Право Выбора

Как он будет вести себя на собственной свадьбе, Эккен решил давно — он напьется. Хорошо, крепко, но так, чтобы держать себя и не потерять сознания. Это поможет ему не сорваться на семью и Кайетана. Пусть придет Хаке и будет гостем, пусть будут друзья. Немного гостей. Со стороны будущего супруга список был и того короче — два неизвестных нордеа, наверняка из судебной управы, какие еще друзья могут быть у Кайетана? Хорошо, что он не эрнис, которой свадебные традиции предписывали всякую скромность во всем, кроме богатства наряда — не сметь поесть вдоволь, не сметь выпить, сколько хочется, только сидеть и улыбаться супругу и его родне, в окружении подружек. Вот за наряд мужчина может не беспокоиться, а во всем остальном желания исполнимы. Этот проклятый день уже завтра, Эккен вертелся в своей кровати, в отцовском доме, не в силах уснуть. Последняя ночь, где он спит дома, уже почти все вещи перевезены в дом будущего супруга. И этот дом Эккену очень не понравился — темный и тесный, с обычной купальней, где надо растапливать очаг дровами и носить воду, чтобы помыться. И еще там живут и родители Кайетана и его брат с семьей. И новая комната, которую явно в спешке переделывали из единственной гостевой в личную для нового члена семьи, тоже не понравилась. И уж несравнима с теми покоями, что есть у него в отцовском доме. Покои пока останутся за ним, пока не подрастет кто-то из племянников, который займет их следующим. Еще в доме Кайетана не было конюшни, и это было плохо. Снежинку придется оставить или у отца или где-то искать место для нее, чтобы видеться с любимицей ежедневно. И стоит поговорить с Кайетаном, чтобы снять отдельный дом. Впрочем, это будет трудно. Если он правильно разобрался в финансах семьи Ахола, то платил за все Кайетан — за дом, за содержание, за родителей, а его старший братец едва содержал собственную семью. Значит, расходы Эккена, скорее всего, лягут на Кайетана, а они немалые, впрочем, отец обещал давать денег, а собственных Эккен пока не заработал, если не считать украшения, которые были его личным имуществом и богатством. Может продать несколько побрякушек и снять приличный дом или комнаты в хорошем доме? И в доме Ахола мало женщин. Уж вряд ли та сердитая эрнис, жена брата, с поджатыми губами, что забрала у него своего ребенка, будет заплетать ему косы или шить одежду. Не быть ему всеобщим любимцем, нарядным и ухоженным. Жена Инце лучшая мастерица в городе. В доме Лойте даже супруг братьев можно было попросить сшить одежду или заплести утром косу, и он этим беззастенчиво пользовался. Но все это такая ерунда, по сравнению с тем, что по-настоящему беспокоило Эккена. Лучше бы все было честно, они бы договорились с супругом не мешать друг другу и, сохраняя внешние приличия, встречаться изредка в постели. Но теперь так не получится. От немого обожания в глазах Кайетана было неловко. Бедняга, думает наверно, что свезло во всем сразу — и должность хорошая, и красавец супруг достался. Много кто смотрел на Эккена так, и много кто смотрит даже сейчас, но ни с кем из них он не связан словом и ничем не обязан. Не обязан и Кайетану, но связан словом… Можно быть честным, сказать, что ответного отклика ждать не надо, что внутри нет ничего, кроме досады на этот брак и сожалений о так рано закончившейся свободе. Но сказать это, когда Кайетан даже в поцелуе умудряется почти раскрыть все свои щиты и облечь Экке в тепло и обожание? А не сказать — гадко будет самому. Терпеть, обманывать и оттягивать то, что все равно случится. Можно ли надеяться, что Ахола придет в себя и очнется от эйфории? Завтра они останутся вдвоем в спальне и будет самое время, чтобы расставить все по своим местам или скрыть за щитами. И наутро проснуться последней мразью в любом случае. Щиты ему придется скрыть. Слишком много того, чего не стоит знать Ахола и помимо равнодушия Эккена. Например, о том, что брак вовсе не добровольный. Это может испортить отцу все планы а, следовательно, и жизнь самому себе. Тогда получается и начистоту нельзя. Играть в испуганного глупого мальчика смешно, до Ахола наверняка дошли все сплетни о похождениях Эккена. И испуганным и глупым в спальне будет явно не он. Да будь оно все проклято! *** Экке не понравился дом, это было слишком заметно. Эрни Экке изумленно осматривался в комнатах, задевал плечами переход на лестнице, да изумление при виде обычной купальни было неподдельным. Конечно, если вспомнить ту, что в доме Лойте. Но Экке слишком вежлив, чтобы сказать о своем разочаровании. Вещей у супруга оказалось на удивление немного, все Ахола ожидали, что багаж юноши из такой семьи будет больше, а так — несколько кожаных мешков с одеждой, сундук с оружием и доспехом, несколько книг, шерстяное горское одеяло и большая серебряная шкатулка, закрытая на хитрого вида замок. И все это казалось неуместным в небольшой комнате, где будет жить Экке. О том, что лежит в шкатулке, Кайетан был осведомлен и даже кое-что видел своими глазами. Впечатляло, наверно у всех женщин его семьи было в несколько раз меньше украшений, чем прислали Эккену только после турнира. Эккен показывал ему и чеканные серебряные браслеты, и тонкие цепочки, и гривны, и богато украшенные пояса, впрочем, не называя имен дарителей. А их очень бы хотелось знать Кайетану, если верить всем сплетням, то внимания его супруга добивались весьма высокие особы. Да и такие вещи мог позволить себе не каждый. Хотя, если даже городская стража готова была потратиться на жемчуг, ради Экке. Хорошо бы это кончилось сегодня. И чтобы в дом Ахола ни один нордеа не посмел бы прислать подарка для Эккена — это будет просто оскорблением. Он что-то придумает, чтобы самому порадовать супруга. **** Утро началось непривычно рано, и Эккен, даже не успев толком позавтракать, оказался в руках женщин. Если за несколько дней его выручал отец, почти силой выдирая из обсуждений о наряде, волосах и прочей ерунде, то сегодня даже Ойхе Лойте был бессилен, и Эккена вертели в руках как игрушку все женщины дома Лойте. Неужели не наигрались со свадьбой Невена? Пожалуй, есть что-то в том, когда в доме всего две эрнис, а не пятеро постоянно живущих и два десятка из гостей. И никто не хотел даже слышать о том, что он хочет просто сплести волосы в косу. — Как ты мог додуматься отправить все в тот дом? А если что-то нужно выбрать или сменить рубаху? — всплеснула руками мать, когда узнала о том, что Экке все-таки оставил единственный выбранный им наряд, а все остальное уже было в комнате Кайетана. — Ну чего смешного?! Как тебе в голову это пришло? Решение подсказал ему отец — не хочешь, чтобы переодевали как ребенка, избавься от всего. И теперь осталось потерпеть возмущение женщин, лишенных любимой забавы. Впрочем, новая не заставила себя ждать. — Это тебе прислали, — Невен протиснулся сквозь эрнис, протянул Эккену коробку из дерева, размером в две ладони. Коробка была странной — из полированного старого дерева, потертого на углах, и не очень-то походила на подарок. — Тиадар. Я не стал смотреть, но явно это не кольчуга. Не открыть свой подарок в присутствии эрнис — непозволительно жестоко, если уж ему самому любопытно, что в очередной раз припас для него Войтан Тиадар, то женщины не простят ему тайны. В шкатулке была гривна. Ему много раз дарили эти массивные мужские украшения, но такого еще никто не присылал. Войтан Тиадар словно задался целью каждый раз изумлять его роскошью подарка. Эта гривна была не обычным куском серебра с насеченным на него узором разной степени искусности, зависевшей от умений мастера — она была одновременно и тяжелой, показывающей одним своим весом, сколько драгоценного металла пошло на нее и необыкновенной, словно кто-то сплел серебро в затейливый рисунок, окрасил его тонами. Известный горский узор из сплетенных листьев и звериных голов, но выполненный с необыкновенным мастерством и фантазией. И гривна не лежала на груди как назначено, а должна была оплетать собой горло, закрывая беззащитную кожу и создавая рисунок на ней. Только одному мастеру могла прийти в голову такая мысль и только один мастер, среди нордеа, смог воплотить свою безумную фантазию в металл. Само его имя было легендой — Нерис Вальдхере, чью историю в горах знал каждый, мастер, из-за которого Истелин устроили резню, приведшую к войне, а безумный их вожак, Тэген Истелин, едва не захватил столицу княжества. Про цепь тех событий Эккен знал от наставников и от отца, заставшего войну. О том, что Тэген Истелин с сыновьями почти дотла сожгли Сотир, о поединке Атайра Алдгар, защищавшего свой город, с вожаком Ястребов, из которого горец не вышел живым. Мстительный Ястреб отрубил тому правую руку и зачем-то забрал с собой. Эту войну застал отец Эккена. Крохотный поселок, в котором жила семья Лойте, потерял много мужчин, и если бы горцы и кланы, имевшие счеты с Истелин, не договорились бы друг с другом и не встали бы под знамена Хелльстрем, рода могло бы не быть. А про последнюю битву в Келлин и вовсе знал каждый. Ястребов было много, столько, сколько наверно не было воинов в горах. Тэген Истелин с тремя братьями, двумя взрослыми сыновьями, все его родичи и дальние ветви всего птичьего рода — все они долго терзали горы и предземелье столицы, пока мужчины всех кланов не собрались под княжеский стяг и не встретили врага в долине Сейгиа-Лэн. Тэген Истелин сражался долго, очень долго, но пал от руки князя Хелльстрем, уже израненным, забрав с собой несколько княжеских родичей и не последних бойцов, а его сын, Орих Истелин, попал в плен и вынужден был отдать свое знамя, приведя свое племя к покорности. И только после многих убийств Ястребы убрались в свое гнездо, зализывать раны, а клинок Тэгена Истелин, в ножнах работы мастер Нериса Вальдхере, князь Айдар Хелльстрем забрал как трофей. И все это только из-за того, что Тэген Истелин не смог быть вместе со своим мастером… Атайр Алдгар спас честь супруга-изменника и погиб за это. Интересно, для кого Нерис Вальдхере делал эту гривну, роскошный ошейник? Был ли это заказ или ему просто захотелось воплотить свои мысли в металл? Записки в шкатулке не было, да и к чему она, если смысл подарка выражен в нем самом. Войтан Тиадар хотел напомнить ему о том, что бывает, когда делаешь то, что должен, а не то, что хочешь? Нерис Вальдхере любил Тэгена Истелин, изменял своему супругу с ним, но прожил жизнь в горах, которые ненавидел и с тем, кого не любил. Вот и ему предстоит жить в чужом доме с тем, к кому он равнодушен. Вот только кто в этой истории будет Тэгеном Истелин. — Даже не вздумай этого делать! — ахнула мать, когда он застегнул гривну на своей шее. Хороший подарок для свадьбы. — Экке! — Что? — переспросил он, рассматривая свое горло в полированное металлическое зеркало. — Кайетан Ахола оскорбится насмерть и передумает вступать со мной в брак? Нет. Тем более брак не со мной, а с должностью. Конечно это оскорбление, надеть новый подарок от поклонника на свою собственную свадьбу с другим нордеа. И ладно бы просто украшение, не такое заметное, но с темным простым платьем, что Эккен оставил из всех своих вещей для этого дня, это будет смотреться вызывающе. И красиво. Пусть так и будет — простая коса, простое убранство, и гривна, которая стоит целое поместье у реки. Нужно не забыть родовой мужской клинок, который он отдаст Кайетану, получив взамен нож Ахола. Эккен уже видел клинок — в горской традиции, они почти не различались ничем, кроме того, что ножны Лойте богаче отделаны серебром. Еще должно было быть кольцо, людское поветрие, но этим занималась мама, и Эккене нимало не интересовало то, что будет на его пальцах. *** Почему-то именно в этот день Кайетан наиболее остро ощущал пропасть, разделяющую семьи Ахола и Лойте. Даже для того, чтобы приехать в городскую управу для самой торжественной части, понадобилось нанять конные повозки, весь праздник тоже пройдет в особняке Лойте, у Ахола даже гостей позвать некуда. Был бы эрни Экке девой — семейству Ахола пришлось бы нелегко, и это еще Ойхе Лойте пощадил, сказав, что все расходы по своим гостям Лойте возьмут на себя, ну а гостей от Ахола было вовсе немного — с десяток не наберется. Но потратиться уже пришлось, и после свадьбы придется затянуть пояс потуже — новое жалование уйдет на выплату долгов, но дело все равно того стоило. И радость ожидания. Мелочно считать деньги, учитывая все то, что ждет его после свадьбы, но не думать о них невозможно, постоянно отсчитывая серебро. Городская управа Келлин располагалась в самом сердце города, даже княжеский дворец стоял дальше, а от управы начинались торговые улицы, тенистые сады с усадьбами, спускавшиеся вниз, к широкой реке Алге. Можно проехать почти через весь город, полюбоваться цветущей столицей начала лета. *** Эккен улыбался, отвечал на вопросы — кажется, в городской управе собрался весь город, никому не запрещено прийти и посмотреть на церемонию, но того, что придут несколько его бывших любовников — он не ожидал. Обмен взаимными подколками, легкие касания, и чудилась насмешка в глазах тех, кому он предпочел неизвестного никому законника. Как будто его кто-то спрашивал, если бы знал — сам бы выбрал раньше. Чем был плох ему Иддер Найэха, который сейчас пожелал ему удачи? Богат, хорошего горного рода, с ним было нескучно, в постели — приятно вспомнить, о, Иддер очень горяч — с ним глаз не сомкнуть всю ночь. Еще и предложение делал. Сильный красивый мужчина и тоже княжеский дознаватель. Так почему он думал, что впереди еще вся жизнь? Ахола немного запаздывают, еще бы — с окраины ехать. Есть немного времени, чтобы собраться с силами, закрыться щитами от всех и сделать безмятежный вид. Все хорошо, все идет, как задумано и каждый играет свою роль. Только выть хочется от тоски. Еще б выпить — два кубка крепкого вина, пропущенных им еще дома, в собственной спальне уже давно выветрились. О, а вот и Ахола. Все семейство в сборе, невероятно торжественный Кайетан, нарядный, в серебряном убранстве, темные волосы собраны в затейливую прическу, мужское платье, с богатым поясом. Хоть кто-то рад и готовился к этому дню. Синий лен платья, крашенный драгоценной вайдой. И сопровождающие — унылый старший братец, и вся остальная семейка Ахола, которая не очень-то рада новоявленному родственнику, но из всех сил пытается этого не показать. С ним здороваются, обнимают, но по-настоящему теплые объятья только от старшей эрнис, матери Кайетана. *** Он знал, что будущий супруг красив и что любая одежда это только никчемная обертка для истинной красоты, но сегодня Эккен превзошел самого себя. Решиться прийти на собственную свадьбу в простом платье, с самой обычной косой, но с великолепным украшением на шее, только подчеркивающим изящество юноши, оставив всем право любоваться только его собственной красотой и роскошью единственной вещи. Несколько мгновений Кайетан не мог вздохнуть, прежде чем решился протянуть руку будущему супругу и повести его к торжественной церемонии. Слова клятвы Эккен читал накануне, но так произнести их перед всеми оказалось непросто, он едва не запнулся, когда расстегивал свой пояс, чтобы по обычаю передать нож Лойте супругу: — Я буду хранить нашу честь и свою верность тебе, и я буду знать цену за нарушение своей клятвы, Кайетан Ахола, — он протянул клинок уже супругу. — Я принимаю твои слова, Эккен Лойте и ты слушай мою клятву, — Кайетан сам застегнул свой пояс на тонкой талии Эккена, произнося слова, которые шли от самого сердца — он будет беречь свое сокровище, своего эрни Экке. Все кончено… Еще недавно он мог отказаться, мог сказать правду, что его принудили к своему браку и обречь свою семью на позор, но остаться свободным. Не смог, испугался и струсил. Солгал всем и самому себе, приговорил себя к вечной жизни с Кайетаном Ахола. Легко списать его молчание на растерянность, но его и Кайетана снова поздравляли, обнимали, говорили слова, которые они оба не запоминали… Выпить бы. Утреннего вина было мало. Можно наконец-то законно прикоснуться к супругу, крепко прижать его к себе. От Экке пахло вином, тем самым, которое он любил, крепким и сладким. Неужели так волновался, и нужно было успокоиться. — Я очень рад, Экке, спасибо, — Кайетан крепко обнял юношу за плечи, прижимая к себе. — И я действительно рад тебе. Найти в себе силы улыбнуться и прижаться, все равно теперь не у кого искать спасения, кроме Кайетана. Теперь перетерпеть пир… Скорее бы добраться до вина. И еды. В желудке был ком от голода. — Ты видел, что у него на шее?! — Арги перехватил брата уже в доме Лойте. — Ты знаешь, что это за вещь? Это гривна работы Вальдхере… И ее разве ты подарил? — Замолчи, — только этого ему не хватало еще, чтобы собственный брат пытался изгадить ему свадьбу. — Я не знаю, кто подарил это Экке, но носить эту вещь его законное право, и он вовсе не обязан был советоваться со мной по этому вопросу. — Но мог… — усмехнулся Арги. — Ты хорошо проверил список гостей, наверняка всех любовников созвал. Посмеяться. Хорош родственничек. — Ты волен покинуть свадьбу и поехать домой, — отрезал Кайетан, выискивая глазами Эккена, которого от него отрезало многочисленным семейством Лойте, — если тебе ничего не нравится. Арги знает, где укусить… Что тут делает тот гвардеец, с которым целовался Эккен в «Лежбище»? Не узнать его было сложно, несмотря на то, что стражник сменил уставной кафтан на нарядную одежду. Берет Экке за руку, смеется, и Эккен ему улыбается, и ведет сюда. К нему?! — Это мой друг, Хаке Иррен, — Эккен представил гвардейца. Вблизи он еще более хорош собой, чем был в таверне, прямо образец красоты и мужественности нордеа. — Я хочу, чтобы вы знали друг друга. Кайетан, сейчас это мой самый близкий друг. Друг… Значит так. Был любовник, а теперь друг. Сомневаться не приходилось, но Хаке Иррен протянул ему руку и ослепительно улыбнулся. — Тебе повезло, и многие сейчас завидуют, Кайетан Ахола, — улыбнулся Хаке, вежливой улыбкой, — и я рад за вас, если ты счастлив. Что он еще может сказать? Что за несколько дней до свадьбы Экке начало ныть сердце, словно он потерял что-то важное, упустил и теперь это не исправить. Они встречались с Экке, пили, занимались любовью, но только сейчас, когда он пришел в этот богатый дом, стало очевидно, что он на самом деле потерял — он потерял самого Эккена. Не отговорил, не задержал и не предложил своей защиты. Можно было хотя бы попытаться пойти против Лойте, и это было бы законно. И правильно. Они ведь разговаривали тогда, когда Эккен сказал впервые о свадьбе. Испугался мести Лойте. А теперь на Эккене чужой нож и чужая клятва, видеть которые вдруг, оказалось почти невыносимо. Но Эккен просил побыть его на свадьбе. Теперь просто как друга. Да и описание Кайетана Ахола оказалось весьма точным, Эккен не соврал ни в чем, не унизив и не приукрасив достоинств будущего супруга. Да, не самое плохое, что могло случиться, но и этот сухарь не для Экке. И наверняка еще не знает, сколько сил придется потратить ночью, и какой подарок случайно подарила ему судьба. А Ахола счастлив — так бросается в глаза разница между уже супругами — Эккен напряжен, с наглухо закрытыми щитами, и броским украшением на шее, напоминающим перехваченное петлей горло. Только петля очень изысканная, как и все то, что делают аристократы. Ахола же наоборот, улыбается, словно после зимы увидел солнце. Только переступив порог дома Лойте, Хаке начал понимать, к чему все это стремление наверх — особняк не хуже княжеского, беломраморный пол, мягкие ковры, на которые можно был наступать прямо в сапогах и никто слова не говорил, высокие потолки. Ойхе Лойте явно не тот, кто будет строить дом по образцу горного, с этажами и клетушками комнат. И в доме много красивых эрнис, Эккен рассказывал о них, даже сквозь вуали замужних женщин была видна их красота, а нарядные богато украшенные платья только подчеркивали это. Да уж, его сестрам не носить таких шелков. Во всем этом богатстве терялся и он сам, и Эккен Лойте. Свадьба у нордеа дело долгое, и день был только в середине. Пару супругов усадили за стол и раньше, чем кто-то успел сказать первую здравицу, Эккен налил себе вина и выпил — все равно не заметят, теперь можно сидеть ровно до ночи и набираться потихоньку, пока все поедят, выпьют, потом будут игры и танцы — так и пройдет этот невыносимый день. — Скоро все кончится, — Кайетан тронул его за руку, аккуратно сжав пальцы, открывая щиты, чтобы согреть поддержкой. — Но мне казалось, ты любишь веселье. Эккен казался очень усталым, или это цвет его платья был неуместным и тусклым на этом празднике? Странно, в городской управе он выглядел совсем по-другому. — Люблю, — Эккен протянул супругу кубок, ради такого события мать не пожалела самой дорогой посуды, эти кубки он видел всего лишь пару раз в жизни, из тонкого прозрачного стекла, изукрашенного резьбой и серебряной краской. Людская работа и маме они очень дороги, как бы не разбить. — Но не когда я повод праздника. Люблю быть гостем — никаких обязательств, ты волен уйти, когда хочешь, и никто не следит за тобой, еще кормят. А сейчас на нас с тобой смотрят все. Тебе это нравится? Он нетрезв? Это самая длинная фраза, которую сказал супруг за сегодняшний день. Самому Кайетану пить не хотелось, он едва пригубил дорогое вино в первую здравицу, а вот Эккен допивал уже третий кубок. — Ты вправду хочешь уйти? — Кайетан не сумел скрыть тревоги, кольнувшей сердце. — Тебе все это не по нраву? Нужно следить за собой и взять себя в руки, не сидеть, словно на собственной тризне, иначе завтра весь город будет говорить об этом. И так будут говорить, но семье Лойте нужны только рассказы о празднике. — О, не беспокойся, и не обращай на меня внимания, — еще одна из ослепительных улыбок, — я просто вспомнил свадьбу Невена, и теперь сижу на его месте. Это странное ощущение. Я перестал быть последним холостым сыном. Ты хочешь танцевать? — Я не умею, — качнул головой Кайетан, — еще хуже, чем держаться на лошади. Это будет некрасивый танец, но здесь много тех, кто составит тебе компанию. Я действительно не хочу. Еще не хватало стать посмешищем на весь Келлин, Кайетан даже и не помнил, когда он танцевал последний раз — наверно, когда был совсем молодым. Между ним и Экке двадцать лет разницы и еще целая пропасть. *** Хорошее, дорогое вино показалось Ойхе Лойте на вкус горьким и испорченным. Странно, он поморщился, поставив кубок. Почему он надеялся, что с этой свадьбой одна забота упадет с его плеч? Что Экке откажется под надежным присмотром, получит шанс исправить свою репутацию? Может оно так и будет, но отчего-то главе клана Лойте было совсем невесело. Все хорошо, гостям нравится, Ахола тоже выглядят довольными, Эккен в своей обычной вызывающей манере, с этим подарком Тиадар, провалился бы Войтан со своими ухаживаниями. Все идет как, как должно идти, вот только нехорошее предчувствие ворочалось комом в груди. Не поторопился ли он? И времени не дали — дело с Ахола нужно было решать как можно скорее, выборы ждать не будут. Но все равно, что-то он сделал совсем неправильно. Никогда еще предчувствие не обманывало главу судебной управы, вот только какой беды ждать теперь? — Разреши? — Иддер Найэха протянул ему руку. — Твой супруг не будет сердиться, если я приглашу тебя? — Как будто тебя испугает чей-то гнев? — Эккен принял руку. — О, мне дали волю на весь вечер — делать что захочу. Старинный горный танец, долгий и достаточно быстрый, но можно успеть поговорить. — Всего-то? — фыркнул Иддер, прищурив светло-зеленые глаза. — Но я весьма удивлен твоим выбором, да и вся столица тоже. Скажи, он чем-то лучше нас? Или тебе до этого мало делали предложений? — Я вроде соглашался танцевать с тобой, а не на допрос, — нахмурился Эккен, — но мне приятно снова удивить вас всех. Пусть останется загадкой, чем так хорош мой супруг. — Я так и знал, — нимало не смутился Иддер, — то есть выбор не твой, и загадку ты пока сам не разгадал. Он не похож на того, кого бы выбрал ты сам. Он не красив, не богат, и даже не знатен. И подарок на твоей шее тоже явно не от него. — Можно подумать, что когда ты делал предложение мне, ты не имел в виду моего отца! — Найэха думает, что ему нечем ответить? — Таможне разве не нужна дружба с судебной управой? — Конечно, имел в виду, даже не сомневайся, но ты был бы важнее. Но и ты бы выиграл немало, а что от этого брака получишь теперь, а, Экке? — Ваши разочарованные рожи, это тоже достаточно дорого, — наконец-то танец кончился. Да, пожалуй, ни с кем больше не стоит танцевать этим вечером, а по правилам хорошего тона неплохо бы вернуться к супругу. Кайетан смотрел, как Эккен танцует с каким-то горцем, и ими можно было любоваться — каждое движение отточено, в такт музыке, чуть приподнимаются полы тяжелых мужских платьев, показывая кожу легких сапог. Очень красиво, жаль, что все-таки он не научился танцам. — Кто это? — спросил Кайетан, когда Эккен сел рядом с ним, снова налив себе вино. — Вы хорошо смотритесь вместе. — Иддер Найэха, ты слышал эту фамилию наверняка, — очень вкусные пирожки с печенью, такие, как он любил. Эккен вдруг ощутил, что он жутко голоден. — Он как-то делал мне предложение, а сейчас очень сожалел об этом. — О чем? — Кайетан подвинул блюдо с пирожками супругу. — О том, что его обошел какой-то Ахола и уязвленном самолюбии? Ого, Кайетан, однако, догадлив. Так кратко подвести итог под всеми ожиданиями многих мужчин Келлин не каждый сможет. — Да, как-то так. Передай мне еще вооон то мясо, — попросил Эккен, накладывая на тарелку побольше еды. Как он теперь будет без мамы и эрнис-невесток, а вдруг старшая эрнис Ахолане будет его так кормить?! — Очень хочется есть. — И что? Много таких в зале, кто делал тебе предложение? — Кайетан выполнил просьбу, попутно удивившись аппетиту Экке. — Ты еще спроси, много ли тех, кто спал со мной. Хотя, я думаю, — еще вина, — тебе уже все рассказали. Чего ты не пьешь? Я бы не очень хотел, чтобы ты потом попрекал меня этим. — Я и не собирался, — отчего-то вдруг стало обидно, значит, Экке боится этого и ждет. — Это твое полное право и ты им пользовался. Но мне было интересно, сколько врагов я теперь приобрел. — Не больше чем у меня… — рассмеялся Эккен. — Пошли, посмотрим на игры, чего задницу просиживать? Игры — неотъемлемая часть любой свадьбы у нордеа, когда подвыпившие гости развлекают сами себя, когда эрнис могут чуть сбросить оковы скромности, а мужчины проявить все чудеса ловкости в старинных забавах, которые на самом деле часть военных упражнений. Самая приятная часть свадьбы, когда утихают сплетни и раздается общий смех. Кайетан надеялся лишь на одно, что никому в голову не придет вызвать на игру его вместе с Эккеном. В мужских забавах он вовсе не силен, а состязаний на знание законов на свадьбе никто не потерпит. Но все надежды пошли прахом, да и мало того, вызвали их на «драку слепых». — Пойдем! — Эккен потащил его за руку, и сомневаться не приходилось — его супруг ловок и в этой старинной забаве. В центре огромного зала расстелили ковер и принесли длинную деревянную лавку, поставив в центре ковра. По правилам, противникам завязывали глаза шелковым мужским платком, давали в руки льняную сумку с длинным ремнем, набитую меховыми шкурками, и ставили друг напротив друга, так, чтобы лавка оказалась между ними. Одной рукой следовало держаться за лавку, а второй перехватить сумку. Соперники по очереди окликали друг друга и пытались угадать, откуда голос, ударяя сумкой. — Сними пояс, — посоветовал супругу Эккен, — ты можешь делать что угодно, главное не отрывай руки от лавки, иначе ты проиграл. И разуйся, чтобы быть бесшумным. — Постарайся быть милосердным… — только вздохнул эрн Ахола, покоряясь. Не надо было в детстве избегать таких забав. — Начинай тогда первым, — Эккен занял свою сторону лавки, и милосердным он быть вовсе не собирался. Кайетан, наверно единственный горец, кто не умеет играть в эту игру? — Экке? — осторожно окликнул супруга Кайетан. С завязанными глазами он ощущал себя неловко, слышал мужской и женский смех. — Дааааа? — протяжный голос, в котором ему почудился вызов. Промахнулся… Сумка попала в пустоту, хотя голос был именно оттуда. Все наверно уже умирают со смеху. — Кайэээ? — таким бы голоском в спальне звать, а не на потеху всем гостям? — Я тут, — единственное, что он сообразил, это пригнуться, но это не спасло, мягкий комок прилетел в спину. Конечно же, он проиграл, ни разу не попав по Эккену. Вот наверно это смотрелось со стороны! Но бой кончился, и объявили победителя, развязав обоим соперникам глаза. — Погоди, Ахола, — в круг вышел Хаке, расстегивая пояс и смеясь, — сейчас я ему напомню, как это делают в горах. Экке? — Думаешь, что тебе не достанется? — ухмыльнулся Эккен. — Это ты зря. Так вот как эта игра смотрится со стороны, когда в нее играют два достойных друг друга соперника. Длилось это все много больше, чем понадобилось Кайетану, чтобы проиграть. Даже в зале стих смех, и была полная тишина — Эккен и Хаке переступали босыми ногами по ковру, без поясов и прочих украшений, лишь на шее Эккена была неподвижна гривна. Они словно танцевали или охотились друг на друга, полагаясь только на чутье, оба грациозно уходили от ударов, подкатывались под лавку и подстерегали друг друга, как кошка стережет добычу. Это как настоящий бой, когда охотник или воин попадает в засаду, устроенную на него заранее. Настоящее удовольствие смотреть, но не участвовать — в настоящем бы Кайетан не выжил… И все же выиграл Хаке, всего на один удар опередив Эккена, который оказался менее расторопным. — Ну, вот видишь, — сказал он Кайетану, — в гвардии этому учат лучше, чем дознавателей. А я ему говорил… Эккен застегивал пояс, едва не перепутав его с тем, что теперь принадлежал Кайетану. Хотелось снова пить… С Хаке было приятно поиграть, а вот с Кайетаном придется что-то делать. Как можно не уметь играть в «лавки»?! Он же вырос в горах! Его самого научили быстро — в том, чтобы быть живой забавой для четверых старших братьев, есть оказывается и что-то хорошее. А ведь он еще с ними не выпил! — Я буду по тебе скучать, — Инце был с ним откровенен, — хотя я всегда тебе завидовал. За половину того, что ты творил, отец бы уже убил меня. Но в доме от тебя есть толк, тебе всегда рады. И отец будет по тебе скучать, а мама тем более. — Ну да, внукам уже не почитаешь о правилах поведения, — фыркнул Эккен, — сомневаюсь, чтобы Тайси начал приходить пьяным и брать с меня пример. Твое воспитание. — У нас всех одно воспитание, но мы все получились разными, — подал плечами Инце. — Наверно так правильно. — А пожертвовали нами всеми одинаково, — зло сказал Эккен, — ты знаешь, ради чего я сижу тут? Я не знаю. Тебе нужен другой роскошный дом, который мы вдруг сможем купить, из-за этого? Мне нет. Я буду жить в маленьком и убогом, с теми, кто мне не очень-то рад. — Я знаю, зачем я женился. Меня все устраивает, ты же знаешь, но я хочу свой большой дом, чтобы быть главой в нем. — Как сказать брату, что отец несправедлив к нему, и как убедить его, в том, что все не зря? — Но и твоя доля будет в этом и никто не забудет того, что ты сделал и сделаешь. Зная тебя, это действительно дорогая жертва и мы можем ее оценить, Экке. Скоро он будет достаточно пьян, чтобы эта ночь прошла легче. Опять хорошо, что у него четыре брата — выпить можно с каждым. И с отцом. Эккен наверно выпил со всеми, с кем можно, Кайетан устал наблюдать за супругом, меняющим собеседника и стаканы. Столько выпить! И куда только помещается?! Но супруг стоял ровно на ногах, улыбался, был со всеми любезен и держал себя, как подобает на собственной свадьбе. Однако, умение! Но пора ехать домой, гости начали расходиться, и это было бы самым хорошим временем, чтобы покинуть праздник самим, под крепкие шутки и смех. — Кайетан уже в нетерпении, — Ойхе Лойте быстро поставил кубок на стол, и тяжело поднялся, обнимая сына, — тебе, наверное, пора, Экке. Я надеюсь, что ты когда-нибудь простишь меня за это. И я обещаю, что всегда помогу тебе. Говорят, что нельзя почувствовать, как к тебе приходит старость, но Ойхе Лойте почувствовал, ему даже стало холодно, словно дыхание с той стороны коснулось его — вот она, пришла, а его последний сын покинул отчий дом, став окончательно взрослым. Еще утром это был мальчик, балованный домашний любимец, последнее дитя, давшее еще сил родителям. Четверо старших были уже на шаг дальше, а этот оставался «собственным». И все кончилось сегодня. Предчувствие еще раз кольнуло сердце. Самая неприятная часть для того, кто уходит из своего дома, это прощания и объятия. Как будто они не увидятся через несколько дней! Зачем мама плачет?! Ничего нет хуже слез эрнис, неважно по какому поводу. Эккен раздавал обещания, утешал, улыбался и делал все, чтобы расставание было менее мучительным. Все останется по-прежнему — его обещали, и обшивать, и иногда кормить, а все равно было тоскливо. И не ему одному. Но как будто он все это придумал! Наконец-то… Ночной воздух был теплым, но свежим, после шумного дома было приятно очутиться в экипаже, вдвоем. — Даже не думай заснуть, — предупредил Кайетана Эккен, положив голову тому на плечо и закрывая глаза, — ночь еще не закончилась. О, в этом предупреждении так много обещания, конечно, он не заснет. Кайетан был почти трезв, дома еще никого нет, вся родня приедет под утро, когда закончится праздник, а в доме Лойте гулять еще будут долго. И у них почти вся ночь впереди. Он обнял своего супруга поудобнее, давая тому отдохнуть, коснулся пальцами мягких волос косы. От Эккена пахло вином и какими-то травами, которыми тот наверняка мыл голову. Странный был день — эта собственная свадьба. И хорошо, что он уже заканчивается, а завтра начнется новая жизнь. — Надо будет что-то сделать с полом, — проворчал Эккен, понимая, что доски второго этажа не просто скрипят, а прогибаются под ним. Не может же он столько весить! — У тебя, небось, и кровать скрипит. — Теперь она будет скрипеть у нас, — кивнул головой Кайетан, понимая, что об этом он вовсе не подумал. А в доме дети и эрнис! — Подумай об этом. — Твоя кровать, вот ты и думай, — рассмеялся Эккен, стаскивая с себя надоевшее за день платье. Уже все налюбовались наверно и обсудили. — А у нас нет еще вина? — Тебе не достаточно? — изумился Кайетан. — Я сейчас принесу снизу, можно попросить не снимать тебя, вот это, с шеи? Жаль уходить, обнаженный красавец с полосой металла на шее, даже мгновения потерять жалко, в которое можно было рассмотреть эту красоту. — Ну, если тебе это так нравится… — хорошо, он не будет расстегивать гривну, в ней ведь даже и спать можно, она крепкая и тяжелая. Пусть Кайетан принесет вино, его все же оказалось недостаточно, чтобы решиться. — Я буду спать справа, — решил Эккен, когда супруг вернулся с кувшином и двумя кружками, — около окна. Как ты на это смотришь? — Да, пожалуйста, — кивнул Кайетан, разливая вино и понимая, что волнуется, — если тебе это так нравится. Обычно на этом месте спал он, но раз эрни Экке так хочет, то пусть. Тем более если это означает согласие спать в супружеской кровати, а не собственной комнате. Вино у Кайетана было неплохим, более чем. Эккен с удовольствием прокатил терпкий вкус по языку. — А ты будешь раздеваться? — спросил он, глядя на супруга. — А то мне уже становится неловко… В конце концов у нас брачная ночь, и даже по всем обычаям. И вправду, кому расскажи, что Эккен Лойте не спал со своим женихом до свадьбы — со смеху умрут, а не поверят такой байке. А ведь хочется узнать, каков Кайетан Ахола в постели, может все еще и не так плохо, как он себе сам напридумывал? И Ахола его хочет, очень хочет… — Ты не выпьешь со мной, Кайэ? — Эккен потянул его на кровать, протягивая свою кружку. — Выпью… — от одного «Кайэ» с ума можно сойти, у эрни Экке чарующий голос и наверно никто не удержится от желания, когда в этом «Кайэ» слышится так много… Но еще один ритуал, который необходимо исполнить, в традиции и желании — щиты, от этого у Эккена сжималось сердце, необходимость выбора все ближе и ближе. Солгать и оказаться трусом, не солгать и оказаться подлецом. В любом случае быть ему подлецом. Экке чего-то ждет, и как резок переход от радости к страху на его лице! Щиты… Вот что его страшит. — Я могу тебе открыть щиты, если хочешь, — Кайетан лег рядом, а говорить оказалось трудно, — но там ничего интересного. То, что ты мне нравишься и я хочу тебя — это очевидно; то, что я доволен тем, как сложилось все, тоже правда. И я не буду требовать от тебя этого. Я не знаю, почему ты не хочешь, но ты этого не хочешь. У нас у каждого есть, что скрыть друг от друга. Давай оставим это промеж нас, Экке. — Я предлагаю сразу перейти к приятному, — от тяжести, мгновенно свалившейся с сердца, стало легче. Как Кайетан догадался, у него интуиция не хуже отцовской?! Эккен дотронулся до супруга, приглашая его ближе, начать ласки, — оставим это пока так. О, так вот почему все восхищены эрни Экке! И вправду, ничего лучше не было в жизни и в постели Кайетана до этого — податливое упругое тело, чуть-чуть приоткрытые щиты, где не скрыты желание и приглашение к игре, где ты можешь услышать все, что чувствует Экке, раствориться в его стонах. Он старше, но подсказывали ему, Экке умудрялся менять позы, не сбиваясь, не теряя ни капли удовольствия и не давая ничего упустить ему — красивый, сильный и принадлежащий теперь только одному нордеа. Надо же было случиться такому счастью… — Я люблю тебя, — он не лгал, шепча слова в ушко, чуть прикрытое влажными темными вьющимися волосами, — ты важнее всего, что обещал мне твой отец… Доброй тебе ночи, эрни Экке. Отдыхай. И это все?! Один раз?!! Такое случалось в жизни Эккена очень редко, чтобы любовник отваливался от него и засыпал практически мгновенно. Как это понимать?! И бесполезно спрашивать у Кайетана, он уснул раньше, чем закончил свое признание. Теперь ничего не остается, как самому заснуть и проснуться уже законченной дрянью, которая будет презирать сама себя за трусость.