45 сантиметров любви

Киеши потер щеки. Суббота — благослови боги этот день за то, что он есть — начиналась с мерзкого привкуса, но с хорошего настроения. Во-первых, все занятия на сегодня отменили. А во вторых, поход на работу тоже можно было ненадолго отложить: из предполагаемых доставок числился только Ханамия, и Киеши не собирался давать ему лишних поводов для издевок, явившись в мятой одежде или с урчащим желудком. Он с удовольствием потянулся в кровати — до хруста в лопатках — и сел. Нашарил ногами тапки, покачнулся, медленно вставая. Голова гудела, но внутри приятно пузырились воспоминания о вчерашнем вечере: девчонку он так и не подцепил, но встретил там старую знакомую, с которой учился еще в Шоэй, и остаток встречи болтал с ней о жизни. Вспоминали то время, когда он был капитаном, грустили из-за коленки, и Киеши почему-то иррационально вступился за Ханамию — не считал, что он не виноват, но давно уже простил и отпустил, видимо. Он не чувствовал в себе непоколебимого стремления стать баскетболистом, как тот же Кагами, он лишь хотел выиграть кубок вместе с Хьюгой, Рико и Изуки — чтобы было, о чем вспоминать, и когда добился своего, понемногу успокоился. К тому же, лавры Железного Сердца всегда казались ему скорее неприятной дразнилкой, чем каким-то великим достижением. Киеши засиделся тогда в кафе допоздна. Ушел, полный светлых воспоминаний и темного пива, а дома обнаружил на столе любимые бабушкины дораяки, укутанные в пищевую пленку, и свежее постельное белье на своей кровати. Когда Киеши засыпал, ему казалось, что он готов любить весь мир — настолько жизнь была хороша. Даже снилось что-то приятное, словно невесомые поцелуи и смех. Спускаясь вниз, он услышал, как весело переговаривается дедушка с бабушкой в коридоре: дедушка собирался в свой «клуб джентльменов» — это они так называли собрание стариков из соседних домов, играющих в настольные игры в гостях у одного из них. Бабушка пыталась уговорить его не засиживаться допоздна, и дед шутил, что если она не прекратит быть плохой женой, то уйдет от нее к соседке, а бабушка отшучивалась, что может уходить — его тут же вернут обратно. Теппей посмеялся мимоходом, решил не бриться — выходной у него или где? И завернул на кухню в поисках завтрака. В офисе тоже царила умиротворенная атмосфера — насколько это вообще возможно для подобных мест. Вокруг суетились люди, бегали менеджеры, обсуждая какие-то заказы, задерживали выдачу доставки своими горящими планами, и одна из секретарш — бойкая полукровка Юкине (миниатюрная в свою мать-японку, и дерзкая, как ее отец-норвежец, по ее словам) усадила Киеши в угол, вручив стаканчик кофе и пару печенек, чтобы не скучал за ожиданием. Киеши хрустел овсяным кругляшом, чувствуя, как жизнь его становится всё прекраснее с каждой секундой — его уже и подвезти до адреса согласились, хотя водитель, с которым обычно работал Киеши, отпросился на сегодня. И когда он расписался в ведомости за маленькую коробку с виброяйцом внутри, даже не стал в очередной раз мысленно шутить над выбором Ханамии. Мало ли у кого какие пристрастия — Хьюга вон жить не может, если делом не занят, вдруг Ханамии тоже свет не мил, если для него обычный секс — скучный? «Это бы объяснило, почему он в школе такой злой был», — весело подумал Киеши, садясь в машину. У самого Киеши в школе сперва была Рико, но дальше поцелуев и неловких объятий дело не зашло, что несказанно радовало теперь, потому что друзьями они явно оказались лучшими, чем партнерами. А потом было колено, операции, спонтанные связи… Тоже не до стабильности. Он и на встречу-то согласился, чтобы дурацкие мысли из головы вытряхнуть: после более года в больницах и реабилитационных центрах Киеши на медсестер смотреть уже не мог, сразу колено ныть начинало, так что девочки вчера у него особой реакции не вызвали, как и сам Киеши у девочек. А уж когда с бывшей одноклассницей разговорился, остальные и вовсе махнули на них рукой. Одноклассницу он, конечно, проводил домой, как честный человек, но никаких поцелуев не было — оба посмеялись на прощание, договорились переписываться иногда, и разошлись. Киеши это вполне устраивало. Сейчас вот только посылку Ханамии отдаст, и пойдет к Изуки без приглашения завалится, а то давно сюрпризов не делал. К тому же, Изуки история про Ханамию наверняка понравится. Киеши уже занес руку для звонка, как вдруг дверь сама собой распахнулась ему навстречу. И он буквально почувствовал, как где-то внутри весь тот солнечный день и его чудесные планы покрылись мелкой сеткой трещин — как бывает зимой с замерзшей лужей, если на нее наступить. Из-за двери, негромко посмеиваясь, навстречу шагнул Имаеши. Поправил очки, присмотрелся внимательнее и ответил такой сияющей улыбкой, что впору было бы в рекламу зубной пасты снимать. — Какие люди! Если из школы со мной решат связаться по поводу собрания выпускников баскетбольных клубов, буду знать, что половине токийских команд можно пригласительные слать на твой адрес, Ханамия! — Имаеши крикнул это в проход, а затем наклонился вперед, похлопал Теппея по плечу и интимно прошептал: — Он весь твой. Я опаздываю на работу. Вручаю тебе все заботы о моем драгоценном кохае. Не порть мне мальчика — я же проверю потом. И, главное… Наслаждайся! — После чего весь как-то текуче вывернулся, как сказочный лис, пролезая под локтем, и ушел. Буквально сбежал, бросив растерянного Киеши смотреть на пустой дверной проем. Из-за двери, со столика для мелочей на него смотрел давний знакомый — огромный член, и теперь Киеши однозначно различил на нем смазанное «Ёши» ближе к основанию. — Ханамия? — робко произнес он. Доносились запахи еды, слышался плеск воды, и буквально через минуту откуда-то сбоку показался Ханамия: еще более раскрасневшийся и встрепанный. Взгляд у него был поплывший, щеки горели, и Киеши почувствовал себя зрителем неуместной сцены. Будто с улицы немытыми ботинками в спальню прошлепал. Помотав головой, он протянул коробку: — Печать, будь добр? — и постарался максимально вежливо улыбнуться. Ханамия покачнулся. Уцепился за дверь, поморщился, зашарил свободной рукой по карманам халата. Вытянул из одного пушистые наручники — Киеши с интересом присмотрелся, вспоминая, какой цвет был указан в заказе, потому что сейчас смотрел на красное леопардовое безумие. Ханамия помотал головой, отбросив их. Кляп полетел следом, на всё тот же столик, и лишь затем из кармана наконец-то вытащили саму печатку. Киеши чувствовал себя безумно неловко — он даже коробку поближе протянул, чтобы печать ставить удобнее было, и хотел уже уйти, но Ханамия, пробормотав вдруг: «Какого черта именно ты…» — завалился на бок и окончательно сполз по двери на пол. Киеши не сразу понял, что случилось, но Ханамия даже толком упасть не успел, а он уже подхватил и аккуратно занес того в дом. Потрогал горячий лоб, и мысленно сразу дал себе втык: врач, называется, а о банальной простуде и не подумал. Хорошо же он учится, ага… Уже чуть позже, добившись едва внятных ответов от Ханамии, что присмотреть за ним некому, Киеши хозяйничал у него на кухне, роясь в оставленных на столе лекарствах и гадая, почему из всех возможных эмоций и воспоминаний Киеши первым делом ощутил обиду при виде Имаеши. Раскрасневшийся Ханамия каждую встречу вызывал у него своим видом смущение, оказывается, вместо профессионального врачебного интереса, и Киеши мысленно корил себя за неуместные ассоциации, разводя в стакане жаропонижающие. Он обязательно подумает над этим позднее.