Впусти меня и я разрушу тебя

— Чанёль, ты собираешься сегодня идти домой? От слова «дом» сердца Пака непроизвольно сжалось, но он подавил в себе этот порыв и принялся просматривать новую стопку документов. Минсок стоял в проеме двери, буравя взглядом младшего. Его вопрос остался без ответа. В последние несколько дней Чанёль был сам на себя не похож. Он почти не разговаривал, только отдавал указания, и делал это в жесткой форме, периодически устраивал нагоняй почти всем сотрудникам, которые его окружали, а все важные встречи переложил на Мина, практически не вылезая из своего кабинета. Старший ломал голову над тем, что же произошло в тот вечер после его ухода. Но то, что это было чем-то роковым, не сомневался. Чанёля и Бэкхёна словно подменили. Оба ходили как в воду опущенные. Но больше всего он переживал за Бэка. Помимо его жалкого вида, он ещё и выглядел болезненным, будто изнутри его поедал невидимый паразит. Бён не появлялся в офисе, общался только с менеджерами и точно следовал своему расписанию. Минсок грустно вздохнул и оставил Пака одного в кабинете. Как только за старшим закрылась дверь, Ёль откинулся на спинку кресла, с облегчением выдохнув, и потер ладонями лицо. Когда он оставался наедине, не нужно было надевать маску безразличия и незаинтересованности. Сейчас он был таков, каким скрывался внутри: подавленный, истощенный собственными терзаниями совести. Парень явно перегнул палку, и сейчас со всей трезвостью осознавал это. Но что-то тормозило его попросить прощение у Бэкхёна. Его вторая натура, испорченная, грязная, бракованная, неправильная во всех смыслах, взяла верх. Чанёль никогда не был хорошим малым. Рядом с младшим он почти поверил, что сможет стать полноценным, но все тот же Бэкхён вернул его с небес на землю. С точно такими же мыслями парень заснул у себя дома двумя часами позже в кровати, которую возненавидел за её холод, за то, что теперь рядом не было Бёна, за то, что продолжал нуждаться в нем. Его разбудил звонок. Парень нехотя разлепил один глаз, стащил с полки телефон, не смотря на экран, ответил: — Что? — Чанёль, Бэкхёна отвезли в больницу, — быстро проговорил Минсок на том проводе. — Что? — Уже обеспокоенно повторил Пак. — Мне позвонил менеджер и сказал, что Бэкхёну стало плохо. Он потерял сознание, выходя сегодня утром на улицу. Ему вызвали скорую и увезли в больницу. Сон как рукой сняло. Чанёль подскочил в кровати. — Где он сейчас? Пришли мне адрес, я немедленно выезжаю.— Парень бросил телефон рядом, не выключив звонок, и стал судорожно надевать на себя первое, что попадалось под руку.

***

Вбегая в больницу, Пак чуть не сбил нескольких людей, но не остановился. На посту ему дали информацию, и он, не дожидаясь лифта, кинулся к лестнице, поднимаясь на четвертый этаж. Из нужной палаты вышла женщина в белом халате. — Здесь лежит Бён Бэкхён? — Запыхавшись, спросил Ёль и заглянул ей через плечо, пытаясь разглядеть хоть что-то через щель закрывающейся двери. — А вы, собственно, кто? — Спросила, судя по всему, доктор, осматривая молодого человека снизу вверх. — Я его работодатель…Ээ...И старший брат. — После его представления взгляд женщины смягчился. — Вам в палату нельзя. Сейчас пациент отдыхает, ему нужен покой и тишина. Все посещения придётся отложить до завтра. Чанёль прислонился спиной к стене, запуская пальцы себе в волосы и с силой сжимая их, но снова встрепенулся: — Тогда скажите, что с ним? — У мальчика налицо все признаки истощения и обезвоживания. И ещё, скорее всего, он мало спал. Диагноз предварительно уже поставлен, но нужно убедиться в его правильности, поэтому мы взяли все нужные анализы. Настоятельно рекомендую его не беспокоить хотя бы первое время. Парень сник, опускаясь на стул стоящий в коридоре. Бэкхёну плохо. И в этом была его, Чанёля, вина. Пусть Бэк ошибся, оступился, но поступать с ним таким образом Пак не имел никакого права. В коридор вбежал Минсок. — Ты уже здесь? — Угу, — промычал Ёль в ответ. — Что с Бэкхёном? — Доктор говорит, что он почти ничего не ел и не спал. Минсок присел рядом на пустой стул, а потом вдруг оживился: — Чанёль, я вспомнил. Вчера вечером звонил мистер Хан, сказал, что ему нужно тебя о чем-то известить. — Меня? — Да! Я думаю, речь тоже пойдет о Бэкхёне. Он приезжал ставить ему капельницу в тот день. Младший вытащил из кармана толстовки телефон, поискал нужный номер и нажал на дозвон. Через пару гудков сняли трубку: — Господин Пак, хорошо, что вы позвонили. Хотел известить вас о результатах анализов, которые я вчера получил. — Об анализах? Каких таких… — Когда я осматривал мистера Бёна, сомневался в его состоянии, и поэтому, чтобы убедиться точно, взял у него кровь. Мои опасения, увы, оправдались. — О чем вы толкуете? Объясните уже наконец нормально! — При осмотре я обнаружил у мистера Бёна сильное сужение зрачков, учащенное сердцебиение и очень низкую температуру тела. Я пришел к выводу, что обычное спиртное такого эффекта не дает. И анализы подтвердили мою догадку — у него была не передозировка алкоголем, а передозировка снотворным. К тому же кто-то ещё и смешал их, наверно, для лучшего результата. Чанёль слушал мистера Хана, уставившись в пол, боясь даже вздохнуть. Как такое могло быть? Зачем Бэку понадобилось пить снотворное?..Стоп! Парень выронил телефон, не дослушав доктора. — Мин, Бэкхёна, кажется, хотели не просто напоить, а вырубить. Причем конкретно, чтобы был невменяем. Ким вскочил на ноги. — Как это? Для чего? И кто? Чанёль стал наматывать круги в тесном коридоре рядом с палатой, будто дикий зверь в клетке. — Какая тварь это сделала? Чего добивалась? — Пак заламывал руки, кусал губы, ища ответ на свои вопросы. — Ёль, дело вовсе не в нем. Кто-то знал, что ты отреагируешь именно так. Парень глянул на старшего расширенными от ужаса глазами. — Но Бэкхённи. Он то за что пострадал?— А после на Пака обрушилось осознание и того, что в тот вечер сделал он. Мальчишке было так плохо, а он растоптал его своим поступком ещё больше. — Хён, Боже, я...— парень вымучено простонал и упал на колени, сжимая виски. — Я, какой же я все-таки ублюдок. Самый последний. Тот самый, с помойки. Как я мог так поступить с ним? Как? Легче подохнуть, чем снова встретиться с ним взглядом. — О чем ты говоришь, Ёль? — Минсок первый раз видел своего друга в таком состоянии, на грани сумасшествия. Ему осталось только разбить себе голову о стену для полноты картины. Чанёль не ответил. Он так и продолжал сидеть на полу, уткнувшись лбом в дверь палаты, за которой был Бэкхён. И Мин отчетливо замечал, как тому на колени капают слезы.

***

Чанёль просидел в коридоре больнице весь день, и когда поздно вечером Минсок предложил заменить его, тот наотрез отказался, попросив лишь разобраться с текущими делами. На утро следующего дня, выходя из палаты доктор заверила, что Бёну намного лучше и разрешила пройти к нему . Пак подорвался с надеждой, что снова увидит родное лицо, но схватившись за ручку двери, застыл. Как? Как он покажется младшему на глаза? Он и так был виноват по уши, а после выяснившихся вчера событий, чувствовал себя последним подонком. Но как бы там ни было, он просто обязан вымолить прощение у Бэкхёна и для этого сделает все, что от него потребуется. Парень приоткрыл дверь. Бён лежал на больничной кровати, такой худой и маленький, что ещё больше вызывал в Чанёле угрызения совести. Бэкхён повернул голову на звук открываемой двери, встретился взглядом со старшим и тут же отвернулся в сторону. «А это оказывается больно», — подумал Пак, продолжая осматривать младшего, который выглядел совсем плохо: синяки под глазами, изможденный вид, подключенная капельница. Чанёль несмелыми шагами приблизился к кровати, и ноги не выдержали. Он упал на колени, уткнулся лбом в руку Бёна и тихо заплакал: — Бэкхённи, я… у меня... слов нет. Малыш, прости меня. Это было ужасно. И мой поступок ужасный. Хотя нет, не прощай меня, никогда. Только, пожалуйста, не болей больше. Я тебя очень прошу. Главное, чтобы ты был в порядке. — Слезы теперь капали на руку младшего, но тот по-прежнему молча смотрел в другую сторону. Чанёль, не переставая, просил о прощении снова и снова, а потом вспоминал о своем поступке и уже проклинал себя. Парень никогда так не плакал. Даже в детстве, когда получал тумаки от отца, просто терпел. Но сейчас боль от осознания, что он собственноручно сломал Бэкхёна, с каждой минутой терзала его душу все больше. По щекам Бэка тоже потекли слезы. Он всхлипывал, стараясь заглушить их, и все же не мог успокоиться. Но младший все равно продолжал смотреть в сторону, не мог себя пересилить и простить. Слишком болезненными были воспоминания. — Хён …— Вдруг произнес парень, и Чанёль сразу поднял глаза на него. — Пожалуйста, уйди. Казалось, Паку залепили звонкую пощечину. Она его отрезвила. Заставила взглянуть на вещи иначе. Это было право Бэкхёна. Право теперь растоптать его. И никто его за это не осудит, даже сам Ёль. Младший имел право выкинуть из своей жизни Чанёля без лишних сантиментов. Так же жестоко и грубо, как это сделал старший, когда против воли брал Бэка. Пак встал с колен, Бён по-прежнему не смотрел на него. — Хорошо, Бэкхённи, если тебе так будет лучше, то я оставлю тебя. Старший в последний раз сжал ладошку парня в своей руке, после чего уже более твердым шагом покинул палату, даже не увидев, как Бэкхён сотрясается в беззвучных рыданиях.