, раскрылся запасной. Едва успев выдохнуть, посмотрел, как наполнился купол, не веря, что все в порядке. Теперь ему хотелось смеяться от облегчения, но адреналиновые волны сковывали эмоции, блокируя все лишнее. Две секунды покоя до резкого порыва ветра показались прожитой безмятежно жизнью. Женя успел выдохнуть, полюбоваться пейзажем, чуть правя траекторию, насладиться кайфом полета… Его потащило вбок, резко закрутило, потом с силой потянуло вниз, быстро, альтиметр взорвался сигналом на шестистах метрах. Это конец, - понял Женя. Вот так сразу. Его просто бросит на землю, потому что иначе с ним не могло быть, именно этого он ждал и боялся… Но он первый раз в жизни рисковал не ради риска! Не ради того, чтобы родители на лыжной трассе обратили внимание на пятилетнего мальчика, который устал крутиться вокруг горного бара и покатился по склону прямо к ограждению над обрывом. Не для того, чтобы вернуть интерес отвергнувшей девчонки, когда попер во втором классе на драку со старшеклассниками вместе с костылем в качестве оружия. Или ввязался в спаринг за спиной тренера после ссоры с лучшим другом, или первый раз прыгнул в измельчавший пруд с тополиной кроны, когда дома собралась очередная богемная туса: блюющие художники, музыканты с припудренными носами и мамины высокодуховные подружки, которые лезли к нему в кровать под всеобщее сумасшедшее веселье, истекая пахучей смазкой и чужой спермой… Он прыгнул, потому что Гера сказал – что он может. И он смог! Гера был прав. Гера был словно ориентиром, прочный и незыблемый, как скала, на которой сигналит заблудшим душам маяк. Если он ушел, значит, так надо, но Женя должен это выяснить, должен справиться, приземлиться и вернуться к нему, хотя бы, чтобы поблагодарить. Все это пронеслось в голове волной образов и мгновенным пониманием за доли драгоценных секунд. Женя дотянулся до строп выше узла, потянул в разные стороны, пытаясь раскрутиться. Время раскручивалось вместе с куполом, минус две секунды и уже пятьсот метров, четыреста пятьдесят метров, еще полторы секунды, он поймал движение, вывернулся, не давая стропам над головой снова сомкнуться, парашют подхватил, казалось, над самой землей, но он успел повернуться по ветру, сгруппироваться перед касанием, упав в траву боком. Женя тут же вскочил с земли, не чувствуя ни шока от пережитого, ни дикого восторга от «второго рождения», ни даже радости от отсутствия банальных переломов первый раз в жизни! Только одна мысль сияла в голове, занимая весь его мир. Он ждал момента, когда доберется до телефона, на автомате гася купол. Потом, быстро сложив его в ранец, подбежал к севшему недалеко оператору, едва не вырвав телефон у того из рук. Набрал номер Ангелины, надеясь, что она возьмет, иначе у него просто не выдержит сердце. И сел на землю без сил от волнения, услышав ее голос. - Лин, вопрос жизни и смерти. Как имя-отчество хирурга, который меня оперировал? - Скол? Что с тобой? Да что происходит вообще?! Ты где? - Просто имя скажи. - Ты в курсе, что твои друзья тебя чуть не похоронили? Второй раз за месяц! Пусть хотя бы мне не звонят, я даже знать не хочу, куда ты еще влез. - Лина! - Что с голосом? - Я прыгнул. Но это не важно… - Что ты сломал? Зачем тебе хирург? Блять, Скол, как я ненавижу твои закидоны. Все нервы за полгода успел вытянуть, и опять... - Я ничего не сломал! Все хорошо! Скажи мне просто, как его зовут, и все, Лина, ты меня больше не услышишь никогда, клянусь! - Елисей Иванович. Но он… он на больничном. Поздно ты опомнился. Даже не знаю, когда теперь выйдет. Женя лег на землю, глядя в небо. Из него словно вынули все кости, под кожей звенела пустота. Он почти пожалел, что каким-то чудом распутал стропы. - …уроды какие-то, - что-то продолжала говорить Ангелина. – Бросили бутылку из окна. С чего ты вдруг вспомнил? Если навестить захочешь, он в нейрохирургическом. Два дня в коме был, теперь получше… Хотя сомневаюсь. - Да нет, я так просто… Вдруг вспомнил. А то вылетело из головы напрочь. А сейчас парашют отказал, жизнь перед глазами пронеслась. - ЧТО? Раскольников! Ты шутишь? - Шучу, конечно. Линочка, спасибо. Прости за полгода. Больше не побеспокою. - Странный ты, - сказала она, но не отключалась, словно ждала от него еще чего-то. - Странный... – Согласился он. - Слушай, а Герасима, за компанию к Елисею, никакого у вас в отделении нет? Было бы забавно. – Женя про себя засмеялся, не ожидая ответа. - Герасимов, - поправила Ангелина. – Елисей. Иванович. Только что ведь говорила. Ты себе все мозги уже отшиб… Она отключилась, а Женя уставился на мобильный в полном нервном параличе. Он соврал Лине, жизнь перед глазами промелькнула именно сейчас, а не в свободном падении. В голове взорвались тысячи образов: собственная опухшая сине-фиолетовая рожа в гипсе с торчащими штырями в первый день нового года, сливки между ног, злой поцелуй в баре, вкус кожи под струями душа, бутылка вискаря, которую он едва не бросил с балкона. Все-все мелочи, вплоть до ожога по форме лопатки на руке Геры или тонкого шрама над бровью. Сумасшедшие пьяные поцелуи в машине, смесь стыда, страха, желания, горечи, надежды, восторга; всех чувств, которые сносили его ураганом рядом с этим человеком, который столько раз был так близко, а теперь из-за Жени сам попал в больницу! Он пытался вспомнить каждое слово Ангелины, и его заполняло тревогой все больше. Он первый раз понял – каково это, переживать за другого, и еще острее прочувствовал, как бесился две недели без Геры, эгоистичный, жалкий, вечно пытаясь доказать что-то миру, хотя миру на него всегда было насрать. В отличие от героя Герасимова. А ведь и сам Женя – такой же. Ему тоже плевать. Даже шанса не дал Гере исчезнуть по уважительной причине, сразу решил, что сам виноват, не искал, не пытался помочь, хотя… Теперь-то поздно жалеть. Так будет лучше для всех: и Женя никому мозг не вынесет своими «закидонами», как выразилась бывшая девушка, и Гера не будет растрачивать на него свой альтруизм, тем более такая помощь из-за Жени вечно выходит ему боком. Он ведь и на новый год в аварию попал! Его же месяц потом в больнице не было, иначе Женя бы знал, кого благодарить. Может, это какой-то закон кармы? Не помогай Раскольникову, не рискуй! Или, делай добро и сразу убегай, как советовали в одном отечественном фильме. А то получишь шрам на лбу, в лучшем случае. А тебя даже не запомнят. Женя разблокировал телефон, куда в течение двух недель могли дозвониться только родители, если бы вдруг заинтересовались его жизнью. С мрачной досадой отметил количество пропущенных от знакомых и неизвестных номеров, никому не стал перезванивать, решил потом вообще сменить номер. И уехать. Но не сбежать от людей в родном городе, наоборот, спасти людей (и одного конкретного человека) от ужасного себя и своей неблагодарной кармы. Женя чувствовал спокойное удовлетворение от принятого решения. Цена казалась ему справедливой: Гера помог ему справиться с главным страхом в жизни, а он избавит от себя Геру. Главное, куда-нибудь вырулить из вечерней пробки, и уехать по трассе подальше… А там все получится, он же самый удачливый человек в мире! Женя как раз хотел стартануть со светофора, ожидая зеленого сигнала, как на этой позитивной мысли почувствовал толчок. Он застыл, пытаясь понять, что это было. Машина качнулась и вдруг сдвинулась вперед. Женя надавил на тормоз сильнее, движение прекратилось. И снова последовал легкий толчок. Теперь ошибиться было трудно – какая-то сволочь вперлась ему в зад, прямо перед светофором, на нулевой скорости! Он в шоке и странном оцепенении от неслыханного хамства посмотрел в панорамное зеркало, соображая, насколько невменяемый водитель сзади и зачем он толкает его в бампер. Он уже представил, как включает аварийку и лупит урода, и подсчитал, сколько времени потеряет в ожидании ДПС-ников, если там окажется сонная клуша, которая просто перепутала педали. За тонированным стеклом было почти ничего не видно, только смутно угадывалась улыбка во всю челюсть под тенью опущенного козырька. Он видел черный капот и лобовое стекло, его снова пихнули, на этот раз добавив звуковой сигнал: Женя вздрогнул от резкого гудка, светофор горел зеленым, и он нажал на газ раньше, чем успел подумать. Волна адреналина снесла любые доводы, сердце выдало максимальный пульс, синхронно с оборотами двигателя в красной зоне, в ушах стоял пронзительный свист стираемой об асфальт резины. Но впереди тоже была пробка, Женя резко перестроился вправо, ушел в поворот перед автобусом, вырулил на узкий переулок, разогнался, лихо объезжая ямы. Потом свернул на дублер, и едва успел выдохнуть, что оторвался, как с другой стороны прямо за ним выехал второй гонщик и хищная морда черной БМВ стала приближаться с опасным ускорением. Ни один автомобиль так не нервирует водителей, отражаясь в зеркале заднего вида; круглые желтые фары под жесткой линией капота и слишком узнаваемый оскал решетки радиатора буквально вынуждают свалить и прижаться к обочине, или дать по газам, чтобы уйти вдаль, если получится. Женя ухмыльнулся в ответ, глядя в зеркало, снова выжал максимум, заставляя лечь стрелки на всех датчиках. Азарт плескался в венах, пальцы мгновенно взмокли, он сильнее вцепился в руль, вручную понижая передачи сцепления. Вырулил на проспект, объезжая автомобили зигзагами. Икс пятый повторял маневры, словно был привязан к нему жесткой сцепкой. На пустом участке они почти сравнялись, на встречке было пусто, Женя, резко выкручивая руль, добавил газа. Машину потащило дрифтом, резина жирно чертила двойную траекторию колес. Не сбавляя скорости, Женя выровнял руль и резво погнал в обратном направлении. Но вдруг нажал на тормоз, уходя вправо. И сидел, вцепившись в руль, тяжело дыша. Нет, нельзя же рисковать! Опять поддался на адреналиновую дозу, а если кто-то из-за него пострадает? И Гера, зараза, почему он за рулем вообще? Кто его выпустил после ЧМТ?! БМВ, взвизгнув резиной, пристроился перед ним прямо под знаком «зона: остановка запрещена». Женя поднял голову, вдруг улыбаясь против воли. Он смотрел, как Гера выходит из машины и не мог не любоваться. Высокий, красивый, широкие плечи пловца, а мышцы он успел оценить еще при первой встрече, когда из зависти принял рельеф за результат тренажерного задротства. Но сейчас смотрел другими глазами, и понимал, что попал. Нужно было сваливать раньше – теперь никуда не денешься. Ни на тачке оторваться, ни глаза отвести… Потому что таких больше не бывает, и дело было вовсе не во внешности… Женя все-таки не таким уж пидором был, чтобы на мужика за красивые глаза повестись после четверти века вполне стандартного мироощущения. И подчиниться потом ему во всем, растаять в его руках, даже из самолета шагнуть, потому что Гера сказал – можно, а он не ошибается. Гера навис над аркой сбоку, заглядывая в салон: - Выйдешь или прямо здесь? Женя облизал сухие губы. От угрожающего тона он чувствовал слабость в коленях, выходить сейчас было бы глупо. - Прямо… - Он кашлянул, язык тоже еле ворочался. – здесь. Садись? Гера пристально посмотрел на него, потом открыл водительскую дверь, просунул руку мимо Жени и вытащил ключ из замка зажигания. Только после этого обошел капот и сел в машину. - Больше не сбежишь. - А ты? – Женя завороженно смотрел на бисер влаги на висках, его стала мучать жажда и он сглотнул. Должно быть, вышло громко, Гера растянул губы в улыбке. Женя вдруг опомнился: - Почему ты не в больнице? Что с головой? Тебе что, можно за руль садиться? С ума сошел так рисковать? - Ого! Давно стал таким заботливым, камикадзе? - Я серьезно! Ты же был в коме! - Это Линочка преувеличила, ничего серьезного. Провалялся без сознания денек, отдохнул... И похуже бывало, просто проблемы с кровоснабжением, наследственная ерунда. Накатывает иногда, пару недель капельниц решают все проблемы. Сейчас обострилось из-за удара. - Но Лина… - Ей тоже не понравилось, что я на работу вышел. Ну а сколько отдыхать-то можно? - Елисей Иванович, значит. - Ненавижу это имя, дед, кстати, тоже не любил. Всегда по фамилии точно так же звали. Теперь со мной закончили… Евгений? А ты что скажешь в свое оправдание? Женя чуть отстранился, но Гера был слишком большой для его форестера, особенно, когда наклонился следом. - Ты выключил телефон, - констатировал Гер с явственной угрозой. Женя малодушно скосил глаза на дверь, но Гера пресек попытку, и, опираясь рукой на спинку его сиденья, захватил в кольцо. - Свалил без спроса. А самое страшное… Он склонился еще ниже, нависнув прямо над Жениным лицом. Потемневшие глаза сливались в один затягивающий водоворот, Женя опустил взгляд на губы, но стало еще хуже. - Где. – Гера поднял его лицо за подбородок. – Мой. – Чуть сжал пальцы над кадыком. – Кот! Жажда стала почти невыносимой. Гер опустил руку на шею, кожа под пальцами горела. Женя сглотнул, ладонь над дернувшимся кадыком стала тяжелее. Его прошибло мгновенно, тугое возбуждение вышибло дух, член налился, и Женя незаметно развел колени. Гера приоткрыл губы, Женя вдруг отчетливо понял, что спустит, если он его поцелует. Нужно было отвернуться, как-то отсрочить мгновение позора, иначе он просто сгорит на месте. Но Гер, не отводя взгляда, уже накрыл его губы, мягко раздвинул языком, сдавил рукой шею. Женя, задыхаясь, вцепился в его предплечье обеими руками, но Гера уже трахал его рот языком, засасывал глубоко, жадно, сам не в силах сдерживаться. Женя услышал приглушенный стон, не понял, чей он, ему было все равно. Но Гера вдруг отстранился, он видел его, словно сквозь пелену. На скулах горел лихорадочный румянец, он тоже тяжело дышал, но смог усмехнуться, глядя на Женю в ответ. - Езжай за мной, - сказал он, потом посмотрел вниз и вложил ключ от форика в Женину ладонь. – Очень, очень осторожно. Понял? Женя упал затылком на подголовник. На автопилоте отъехал следом за светящимися габаритами. Он мог бы порадоваться своей выдержке, все-таки в штаны не кончил, но член стоял колом, а на мозги кислорода явно не хватало. Мысли стали простыми и примитивными, словно его перегрузили в безопасном режиме системы с ограниченной функциональностью. Больше никаких идей о том, что будет дальше, когда схлынет сумасшествие, кроме уверенности, что никакой экстрим не даст настолько острых ощущений. Ему даже не хотелось уже адреналина, Гера исчерпал все его запасы, Женя уже физически не мог стать тем Сколом, который не знал куда себя деть и лез в каждую авантюру. Но Гера не останавливался, от него некуда было деться, он будет доводить его до пика одним прикосновением, и держать под напряжением без передышки. А Женя даже сбежать не сможет, будет мучиться и кайфовать, и от этого предвкушения каменели яйца. Но Гера снова переиграл. Стоило закрыться двери его квартиры, он вдруг стал нежным. Сдерживал торопливые движения Скола, взял его за запястья, отвел в сторону, когда тот, уже не в силах терпеть, стал сжимать свой член. Гера был у себя дома, ему некуда было спешить, он собирался сделать все так, как считал нужным, взять то, о чем давно мечтал, но всегда сдерживался. Он первый раз позволил себе любоваться Женей, признаваясь себе, что ему нравится его тело, попробовать его на вкус, на ощупь, собрать языком влагу в выемке над ключицей, прикусить сосок, поцеловать запястье. Женю трясло под ним от напряжения, но Гера не собирался спешить, прежде чем поднять его ноги к своим плечам, медленно лизнул тонкую кожу в сгибе колена, засосал до синяка чуть выше на бедре. Женя выгнулся навстречу, когда он вставил пальцы, а потом, раскрывая его, раздвинул их в сторону. Вязкая прозрачная капелька с головки пачкала Жене живот. Он зажмурился, сжимая простынь в кулаках, и вздрогнул всем телом, когда почувствовал горячее влажное прикосновение: Гера собрал языком смазку с его члена, облизнулся, оставляя блестеть на губах. Потом поднялся выше, склонился над самым лицом, глядя в глаза. Пальцы ритмично скользили, встречая мягкое упругое сопротивление, Женя смотрел в ответ, цеплялся за потемневший взгляд, чтобы не уплыть в сводящем с ума ощущении, он ждал, готовый и раскрытый и его почти затрясло, когда Гер провел членом вниз от мошонки до дырки, едва надавливая. Он хотел материться, или умолять, но был пригвожден пронизывающим взглядом и мог только дрожать под ним, словно его без конца били током. - Геррра… От его хриплого выдоха у Геры расширились зрачки, он сам давно сходил с ума и был на пределе, и от тихого голоса Жени снесло окончательно. Он вошел сразу до конца, и больше не мучал обоих нежностью или лаской, позволив себе быть жестким. Он вставлял резко, с оттяжкой двигался назад, чтобы прочувствовать, как натягивается вокруг головки покрасневший сфинктер, в попытке сжаться, а он толкается снова, глубоко, насаживая на член во всю длину. Скол под ним выгибался, чтобы раскрыться еще больше, он откинул голову назад, выставив шею, и Гера дышал им, двигаясь в ритм чужих стонов, пока Женя не задрожал всем телом, замер, стал тугим и горячим, а его член, зажатый между телами, затрепетал и выплеснул густыми белыми потеками. Гера стал скользить плавнее, наполняя его спермой толчками, щекотно размазывая ее внутри, прежде, чем влажно вытащить и упасть рядом. - Что ты со мной делаешь, Женя… Ты самый… - он выдохнул и не смог договорить. Потом беззвучно засмеялся над собой. - …развратный. И… испорченный. Если бы я знал это, когда ты меня поцеловал… что ты такой… охуенный… Женя пытался сфокусировать на нем помутневший взгляд, сил хватило только что-то невразумительно промычать в ответ. Гера прижал его к себе крепче, и, правильно поняв, ответил тихо: - Я тебя тоже.