Красавцы и чудовище

О несбыточном отлично мечтается в обнимку с шоколадом

Полнолуние взрезало по горлу, продирая захлебывающимся воем. Мучительное, долгое, безумное, остановившееся время, замерзшая клепсидра. Гермиона сутками без движения лежала на ободранном диване, запертая в специально отведенной для этого комнате, подавляющей всем от заложенного кирпичом окна до карниза, валяющегося на полу. О пленниках заботились домовые эльфы. Несколько раз днем Гермиона порывалась сходить к Драко, а лучше к Люциусу, но эльфы, плача и стукаясь головами о стены, добросовестно не пускали её в гостевое крыло, следуя отданному еще до полнолуния приказу. Ночами жуткий вой и тоскливое поскуливание долетали туда без каких-либо препятствий, и Люциус подолгу сидел на кровати, не смыкая глаз. Драко повезло больше – его комната была защищена от проникновения лишних звуков. Колючее солнце обесцветило злую луну. Изломанная, вдоль хребта облизанная болью, на утро четвертого дня Гермиона, надсадно кашляя, хрипя сорванным горлом, выбралась из комнаты. — Подогрей молока, — ни к кому конкретно не обращаясь, просипела девушка. Домовики, в количестве трех штук, ухаживающие за поместьем, всегда исполняли приказы в лучшем виде. Ледяная вода, бодрым потоком хлынувшая из душа, уязвила измученное тело, вызвав ломоту в суставах и зубную боль. Тащиться за палочкой или подгонять эльфов, чтобы те пожарче натопили котел, было лень. Мыслями владела та особенная апатия, в которой человек точно знает, что нужно сделать для улучшения своего состояния, но все равно не делает, продолжая мерзнуть, мокнуть, голодать – страдать одним словом, находя в своих страданиях некую прелесть. Взращивая жалость к себе. Гермиона нередко себя жалела даже в лучшие годы. Эта жалость превращалась в слезы, десятки прочитанных книг, свитки дополнительных работ, и никогда не находилось кого-то, кто мог бы утешить её гордую обиду. Гермиона не искала утешения, снова и снова придумывая себе достойное занятие. На этот раз «волшебной палочкой» стали Малфои. Гарри долго противился, уговаривал, увещевал, Кингсли не давал добро, присылая неизменно теплые письма с отказом, но все-таки она добилась своего. Малфоев, погруженных в волшебный сон, привезли глубокой ночью. Гарри стоял над недвижимыми телами пленников и, вымученно улыбаясь, смотрел на Гермиону. — Надеюсь, это сделает тебя счастливее. Он шел на сделку с совестью. Герой Магической Британии, Мальчик-который-всегда-поступал-правильно утешал себя тем, что жизнь в Азкабане – все равно не жизнь, и может случиться так, что состояние Гермионы улучшится. — Да, не сомневайся! Это как «Молния» для тебя. Кстати, где каталоги? И книг ты давно не приносил, — девушка держалась отстранено. Ураган эмоций яро раскачивал шаткую лодку разума, и сложно было никак не выдать себя, не сорваться в бездну безумного ликующего смеха. — Прости. Подождешь еще пару дней? — Конечно, тем более мне будет, чем заняться. Гарри скомкано попрощался, пообещал чаще заходить и исчез в камине. Он не хотел знать, чем Гермиона будет заниматься, и девушка его в этом не винила. Драко был худ и бледен как мертвец, Люциус поседел и выглядел даже паршивее, чем на суде, руки с измочаленными в кровь кулаками свисали с волшебных носилок, и все это блондинистое еле живое богатство неофициально, но безраздельно принадлежало теперь ей. Гермиона улыбнулась воспоминаниям, кутаясь до самого подбородка в нагретое провинившимися эльфами полотенце. Часто перебирая ногами в пушистых тапочках, девушка добралась до кровати. Все складывалось не так уж и плохо. Последнее зелье Снейпа вышло на порядок лучше предыдущих: режущую боль в мышцах и суставах можно было выносить почти без воя. Северус старался усовершенствовать антиликантропное, учитывая личные особенности Гермионы, последствия многочисленных пыточных проклятий и психическое нездоровье и никогда не просил благодарности за проделанный труд. Теплое молоко с мёдом и печеньем, новая книжка – подарок Гарри, легкое, но объемное пуховое одеяло. Для полного счастья не хватало лишь музыки. Музыки… Занимательный вопрос, кого после длительного перерыва почтить своим присутствием, решился сам собой. — Привет, — Драко поднял на девушку больные прозрачные глаза, и в сердце что-то кольнуло. — Доконать меня решила, да, Грейнджер? Думаешь, это забавно? Гермиона зябко повела плечами. Это и было забавно: Малфой повышал на неё голос, даже находясь в зависимом положении. Удивительная беспечность. — Я скрипку принесла, — тонкая ладонь, как за спасительную соломинку, держалась за гриф, вспотевшие пальцы перехватили смычок на манер волшебной палочки. Драко совсем не хотелось ставить на место. — Скажи, чего ты добиваешься? Хочешь, не буду до тебя докасаться? Хочешь, стану целовать? — у Драко тоже совсем не осталось гордости. — Так нужно мое общество? — Гермиона села на постель в метре от взвинченного, добела сжавшего кулаки Малфоя. "Не стоит себя обманывать – ему просто нужно общество, любое общество, тут даже твоё сгодится." — Считай, это привязанность, — он взъерошил волосы, помолчал, подыскивая сравнение. — Как у собаки к палке. — Может, наоборот? — Может и наоборот, — задумчиво протянул Драко. Он успокоился, взял себя в руки, душевное состояние выдавал только лихорадочный взгляд, сосредоточившийся на скрипке. — Грейнджер, это ведь моя скрипка. Как ты её достала? — Передам твою благодарность Гарри. Это он достал. Гермионе было жаль, что Малфой так быстро совладал с собой. Его радость при встрече была патологически искренней, оттого особенно подкупающей, дарящей ощущение нужности. — Можно? — Драко потянулся к инструменту и запоздало добавил: — Пожалуйста. — Конечно, тебе несла. А у тебя лягушки еще остались? — Нет, в тоске все съел. О несбыточном отлично мечтается в обнимку с шоколадом, — съязвил блондин, но упаковку из прикроватного столика все же достал и Гермионе передал прямо в руки. — Не убегай сегодня, ладно? Драко уже вовсю настраивал скрипку, склонившись над инструментом, и на девушку как будто не смотрел, но Гермиона ощущала на себе его взгляды, тишком бросаемые из под челки. — Ты просишь? — Могу даже на колени встать, поунижаться. Хочешь, Грейнджер? — язвительно, но голос в последний момент подвел, сорвался. "Просит – хочет, чтобы я осталась…" — Ты, похоже, совсем сошел с ума, — Гермиона безжалостно поделила лягушку, раскусив её пополам. Драко с брезгливым интересом изучил сучащую лапками заднюю часть и отправил её в рот. — Давно уже. — Кхм… зато честно. Забавно. — Ни капельки. Слушай, Грейнджер, ты так и не ответила на вопрос. Зачем тебе все это? — Из чистого человеколюбия, — ему не стоило знать, совершенно не стоило. — Из человеколюбия… — Драко попробовал слова на вкус, смачно растянув последние слоги. — Кому другому бы не поверил, но ты же Грейнджер – эксперт в спасении сирых и убогих. Ладно, "человеколюбие" звучит лучше, чем жалость. Расскажи как оно там, на чем держится мир? Где ты сейчас живешь, чем занимаешься? Малфой хотел знать больше, хоть каких-нибудь новостей, человеческого тепла, хотел Гермиону. Взгляд то и дело скользил по глубокому декольте, по бедрам, обтянутым юбкой. — Ну… Даже не знаю, что тебе будет интересно. Все отличившиеся поощрены. Мне достался этот милый особняк со всей утварью и небольшой счет в банке; Гарри получил высокую должность в Аврорате, экстерном окончив Академию, женат на Джинни; Рон профессионально играет в квиддич, очень востребован, хотя тебе вряд ли это интересно. Министерствует Кингсли. Теперь он не просто временно исполняющий обязанности, а полноправный хозяин кресла. Особенно за сплетнями не слежу, знаю, что суд состоялся над всеми Пожирателями. Оправдали только Снейпа. Скрипка, печально вздыхающая под смычком, замолкла. Драко, как хрустальный, отложил инструмент. — Снейпа оправдали? — А ты не знал? — Гермиона с деланным безразличием пожала плечами. — Он был двойным агентом, проявлял чудеса героизма, защищал интересы Ордена и боролся с Лордом. — Потрясающе… И кто бы мог подумать, — Драко неверяще помотал головой. — Ты давала против него показания? — Нет, я и против вас их не давала. Кстати, я попросила его с тобой позаниматься. — Спасибо, конечно, но я не буду заниматься со Снейпом, — Малфой почти выплюнул это, выпустив наружу затаенное раздражение. — Всех обвел вокруг пальца! — Почему ты не хочешь, чтобы он тебя учил? — Это личное. — Да? — Гермиона заинтересованно приподнялась на локте. — И все же, чем тебе так насолил Снейп? — Говорю же – личное! С первого раза не понятно? — и быстро добавил, испугавшись собственной резкости: — Будто тебе с ним нормально общаться? — Не тебя он по самые уши накачал возбуждающими! Не вижу причины отказываться от знаний. А как мне с ним – это не важно. — Вот, значит, что… — тихо проронил Драко и криво ухмыльнулся. Он всё понял по-своему. — Давай я лучше сыграю? — Сыграй. У него получалось далеко не безупречно, окостеневшие непослушные пальцы теряли струны, жалобно дрожал смычок, но мелодия все равно выходила прекрасной, волшебной и узнаваемой... Её напевал Люциус во время танца. — Что ты играл? — когда стихла последняя нота, спросила девушка. — Это написал отец еще до моего рождения. Гермиона, мне можно будет его увидеть? — Да. Она повела рукой, активируя заклинание прозрачности, подвешенное между комнатами. Драко стремительно поднялся, почти прислонился к стене лбом, вглядываясь в унылую серость комнаты, в скрюченную фигуру мужчины, запертого в ней, а потом поймал ладонь Гермионы в две своих и севшим голосом попросил: — Хотя бы стол. Пожалуйста.