Право Выбора

— И ты приведешь его в наш дом?! — брат Кайетана Ахола был в ярости, с того самого момента, как услышал новость. — Я не хочу видеть это существо в нашем доме. Здесь дети. — Это мой дом, Арги, — Кайетан уже знал тот ответ, который даст Ойхе Лойте, — ты сам это знаешь, большая часть вложена мной. Глупо упрекать холостого мужчину в похождениях и неверности. Даже так Лойте остается выгодной партией для тех, кто стоит повыше нас, а для меня так вовсе подарок. — Вот те, кто повыше пусть и берут его себе! Он просто проиграет весь ваш доход в кости, — фыркнул Аргайл Ахола, — никакой выгоды ты не получишь. Зато половина столицы уже трахала твоего будущего супруга и еще до свадьбы расскажут, какова у него задница. Лойте всучивают тебе то, с чем сами справиться не могут. А он всего лишь пятый сын — подумай сам, каков у него нрав. — И все же, нет ничего незаконного в том, чтобы менять любовников. А вот то, что ты собираешь сплетни о мальчишках, будучи женатым, меня настораживает. Услышанное от брата не нравилось Кайетану, но разве он имеет право упрекнуть младшего Лойте? И еще неизвестно, согласен ли мальчик на брак, чтобы там не говорил глава семьи, мнение юноши может быть другим. — Попробуй пробиться по-другому, Арги, — Кайетан уже начинал сердиться, что случалось с ним редко, — попробуй пройти сквозь эти семьи, связи и земли! Очень хорошо быть чистым, когда тебе лично ничего не надо, но ты хочешь жить в Келлин, в хорошем доме, а работать на это должен кто-то другой. И если ты не хочешь ссоры, то давай не говорить дальше про поведение Лойте. Еще ничего не случилось, а он уже поссорился с семьей. Никому не пришлась эта идея по нраву. Одним не нравится жертва для семьи, а вторым — сам мальчишка. Ветреный, любитель выпить, игрок, имеет много врагов и еще больше — любовников. Будущий княжеский дознаватель. Все его братья законники, кроме мальчишки. Интересно, почему так? И хорошо бы познакомиться с юношей. *** Можно тянуть время до бесконечности, но к отцу идти все равно придется. Еще и на голодный желудок — сюрприз ушиба, ему, не морщась, удалось только выпить горячих трав. И немного помедлить, пока мама помогла ему с мазями. — Ну как ты неосторожен, Экке, — эрнис Элине искренне беспокоилась за самого младшего сына, — ничего, потерпи, сыночек, это скоро заживет. Я прикажу сварить для тебя бульон. — Что от меня хочет отец? — спрашивать у мамы это обычно было бесполезно, Ойхе Лойте никогда не советовался с женщинами о своих планах, но отчего бы не попытаться? — Не знаю, — Экке закрыл глаза, когда пальцы мамы коснулись рассеченной брови, — Но пожалуйста, не спорь с ним, отец ничего плохого не пожелает тебе. Его огорчило, что ты не сдал экзамен, Экке. Если просто влетит за экзамен, то это не так страшно, не впервые и можно пережить, а вот по поводу разбитой морды объясняться придется. Негоже младшему сыну главы судебной управы участвовать в драках. Никто во всем княжестве не поверит в историю с лестницей. — Я сдам его, мама, — мазь была холодной, и Эккен поморщился, — незачем делать из этого трагедию. Спасибо. — И все же, это беспокоит его, Экке, пожалуйста, будь осторожнее. «Осторожнее», легко сказать. Хорошо, наверно, быть эрнис — следи себе за детьми и домом и никаких забот больше. А если детей и мужа нет, то просто делай все, чтобы они у тебя появились. Вот и все, скучная жизнь без волнений и бед. И что они могут знать о мужских делах? Он много раз заходил в этот кабинет, сжимаясь внутри: желтый металл дверной ручки; мягкий ковер там, за дверью; темная мебель; высокие сводчатые окна — отец тоже любит свет. Но чаще всего там ждали нотации, наказания и приказы — ничего хорошего, с самого детства — четвертый и пятый сыновья Ойхе Лойте уже родились в столице и в предгорьях были только гостями, а Эккен был там больше чем десять лет назад и ни за что более не пожелал бы вернуться. Так легко повернуть ручку замка. И так сложно. *** В жизни Ойхе Лойте было немало неприятных разговоров, по правде сказать, почти все они последние двадцать или тридцать лет были неприятными, за пределами этого дома. Бесконечные новости, переплетения интриг, слова верных и предателей, каждое слово как камень в дороге, что он прокладывал сам, идя к своей цели. Нужно было учесть все тропинки, ловушки и опасности, чтобы пройти прямым путем. Он строил свою дорогу от порога этого дома, но каждый вечер снова возвращался в свою крепость, к жене, которую знал почти шестьдесят лет, к сыновьям, невесткам и внукам, только здесь можно было отдохнуть и найти понимание, но двери дома были иногда бессильны перед словами-камнями. — Заходи, — одно это уже ничего не сулило хорошего и Эккен сел на предложенное отцом место, ровно напротив, если нужно садиться, значит, так скоро он не отделается. — Я не хочу спрашивать, как ты разбил лицо и не уверен, что хочу это знать. Как ты понимаешь, до меня дошли новости, что ты не ответил даже на самый простой вопрос наставнику. Скажи, чем ты занимаешься на учебе? Ну, кроме того, что научился хорошо фехтовать и готов участвовать в княжеском турнире. Это хорошая новость, но она никак не может перевесить плохие. — У меня вылетел из головы именно этот ответ, вот и все, — ответ отцу наверняка очевиден. Но вот кто-то уже успел проболтаться и про турнир? Ловко отняли последний аргумент в свою защиту. — Тебе запретили приходить на занятия, пока ты не сдашь эти законы, Экке. Я не очень понимаю, отчего ты так рвался стать дознавателем, если на самом деле тебе это неинтересно. И я тебе завидую, сын. По-настоящему. Эккен уже тысячу раз слышал эту историю, о том, как дед собирал деньги по всей родне, чтобы отец мог учиться в Келлин, единственный сын из трех и теперь настал очередной повод ее выслушать. Как все предсказуемо. И будучи в его возрасте отец никак не позволял всего того, что Эккен может вытворять сейчас. — Я никогда не достигну таких высот, отец, как ты, и ты это знаешь, — честно сказал Эккен. — Наверно я плохой сын и плохой будущий дознаватель. Если ты хочешь это услышать. — Нет. Это то, что я не хотел бы услышать, Экке. Это то, чего нельзя говорить, но самый простой путь, Экке — «Забудьте про меня и отстаньте». Нет, так не получится, сын, выбрать самый легкий путь, потому что ты уже пошел по самому сложному. Еще ничего не сделав в этой жизни, ты уже напрочь изгадил свою репутацию, ты уже нажил себе врагов, не приобретя ничего взамен, и как только ты сдашься — ты будешь мертв. Жаль, что ты не понимаешь этого. — И что, если я испортил пару свадеб — это смертный приговор? — да, тут с отцом не поспоришь, но он все равно попытается. — Да, потому что своей задницей ты расстроил дела уважаемых семейств, Экке, не дав им ничего, даже себя. Ты думаешь, тот, кто устраивал все эти договоры, так просто забудет тебе упущенные возможности? Я бы не забыл. И когда тебя нет дома, каждую ночь, сын, когда ты спишь в чужих постелях, я думаю о том, не перерезали ли тебе горло где-то в порту. И я рад видеть тебя даже пьяным, потому что ты живой. Кровь у твоей спальни утром… Вот этого он точно не хотел. Все-таки напугал, и не женщин, а отца. Надо же, а отец не разбудил его утром или он просто не услышал. — Я не хотел вас пугать, — Эккену действительно было стыдно, — я думал, что она уже не идет. И меня никто не бил, я сам упал в темноте. — Хорошо, оставим это так. Но твои дела очень плохи и вовсе не потому, что ты не сдал экзамен. Надо же, впервые он был согласен с отцом. Дела очень плохи и экзамен тоже важен, но ссора с Хильмаром еще хуже и браслет, который он потерял. Куда уж хуже. — Я знаю двоих, кого устроит твоя смерть, и кто ее хочет в ближайшем будущем, — прикрыл глаза отец, и Эккену он показался очень усталым. — И я не в силах уследить за всеми, Экке. Ты слишком быстр в своих делах. Я сделаю все, чтобы убрать опасность от тебя, но это лишь временная мера, потому что ты делаешь ошибку за ошибкой. Мы много раз с тобой говорили об этом. — Мне следует сидеть дома и учить законы? — Эккен постарался обойтись без вызова в голосе, но получалось плохо. — Да, как это не огорчало бы тебя. Поменьше шляться, поменьше играть и пореже менять любовников. Ты ищешь у кого в Келлин самый длинный? — Пока еще не нашел, все хороши, — попытался улыбнуться Эккен, но поморщился от боли в щеке. — Но я позвал тебя не за очередной моралью, — «А что это было?!» Эккен не успел изумиться, как отец продолжил, — я хочу, чтобы ты тоже внес свою долю в цели нашей семьи. И эта доля очень велика, Эккен, но она нужна всем нам. Если бы я мог, я выбрал бы кого-то другого, но сейчас это можешь быть только ты. От твоего решения будет зависеть многое, в том числе и твоя собственная жизнь. Что от него могут потребовать? Догадаться несложно. Того же, что и от братьев — брака с тем, на кого укажет отец. Но, неужели это эрнис?! Этого вообще не должно было быть! Только не с ним… — Пожалей эрнис, — еще одна попытка улыбнуться обернулась болью, — вряд ли я буду ей хорошим супругом. — О, никакая цель не стоит того, чтобы искалечить жизнь девушке браком с тобой, Экке. Даже я на такое не способен. Тем более, внуки у меня еще будут. Нет, тебе нужно заключить брак с мужчиной. Он достаточно молод, у него много желаний, совпадающих с теми, что нужны нашей семье. Кайетан Ахола, ты мог познакомиться с ним вчера. Этот бумажный хорек?! Чего отец в нем нашел?! Эккен сейчас с трудом бы вспомнил лицо этого Ахола, настолько оно было неинтересным. Молод? Это не достоинство, не то, что могло бы ему понравиться. — И чем он так ценен для нашей семьи, что ты решил отдать ему меня? — теперь главное сдержаться, не закричать, не показывать гнева, и не потому, что отцовский страшнее, а потому, что просто нельзя. В этой семье нельзя быть слабым — он уже попробовал давным-давно. — Он очень хочет наверх, Экке. И он сможет пробиться. Из всей молодежи, что пришла в управу несколько лет назад только из него будет толк, он зубами держится за свое дело и он точно таков, каковы были мы, когда приехали в Келлин, у него ничего нет, и он хочет это иметь. А я хочу иметь его в своей семье. Но мне некого предложить ему, кроме тебя. Аинна еще слишком мала для брака. Я не хочу, чтобы Кайетана Ахола заметили другие, и использовали в своих интересах. Я не могу позволить нам ошибаться. Ты очень ему понравился. — А он мне нет, — отрезал Эккен. — Я наверно, сдохну посреди законников. — Ну, сдохнешь посреди подворотни, Экке. Как я и говорил тебе, — самое тяжелое сказано и все так, как он и думал — Экке против, его непокорный младший сын. — Я делаю это еще потому, что я устал, Эккен. Мне тяжело, я немолод, я устал переживать за тебя, устал волноваться, устал исправлять за тобой ошибки, я трачу на это слишком много сил, сын. И я хочу, чтобы кто-то молодой занялся этим. Я хочу, чтобы ты перестал делать глупости и стал взрослым, а неразумным ребенком, которому вдруг разрешили пить и трахаться. Как же больно, и как трудно удержать это в себе, не выдать ничем — лишний в семье Лойте, обуза на отцовской шее и беспокойство. Все это заслуженно, что уж, и пришло время за это платить. Но слишком рано. Чересчур. — А что будет, если я не соглашусь? Ну, кроме того, что мне перережут горло в порту? На что он надеется? Все уже решено за него. И ведь этого Ахола отец позвал раньше, чем сказал собственному сыну. — Ничего не будет, Экке. Ты получишь желаемую свободу, и право спать с кем хочешь, делать все что угодно, невзирая на то, что думаю я или твоя мать или твои братья. Я дам достаточно денег, чтобы ты не искал своего места в гвардии. Но, впрочем, как захочешь. Знаешь, почему? Потому что у меня не будет сил на то, чтобы спасать твою жизнь и репутацию и бороться против тех, кто желает нам падения. Без Ахола это будет сложнее. Я не всесилен, Экке, и ты один, но у меня есть еще жена, четверо сыновей и почти десять внуков. Мне тоже надо выбирать и чем-то жертвовать. — Справедливо, — каждое слово отца справедливо и заслуженно, но от этого боль не станет легче. — Да. И тебе придется драться за себя самому, раз ты выберешь свободу. И не думай, что тебе простят родство со мной или твои собственные ошибки. Никто не решит, что я перестал быть твоим отцом и что мне не станет больно от вести о твоей смерти. Но ты станешь беззащитным. Скажи мне, если я не прав, что мало кто из твоих любовников останется при тебе, и готов будет защищать тебя? Еще один камень точно в цель. Да, сын главы судебной управы, живущий в богатом доме и большой семье это одно, а просто Эккен Лойте, который снимет угол и будет жить на чужие деньги — другое. Кто останется с ним? И кто не посмеется над ним, из тех, перед кем он задирал раньше нос? Отец наверняка долго продумывал этот разговор, чтобы загнать его в угол. Никто за него не вступится. — А есть ли у тебя еще супруги на примете, — попытался уцепиться за последний шанс Эккен, — или на Ахола все сошлось клином? — Это самый лучший вариант из всех тех, что я могу придумать, учитывая и твой интерес в этом деле. Ты же не хочешь стать супругом Войтана Тиадара, хоть он и смотрит на тебя, как равнинник на кусок сыра? Я не желаю позорить ни тебя, ни семью, чтобы ты не стал супругом того, кому мог бы легко быть внуком. Но этот брак дал бы многое и тебе и нам. Эрн Войтан Тиадар… Эккен даже невольно улыбнулся, вспомнив ухаживания почтенного эрна, что давно был вдовцом. Знатен, богат, одинок, хорош собой, с легендарным прошлым, однако его старший сын едва ли моложе отца Эккена. Есть те нордеа, что не станут смотреть на возраст, вот только ему было бы страшно. — Отчего бы нет? — юноша скривил в усмешке губы, думая, что еще пожалеет о своих словах. — Через лет тридцать, а то и раньше, я стану вдовцом, с деньгами и титулом. Ну и эрн Войтан весьма опытный княжеский дознаватель, я могу многому от него научиться. А эрн Ахола молод и свободы мне не видать еще долго. Скорее он останется вдовцом, если я закончу обучение. — Я бы сказал, чему ты научишься от Тиадар, но приличия не позволяют. И, забудь про титул, тебе стоит лучше учить законы, сын, титул не передается вдовцу по мужской линии. Странно, что ты не удосужился даже прочитать уложение о наследовании. Что касается денег — может ты что-то и получишь, вот только сыновья Тиадар вышвырнут тебя с твоими украшениями и оружием, сразу как похоронят своего отца. Ты им не родич. — Так и Ахола перестанет быть тебе родичем, если я вдруг не справлюсь с работой дознавателя, — горько улыбнулся Эккен, — что тогда? — Он все равно останется нашим земляком, а Тиадар равнинники. Других хороших партий нет, Эккен, если не считать нескольких эрнис, но я не хочу калечить две жизни. Внуков от тебя все равно не дождаться. А откладывать это нельзя — впереди выборы и я хочу закрыть все слабые места в управе, чтобы показать, что мы все работаем безупречно. — А одну, значит, можно? — даже дав согласие, он не смирится с этим. Неужели этому Ахола так нужна карьера, что он готов согласиться на брак с незнакомцем?! — Я надеюсь, что вы все-таки найдете общий язык. Эрн Ахола не так уж и плох и думаю, ты сумеешь поладить с ним, если не стать главным в вашей паре. Я выбрал партии для всех твоих братьев, и ни разу не ошибся, ты сам это знаешь. Так отчего ты решил, что я испорчу твою жизнь, Экке? Я буду ждать твой ответ вечером и надеюсь, что ты примешь верное решение. Иди, тебе нужно время. Он едва дошел до своей комнаты, накрепко затворив за собой дверь, внутри было пусто и холодно, словно разговор с отцом вымыл из него все, что случилось вчера, всю досаду от ссоры с Хильмаром. Ойхе Лойте по праву глава судебной управы, никто лучше него не умеет управляться с делами, разбирать судебные тяжбы и распутывать клубки ссор и ненависти, никто лучше его отца не умеет загнать врага в угол и обезоружить его. И точно так же отец поступил со всеми своими сыновьями. И тут он прав — ни один из браков его братьев не был неудачным, в их общем доме не было ссор и слез, зато у Эккена было много племянников. Остались он и Невен, но Невен уже любит свою невесту. Как так получилось? И отчего он решил, что избежит этой участи? Эккен вернулся в постель, сегодня он никуда не пойдет, ни искать потерянный браслет, ни к Хаке, никуда. Он не хочет никого видеть, пусть назовут это слабостью, пусть думают, что он жалеет себя, как хотят. Раньше, лет десять назад, он мог бы заплакать от несправедливости, обиды и бессильной злости, но не теперь — здесь нельзя быть слабым, нельзя позволить раскрыться даже перед теми, кто знает, куда нужно бить. Нужно просто решить, что делать дальше. Плохой день, были еще хуже, но ни один из них не решал его судьбы. *** Половина года до того дня, когда князь Хелльстрем будет решать, кто останется управлять страной по его указу, а кому пора уйти на покой. Ойхе Лойте давно пора, старый горный лис засиделся на своем посту, подчинив себе все правосудие в княжестве. Он может сколько угодно писать свои доклады для его высочества князя Эарана, как крыса, подсчитывая количество улаженных им тяжб, ссор, но пора уступать место. Горец не делает ошибок, на которых его можно поймать, хитер, скрытен, умен. Очень умен, такой ум делает честь любому, но никто не безупречен. И уязвимое место есть — отцовский любимец, красавец Эккен. Можно было нанести удар уже сейчас, столица утихнет не скоро, но зачем торопиться? Месть не терпит суеты. *** Сегодня Ойхе Лойте предпочел бы остаться дома, но дела не могли позволить ему такой роскоши, побыть наедине с самим собой. Разговор с Экке дался нелегко, сложно говорить с тем, кто не верит, что с ним поступят так, что сломят его волю, не будут считаться с желаниями. Экке не умеет скрывать чувства, слишком юн для этого, и от каждого разочарованного взгляда Ойхе было больно. Со старшими сыновьями было легче, потому что юная, красивая и знатная эрнис это другое, нежели мало кому известный отцовский подчиненный. Но эрнис не для Эккена — его сын наверняка и не знает, с какой стороны подойти к женщине. Какая глупость эти экзамены, мальчишка спит и видит себя на воле, с княжеским разрешением на расследования, с красивым жеребцом и оружием, совершающим подвиги и вершащим справедливость. Может у него что-то и выйдет, не умом, так очарованием. Мягкостью тоже много можно добиться, жаль он сам не научился этому искусству. Нужно ехать в управу, и хорошо, если этот день будет спокойным, если никто не решит, что он знает о законах больше и будет справедливее, нежели Лойте. *** Завтра нужно будет дать ответ, и Кайетан знал, что согласится. Другого такого шанса не будет, Лойте вряд ли простит отказ и пренебрежение его младшим сыном, и в лучшем случае Кайетану придется просидеть на этом стуле всю свою жизнь, разбирая мелкие дела, если не искать другое место. Но если он согласится, то нужно будет думать о многом, даже о том, как привести юного супруга в дом — дом небольшой, а такой юноша наверняка привык к собственным покоям, значит, одну гостевую комнату придется переделать. У Ахола не было собственных лошадей, одну-единственную продали еще в горах, потому что в Келлин конь нужен только знати или воинам, или тем, кто может позволить платить налог на лошадь в городе. А Лойте наверняка может себе это позволить. Недешевое это удовольствие — супруг из хорошей семьи. Еще свадебный подарок и расходы на праздник. Хорошо, что в мужском браке они будут платить за это пополам, за эрнис платит будущий супруг — зачем женщине вообще деньги, как не покупать себе наряды? Но уже можно помечтать и о приятном, представить Эккена Лойте в собственной постели, если юноша будет согласен. Впрочем, если верить тому, что, оказывается, говорят о нем, у него не будет причин быть несогласным. Собственные любовные подвиги были не так уж велики, но никто не ушел от Кайетана Ахола недовольным или разочарованным. Такие приятные мысли почти не давали сосредоточиться на работе, но нужно было взять себя в руки. Та должность, которую ему даст Лойте не будет легкой, начальник управы не был бездельником и не терпел бездельников в своем кругу — работы будет в разы больше и сложнее. Но и интереснее — это уже дела аристократов, распутывание сплетений старых законов, нужно отрезать умершее и прививать новое, доказывать необходимость и придумывать аргументы. Юный Эккен будущий княжеский дознаватель. Интересно, почему он не пошел по отцовским делам? Все Лойте, как знал Ахола — законники, со старшим из сыновей, Инце Лойте, Кайетан встречался часто, чтобы спросить совета в делах гор — никто наверно не знает лучше обычаев и законов. Может быть, Лойте решили подгрести под себя и дознание, но вряд ли Тиадар, что давно правят этим, позволили бы им. Значит, дело не в этом. Надо пригласить Эккена Лойте, прогуляться наедине… *** Дверь можно было открыть несколько раз, Эккен слышал голоса братьев, матери, даже всегда надменный Инце пришел, снизошел до просьб младших, но Экке молчал. Все будут уговаривать согласиться — отец дурного не посоветует, все для блага семьи и еще тысяча слов, чтобы принял свою участь. Он согласится, у него нет другого выхода, но не примет. Кто придумал эту дурацкую мудрость: «не можешь изменить — смирись и терпи», какая же невыносимая брехня! Невозможно это терпеть, и невозможно изменить. Даже если он уйдет из дома — это ничем не лучше. Никто не вступится за него, и никого не окажется рядом, когда его могут убить или искалечить из мести. Тиадар — стать посмешищем всей столицы и выйти за богатого нордеа, который годится ему в деды. Но ничьих утешений и уговоров он не хотел слышать, и никакой жалости ему не надо. Уже давно стемнело, его звали ужинать, хотя он толком и не позавтракал — кусок в горло не полезет. Надо открыть дверь, скоро придет ночь и окажется сильнее, чем его обида, еще повод сделать его слабым и поддающимся. Нужно взять себя в руки, нужно постоянно думать о том, что в доме полно детей, женщин и мужчин, что сейчас весна, а не зима и что он в столице, а не в горах. Нет ничего страшного в этой темноте… — Плохо… — Ойхе Лойте вернулся домой поздно, как назло день выдался на редкость поганым, за день он не съел ни крошки, желудок прилип к спине, и все, чего бы желал глава клана — это поесть, искупаться в горячей воде и уснуть в темной и тихой комнате, с женой. Но один раз он уже оставил Экке наедине с самим собой, и это стоило младшему сыну слишком дорого, второй раз такой ошибки он не совершит. — Я сам поговорю с ним. А вот и последняя надежда семьи Лойте, всех тех, кто остался там, за дверью, при свечах, как всегда, отец решил взять все на себя. Эккен бы ни с чьими другими не спутал его шаги — он узнавал всех домочадцев по шагам, даже различая детский бег — тяжелые и уверенные, так ходит только один из их семьи. Дверь закрыта. Это очень плохо, хуже, чем могло бы быть. Если бы просто каприз, то Экке извел бы всех нытьем, ерничаньем или бы просто напился — своего сына Ойхе знал хорошо, но если его мальчик закрыл дверь ночью… — Экке, у тебя немного времени, чтобы просто повернуть засов, — можно не стучаться, — или я просто вышибу эту дверь, и ты будешь спать все ночи еще крепче, чем обычно, потому что я запрещу ее вешать обратно. — Так-то лучше, — умный мальчик, решил не устраивать драму на весь дом. Ойхе прикрыл злосчастную дверь за собой, так, чтобы осталась полоса света. Все равно никто сейчас не осмелится появиться на этой половине дома, уважая их право на откровенность мужчин. Он давно не заходил в комнату к сыну, и трудно было видеть в полной темноте, но Ойхе легко различил ком из одеяла и подушек, где спрятался младший. Щиты плотно сомкнуты, Экке так делал уже давно, каждый раз, когда они разговаривали. Мужчина нашел место на постели, куда можно было сесть, и протянул руку, касаясь. — Прости меня, Экке, — рука отца коснулась волос, и Эккен все-таки не сдержал слез, последние силы кончились, — у меня действительно нет другого выхода и других вариантов. Если через полгода я не закрою верным мне ту часть, где аристократы меняют свои законы тем, кто сумеет заткнуть их всех, мы потеряем все, что у нас есть и можем с позором убраться обратно в горы или пытаться начать все заново, но уже без меня. Я не уверен, что Инце пройдет моим путем. Чтобы воспитать такого законника, у меня нет времени, а Кайетан почти готов. У него достаточно сил и твердости, и я хочу иметь его на нашей стороне, а не на стороне Айерги, которые спят и видят перекроить всю страну под равнинные роды. Я прошу тебя сделать это для всех нас. Сильные пальцы безошибочно нашли слезы, которые ненавидел Эккен, ненавидел себя за слабость, утерли и вернулись к мягким волосам, поглаживая, успокаивая, утешая. — Я буду помогать тебе и не оставлю тебя наедине с Ахола. Все остальное семейство, кроме Кайетана ничего не значит, старший брат ничего не добился, кроме детей и все там держится на младшем. Их всего двое, а значит, тебе будет легче — в тебе моя кровь и ты сильный, ты справишься. А я помогу тебе. Успокаивается. Эккен положил голову на колени отцу, как делал это в детстве, когда у отца хватало времени на то, чтобы придти и уложить самого младшего сына. Ойхе Лойте рассказывал ему старые горские легенды про снежных котов, и Экке засыпал, едва дослушав сказку до конца. Пока все не сломала одна единственная ночь и снежная вьюга. Он не помнил, чем провинился, когда они приехали в гости в их старый дом, где жили другие родичи, приехали зимой, встречать праздник зимнего солнца. Подросток Эккен видел их впервые, те никогда не приезжали в Келлин, в главный дом Лойте. И может он был недостаточно вежлив, а может, сказал что-то не то, или зашел не в свои покои без спросу, но он единственный остался дома, запертый в наказание в своей комнате, а все отравились в гости, к брату отца. Соседняя деревня была недалеко, и Экке особенно не расстраивался такому повороту. Не нужно будет быть любезным с незнакомыми нордеа и эрнис, никто не будет задирать перед ним нос — ему и братьев дома хватало — он вполне подождет всех тут, в комнате. Но его гордости хватило только до сумерек и снегопада. В горах, снег оказался другим — в Келлин он падал мягкими хлопьями, оседал шапками на деревьях, на ограде дома и мягким ковром оседал на земле, здесь же он крутился ураганом, завывая за окном в сумерках, а старый деревянный дом дрожал от такого напора. Потом наступила ночь, а домой никто не вернулся, хотя он знал, что должны вернуться, но он был один в пустом доме. В горном доме никто не держал прислуги и поэтому никто бы не повернул ключ в его замке. Он даже не мог различить огней других домов, в густоте вьюги. Лойте не вернутся сегодня, их задержала буря, и никто не отправится в путь, это самоубийство. А если она застала его родичей уже в пути?! Он не знал, что и думать и боялся этого воя старого дерева дома, темноты и неизвестности. И не мог убежать, потому что сломать дверь было выше его сил, а окно покоя слишком высоко. Отец нашел его утром, выломав дверь, потому что Эккен уже ничего не слышал, замкнувшись в своем страхе и прячась в том углу комнаты, где бревна сруба казались ему наиболее надежными. Никто не приехал с отцом, потому что буря еще не кончилась, но это Эккен уже услышал тогда, когда отец закутал его в теплое одеяло, разжег камин в нижнем зале и перенес туда сына, растирая и успокаивая. Все обошлось, его спасли, не бросили, но с той ночи Эккен никогда не закрывал плотно двери своей спальни. — Хорошо, я сделаю это, — Эккен тяжело вздохнул. И торговаться он не будет, хотя попросить многое можно. — Если уж это спасет нас, буду утешаться тем, что самый никчемный сын оказался спасением семьи. — Экке… — на последнюю фразу сына не стоит отвечать, излюбленная манера младшего. — Тогда подвинься, у меня нет сил, дойти до кровати.