Красавцы и чудовище

Он умело проявлял галантность, избегал смотреть в глаза, но от его редких, случайно пойманных взглядов, немедленно хотелось раздеться.

Метаться из стороны в сторону, свалить книги с полок, изорвать гардины, выпустить пух из подушек. Гермиона хотела бы, но лежала пластом, укутавшись в кокон одеяла, недвижима и тиха. Не выходить из комнаты. Не выходить из чертовой комнаты в четыре до дыр просмотренные стены. Не выходить, не из послушания, а потому что заглянуть в глаза Нарциссе Малфой выше человеческих сил. После того, как при высокородной этой особе её насиловали целой толпой, и холодный-благородный мистер Малфой, и "ненавижу тебя мерзкая грязнокровка" Драко, и многие-многие другие, даже не упомнить всех. После того, как Гермиона сама всё это проделала по собственному почину и с мужем леди Малфой и с сыном леди Малфой. Уровень самоотвращения вырос еще на несколько пунктов, достигнув абсолютного предела. От Фенрира пахло псиной и тухлым мясом, его десна кровоточили, его крупные желтые зубы походили на орехи кешью, его волосы шевелились от блох, под толстыми ногтями пластами слоилась грязь. Он находил занимательным ужас творящийся вокруг, он гладил Гермиону по волосам, вылизывал шершавым языком раны на теле. — Теперь ты одна из нас, такая же как мы. Грязная, потасканная шлюха, и как в голову только пришло, что Люциус захочет быть с ней по доброй воле. Захочет не только развлечься, спустить пар, а чего-то большего. Наивная, наивная, глупая Гермиона Грейнджер. Потешная. Просто смазливая девчонка без будущего, без ничего. Из прокушенной губы полилась кровь соленая, теплая, щедрая. Еще чуть-чуть и шмат плоти остался бы во рту. Мама говорила, что если медленно досчитать до тысячи боль и обида стихнут. Гермиона очень рано научилась считать. Проста и понятна мамина мудрость, считая, обязательно уснешь, а с пробуждением станет чуточку легче. Один, два, три.... Черная пустота, удар под дых, свободный полет, полудрема, кровь запекшаяся на подбородке, стянувшая кожу. Стук в дверь выдернул из теплой дремы. Громкий и отрывистый он повторился трижды. Припухшие губы разомкнулись с трудом. Кому понадобилось стучаться? — Да! — Добрый день, Гермиона. Я зайду? Нарцисса Малфой выглядела так, будто сама провела десяток лет в Азкабане. На голове не осталось ни одного черного волоса, глаза выцвели и запали, уголки губ скорбно опустились вниз. Старуха. Гермиона не узнала бы её, если бы столкнулась на улице. В груди разлилось гнусное чувство собственного превосходства: "Я красивее, хотя бы потому что моложе на двадцать лет". Выдохнуть, кивнуть приветственно, с корнем вырывая недостойные мысли, оказалось тяжело и болезненно. Гермиона расправила плечи и предложила с вымученной учтивостью: — Располагайтесь. Хозяйка дома поддержала тонко наведенную иллюзию, дождавшись приглашения. — Нет слов, чтобы выразить мою благодарность за спасение сына. Я в неоплатной долгу перед тобой. Достоинство. Одно слово для Нарциссы Малфой. Непоколебимое, гордое и спокойное. — Меня не за что благодарить. Многое эта женщина видела своими глазами, о многом, наверняка, догадывалась, но стояла сейчас прямо, не присев на предложенный стул и говорила всю эту бесполезную чушь про долг и благодарность. Гермиона нахмурилась, выискивая в себе искры безумия, охотно взвивающиеся костром от любых воспоминаний, но в душе не было ничего кроме горечи. — Гермиона, у тебя кровь на подбородке, все в порядке? — встревоженные глаза Нарциссы прямо напротив, трещины морщин по когда-то красивому лицу. — Мне не следовало сегодня тебя беспокоить. Надеюсь, мы сможем поговорить завтра. Если ты сочтешь возможным, обсудим свадьбу. "Свадьбу? Завтра? О чем говорит эта лицемерная женщина, эта ведьма, что с такой готовностью отдала троих детей Темному Лорду? Женщина, что стояла и смотрела, как её муж, её сын... Боже... Просто пусть она уйдет. Пусть уйдет, а лучше исчезнет!". Нарцисса Малфой налила воды из графина, и холодный стакан, отрезвляя, коснулся раскрытой ладони. — Выпей, Гермиона. Попрощавшись, леди ушла, и это могло бы показаться проявлением женской чуткости. Стакан клацнул по зубам, вода железом прокатилась по языку. Спасительного помутнения рассудка никак не случалось, желание убить Нарциссу было расчетливым и холодным. Порвать леди горло, свалив все на приступ, на поганую сущность оборотня. Убрать с дороги препятствие: сильную, прямую, прекрасную в своей аристократической чистоте, такую, с которой не тягаться, рядом даже не стоять. Лишить Люциуса жены. Лишить Драко матери. Яростный крик продрал горло, тяжелый стакан полетел в висящее на стене зеркало, отпечатался кругом неровного скола, плеснула на пол вода, осыпалось стекло. Семь лет несчастий. Ты довольна, Грейнджер? Неужели тебе мало? Люциус пришел быстро, будто стоял в коридоре. Нарцисса обмолвилась супругу о плохом самочувствии Гермионы, или он сам решил проведать. Дверь открылась неслышно, но Гермиона кожей почувствовала его приближение. — Я не выходила из комнаты, как вы и велели, — не досказав: Она сама пришла ко мне. Не этой ли встречи вы хотели избежать? — Знаю. Ты молодец, — не "похвально, Гренджер" или "я осведомлен". Ты молодец. — И что теперь? — поборов желание прыгнуть ему на шею, обнять и потереться обо все до чего только дотянется. — Что я теперь буду делать? — Поступишь в Академию, если захочешь устроишься на работу. Вы с Драко поженитесь, все постепенно забудется. Целомудренная ласка огрубелых рук. Сбитые костяшки на кулаках. Снова. Свежую едва свернувшуюся кровь хотелось смахнуть языком, Гермиона наклонила голову, словно произнесенные слова могли вытечь из ушей, как вода. — Быстро же решилась моя судьба. Стоило прикорнуть на пару часов и вот уже выхожу замуж. Это приказ? — Драко с большой страстью вспоминал тебя на протяжении всех лет обучения, уже тогда я заподозрил что-то неладное. Гермиона молчала, собирая свое отражение в осколках зеркала. Молчание - добродетель, особенно если не о чем говорить. — Гермиона... для врагов не совершают подвигов, не вытаскивают их из тюрем. У нас состоялся разговор с Драко, из которого мне не составило труда понять, что за время пребывания тут он ничем не был обижен. Люциус улыбался. Благодарный Малфой. Чистый парадный Малфой, профессиональные сладкие речи и ясный взгляд. — Я хотела чтобы вы страдали, чтобы испытали то, что пришлось пережить мне. Я забрала вас чтобы развлекаться! — Гермиона взвилась на ноги и прошла в другой угол комнаты, избегая смотреть на мужчину. — Никакой благой цели. Никаких чувств. Неверные выводы опытного амурного игрока. Я не люблю вашего сына. Люциус молчал, обдумывая услышанное. Гермионе было бы интересно узнать, какие именно мысли проложили глубокую борозду между его бровей. Понимал ли он как близко стоял к пропасти? Её каприз, безумие, жестокость не доведенная до конца благодаря его хитрости, покладистости и ловкой игре, - грязный билетик на свободу. — Боюсь, это ничего не меняет, — без искры теплоты, или тех интонаций, которые были, когда он остро шутил, когда доказывал свою правоту, когда соглашался с её доводами. — Я догадывалась. — Так будет лучше для всех. — О! Малфой, радеющий об общим благе? Я не сплю? — скопившаяся в душе горечь так и норовила вырваться наружу едкими самоубийственными замечаниями. — "Общее" слишком противоречиво и относительно, такой ответственности я никогда на себя не брал. Только интересы семьи, и ты станешь её частью. — И под кого мне еще лечь ради ваших планов? Руки чесались залепить пощечину позвончее, но Гермиона только сжимала и разжимала кулаки, где-то на задворках сознания опасаясь получить сдачи и окончательно разувериться в этом невозможно двуликом мужчине. — Прекрати, звучишь, как дешевая девка, — Люциус болезненно сморщился, но продолжил не повышая голоса, — ваша с Драко близость была добровольной и вполне себе нежной. Он рад стать твоим мужем, хоть и попытается это скрыть. — Не лезьте в мою постель! Неведение Люциуса казалось чем-то само собой разумеющимся и теперь каждое его слово пыточным ведалось под кожу. — Грейнджер, — кажется и его терпение истощилось до того предела, за которым циничная злая личина, скрытая под маской воспитания, являла себя во всей красе. — Это ты полезла в мою постель, и не смей теперь жаловаться на дурное обращение! — Уйдите! Просто уйдите! Его присутствие, тяжелый взгляд, кнутом хлещущие слова невозможно было переносить. Гермиона не перевернула стол и ничего не разбила огромным усилием воли, кости заломило, как перед обращением, растущие зубы заходили в гнездах десен. — Убирайтесь! Люциус пошатнулся, пошарил в воздухе в поисках опоры, и гнев, бурлящий по венам, рассыпался сдавленным шепотом: — Пожалуйста, я хочу побыть одна. — Хорошо. Обдумай все. Тихо притворенная дверь поставила точку в разговоре. Они разошлись вполне мирно. Гермиона удивилась нахлынувшему спокойствию. Свадьба. И Люциус по большому счету прав, она сама принудила его к близости после победы. Как это будет? О бракосочетании напишут в газетах, Малфой старший пригласит пол Министерства, чтобы "налаживать контакты", будет встречать гостей с Нарциссой под руку. Лучезарно улыбнется, небрежно бросит: "радуйся", и Гермиона будет сиять и смеяться, потому что не сможет ослушаться. Драко ничего не поймет, встанет на колено, как какой-то прекрасный принц. Прекрасный, но совершенно слепой. Настолько, что иногда кажется глупым. Стоит только поговорить без истерик и предъявления претензий. Решение найдется. "Добровольная и нежная близость" зацепилось и никак не шло из головы с такой скрытой гадливостью, обидной интонацией это было произнесено. Ревность? Конечно нет, к чему тешиться иллюзиями, прощаться с ними слишком больно. Люциус Малфой собственник и сноб, слишком расчетливый и умный чтобы оставить все как есть. Они собирались за общим столом на завтрак, обед и ужин, обсуждали статьи "Пророка", погоду, проблему копирования старых фолиантов и возросший процент, взымаемый банком Гринготс, за денежные операции. Театр абсурда. Какая-то нелепая и некачественная постановка. Пред холодными очами будущей свекрови Гермиона чувствовала себя парвеню, соблазнившей богатого наследника. Люциус умело проявлял галантность, избегал смотреть в глаза, но от его редких, случайно пойманных взглядов, немедленно хотелось раздеться. Они больше не говорили, не оставались наедине, по негласной договоренности избегая друг друга. Счастливый жених также не спешил налаживать общение, будто чувствуя, что откровенный разговор не принесет радости, Драко все время проводил с матерью, воплотившей в себе спокойную непоколебимую мудрость человека, обретшего после потери. Гермиона молчала и подстраивалась, до тошноты завидуя её идеальной осанке, королевской улыбке и законному праву в любое время дня и ночи входить в спальню Люциуса Малфоя. — Мисс Грейнджер, прогуливаетесь в такой холод? Гермиона брела по аллее Мэнора, поднимая снежную целину и отчаянно оттягивая момент возвращения к обеду. Северус Снейп скорбным столбом врос в белое полотно, преграждая путь к воротам. — Добрый день. Захотелось подышать свежим воздухом. — Похвальное желание. У меня не было шанса поблагодарить вас за рождественский подарок. По количеству ингредиенты конечно уступают тем, что ваша троица вероломно выкрала во время учебы, но это компенсируется их редкостью. — Не за что. Мои клыки отрастают за месяц. Обращайтесь. — Вас уже можно поздравить? — С чем же? — Решение о браке окончательное? — Полагаю, да. — Полагаете? Мисс Грейнджер всегда все знает наверняка. — Это не тот случай. — Пойдемте в дом. Нас ждут к обеду. Гермиона безразлично пожала плечами. Губы, привычно обласканные языком, растрескались и кровили, пальцы на ногах совсем онемели, набившийся в сапоги снег растаял, намочив чулки, и все это в совокупности доставляло ей мазохистское удовольствие. — Мисс Грейнджер, вы еще можете поступить так, как действительно считаете нужным. — Зачем вы мне это говорите? Гарри сказал, что вы не будете вмешиваться в дела Малфоев. — Не планировал, но приглядывать за Драко вошло у меня в привычку. — Значит, заботитесь о Драко? — Да. О вас позаботится мистер Поттер.