Одержимость

*** Однажды в самом конце августа мы с пацанами – только альфы и беты, никаких омег, серьезная компания! - собрались на холме за селом жечь костер, печь картошку и травить байки – вроде как проводы лета получились. Ночь выдалась звездная, было уже прохладно, и скорая осень дышала в лицо холодным, едва не морозным воздухом. Костер догорал, бурые клубни уже были закопаны в белесые прогоревшие угли. Пацаны попивали прихваченный из дома самогон. Рядом со мной, тесно прижавшись озябшим боком, сидел мой закадычный дружок Митек, и мы с ним, самые младшие в компании, чувствовали себя легко и весело, несмотря на то, что лето кончалось, а учебный год неминуемо приближался. - Ну что, придет он? – вдруг спросил Михал - старший Митеков брат, деловито поковыряв палкой кострище. - Сказал, что придет, - ответили ему. - Главное, чтобы не нажрался, а то и позабыть может. - Про работу он никогда не забудет, даже если будет в говнище! Сердце мое дернулось и упало куда-то в желудок – я сразу понял, о ком идет речь. А Митек ничего не понял – или притворился, что не понял - но сразу навострил уши и выпалил: - Какая работа, вы про что? И кто прийти-то должен? - Юрош, кто ж еще, - нехотя ответил ему братец. - Пригласили его с нами тут… ну, посидеть. Митек сделал круглые глаза: - И он согласился? - А чего нет-то? Что ж мы, хуже других? Посидим, выпьем, картохи поедим, воздухом вот подышим, воздух-то какой, а… - Что, только посидеть и картошку с нами пожрать придет? – не повелся младший. - И чем это вы ему платить собираетесь? – не выдержал я. - Да зря что ли дачникам огороды копали, да дрова кололи! - ответил кто-то из пацанов. - Давно решили, что скинемся на это дело - должно хватить. - Бате не говори только, - хмуро буркнул Михал. – А то крику будет… - Не скажу, ты чего! – обиделся мой дружок. – Ты меня за кого… - Ладно-ладно, - примирительно сказали из темноты. – Хорош сраться. Может, он еще и не придет. Я тоже думал, что он не придет. Хоть наши старшие приятели были и совершеннолетние, а кое-кто даже успел отслужить свой положенный год, Юрош не жаловал зеленую молодежь, это все знали. Да и заработать им скорее всего удалось жалкие гроши – я-то знал, ведь и мне тем летом довелось немного побатрачить на чужих огородах. Что он, картошкой что ли печеной прельстится? Или их вонючей брагой? Но он пришел. Был до странности трезв и будто чем-то слегка утомлен - вот прямо божество, снизошедшее до надоедливых смертных, которым легче дать, чем отказать. Я заметил, что он даже принарядился для наших посиделок, и надо сказать, выглядел просто шикарно в этой своей невесть откуда взявшейся куртке из тонкой черной кожи и светло-голубых джинсах, бесстыдно обтягивающих его худые кривоватые ноги – большинство из нас такие шмотки только по телевизору в заграничных кино видели. Половина из нас натурально перестала дышать. А он как ни в чем не бывало сел в круг и протянул руки к костру. Ему тут же налили самогону в жестяную кружку, предложили сигарету. Он щурился на огонь, пошмыгивал носом, часто затягивался и постоянно заправлял за ухо волнистую пшеничную прядь волос, что вечно настырно лезла ему в глаза. А я сидел, замерев, и не спускал с него глаз. Не верил, что он здесь - сидит вот так запросто рядом с нами, смолит сигарету и пьет нашу мерзкую сивуху… Он, Юрош… Таинственный, отвратительный, прекрасный… Существо столь же чужеродное здесь, сколь и свое в доску. Он вытащил из кармана блистер с таблетками, выдавил на ладонь сразу три и отправил в рот, запив прямо из бутылки щедрым глотком самогона. - Че за колеса-то жрешь? – спросил кто-то смелый. - Да уж наверное не виагру. Противозачаточные, ясен пень. - Зачем? - Совсем дурак? Течка у меня! - А не пахнет совсем… - Так на то и таблетки, вот же дебил… - Говорят, они вредные, а ты их горстями… - Вредные! Ха! А залететь мне, видать, полезно, будет? Вы что ли, голодранцы, аборт мне оплатите? Да еще врача поди найди! А потом кровищей изойдешь в чьем-нибудь подвале, только тебя и видели. А мне помирать рано еще, я еще молодой, пожить хочу. Он так просто говорил о вещах стыдных и жутких одновременно, что в груди тяжелело и волосы шевелились на загривке. И в то же время я чувствовал странное благоговение, будто через эти разговоры приобщился к миру запретному, взрослому, и оттого невероятно притягательному. - А ты не делай, - подал голос все тот же смельчак. - Ты роди. А че, всей деревней поможем вырастить. Пацаны одобрительно заржали. - Ага, щас! Помогальщики херовы. Нашли дурака! Вы хорошо только хуй в жопу умеете пихать, да и то некоторым подучиться бы не мешало. А как брюхо у омеги видите, так деру даете, только пятки сверкают. За такие выступления другого омегу давно бы научили, как с альфами разговаривать, мало б не показалось. Но Юроша почему-то не трогали, все позволяли – оскорблять, сквернословить, насмешничать напропалую. Удивительное дело, пацаны его будто уважали, а иногда казалось, что даже побаиваются. Ни разу не слышал, чтобы кто-то его хоть пальцем тронул, даже спьяну, хотя иной раз в своем ядовитом глумлении – над неумелыми похотливыми альфами, фригидными бетами и стервозными омегами-недотрогами – он заходил очень далеко. Ну, в смысле, свои не трогали. Так-то он не раз оказывался битым. Когда, заскучав от размеренной сельской жизни и приевшихся ухажеров, надевал самое нарядное и обтягивающее шмотье и вскакивал в кабину первого попавшегося грузовика. Невесть зачем его несло на трассу, будто мало на его задницу выпадало приключений дома. Оттуда он не раз и не два возвращался в синяках – то ли молодые конкуренты привечали, то ли клиенты лихие попадались, кто его знает… - Так гондоны ж есть, - блеснул знаниями очередной умник из нашей компании. - У тебя есть что ли? – огрызнулся Юрош. - Нет… - Вот и молчи. Гондонов на всех не напасешься. А вы я смотрю, больно грамотные. Лучше детей вон ваших спать гоните, мое время вам не казенное. Меня люди посерьезнее вас, бездельников, ждут. Дети, это стало быть, мы с Митеком. А мы-то надеялись, что он хлебнет забористого пойла, что старшие пацаны стащили у отцов, да и забудет про нас. Не обслужит за компанию с остальными, так хоть подсмотреть можно будет. Так нет, хоть пьяный, хоть трезвый, принципов своих он не нарушал. Митек попробовал было гундосить возражения - мол не дети мы вовсе, по семнадцать скоро стукнет, а все одно пришлось поднимать задницы с нагретых мест и топать по домам в кромешной тьме. На полпути хотели остановиться, и хоть издалека поглядеть, что у них там дальше будет. Да не тут-то было – он вдруг как гаркнет: «Я все вижу!» Такого стрекача мы задали, будто гнался кто. Хотя вряд ли он мог что-то в такой темнотище разглядеть. Скорее всего просто знал нас как облупленных, и мы были у него как на ладони, со всеми нашими мыслишками – примитивными и грязными. - Как думаешь, что они с ним делать будут? – отдышавшись, спросил меня запыхавшийся Митек, когда мы остановились у забора, разделяющего наши дворы. Митек был бетой, но тоже был слегка повернут на Юроше. Ну а что, беты тоже люди, ничего человеческое им не чуждо. - Будто сам не знаешь, что! - Ну а… как? По очереди или вместе? - Да их же четверо, как же вместе? - Да кто их знает… Говорят, он и не такое может. Это правда, все местные считали Юроша настоящим профи, говорили, что ебется он охуенно и знает много замысловатых штук. Нам оставалось только пускать слюни и верить им на слово, хотя даже мы понимали, что им и сравнить-то было не с кем! Логичнее было бы расспросить женатых мужиков, у тех хоть какой-то был опыт, но они только обидно ржали в ответ и не спешили обсуждать с мелкотой свою интимную жизнь. - И эти хрены завтра ни пса не расскажут! – Митек погрозил кулаком в темноту. - А как думаешь, он им сосать будет? – спросил я, а самого от одного лишь того, как прозвучали эти слова, бросило в дрожь. - Ясно дело, будет, - со знанием дела ответил мой друг. – Ну ничего, вот исполнится восемнадцать, так настанет и наш черед. Не так долго ждать осталось! Мы еще постояли немного у забора, выкурили одну сигарету на двоих и разошлись по домам.