Право Выбора

От волнения Экке плохо спал, что случалось с ним крайне редко, почти никогда. Но лекция Войтана Тиадар, долгожданная и много раз переносимая от даты к дате, была достойным поводом, чтобы вертеться в кровати, пихая Кайетана ногой. Любой бы, кто хочет стать дознавателем, волновался бы не меньше. За почти три года, что Эккен учился, Войтан Тиадар так ни разу и не удостоил будущее поколение дознавателей своим высоким вниманием, и даже обещанной даты пришлось ждать четыре месяца. Экке едва дождался рассвета, вскочив раньше Кайетана, даже во сне недовольного вертящимся супругом, завернулся в одеяло, чтобы пробраться в свою комнату. Он долго возился с огнем, чтобы в комнате стало посветлее, плеснул на себя воды из умывального таза, потому что спускаться вниз и греть ее, было невыносимо лень, придирчиво выбрал одежду — что попало на себя не наденешь в такой день. Все самое скромное — управа дознания не то место, куда стоит наряжаться, поэтому он выбрал темную одежду, где самым ярким был темно-зеленый шерстяной кафтан, подбитый льном. Собрал волосы в косу, которая начала получаться все лучше и лучше и тихо вышел из дома, стараясь никого не разбудить. Город еще спал, Экке до брака чаще всего в такое время только возвращался в дом, а теперь вот будучи трезвым, заново открывал Келлин для себя. Уже было по-осеннему холодно, под сапогами шуршали листья, а воздух был прозрачно стылым. Совсем скоро будет зима, когда закроется река, перестанут приходить людские корабли и торговцы разъедутся по домам, когда княжество уснет до весны. Несколько седмиц до прихода поздних осенних холодов. Зиму Эккен не любил, ее нужно просто потерпеть, вместе со снегом, низким тяжелым небом, ветрами и неуклюжей одеждой. Опять потерпеть. Он только и делает, что терпит. Терпит и терпит: брак, обещания Кайетана — Кайэ попросил перенести срок покупки дома на весну — не хватило денег на первый залог, и пока он искал нужную сумму тот дом, что приглянулся им, уже купили. Экке жалел о нем — красивый был, и впору для двух мужчин, с несколькими комнатами и отличной купальней, местом под лошадей. Конечно, такой дом долго пустовать не будет. Кайетан долго извинялся, и Эккену было трудно сердиться на такие искренние извинения, но обида все равно была. Еще нужно терпеть стыд и раздражение самим собой. Управа дознавателей находилась на другом конце города, и Эккен почти замерз, пока дошел до нее. Если не знать, что находится в ажурном особняке с резными башенками и изящной оградой, то ни за что не догадаешься, что там самое страшное место, куда ни один бы нордеа не хотел, чтобы его привели. Где-то там, в самой глубине дома, как слышал Эккен, есть комнаты для преступников, мятежников и подстрекателей, убийц и заговорщиков, шпионов и предателей — тех, кем и занимается княжеская управа дознавателей. Всех остальных, кто преступил закон, отправляют просто в городскую ратушу и они малоинтересны ведомству Войтана Тиадар. Говорили еще, что именно здесь и содержали Ориха Истелин после войны. Ну, а куда еще его? Не в княжеский же дворец селить… Вот бы скорее работать здесь! На входе ему пришлось сдать даже брачный клинок, отстегнув его от пояса и суровый нордеа так внимательно на него смотрел, что Эккен сам забеспокоился, может где в одежде еще пара ножей? В управе он был и раньше, будущих дознавателей иногда приглашали сюда, чтобы послушать тех, кто вел знаменитые и громкие дела, поэтому он знал куда идти — в самую большую комнату, где кроме него будет еще два десятка таких же мальчишек, желающих послужить Эарану Хелльстрем. Он не опоздал, но и не пришел первым, Войтана Тиадар еще не было, и Экке выбрал третью скамью, чтобы не оказаться под самым пристальным взором своего щедрого дарителя, хотя ужасно хотелось занять первую, подвинув там зануду Снорра, но отчего-то он чувствовал себя беззащитным, даже без ножа Кайетана. Войтан Тиадар не заставил себя ждать, но его приближение Экке почувствовал раньше, чем глава управы вошел в зал, еще не видя. Нордеа с очень сильными щитами, уверенный в себе и своей силе, опасный. Даже где-то внутри живота стало холодно, хотя он ничем не провинился перед управой или Войтаном Тиадар. Экке не сомневался, что все то же самое чувствуют и остальные. Он не знал, как назвать эту силу, но был уже знаком с ней и часто искал ее в своих любовниках. Но такой яркой и мощной она была лишь у нескольких нордеа: князя Эарана, у Войтана Тиадар и у отца, еще немного было у Тидгера Истелин, он почувствовал ее, когда в первый раз скрестил клинок с Ястребом. Интересно, они все родились с этой силой? — Я прошу меня извинить за то, что постоянно переносил эту встречу, — Войтан Тиадар даже не посмотрел на поданное ему кресло и остался стоять перед сидящими юношами, из-за чего каждый из них почувствовал себя неловко, — И это было не просто так. Мне пришла в голову мысль, что все то, что я скажу вам, надо сказать как можно позже, но ровно настолько позже, чтобы вы успели сделать нужный выбор. Я хочу, чтобы вы еще раз хорошо подумали, каждый из вас, зачем вы пришли сюда и что вы хотите от своего будущего. Я не буду рассказывать вам охотничьих историй и старых легенд, на что вы наверняка рассчитывали. Мне жаль свое время на это, но мне не жаль его на то, чтобы убедить вас не совершать глупостей. Итак, каждый из вас пришел в управу затем, чтобы получить красный плащ дознавателя, право вторгаться в чужой дом, чтобы нести закон и справедливость, чтобы стоять чуть выше над сородичами и обладать властью, разгадывать тайны. Кто-то пришел для того, чтобы отомстить за свой род, кто-то для того, чтобы получить хороший заработок, кто-то для того, чтобы сделать свою жизнь неспокойной. И многие из вас видят в этом ремесле благородство, высокую цель и служение. У людей это называется «рыцарство», избранные воины. Вы нарисовали себе благородную и красивую картину. Это часто бывает с юношами вашего возраста и вашего воспитания. Ничего из того, что вы нарисовали себе, не будет. Вы можете мне не верить, но это так. Все это имеет вторую сторону, которая состоит из пожаров, чужой крови и сломанных жизней. Вы не будете иметь право на личные чувства, вы обязаны будете арестовать даже своего родича, если на то будет приказ, и любые ваши попытки проявить гнев или жалость будут жестоко наказаны, в том числе и мной. Для вас есть только закон, который обязывает установить преступление. Судить будут другие. За любую попытку самосуда вы будете наказаны. Я повторю это еще раз — вам нужно будет смирять не мятежников, а самих себя в первую очередь. Вы только инструмент и это нужно принять как данное. Любому, кто хочет драк и подвигов, стоит пойти в княжескую гвардию, там даже дадут клинок. И коня. Еще вы должны знать, что любая ваша ошибка будет непростительна. Потому что за каждым действием должно стоять непреложное доказательство. Страх, давление — это не то, что докажет вину. Здесь вы ждете, что я расскажу о самом главном, о той власти, которой мечтает обладать каждый — о снятии щитов. И снова не буду врать — любой, кто владеет этим искусством, уже проклял тот день, когда он согласился на это знание. Потому что он укоротил себе жизнь, потому что он знает то, что не хотел бы знать никогда, то, что он никогда не забудет, и потому что он видит чужие сны. Я владею этим искусством… Когда кто-то раскрывает щиты, он раскрывает их полностью, и это не так как происходит на свидании, в постели или между любящими супругами. Вы должны принять все, что откроете, полностью, иначе вы не узнаете, правды и того, почему было совершено то или иное. И первым, что вы почувствуете — будет боль. Потом гнев. И так каждый раз. Здесь снова нужно будет смирять себя и терпеть. Слово «терпеть» станет для вас главным после слова «закон». Забудьте о семье. Или сразу женитесь на эрнис, которые будут вас ждать, на эрнис из хороших семей, которые ничего не потеряют, став вдовами. Потому что многие из вас погибнут, не успев ничего нажить. Если кто-то из вас уже имел глупость связать себя мужским браком, вам придется хорошо постараться, чтобы не оставить супруга вдовцом. Никто, кроме ваших родичей не будет любить вас. Появление княжеского дознавателя — это всегда неприятности. Это то, что отгородит вас от остальных и заставит вести осторожнее разговоры. Но это то, что не спасет вас от мести обиженных родов, чьи родичи были преступниками. Я не буду называть тот род, для которого вы сразу станете врагом, лишь получив свое первое задание, вы все хорошо их знаете. *** Ничего нового. Одно и то же раз в несколько лет, два десятка мальчишек, из которых в лучшем случае только пятеро получат знаки княжеского дознания и решатся окончательно связать жизнь с управой. Остальные или найдут себе выгодную партию, или их переубедят отцы не рисковать головой понапрасну, или они вернутся в свои деревни, кое-кто польстится на легкую жизнь княжеской гвардии. Все именно так и будет. А из тех пятерых смельчаков троих убьют в первые же годы. Из двух оставшихся один будет мстить обидчикам своего рода, и только из одного будет толк. Это если повезет. До конца обучения еще почти год, но уже можно попытаться предсказать, кто останется, хотя судьба иногда подносит удивительные сюрпризы. И отдельно от всех них можно выделить «маленького охотника», так Войтан Тиадар называл для себя этого ученика. Охотник действительно еще очень юн на этот раз, а их Войтан встречал всего лишь пару раз в своей долгой жизни. Маленький охотник старательно держит щиты, не подозревая о том, что все его помыслы уже на ладони эрна Войтана. Даже можно не трогать защиту, все написано на хорошеньком личике. Очень лестные помыслы для Войтана, надо сказать, да и способ, неосознанно выбранный необученным охотником, был очень удивительным. *** В этом голосе Эккену хотелось раствориться. Он ловил малейшие оттенки, переливы, смены тона, все это словно слышал всем телом, чувствовал легчайшие уколы по коже, и холод где-то внутри себя. Никогда с ним такого не было и стоило Войтану Тиадар чуть повысить голос или сделать его строже, как Экке закрывал глаза, стараясь не потерять ни звука. Меньше всего он рассчитывал на то, что его распутное тело сдержится, но чтобы оно так подводило его сейчас? Он не просто хотел Войтана Тиадар до дрожи в коленях и каменного стояка, кое-как скрытого полами кафтана, который он так и не снял, он бы не постеснялся, даже если бы глава дознавателей отымел бы его прямо тут, при всех, разомкнув все щиты Эккена. Только чтобы почувствовать и узнать ту силу, которой владеет эрн Войтан, которой он наверняка поделится, как только прикоснется к нему, к Экке, но этого будет мало… Экке плохо различал слова речи, которые говорил глава управы, ориентировался только на голос и больше всего боялся, что эрн Войтан замолчит. Он и до этого не раз задумывался над тем, каков эрн Войтан в постели, но теперь уже почти знал ответ на этот вопрос, так и не попробовав. У него не было такого любовника и вряд ли теперь уже будет. И если бы отец решил устроить его брак с Войтаном Тиадар, плюнув на всех, то Эккен бы согласился не споря. Это не любовь, Экке опять не смог бы найти этому чувству определения, но это точно не она. Что-то похожее на любовь он чувствовал к Хилю, и сердце до сих пор болело от обиды и разлуки, что-то теплое было в нем к Хаке, но то, что он испытывал сейчас, было совсем непохоже. Лишь бы Войтан Тиадар не задержался после своей лекции в зале и не вздумал бы касаться защиты учеников, позора тогда не оберешься. Эккен не питал никакой надежды на то, что его щиты окажутся сильнее. Куда ему. Он и отцовским-то не всегда мог противостоять, а сила отца меньше, чем сила Войтана Тиадар, немного, но меньше. Ему было одновременно горячо и холодно и хотелось выйти на воздух, но уйти сейчас было бы ваше его сил, даже на ноги бы встать не смог. И лишь бы эрн Войтан не останавливался! Ох, как ты мне сейчас мешаешь, маленький охотник! С твоей защитой еще работать и работать, но мальчишке сейчас, в силу возраста, совсем тяжко. Нет, маленький охотник, этого не будет, а если бы и можно было, то я все равно не стал бы сбивать тебя с пути, как бы мне не хотелось самому. Лучше бы ты встретился мне лет тридцать назад, сейчас я могу навредить тебе, и ты просто не выдержишь, маленький охотник. Но ты манишь своей красотой, молодостью и жизнью, которой в тебе так еще много — жаркий, отзывчивый и пока что еще не умный. Была бы моя воля, ты бы ни о чем не пожалел, мне есть чему тебя научить и в постели. Тебе всего лишь не хватает силы, опыта и ума. Тебе придется учиться этому и жить, вырастая. А когда ты вырастешь, маленький охотник, у тебя будут совсем другие желания. Пока ты ничего еще не знаешь. — У кого-то есть еще вопросы ко мне? — Войтан Тиадар наконец-то закончил свою речь, в полной тишине. — Да, есть! — Эккен даже не сомневался, что зануда Снорра задаст первый вопрос. У него самого их была сотня, но он бы даже не смог открыть сейчас рта, чтобы не выдать себя. — Эрн Тиадар, вы приложили все усилия, чтобы отговорить нас от того, чтобы стать дознавателями, — Ондер Снорра, про которого говорили, что его отец был вылитый Истелин, — но почему вы сами выбрали это? — Хороший вопрос,— тот самый мальчишка, что пришел за местью, не за отца, но за деда. — Потому что у меня не было выбора, а у вас он еще пока что есть. И советую вам это ценить. Двое моих сыновей сделали неверный. Наконец-то все закончилось… Эккен вышел почти самым последним из комнаты — возбуждение уже спало, но жарко ему было невероятно. Он прислонился к стене в переходе здания, чтобы ощутить спиной прохладу камня. Сердце билось как бешеное, норовя выскочить между ребер. Немного постоять, отдышаться. «Потерпи немного…» Он бы мог поклясться, что слышал эти слова, словно Войтан Тиадар стоял тут рядом, с ним, но коридор был пуст… Потерпеть?! Они все сговорились?! Сколько можно терпеть и ждать неизвестно чего! А вот смех ему не показался… Очень смешно. Вот только не ему. До дома от управы было несколько улиц и нельзя было не воспользоваться этим. Дома и покормят хорошо, и выслушают, и волосы переплетут, а еще можно искупаться и обязательно навестить Снежинку. По лошади Эккен серьезно тосковал — как можно жить в доме, где нельзя спуститься во двор, дойти до конюшни и обнять любимицу? — Оставь для Экке! — эрнис Элине остановила Невена, который потянулся к последнему куску пирога. Эккен съел таких уже три, но посматривал на четвертый, несмотря на то, что еще ему перепало и жареного мяса, и густой похлебки, и запеченного земляного яблока. Разве можно устать от маминой еды?! — Он же… — Да, я помню, — прервал мать Невен, — «он же маленький». Всю жизнь это слышал. Пусть ест, конечно. И как только не треснет! — Расскажи мне про «он же маленький», — серьезно кивнул Инце, наблюдая за братьями, — и про свою нелегкую жизнь. Если бы я считал все то, что вы вчетвером сожрали! — Я другое помню, — вожделенный пирог, конечно, оказался у Эккена на тарелке, — «не спорь с братьями, они старше и умнее!». Вот что всю мою жизнь было. — Не могу не согласиться, родители всегда правы. Так что вам сказал Войтан Тиадар?! — Инце это интересовало больше всего. Когда-то он сам хотел пойти в дознаватели, но был слаб в спорах с отцом, Экке как любимчику в разы легче. Наверно нет того желания, чтобы отец не смог исполнить для драгоценного Экке. — То же самое, что отец говорит ученикам его управы, — пожал плечами Эккен, — отговаривает от того, чтобы идти в дознаватели. Отец отговаривает от законников, а Войтан Тиадар посылает или к нему, или в княжескую гвардию. Так и сказал: «кто рассчитывает просидеть всю жизнь на заднице и сверять преступление с законом, может пойти к моему другу, почтенному эрну Лойте». Но я почти не слушал эту речь. Я заметил другое! — Так уж и другу. Хитер, старый лис, — усомнился Инце. О том, что Войтан Тиадар и Ойхе Лойте едва ли не соперники и частые спорщики на княжеских советах — знает вся столица. — И что ты заметил?! — Скажи, — Экке проследил, чтобы мама вышла из комнаты, такие вещи лучше рассказывать наедине братьям и не смущать эрнис, — я даже сидеть не мог спокойно. Помнишь, мы ездили к Сердцу? Ты знаешь, как там себя чувствуют. Во мне вся кровь бурлила, ты помнишь это? Я несколько ночей спать потом не мог… Около Войтана Тиадар так же. Я чувствую то же самое! Ты даже не представляешь, что это такое. Я пошевелиться боялся. Я не знаю, как это рассказать еще. — Да уж… — на лице Инце было то самое брезгливое недоумение, которое Эккен в нем терпеть не мог с самого детства — хоть покажи старшему дохлую крысу, хоть расскажи о самом умелом любовнике. — Что за чушь у тебя в голове, Экке? Или Кайетан тебе уделяет так мало внимания, что ты готов броситься на Тиадар, которому-то и осталось немного?! — Да иди ты! — Эккена обожгло обидой, такой сильной, что он даже не ожидал и не стал скрывать и досадой на самого себя. Нашел кому рассказывать… Можно еще спросить у Хаке. Но Хаке сегодня занят в страже, а мешать ему он не хотел. Разве со Снежинкой посоветоваться? За сладкую морковь она его выслушает. Несколько часов можно побыть дома и не встречаться с Инце, на которого он теперь сердит. Эккен спустился в купальню, где всегда можно найти свежее белье, отвары для мытья, мыло, холодный отвар с ягодами для питья и не надо таскать воду с улицы наверх. Вволю помыться, не беспокоясь, что жена Арги будет недовольна тем, что не осталось воды для малыша, понежиться в теплой воде, или полежать на шерстяной простыне. Почему в семье отца никто не считает это ненужной роскошью? Он с удовольствием промыл волосы, высушил их мягкой тканью, и еще с влажными пришел к маме, протянув гребень. — Тебе очень плохо там? — Эрнис Элине аккуратно расчесывала густые волосы самого младшего сына, так, как он любил с детства, разбирая все на пряди, поглаживая. — Я не видела, чтобы эрнис Ахола сшили тебе одежду. Тебя обижают там? — Я не стану носить ту одежду, что шьют они, — Эккен прикрыл глаза от удовольствия, — никто не сошьет лучше, чем ты или эрнис Эдана. — Значит, обижают… — вздохнула эрнис Элине. Не обмануть. Экке узнать все меньше и меньше, красивый веселый мальчик жил в их доме, а теперь приходит юноша с грустными глазами. И исхудал. — Никто меня не обижает, — Экке мотнул головой, и поморщился, забыл что прядь у мамы. — Но я все равно по вам скучаю. — Я говорила отцу, что это слишком рано. Но разве он будет слушать? Ты же его знаешь. Да уж, отца Экке знал слишком хорошо. И жаловаться он никому не будет — это стыдно и недостойно. И что он скажет? Что Кайетан Ахола спит с ним три раза в седмицу? Нет. А в чем еще упрекнуть Кайетана? Не в чем… Кроме упрямства с домом. Но тут опять окажешься в неловком свете. Конечно, отец даст денег на дом, но разве супруг возьмет? — Меня не обижают, — повторил он, вдруг мама все-таки поверит, — не бери в голову. А ты в следующий раз сделаешь мне пирог с сурком? Я рассказывал тебе, что помог другу Хаке со свадьбой, а его сестра прислала мне пирог с сурком? Очень было вкусно. — Конечно, сделаю, — Эрнис Элине сплела волосы в затейливую косу, скрепила кожаным шнурком, — но я слышала, что теперь это считают горской дикостью. Мало где купишь хорошее жирное мясо. Я закажу для тебя. Хочешь, пришлю пирог в дом Ахола? Разве эрнис Вениса не умеет делать этот пирог? — Ничего тут не понимают во вкусной еде, — притворно вздохнул Экке. — Я хочу твой пирог. Он уже собрался уходить, вечерело, а Кайетана он не предупредил. И как бы не ныло сердце, расставаясь с родным домом и от волнений сегодняшнего дня, от ссоры с Инце, но надо было собираться. — Вот, возьми, — мама протянула ему сверток, и Эккен уже знал что там — одежда, не просто же так она спрашивала его. — Это тебе и Кайэ, пусть походит в красивом. Он такой же худой, как Невен и на него легко шить. Если не впору, то приноси обратно. Это шила Эдана. О мастерстве старшей невестки Эккена знал весь город и эрнис Эдане часто заказывали самые сложные одежды, вроде шелковых кафтанов. Инце одновременно и ревновал и гордился женой, а эрнис Эдана дарила Эккену и другим братьям свои чудесные вещи. Экке старался не остаться в долгу, балуя племянников, теперь пусть и Кайэ расстарается. Интересно будет посмотреть на эрнис Ахола, что кажется ничего не умели шить, кроме рубах и штанов из льна. Та одежда, что носил супруг, ужасно не нравилась Эккену, и он не раз говорил об этом. А для Ахола он сам слишком наряден. — Я передам ему. Спасибо. И эрнис Эдане мой поклон, — Экке неловко обнял маму. Это он так вырос или она стала такая маленькая и хрупкая? — Спасибо! Я приду в следующую седмицу. *** Экке был дома, и это даже удивляло, более того, супруг спал и не проснулся когда Кайетан вошел в комнату, тихо притворив за собой дверь. Экке просто спит, в одних штанах и прямо на покрывале. Надо тихо разжечь огонь, чтобы не потерять драгоценного момента мира и возможности полюбоваться. Усталое лицо, Экке спит еще по детски, подобрав руку под щеку, и от него не пахнет вином. Волосы собраны красиво, значит, он еще и домой успел забежать. Сердце вдруг сжалось от нежности. На него невозможно долго таить обиду или быть сердитым, просто невозможно. Тем более сейчас, когда он кажется совсем юным и беззащитным. Да так и есть… Хорошо, если приходит трезвым, после учебы, а не после таверны со своим закадычным дружком Хаке, когда от Экке пахнет вином, когда он неестественно весел и пытается казаться хуже, чем он есть. Такое случалось все чаще и чаще после того злополучного разговора, что произошел между супругами несколько месяцев назад. Теперь все честно, вот только кому от этого легче? Экке? Ведь он так хотел быть честным. Вряд ли. Иначе бы не вздыхал во сне ночами, заставляя сжиматься сердце от вины и бессилия. О, как же хотелось спросить Ойхе Лойте о том, почему он не был до конца честен с ними обоими? Хотя нет, был честен — истинный законник. Кайетан много раз вспоминал тот разговор, что был промеж ними в самом начале: «Каждый из членов моей семьи отлично понимает свое предназначение в ней и готов делать общее дело». Именно так и сказал. Вот только Кайетан от радости не услышал и не захотел понять. И не спросил мальчишку. Это его вина… Но как Экке понять? Хамит, вредничает, обижается, но упорно тянет в кровать. Как бы ни был зол и обижен, требует и добивается ласк, а отказать ему в постели нельзя, никто бы не смог, если Экке улыбается, раздеваясь, трогает и смотрит. Ни у кого нет такого взгляда из-под черных длинных ресниц — заманчивого и обещающего. — Что у тебя в голове?! — он не мог поверить в услышанное. — Почему ты не сказал мне сразу, когда еще было можно?! Разве я бы согласился на брак, если бы знал, что это против твоей воли, Экке! Почему ты промолчал?! — Потому что моя воля ничего не значит, вообще, — отрезал Экке. — Откажи я тебе, отец нашел бы еще желающих или меня бы вышвырнули из дома, потому что я плохой и никчемный сын, от меня забот больше, чем пользы. Я всего лишь товар и ты не самый дурной покупатель, вот и все. Экке помолчал, а Кайетан даже не находил слов. «Плохой и никчемный сын». Он видел, как в доме Лойте относятся к Экке — балуют, ловят каждое желание, как смотрит Ойхе Лойте на него, как на отраду и утешение. Поверить невозможно. — Отец любит тебя… Это невозможно подделать, — все же не согласился он. — Наверно он просто решил, что так будет лучше для тебя. — Да, именно так. Он всегда решал, что будет лучше для меня, кроме того раза, когда я все-таки выбрал путь дознавателя. Это и есть любовь? Так действительно лучше — я перестал шляться по чужим постелям и создавать беды в семье. — Он так и сказал тебе? — Мне говорили это в лицо тысячу раз, иногда добавляя рукой, — рассмеялся Экке, и от этого смеха у Кайетана похолодело внутри — ему еще и смешно. — Я хотел рассказать тебе правду после свадьбы, в ту ночь, но просто струсил — чтобы ты не тратил на меня свои чувства. Я не хочу — меня любили, а я не мог ответить на это. Это нечестно. — Со своими чувствами, позволь, я разберусь сам, — Экке хочет задеть и его, чего уж страдать одному? — И я сомневаюсь, что они изменятся. Не изменились. Как можно перестать любить Экке? Как можно отказаться от него, от шелка волос, от такого живого лица, огненного нрава? Все только наоборот, но теперь больно от мысли, что супруг может так никогда и не ответить ему взаимностью. Как можно быть таким страстным и искренним в постели — не любя? И все равно оставалась горечь обиды — Экке ведь просто использует его в кровати… Щедро дает, но и щедро берет. И отнимает. Разбудил все-таки. Экке завозился на постели, сонно щуря глаза и расправляя плечи. — Ты поздно пришел, — зевнул он, не прикрыв рот, — опять выборы? — Да, — кажется, сегодня не будет ссоры, Экке настроен мирно, можно чуть отдохнуть, — если так пойдет, то мне придется ночевать в управе вместе с твоим отцом. Работы невпроворот. Как прошел твой день, расскажи мне про Войтана Тиадар. Я бы сам хотел бы послушать его. Ну как можно так подставляться?! Экке с удовольствием бы в другое время зацепился за фразу Кайетана о ночевке в управе, поточив когти о супруга на славу, но сейчас было лень, и не до этого. — Вот и надо было бы идти в дознаватели, а не спать с моим отцом в управе, — еще раз зевнул Экке, да что же такое?! — Он говорил о том, что это опасный путь и всячески нас отговаривал от него. Слышал бы ты, какой у него голос! Наверно у него в роду были шаманы. Если он не возьмет меня в управу, ты примешь меня своим помощником? Если я вообще переживу его отказ. — Приму. Кстати, я все время хочу спросить, почему эрн Ойхе отговаривает тебя от этого пути? — Мой отец считает, что я слишком глуп для дознавателя и меня быстро убьют. Проговорился. Но скрыть свое восхищение Войтаном Тиадар невозможно. — Тебе нравится эрн Тиадар? — кажется, одна загадка разгадана, самые дорогие подарки явно от Тиадар и это оказалось неприятным открытием. Особенно восхищение Экке. — Ты не так меня понял, — Экке мотнул головой, хотя Кайэ понял все так, он слишком умен, чтобы не уметь читать между строк, — и не то, что ты подумал. Что ты чувствуешь, когда видишь моего отца? — Уважение, в первую очередь, — пожал плечами Кайетан, — и да, я восхищаюсь твоим отцом, он пример для меня во многом. Особенно в том, как надо работать и чего можно добиться этим. Я даже себе не представляю, как велик его ум! Он опережает мою мысль на несколько шагов вперед. И я даже не представляю себе, что его могут не переизбрать на выборах… — Вот! — Да уж, Кайетан не Инце, другое дело совсем! — Вот когда я вижу Войтана Тиадар, то чувствую то же самое. Как будто он камень, а я песчинка на берегу реки. Я чувствую это, хотя все мои щиты закрыты. И как я могу слышать то, что он говорит? — Ну, я же внимательно слушаю твоего отца, — удивился Кайетан. Да, Экке определенно взбудоражен и ему не до ссор и вредностей сегодня. — Впрочем, я тоже не знаю, как бы вел себя, встреть его тогда, когда я был в твоем возрасте. Ты был дома? — Ой, я забыл! — Экке полез куда-то под кровать, предоставив супругу наслаждаться соблазнительным видом, вынул сверток. — Вот! Мама передала. Судя по всему, твоя рубаха синяя — я в нее плечами не прошел. Я не спросил, где и чья. А шила Эдана, жена Инце. Ее не было дома, и я не успел сказать «спасибо». — Это на праздник?! — Кайетан развернул синюю, крашеную драгоценной вайдой, льняную рубаху, с шнуром ворота, плетенным из серебряной нити, с тонкой вышивкой по горлу и рукавам. Изумительная работа, он такой никогда и в руках не держал. Такая вещь стоит очень дорого. Опять нужно сдержаться и спрятать когти. На праздник, конечно же! Как будто Кайетан никогда не видел, во что одета семья Лойте! Как будто он не видит отца каждый день! — Нет, — все-таки фыркнул Экке, — Эдана делает такие на каждый день. Я не шучу. И если ты придешь в ней на праздник, она обидится — имей в виду. До праздника она еще что-то придумает. Можешь завтра порадовать своих помощников в управе. А мне досталась зеленая, смотри! А ведь говорили, что Экке Лойте наряжается скромно… Очень дорогая скромность, которая кроется в краске и ткани, в изумительной аккуратности стежках. Да, льняную рубашку не сравнить с шелковым платьем аристократа, но Экке в ней ничуть не хуже. — Ты в ней очень хорош, — сказал словами Кайетан, не отрывая глаз от вертящегося супруга, — а без нее еще лучше. Он устал за сегодняшний день, очень устал, но отказывать Экке в третий раз подряд? Если после одного отказа супруг поворачивался к нему спиной и тяжело, обиженно молчал. Не любит, но хочет… Ему хватило пары месяцев, чтобы понять, что и тут он проигрывает всему тому, что Эккен потерял. Экке ждал и ждет от него большего, но откуда взять столько сил, чтобы утолить аппетит совсем молоденького мальчишки? Если дать Экке то, что он хочет — спать ночами вообще не придется. Но сейчас усталость куда-то уходила, стоило посмотреть на крепкий живот супруга, твердый как камень, на широкие плечи и узкий пояс. — Экке… — Кайетан увлек его на кровать, — мой Экке. Может, когда-нибудь и привыкнет. Ужасно мало. Вот что называют «супружеский долг» — когда супруг целует тебя куда-то в ухо, благодарит и тут же засыпает с чувством выполненного долга. Эккен полежал, слушая размеренное дыхание супруга, но спать ему не хотелось, он хорошо подремал вечером, и пойти уже некуда — поздно и холодно. На ум опять пришел Войтан Тиадар — холодные глаза как омуты, сильное крепкое тело и густые русые косы, которые просто скреплены шнуром. Да что такое?! Неужели не о чем подумать ночью… То самое возбуждение, что он испытал днем, вернулось снова и было таким сильным, что первым порывом было пихнуть Кайетана, чтобы он помог с этим справиться. Но он так сладко спит и как ему объяснить?! Справляться самому… Интересно, каков эрн Тиадар без одежды? Наверно он может сломать запястье своей рукой… **** Неделя до выборов главы управы была сумасшедшей, Кайетан почти не появлялся дома, и дома не ночевал Ойхе Лойте. Даже если главу управы не станут менять, то все дела должны быть в таком порядке, чтобы их сразу можно было передать другому главе, все бумаги должны быть на месте, все отчеты по открытым и закрытым делам — незаконченных дел было море и судьи просто сбивались с ног. Это невыносимо, третий день вертеться в пустой постели, где теперь нет даже Кайетана. Надо же, как быстро он привык к тому, что не страшно спать вдвоем. Но теперь было темно и холодно, а дверь в комнату лучше было закрывать — или малыш зайдет или Арги заглянет. Вот еще! Поэтому Эккен злился, два дня шлялся по улицам — как назло не было занятий — и даже не хотелось пить. Но кроме вина другого способа забыться нет. И как назло, Хаке почти на месяц отправили с каким-то поручением в горы. Даже его нет! В этой таверне он был последний раз еще до свадьбы. Старая, недалеко от порта, где можно было встретить и людей, и наемников из нордеа. Но здесь давали хорошее крепкое вино и хорошо приготовленное мясо. Теперь он не ищет компании, но выпить ему необходимо. Может быть, так получится потом заснуть. — Эрни Экке, давно вас тут не было, — перед ним поставили вино и мясо, все как он просил и юноша втянул носом аппетитный аромат. — И вас дожидается письмо. Сегодня утром принесли и велели вам передать любым способом. А вы сами пришли, эрни. Думаю, что ты совсем забыл меня, Экке. Куда уж, вспоминать Хиля, когда ты сын главы управы, когда твой супруг помощник твоего отца и ты сам будущий дознаватель. Вот только мне тебя забыть непросто, Экке Лойте. Я ничего не хочу от тебя и не вправе требовать теперь, когда ты дал клятву другому. Но я бы хотел с тобой поговорить. Если ты пожелаешь этого тоже, то приходи туда, откуда ты ушел обиженным, и я постараюсь заплатить тебе свой долг, драгоценный Экке. Я никому не хочу быть должным, а тем более тебе — ты слишком дорог мне. Второй вечер от того дня, как ты получишь это письмо. Я буду тебя ждать, чтобы между нами больше не осталось обид. Хильмар.