Проблемы

Знаете, что такое растерянность? Беспомощность? Конечно, знаете. И я знаю. Нён заснул. Прямо так, стоя, облокотившись на эту холодную шершавую стенку. Признался и уснул. Тут уже злость — на себя, на Нёна и почему-то на стенку.       Пребывая в, мягко говоря, шоке, я подхватил его, донёс до спальни. От него не несло ужасным перегаром, он был идеальным даже сейчас, когда напился. Я бережно убрал волосы с его лица и пошёл в гостиную. Сам я бывал в доме Джинёна около пяти-семи раз, и я знал, что если останусь ночевать, тем более на диване, меня никто на улицу не выпрет. Родители Джинёна… Я не знаю, где они были, но то, что их не было, определённо расстраивало. В общем, я завалился на горячо любимый сейчас диван прямо в рабочей рубашке и брюках. Сон пришёл почти сразу, не давая подумать хоть о чём-то, хотя бы здраво оценить ситуацию. Но то, что я вообще уснул, давало понять, что всё было наяву.

***

Шум воды и одеяло. Всё, что я смог понять, когда очнулся ото сна. Нён накрыл меня одеялом, когда я спал, и положил подушку помягче под голову — что ж, я всегда крепко спал, ведь не почувствовал этого. Стоп. Джинён проснулся. Боже. Помятый, всё ещё сонный, но каким-то способом свободно перемещающийся, я прямиком направился в ванную, хоть и не знал, как начать разговор. Я чуть пошире открыл стеклянную матовую дверь и облокотился на косяк. — Доброе утро. — Доброе. Почему ты не взял одеяло? Словно чужой, за тобой глаз да глаз нужен… — Нён выдал помятую, кривую улыбку, но я его перебил: — Кто бы говорил, Пак. Вчера вовсе не я поставил всех на уши. — Я сделал что-то? Я же был пьян, да? И чего я спрашиваю, сам же попросил выпить, вот дурак, — Джинён прятал глаза, смотрел в сторону, и это очень настораживало. Никогда не видел его таким — голос становился тише, он был похож на загнанного в угол зверька. — Хочешь сказать, что не помнишь ничего? — Я подозревал, что он пытается врать, осталось только… — Слушай, ну я же напился, у меня сейчас голова... — И я опять не дал договорить. — Джинён, ты помнишь всё, что вчера было, или нет? Скажи правду. Для меня это не шутки. — Я… Помню. — Мой друг с вызовом посмотрел на меня, и я тут же стушевался. Банально растерялся, я не попадал в такие ситуации, и схемы решения такой проблемы явно не было в архиве. Смущение — всё, что я тогда ощущал. Я чувствовал, что мои мозги тупо остановили свою деятельность. Это как пытаться разогнать автомобиль, когда топливо на нуле. Нужен толчок. — Да. Я люблю тебя. Хоть тогда я и сказал это необдуманно, но я рад, что это всплыло. Иначе я никогда и не признался бы. Знаю, сложно понять, сложно принять. И я рушу нашу дружбу, но уж прости. Ты слишком родной, слишком потрясающий, чтобы быть просто другом. Я и не надеюсь, что… — И я люблю тебя. — Знаешь, перебивать — это твоё. Подожди, что?! — Я люблю тебя. — С каждым своим словом я приближался к нему. Что-то у меня дежавю. — Если ты сейчас шутишь, то это не смешно. — Я люблю тебя. — Джебом, если ты для развлечения это сказал, я и обидеться могу. — Я. Люблю. Тебя. — Это сумасшествие! — Так давай сойдем с ума вместе! Я повторю — я люблю тебя. — Так. Так. Ты любишь меня, а я — тебя, это типа… Взаимность? — Я стоял вплотную к нему, легко приподнимая его над кафелем и сажая на стиральную машинку, к которой сам его притиснул. Нёни ошалело выглядел, его щёчки мило покраснели вместе с ушами, и я не мог внутри не ликовать, ведь это его реакция на меня. Я думал, будет ли… Будет ли правильным, если я поцелую его. Сейчас ощущение реальности происходящего было настолько ощутимо, что покалывало на кончиках пальцев. Мои руки совсем бережно лежали на его боках, мы были в непозволительной близости: чуть поднимешь голову — сольёшься с любимым воедино прикосновением нежности. Оба опустили головы, опустили глаза. Мы даже дышали в такт. Его руки на моих плечах, я наслаждался его запахом, просто его присутствием. Я трепетал. Я поднял голову, крепче держась за бока Нёна, и осторожно потянул на себя. Нёни слишком быстро заморгал, явно плохо осознавая происходящее, но даже не попробовал вырваться, наоборот робко наклоняясь ко мне. На миг, когда остался лишь миллиметр или два, мы остановились, будто проверяя, готовы ли. Я почувствовал прерывистый вдох Нёни и сорвался. Я приник к его губам с таким желанием, словно эти губы были единственным источником кислорода на Земле, а я задыхался. Но в момент соприкосновения мы оба замерли, не веря в происходящее. А мне было мало, я углубил поцелуй, а Нён попытался отвечать, с трепетом осознавая всё это. Поцелуй был тягуче-медовым, сладким и заставил мою крышу помахать белым платочком на прощанье. С каждой секундой я всё больше понимал свои чувства, всё больше любил Джинёни. Он сводил меня с ума, но я и сам хотел этого… Но. Атмосферу вдребезги разбил телефонный звонок от отца Джинёна. «Ты сейчас дома? А мать? Она забрала мои ключи, когда уходила». — Что ты собираешься сделать? — То, что был обязан сделать с самого начала — поговорю с ним, — Нён опустил голову так, чтобы она соприкасалась с моей, и закрыл глаза. Я обнял его — ведь объятия иногда единственный способ спасти человека. Он же в свою очередь обвил меня руками и ногами на манер коалы и сказал нести его. — Нести тебя? И куда же моя принцесса хочет? — В свою комнату, конечно. Смешной такой. И мы отправились в недолгое путешествие до комнаты его величества. Там Нён провернул операцию «Запри своего парня (ох, как же это звучит) в комнате». — Бом-и, мне нужно поговорить с отцом, и я… Хочу разобраться в этом сам. Просто побудь здесь. Ты помогаешь мне самим своим присутствием. Что ж. Я оставил их наедине. У меня не было выбора. Говорили они довольно долго — я успел прочитать главы две из любимой книги Нёна — но разговаривали точно не на высоких тонах. Ссоры на эмоциях — не в стиле Пака. Как он потом мне рассказал, отец и сам понял, что же совершил, извинился перед сыном и сказал, что готов на всё. Вместе, отец и сын, решили устроить внезапное свидание для его матери, и отец отправился за подарком и цветами уже после моего ухода. Матушка Джинёна, как справедливо обиженная женщина, побила отца этим же букетом, но всё-таки они помирились. Эта женщина определённо заслуживает восхищения хотя бы её добротой. Любая другая ушла бы, не спрашивая. Видимо, они хотели сохранить их отношения хотя бы ради сына. Мы же под ночь решили прогуляться до нашей площадки. Ну, как «мы»... Джинён пришёл ко мне и нагло вытянул на улицу. А родители даже не сопротивлялись. Предатели. Держась за руки, мы шли медленно и улыбались друг другу, как идиоты. Нет, ну правда. Благо на улице никого, и неловкости не было места. Было довольно тепло для обычной погоды в это время года, и на улице звенела ночь. Звёзды светили ярче фонарей, пар изо рта и пересмеивание двоих, идущих бок о бок. Внезапно для самого себя я решил раскрыть всё, что я думал о Нёне за это время. Всё, что накопилось. — Ты хоть понимаешь, что перевернул мою жизнь вверх дном? Я был одиноким студентом, я всегда был наедине с самим собой, я считал себя бесталантным и ненужным. Ты же научил любить себя, что я разучился делать с детства. Ты сказал мне: «Если ты не умеешь любить себя, то как ты сможешь отдавать свою любовь другим? Тебе самим с собой целую жизнь жить». Да, я запомнил это дословно, не удивляйся. Нён, ты стал моим вдохновением, я просто… Я влюбился в тебя! Ты хоть понимаешь, что сделал? Неси ответственность! Ну, что смеешься? Нёни, ты смог решить все мои проблемы. — А ты — мои. Я не мог набраться смелости поговорить с отцом до этого, я тоже был одинок. Ещё много чего. Ты, именно ты мне помог. Разве не замечал? Я лишь отрицательно покачал головой. В следующий момент Джинён внезапно схватил меня за шиворот моего пальто и поцеловал. Это был короткий, но прекрасный нежный поцелуй, переполненный счастьем двоих. Мы оба улыбались сквозь него. Я был счастлив. Я был влюблён.