Право Выбора

Страх, о котором он почти позабыл за время брака с Кайетаном, вернулся, словно незваный гость. Накрепко закрытая дверь и темнота. Свечи прогорали быстро, а запас их был не бесконечен, и нельзя спать с зажжённой свечой. В кромешной тьме накрепко запертой тюремной комнаты ему чудились тени, а от каждого шага за окном он вздрагивал, заворачиваясь еще крепче в одеяло, и лежал без сна до утра. Но теперь никто не придет ломать дверь, чтобы успокоить его. Этим утром пришел уже знакомый стражник, с плетеной корзиной, поставил ее на стол и достал вещи, которые Эккен никак не ожидал увидеть в тюрьме: книги, сменную одежду и диковинные фрукты, которые он покупал однажды у людей, те самые, чье название позабыл. — Это то, что разрешили тебе передать, — сказал стражник, — остальных всех развернули обратно с их письмами и передачами. Однако я никогда такого не видел. Одежду тебе передал эрн Кайетан Ахола. И да, если ты дальше будешь отказываться от пищи, я сообщу командиру. Почему ты не ешь? — Не хочу обосраться от страха, когда меня казнят, — отрезал разговор Эккен, отвернувшись к стене и не соизволив встать с кровати. — Тогда еще раньше ты умрешь с голоду. Суд, в лучшем случае, через несколько дней, когда закончат с твоим другом Хаодтар — он в дознавательской управе. — Тебе по шее не дадут за то, что много болтаешь? — наверняка стражник сказал больше, чем полагалось, но никакой благодарности Экке не испытывал. — Хорошо, с тобой я буду молчать. — Сделай милость. Одежду передал Кайетан: домашняя рубашка, теплые штаны и вязаные толстые носки, если их распустить, то можно повеситься… до очередного допроса. За два дня Эари Каррну приходил еще раз, снова задавая одни и те же вопросы, бесконечные и однообразные, которые все касались только Гелана Хаодтар. Приходил и другой чиновник, судья, который задавал ему вопросы про супружескую измену, но беседа с ним была еще короче, чем любовь с Кайетаном Ахола — только согласиться со всеми доказательствами измены — все, кто были в ту ночь, видели его задницу и не только. Здесь он виновен. Жаль, что он не сдержался и не спросил стражника, кто принес всё остальное? Наверняка Кайетан не додумался бы найти эти фрукты, он и дорогу не знает в людские лавки. Может быть это Иддер Найэха, а может кто-то еще из его любовников. И книги — сказания о дальних землях, сказки. Ахола наверно передал бы только сборник законов. Но именно Ахола ему и не хватало. Кайетан просил бы о свидании… Но кому как ни ему знать, что он первый, кого не пустят к обвиняемому в таких преступлениях. Снова допрос с Эари Каррну. Но теперь Эккена никуда не водили, и Каррну пришел к нему, сел на стул, сверля его черным непроницаемым взглядом. Возбуждение не возвращалось или он просто настолько устал, что ему ничего не хотелось, кроме того, чтобы все это побыстрее кончилось, неважно как. — Я слышал, что ты отказываешься от еды, — утвердительно сказал дознаватель Эари, посмотрев на Эккена еще внимательнее, — чего ты этим добиваешься? — Я думаю, вы и ответ на этот вопрос тоже слышали, — наверняка обиженный неблагодарностью стражник доложил дознавателю. — Мое положение дел никак не располагает к тому, чтобы наслаждаться едой. Вряд ли я так быстро умру с голоду, как мне обещали. Вы успеете узнать от меня все что необходимо. — Все что необходимо, я узнал. Все что мне нужно, чтобы быть на суде. Он будет через три дня, когда твой ненаглядный Гелан Хаодтар подпишет все бумаги. Через три дня… Хаке не успеет вернуться. И до него наверняка еще не дошли вести. Кто сообразит отправить ему письмо? Никто. — Твое положение не так уж плохо, — пожал плечами дознаватель, — не таково, каким тебе представляется. В городе только и разговоров. Половина готова тебя сама убить, а половина — заступиться. Тебе приносят письма и подарки. И я виделся с твоим супругом. Его не пропустят к тебе, разумеется, но никто не запретит ему прийти к дознавателям. Он советует тебе не делать глупостей, о которых наверняка думаешь и о которых даже потом не сможешь пожалеть. «Наверняка»? Прикосновение щитов дознавателя было таким сильным, что Экке и не сомневался, что все его замыслы видны как на ладони. — И что кроме этого сказал мой супруг? — хотелось завернуться в одеяло и поспать, пока светло и не страшно, и даже все то, что должно было бы его беспокоить, куда-то проваливалось в марево усталости. Три дня и все за него решат. — Ничего особенного, спрашивал про тебя. Из твоей семьи не приходил больше никто, кроме твоей матери. Мама… Только одна. Братья и отец теперь его ненавидят и даже думать нечего, чтобы Инце пришел к нему в тюрьму. Но зачем это Кайетану? Самое время избавиться от ненужного супруга-изменника. Кайе только выиграет, если черный камень выпадет Эккену. — Что с Хильмаром, Геланом? — Эккен так и не смог привыкнуть к этому новому имени. — Смотрю, сегодня ты задаешь вопросы… — Эари покатал шар апельсина по столу, чуть сжал его в руке. — Хаодтар подписал все признания. Там все подробно рассказано об отношениях с тобой. Содержание протокола оглашать мне запрещено — ты все услышишь на суде. Суд за его деяния будет днем раньше, чем твой. — Тогда зачем вы пришли? — мелькание оранжевого шара отчего-то завораживало. — Просто передать тебе, чтобы ты не делал глупостей. Увидимся, через три дня. Если разрешишь, одну из этих штук я бы забрал. — Пожалуйста… — даже диковинных фруктов, апельсинов, — он вдруг вспомнил их название, — ему не хотелось. — И да, самое главное, — Эари Каррну не повернулся, и Эккен смотрел ему в широкую спину, укрытую темно-синим теплым плащом, — на суде говори только то, что я тебя спрашивал. Но поспать ему не удалось, сон не шел, а проклятые черные мысли одолевали со всех сторон. Хаодтар все подписал и все рассказал. Значит, ловушка сработала как надо. Пощады ему не будет. Это все кто-то придумал и устроил нарочно, для отца, не для него. Рассказал ли Гелан про нее? Или он сам не знал? Вопросов было так много, что они просто душили его. *** Впервые за много лет в жизни Ойхе Лойте случился день, когда не нужно было думать о законах, не нужно было ехать в управу и по злому случаю, день этот был черным. Остался виноватым для всех, для страны, для жены и для сыновей. Элине не приходила спать в супружескую спальню, он видел супругу только днем, как всегда безупречную, вежливую и заботливую, но даже в собственном доме закрывшую лицо платком. Никто в огромном доме не должен знать, что между хозяевами дома ссора и молчание. Инце просто бросил в лицо: «Это ты виноват. Ты позволял ему все, что можно и нельзя позволить. Если бы его воспитывали как нас, этого бы не случилось!», — но Инце всегда можно поставить на место. Не время сводить счеты детской ревности между братьями. Хорошо, что остался Кайетан, единственный, на кого сейчас можно было положиться, и от кого он не услышал ни слова обвинений — только предложения и поддержку, а ведь он первый мог справедливо обвинить. — Я был в тюрьме, — Ахола так и не покинул дома Лойте, оставшись в покоях младшего сына, — конечно же, меня туда не пустили. К нему. Все что я узнал — это то, что по делу Хаодтар дознавателем Эари Каррну и то, что Экке отказывается от еды, подавлен и хамит всем вокруг. — Значит, не так уж подавлен, — все-таки вино облегчало боль, тут его мятежный сын прав, — раз умудряется всем хамить. — Очень глупо в его положении, — глубоко вздохнул Кайетан, — впрочем, я не удивлен теперь. У меня взяли только одежду для него, но отказали в письмах. Но, я не единственный посетитель. Вот это меня точно удивило. — А меня нет, — улыбнулся Ойхе Лойте, — у моего сына не отнять того, что расставшись, он почти не создает себе врагов, но чаще друзей. Вопрос только в том, кто из них оказался смелым настолько. Вернемся к Эари Каррну. Я слышал про него только хорошее. Один из воспитанников Тиадар, безупречен. Но это только по делу Хаодтар, а вот что делать с изменой, я не знаю. И я не знаю, кто будет судить… Я бы все равно просил за него. И, скажи мне, что ты будешь делать, если мой сын окажется жив? Ойхе словно знает, на какую рану нужно наступить так, чтобы стало еще больнее. И неожиданно. Он еще только пытался думать и надеяться на это, на то, что все разрешится хорошо, о том, как нужно будет вести себя… И что будет, если Экке не захочет? — Я не знаю, — Кайетан закрыл глаза, проглотив терпкое крепкое вино. — Сейчас самое главное, чтобы он остался жить. Я не желаю ему смерти или зла и не могу сердиться на него. Я буду рад, если он вернётся ко мне. Если нет — я постараюсь помочь ему и остаться другом. Если он не станет мне врагом. Экке трижды глуп, с досадой думал Ойхе Лойте. Юный беспечный дурак, который думает только задницей и не видит сокровища под носом. Не знает, что бывает с теми, кто прошел через такой суд, когда отворачивается семья, друзья… Он подписал много таких приговоров тем, кто вытянул черный камень и тем, кто вытянул белый. Остаться и жить предателем — это тоже приговор и иногда более страшный, чем смерть. Стук в дверь нарушил молчание мужчин, которым даже не надо было открывать щитов, чтобы почувствовать друг друга. — Эрн Айнар? — вот уж кого глава дома не ожидал видеть, так этого одного из своих помощников, эрна Раун. За все время никто не приезжал из управы, словно с опалой он умер для всех. — Проходите. — Я с вестями, эрн Ойхе. Добрый день, эрн Ахола, — Айнар Раун выразительно повел бровью, отмечая про себя то, что тесть и зять вместе. — У меня есть официальное письмо из княжеской канцелярии для вас, и не самые плохие новости. — В данном случае только одна новость может быть самой плохой, — хмуро сказал Ойхе, достав еще один стеклянный кубок. Айнар всегда был верным помощником и хорошим судьей, — я в нетерпении. Я бы прочел письмо потом, а сейчас бы услышал вести от вас. — Хорошо, — кивнул эрн Айнар, не думая отказываться от угощения. — Тогда новости и вправду хороши. Выборы отложены. В самый последний момент его высочество Эаран Хелльстрем изменил свое решение. Они отложены самое малое до возвращения эрна Войтана Тиадар. — Это и вправду отличная новость, — Войтан Тиадар старый прохвост и извращенец, но у него не отнять чести и ума, одного из лучших в стране. Значит, его высочество, несмотря на молодость, все же задумался о случившемся. — За нее можно выпить. — Вторая новость в том, что управление управой поручено мне, личным распоряжением его высочества в личной беседе, я приехал к вам от него. Никакие известные вам фамилии не получат особых прав. — Это тоже хорошая новость… — кивнул глава клана Лойте, — но, я уверен, что есть условия. — Вы абсолютно правы, — проницательности у главы не отнять. — Вы понимаете, что при таком повороте у нас есть шансы спасти эрни Лойте от смерти. Но вся милость князя не касается его лично, он считает, что юноша должен быть наказан. И наказан так, чтобы это изменило его нрав и заставило никогда больше не совершать подобных ошибок, чего можно опасаться при его репутации. И это бы стало наглядным примером для тех, кто решился бы повторить подобную выходку. И он ждет таких же действий от вас как от главы семьи, на которую смотрит вся столица. — Он не будет тянуть камень? — некрасиво вмешиваться в чужую беседу, но Кайетан не мог удержаться. — Скорее всего, нет. Если дознаватели из управы Тиадар будут справедливы. А у нас почти никогда не было причин упрекать их в несправедливости. Все зависит от эрни Экке и того приговора, что будет вынесен по делу Хаодтар. — Я понял приказание его высочества, — кивнул Ойхе, сердце тревожно сжалось и стрельнуло болью, но к ней он почти привык за последние дни. — Он ждет наказания от семьи Лойте или семьи Ахола? — Лойте… — рассмеялся Айнар Раун, — боюсь, эрн Кайетан, его высочество не помнит даже вашего имени. Да, я надеюсь, что после суда вы все-таки вспомните о своих прямых обязанностях и необходимости появляться на службе. — Хорошо, эрн Раун, — согласился с приговором Ойхе. Это было последнее, на что он бы решился, но теперь его загнали в угол, и другого выхода у него нет. — Я накажу его так, что это будет наглядным уроком и моему сыну, и другим безмозглым юнцам. И самого себя. Потому что после такого Элине никогда не простит своего супруга. Если даже он сам сможет простить себя. Всю семью он собрал вечером, в том самом зале, где Лойте обычно отмечали семейные праздники, не приглашая гостей. Он велел прийти всем, кроме детей и теперь все: жена, сыновья, невестки и зять слушали главу клана. Сейчас он не был отцом или мужем, тестем иди дедом — все это было неважно, важно только то, что у семьи есть шанс спастись и сохранить свою честь, даже если это стоит такой огромной жертвы. — Я вынужден это сделать, и считаю требование князя и управы справедливым. Возможно, мне надо было это сделать раньше и тогда бы мы избежали позора и сплетен, — он говорил эти слова в абсолютной, чудовищной тишине, которая была ужасна ему самому. — Возможно, что ты, Инце, прав, и я действительно позволил то, что не стоило позволять. Я не снимаю с себя вины за все произошедшее и то решение, что я сейчас принял, мне далось тоже нелегко. Наверно я виноват и перед тобой, Кайетан, что мой сын не сдержал обещанного слова. — У меня нет обиды на эрни Экке, — сказал Кайетан, нарушив тягостную тишину, — хотя это неправильно. На него невозможно сердиться даже сейчас. Но я считаю ваше решение хоть и жестоким, но справедливым. Эрнис Элине накрепко заперла дверь хозяйских покоев — ни слова не должно выйти из этих стен. — Так что, мой Ойхе, ты считаешь, что так наказывают за нарушенные обещания? — такой тон у жены он слышал несколько раз в жизни, и все это сулило снова одинокие ночи в постели и равнодушие в доме. — А как ты накажешь себя, муж? Что ты мне обещал? Что все наши дети будут счастливы. Что никто из них не испытает горя и всем найдется достойная пара и место в жизни? И какое место ты отвел моему пятому сыну?! — Ты считаешь, что я недостаточно уже наказал себя сам, Элине? — слова были и обидными и справедливыми. Элине знает, куда можно ударить. — Или ты думаешь, я просто взял и с улыбкой написал эту бумагу, только ради того, чтобы угодить его высочеству? Так скажи мне, что я не сделал для того, чтобы выполнить свое обещание? — Ты устроил этот брак, — в голосе эрнис Элине уже слышалось сомнение. — Я устроил все эти браки, в том числе и наш с тобой, — согласился Ойхе Лойте, — но все в этих браках держали слово. Я был верен тебе, наши сыновья верны своим женам. Чем был плох этот? Женщинам нужно выплакаться и на этот раз придется потерпеть. Ойхе Лойте, опальный глава управы, обнимал в постели жену, слушая ее всхлипывания, и думал о том, что сейчас уже ночь, а там, где его сын — не открываются двери. **** Кайетан все-таки вернулся домой. Пока что, уже почти призрачные, узы родства связывали его с Лойте, но после сегодняшнего вечера было неловко оставаться в спальне Экке, где все, каждая вещь, напоминала о супруге. Даже если Экке останется жив, ему будет тяжело принять эти новости. Может быть, он хотя бы так согласится остаться с Ахола? Или будет слишком горд для этого… — Даже ни слова, — оборвал Кайетан брата, без щитов зная, что тот хочет ему сказать. — Эрни Эккен был и останется моим супругом до принятия им необходимого решения, если вы не согласны — можете поискать себе другой дом. **** Все дни, что оставались до суда — Эккен спал, никто к нему больше не приходил, он съел все фрукты, ничего больше не тронув, а в ночное время просто лежал на деревянной, грубо срубленной кровати, вслушиваясь в тишину. Ничего уже не изменить и глупо забивать себе голову способами выбраться из ловушки. Может его и убьют, если не за измену, значит за пособничество преступнику. Но мысли не оставляли его, не желали уходить из уставшей за эти дни головы. Утром третьего дня было солнечно, даже сквозь маленькое окно комнаты необычно яркий для осени свет резал глаза. Эккен тщательно протер лицо водой, почти превратившейся в лед за ночь. Негоже идти грязным, за возможность вымыться горячей водой он отдал бы немало, но никто не предложил своей цены. Еще он переплел косу, в принесенной стражником корзине оказался гребень с толстыми зубцами, и это уже было большим подспорьем. Никто не увидит его опустившимся. Все подобные дела решались тут же, в городской ратуше, поэтому никуда ехать не пришлось, и Эккена просто провели длинным коридором, вверх по лестнице. А Гелана наверно судили у дознавателей… Он знал эту дорогу, еще в начале обучения был на каком-то процессе, чтобы посмотреть, как работает судебное обвинение. Сейчас узнает еще получше. Не было отца. Никого из семьи Лойте. Он увидел Кайетана, одетого в темное и как всегда, сосредоточенного. Иддер Найэха тоже был тут, еще нордеа, знакомые и незнакомые ему, но никого из его собственной семьи. Даже один из главных отцовских помощников, эрн Айнар Раун, которого он знал с детства. Наверно это было бы правильно, если бы не было так страшно, от того, что не видишь самых родных лиц. Никто из них не опаздывает, они просто не придут. Ни отец, ни братья. Эари Каррну был здесь, и тот дознаватель, что спрашивал про измену. Кайетан много раз бывал в этом зале, но разве могло ему и присниться то, что тут будут судить его собственного супруга? Эккена привели быстро, едва собрались судьи, дознаватели и свидетели — все, кто будет решать судьбу юного Лойте. Эрн Ахола пытался встретиться с ним взглядом, но Экке смотрел, сидя на своей деревянной скамье в центре, сквозь всех. Смотреть было больно на то, как дались ему эти дни, Экке выглядел исхудавшим и еще более юным, чем был на самом деле. Здесь, в этом огромном зале, где все старше него — просто подавленный и перепуганный мальчишка. Щиты супруга были крепко сомкнуты, но все было видно на усталом лице с заострившимися чертами. И все же, Экке выглядел достойно — чистая одежда и строго заплетенные волосы и прямая гордая спина. — Ты, Эккен Ойхе Лойте, уроженец Келлин, обвиняешься в двух преступлениях, — монотонный голос судьи был громким, и не сбивался ни в едином слове в тишине зала, — в несообщении о преступнике Гелане Хаотдар и в супружеской измене. Процесс будет закрытым, и здесь присутствуют только те, кто имеет быть тут по праву или отношению к тебе. Первым будет разобрано обвинение в несообщении о преступнике Гелане Хаотдар. Потом будет разобрано обвинение в супружеской измене. Гелана нет! Как можно разбирать обвинение в супружеской измене без второй стороны?! Или он уже мертв? А теперь все собрались, чтобы вынести смертный приговор и ему? Или Гелан просто ждет своей очереди. Можно спросить…и сразу восстановить против себя окончательно. — Расследованием по делу Гелана Хаотдар занимается управа княжеских дознавателей, и поэтому я передаю право слова старшему дознавателю эрну Эари Юван Каррну. А так же разрешаю слово свидетелям по этому делу. Свидетелям?! Какие могут быть свидетели?! Они всегда были с Хилем одни. — Я не буду вдаваться в подробности непосредственно дела Гелана Хаотдар, они хорошо известны всем присутствующим тут, — голос дознавателя Эари Каррну был холоден и бесстрастен, точно так же как на допросе, — его вина доказана и определена в полной мере. Поэтому я сразу перейду к тому, что касается непосредственного эрни Эккена Лойте и его отношений с Геланом Хаотдар. Итак, мной установлено то, что эрни Эккен Ойхе Лойте, действительно был знаком с упомянутым преступником, примерно в течение года и знал его под именем Хильмар. Неоднократно с ним встречался и проводил время. Этого не отрицает ни один из них. Мне стало известно, что Гелан Хаотдар скрывался в столице, в одной из усадеб, это будет третьим делом, но не касающимся эрни Лойте. Он познакомился с эрни Лойте, и они часто проводили вместе ночи. До брака эрни Эккена это случалось примерно раз или два месяц. Эрни Эккен сообщил мне, что Гелан Хаотдар под именем Хильмар присылал Эккену письма, передавая их через одну из таверн города. Это правда, и дознавателям доподлинно известно это, так как это тоже станет одним из дел об укрывательстве преступника, но снова не имеющим отношения к эрни Экке. Итак, Эккен Лойте получал эти письма и спешил на свидание к Хильмару. На все свои расспросы он не получал ответа, но и приходил он к мужчине не за ответами. Ты подтверждаешь это, Эккен Лойте? Как же это неприятно слышать! Кайетану жутко хотелось выйти из зала, только бы не слышать про постельные дела Эккена. И это только первое обвинение, где это один лишь из штрихов. — Да, — Эккен с трудом узнал собственный голос, словно бы и говорил не он. Было ужасно душно и тошно. Но нужно собраться с силами. — Я подтверждаю. — Именно так, — сам с собой согласился Эари Каррну. — Юноша ходил на свидания с неким Хильмаром, не задавая ему никаких вопросов. Были ли у тебя подозрения или знал ли ты о том, что в Келлин разыскивают Гелана Хаотдар как преступника. — Знал, — кивнул Эккен, — но я не думал про Хильмара. И ничего не знал о том, как выглядит преступник. Да, Хильмар… Гелан Хаотдар почти никогда не отвечал на мои вопросы, и часто отшучивался. Но верно, я приходил не поговорить. Любой из тех, кто меня знает, может сказать — я мало болтаю в постели. Подозрения? Да. Но кому я скажу про них? Отцу? Матери? Другим моим любовникам? Смешно наверно всем, кроме него. Кайетан еще раз поморщился, но Экке умница, поймал брошенную ему веревку! — Хорошо! — прервал его незнакомый ему нордеа, — а теперь дай сказать мне. Меня позвали сюда свидетелем и меня зовут Шиен Гридтан. — Скажи, эрни Экке, часто ли твой любовник дарил тебе подарки? — Достаточно… — Эари Каррну не спрашивал его про подарки. — Все мои любовники дарили мне подарки. Я устану их перечислять тут. И тех и других. — Не ты ли обронил эту вещь, эрни Экке, когда уходил с грохотом от своего любовника? — Нордеа протянул руку и раскрыл смуглую ладонь, на которой белел жемчужный браслет. — Вы поссорились со своим любовником. Я слышал это. Из-за чего? И не он ли подарил тебе этот жемчужный браслет? Его часто видели на твоей руке. — На какой из вопросов мне нужно ответить первым? — Эккен подобрался, словно хищник, — Да, это моя вещь. Этот браслет подарил мне другой мой любовник, чьего имени я называть тут не буду, потому что это не имеет отношения к делу и потерял его я. А поссорился я со Хильмаром потому, что не услышал от него желанного признания. — А я слышал, что ты спрашивал его о поджоге. Вы достаточно громко ссорились. Вот оно что. Ах, ты мразь… внутри все закипело от гнева. Соглядатай тех, кто устроил ему эту западню. Гридтан, кто они? — Значит, недостаточно громко, — возразил Эккен, — иначе бы ты услышал, что я спрашивал о том, какая вира полагается за поджог. И спросил я это потому, что не сдал экзамен собственному преподавателю. Я забыл ответ на этот вопрос. Если вы позовете моего наставника, то он скажет, что я не лгу. А можно я задам тебе тоже вопрос? Почему ты, зная, что я сплю с нарушителем закона, не сообщил об этом. Почему за это судят только меня? — Потому что я не стражник и не обязан это делать, — свидетель ждал этого вопроса. И Экке сообразил, ему наверняка много заплатили, чтобы он сейчас терпел такой позор. Это самый очевидный вопрос, который мог бы задать любой. — Ну, так и я не стражник, — пожал юноша плечами. — Отдай мне браслет, это моя вещь. Отдай сейчас же. Мало ли, что так не принято! Подарку Хаке не место в чужих руках и гнев улегся только тогда, когда злосчастный браслет занял свое место на руке. — Кто подарил тебе этот браслет, эрни Лойте? — Эари Каррну снова напомнил о себе, отвлекая внимание от перепалки. — Назови это имя. — Хаке Иррен, — нехотя сказал Эккен. Еще впутывать в это дело Хаке… Как хорошо, что тот уехал и ничего не знает. Грязи всем досталось, а вот теперь плеснуло и на друга. Если бы Экке так быстро не выходил из себя! У Кайетана быстро билось сердце, от волнения. Экке так не хватает уверенности, и чуть поменьше торопливости и гнева. — Это верно, — подтвердил Эари Каррну, — дознание проверило ваши слова, эрн Гридтан, сразу после того, как вы пришли и вызвались свидетелем, — этот браслет был куплен десятником городской стражи Хаке Ирреном за восемь золотых монет в одной из городских лавок и этим же вечером красовался на запястье эрна Лойте, тогда еще не вступившего в законный брак. Этому есть множество свидетелей. Ни одно из украшений, пропавших, по словам родичей рода Эабран, не было подарено ни эрни Лойте, ни кому-либо еще. Под принуждением Гелан Хаотдар указал скрытый им клад. Указанная вами ссора действительно была такова, как описали ее Эккен Лойте и Гелан Хаотдар в своих показаниях. Я не поленился и проверил слова обоих у преподавателя права. Эрни Экке плохо знал судебный устав. Скажи, Эккен Лойте, когда ты узнал о том, что тот, кто назвался Хильмаром, носит другое имя? — В ту ночь, когда на нас была устроена засада, — Эккен нарочно употребил это местоимение. — Гелан Хаотдар рассказал мне все. Кроме того, почему он был вынужден мне солгать. Я не успел спросить это. — А штаны снять ты успел… — кто-то из нордеа в зале рассмеялся. Эари Каррну выдержал положенную паузу, перед тем, как сказать самое важное. — Со стороны управы дознавателей и на основании допросов свидетелей, допросов и принуждения к ним Гелана Хаотдар, допроса Эккена Лойте, я, старший дознаватель Эари Юван Каррну, не имею причин к доказательному обвинению эрна Эккена Ойхе Лойте в укрывательстве преступника Гелана Хаотдар. Вопросы же недоносительства о своих сомнениях, поведения, недостойного юноши из хорошей семьи и нарушения супружеского слова лежит вне интересов и прав нашей управы. Судьи слышат мои слова. Пора все это заканчивать. Айнар Раун уже утомился, а ко второму обвинению они даже не приступали. Да и мальчишка плохо выглядит. И еще не знает о том, что возможно пожалеет о том, что не станет тянуть камень. — Судьи слышат твои слова, — кивнул советник, — и право второго обвинения переходит к нам. Мы все услышали о той ночи, когда тебя, Эккен Ойхе Лойте, застали в недвусмысленном положении с другим мужчиной. И на этом обвинении суд меньше всего будет интересоваться его личностью, будь он Хильмар или Гелан Хаотдар. Тебя обвиняют в супружеской измене твоему супругу, эрну Кайетану Ахола. Судебная управа располагает доказательствами твоей вины и твоим признанием в этом преступлении. Вина Гелана Хаотдар в этом деле доказана дознанием, написано признание своей вины в этом и иных преступлениях, не имеющих отношения к этому делу. Оно будет зачитано без присутствия Гелана Хаотдар. Судья, Эккен не запомнил его имени — кто-то из бесчисленных отцовских подчиненных, зачитал вслух то самое признание, которое Экке подписал своей рукой. Все именно так — дав слово одному мужчине, он пришел к другому… Все было именно так. Но Гелана нет. Такой ценой далось его признание?! Свидетели, а это были все те, кто ворвался в ту ночь к ним с Хильмаром в комнату, тоже ничего не соврали и не приукрасили. Неловко было от того, как кто-то совершенно равнодушно рассказывает всем о том, что застал тебя с голой задницей в самой недвусмысленной позе. — Ты хоть удовольствие-то получил? — все тот же шутник из зала. — Больше, чем вы от того, что это сейчас слушаете, — усмехнулся Эккен, стараясь не смотреть в сторону Кайетана — вот перед кем со стыда сгореть можно. Эта часть суда еще омерзительнее первой. Эрн Ахола старался отрешиться от всего, не замечать любопытных, которые все чаще и чаще смотрели в его сторону. А когда свидетель заявил, что «эрни Лойте Ахола сидел верхом на любовнике», захотелось просто провалиться. Это любимая поза Экке. Он говорил не раз, что ему нравится управлять, получая удовольствие и смотреть в лицо тому, кто им владеет. Можно вспомнить и крепкие руки, что обычно упираются в грудь и чуть прогнутое в спине тело. Провались оно все! — Все это совершенно очевидные факты, свидетельствующие о несомненной вине эрни Эккена Ойхе Лойте в супружеской измене, — таким же равнодушным и бесцветным голосом сказал судья с забытым именем, — для того, чтобы доказательства были наиболее полными, я зачитаю вам признание Гелана Хаотдар по этому обвинению. Если Гелана нет, то кто будет тянуть камень?! Эккен похолодел… Если на суде по обвинению в супружеской измене присутствует только один изменник, то второй уже мертв. Но если один мертв, значит, второго уже не судят? Но он же не дурак? Но и те, кто собрались тут с этими бесконечными бумагами, обвинениями — тоже далеко не дураки… И они точно умнее, чем он сам. Признание Гелана он не слушал, тот, кто допрашивал его по второму обвинению, уже читал это вслух, на допросе, и Эккен знал текст, которым пользовался и дознаватель Каррну, там было написано, что Гелан Хаотдар обманул чужим именем Эккена Лойте и что позвал любовника к себе, зная, что тот состоит в браке. Но там было написано, что Гелан Хаотдар тоже женат и не имеет представления о том, где его семья. Может это из тех нордеа в зале, которых он не знал? Но они молчали, все кроме шутника. Что все это значит? У Экке на лице написано недоумение, он слишком юн, чтобы уметь скрывать все свои эмоции и несложно догадаться, что его смущает. Гелана Хаотдар нет на суде, это неправильно, но Экке очень плохо знает судебные правила, как и было верно сказано уважаемым Эари Каррну. Ничего, пусть еще немного потерпит. Потом был перерыв, когда большинство присутствующих разошлись, чтобы обсудить все, что было уже на суде, когда судьи ушли в свою комнату, не забыв туда позвать дознавателя Каррну, и когда в зале остались только Эккен, под присмотром двух стражей, и Кайетан Ахола, просто уронивший голову на руки, словно ученик, заснувший над скучной книгой. Они оба не могли и словом перекинуться, а в присутствии стражей оба держали щиты закрытыми. Любое слово, брошенное супругами, станет сегодня же поводом для сплетен. «Прости, что я втянул тебя в это»… Приговора пришлось ждать недолго, не успел Эккен замерзнуть, сидя рядом с распахнутыми на перерыв окнами. Зал снова заполнялся мужчинами, возвращались судьи, дознаватели. Не было только свидетеля, что пытался сыграть с помощью браслета, на котором Эккен, сам того не замечая, перекатывал жемчужины. — Судебная управа и управа дознавателей готова завершить твое дело, эрни Эккен Ойхе Лойте. По обоим обвинениям, которые оказались связаны меж собой. Это не самое обычное дело, с которым сталкиваются наши управы и мы постарались найти наиболее справедливое решение. Ты признаешься виновным в супружеской измене, и невиновным в укрывательстве преступника Гелана Хаотдар. Твой брак с эрном Кайетаном Ахола, уроженцем Сотира, признается недействительным с момента, как я закончу свою речь. Но, принимая во внимание то, что вторая сторона твоего обвинения, Гелан Хаотдар, приговорен к смертной казни по другим, более тяжким преступлениям, чем супружеская измена, мы сочли неверной необходимость тянуть камни, как положено при обвинении в нарушении брачной клятвы. Если бы ты, Эккен Лойте, вытянул бы черный камень, то ты был бы казнен справедливо и по закону, но тогда несправедливо было бы, если бы этой возможности по такому же обвинению избежал Гелан Хаотдар. И бессмысленно было бы, если бы он вытянул этот камень. Тогда бы ты остался безнаказанным за совершенное преступление. Поэтому мы решили следующее: за поведение, недостойное мужчины нордеа, ты, Эккен Ойхе Лойте, уроженец Келлин, будешь приговорен к наказанию, которое совершат над тобой сегодня же вечером. На твоей спине останется три шрама, как напоминание о твоем проступке. Но это одна из частей приговора. Во-вторых: ты теряешь право обучаться ремеслу дознавателя, за поведение, недостойное того, кто хотел бы быть совестью нашего княжества. В-третьих: по закону, в наказание может быть включено и мнение твоей семьи. И твоя семья воспользовалась этим правом, известив нас о том, что ты теряешь все права члена твоего рода и фамилию. Род Лойте прислал письмо, что отказывается, тебе вручат его после наказания. В-четвертых: ты обязан будешь присутствовать как свидетель на казни Гелана Хаотдар, для того, чтобы не только шрамы на твоей спине напоминали тебе о том, что стоит быть разборчивее в своих поступках. Это всё, эрни Эккен. Вытянуть камень было бы милосердней. Эккен слушал свой приговор, бесконечно долгий и бесконечно безжалостный. Три шрама это самое мягкое из того, что отвели для него судьи. Если ты никто, без имени и судьбы, то какая разница от того, что на твоем теле? Если тебя больше не существует, и ничего нет, кроме твоего имени. Не сын, не супруг, не ученик, не брат… Если ты увидишь кровь того, кто даже один раз был с тобой искренен. Где-то там, глубоко в груди, вдруг стало непереносимо больно, как будто кто-то зажал его сердце в кулак так крепко, что еще немного, и оно разорвется как пузырь наполненный воздухом, которым играют маленькие дети. Вот почему не было ни отца, ни братьев. Они отказались от него. То, чем пугал его отец — стало реальностью… Семье Лойте не нужен такой никчемный сын, который так подвел всю семью и весь свой род. Дознавателям не нужен ученик, который спит с преступником. А Кайетану Ахола не нужен неверный супруг. Так не легче ли было вытянуть камень. — Эрн Ахола, — Айнар Раун успел перехватить Кайетана до того, как тот попытался догнать стражу, уводившую его Эккена. Смотреть было страшно на лицо эрни, когда он слушал приговор, словно он, молча, умирал на глазах. — Вас сейчас не пустят к нему. Дождитесь вечера, я оставлю вам свой экипаж, он вам обоим понадобится. Здесь в ратуше вас отведут в комнату и дадут отдохнуть. Вы все равно ему сейчас ничем не поможете. Мне жаль, но мы сделали все, что могли, чтобы сохранить ему жизнь. И именно поэтому лучше закончить все сегодня и не оставлять юношу наедине с собой, чтобы он не сотворил непоправимой глупости. — Он не очень-то этому рад, — едва мог сказать Кайетан, которому просто хотелось отшвырнуть эрна Айнара в сторону, но было поздно, Экке уже увели. — Но я понимаю. И благодарю вас. — Я знаю эрни Экке с детства, — вздохнул эрн Раун, — и мне горько, что это возможно единственный способ заставить его задуматься. И я бесконечно поражен вашим терпением как супруга и как судьи. Надеюсь, вы скоро появитесь на службе. Экипаж можете прислать утром. *** В камеру они уже не вернулись, но Эккену было все равно… Хильмар, Гелан где-то здесь, все это было заранее придумано кем-то, чтобы сошлось сегодня в городской ратуше. Его наказание и казнь Гелана. Кто хочет, чтобы он увидел первую в своей жизни смерть? Его привели в другую комнату, где не было мебели, но были двое мужчин, чьих имен он не знал, медный таз с водой, — точно такой же стоял в его комнате, для умывания, — полотно и стул. Без слов все понятно. Один из нордеа велел ему снять рубашку и сесть на стул, лицом к тяжелой дубовой спинке. — Ты воин и потерпишь, — сказал Эккену один из двух, тщательно вытирая голую спину юноши водой. — И тебе будет легче, если ты расслабишь мышцы. Мы не станем связывать тебе рук. Надо же, вдруг удивился Эккен, а ведь они обязаны связать ему руки. — Расслабь спину, — тот, у которого были связаны светлые волосы в хвост, положил ему руку на плечо, поглаживая, словно Эккен был котом, чуть отпустил щиты, уговаривая довериться, — потерпи, эрни Экке. Опять потерпеть. Эккен стиснул зубы, когда острый нож располосовал кожу на спине в первый раз поперек лопаток. Ни звука. Просто потому что его не лишили еще и этого — собственной гордости, потому что недостойно будет еще и кричать, умоляя о пощаде. Это еще не больно. Он прокусил губу до крови, когда нож коснулся его во второй и третий раз и ощутил на языке густоту собственной крови. Потом спины снова коснулось полотно, бережно утирая капли. — Все уже кончилось, — сказал ему светловолосый, — вставай и дай нам доделать свою работу. Ты действительно мужчина, эрни Экке. Завтра к тебе придет лекарь, чтобы проверить рану. Хотя бы еще мужчина, горько подумал Экке, когда отваром из резко пахнущих трав ему протирали спину и заматывали ее горячим полотном. Вот только куда придет лекарь, где теперь его дом и куда он отправится после того, как увидит смерть Гелана? **** Эта комната, куда проводили Кайетана, была чьим-то кабинетом, ему принесли вино, сыр и хлеб, но он не притронулся к еде, только выпив стакан вина. Как можно есть, когда где-то там, в глубине этого дома мучают Экке? Почти все в приговоре было справедливым и почти заслуженным, шрамы и лишение всего того, что мальчишке досталось за так. Кроме чужой смерти. Зачем это? Для того чтобы урок усвоился, для того, чтобы это снилось Экке ночами? Гелан Хаотдар убийца и мразь, которая заслужила смерть, но заслужил ли он, чтобы его смерть видел тот, кого он предал? Три бумаги, закрытые печатями судебной управы лежали перед ним. Он знал, что написано в каждой. Признание брака недействительным, отречение Лойте и письмо из управы дознавателей, где написано, что эрни Эккен более не ученик. Войтана Тиадар нет… Что он скажет, когда вернется? **** Экке хрипел у него на руках, судорожно глотая воздух перекошенными, измазанными в крови губами, неестественно горячий, с невидящими глазами. Экипаж эрна Раун быстро летел по ночным улицам города, торопясь отвезти Кайетана, прижимавшего к себе бывшего супруга, от страха не знающего, что делать. Эрни Экке вывели из ратуши уже почти ночью, когда закончилась казнь Гелана Хаотдар, которому перерезали горло во внутреннем дворе. Стражники и дежурные суетились, обещая эрну Кайетану скорейшую помощь лекаря, которого еще следовало найти, разбудить и отослать в дом Ахола. Никто не ждал, что юноша, который мужественно вытерпел собственное испытание, сползет бессильно по стене тогда, когда преступник Хаотдар отдаст свой последний вздох. Экке успели подхватить, с накрепко сомкнутыми щитами, с остановившимся черным взглядом, а Кайетан не стал слушать никаких уговоров, оставить эрни на ночь в ратуше. Нет. Ни за что…. Теперь он прижимал бывшего супруга к себе, чувствуя как бешено бьется чужое сердце, как мокры от пота волосы, а ресницы склеились от воды или слез. Экке тяжело дышал, ловил воздух, и молчал, намертво закрыв щиты. — Потерпи, пожалуйста, — от страха и бессилия Кайетан забыл все те гневные речи, что готовил на эту поездку, все свои упреки. — Экке, пожалуйста! Сейчас мы приедем, потерпи, немного, еще немного потерпи, пожалуйста. Экке не слышит, он наверно даже не осознает, что с ним происходит, можно махнуть рукой перед черными глазами и понять, что Экке не видит его. Так не должно быть, это неправильно и непонятно. Горячее дурным жаром тело и хрип. — Открой дверь быстро! — Аманьи долго возилась с замком, а времени ждать у него не было. Экке висел у него на руках, тяжелый, неповоротливый, едва перебирающий ногами, все-таки слышал уговоры? — Сейчас приедет лекарь, ставь греть воду. Лучше в комнату Экке, там просторней, и наверно лучше для Экке, если он осознает, где находится. — Ложись… — Кайетан стянул с юноши плащ и рубаху, пропитавшуюся сквозь повязки кровью и потом болезни, — ложись, Экке, сейчас приедет лекарь. Лекаря не пришлось ждать долго. Хмурый молодой нордеа приехал на собственной лошади, с мешком, даже сквозь слой кожи, пахнущим травами. Выслушал сбивчивый рассказ Кайетана. — Не меня надо звать… — покачал лекарь головой, закутанной в глухой платок всадника. — Я дам ему все, чтобы снять жар, но он не простыл. Ищите шамана. Никто не может держать щиты, когда так мучается. А я не могу даже прикоснуться к ним, он защищается, словно бьется. — Потерпи, эрни, — лекарь уговаривал юношу, словно ребенка, пытаясь приподнять голову и напоить, вытирая губы от крови, — потерпи. Открой щиты, тебе станет легче, эрни. Пожалуйста. — Уведи его, — Эккен поперхнулся жидкостью, и она потекла на меховое одеяло, но сквозь судорожные вдохи он смог сказать, — Пусть он уйдет! Уходи! Гнев был так силен, что Кайетану самому едва хватило воздуха. Что происходит?! Что они сделали с Экке?! — Зовите шамана, — лекарь поднял мешочек с травой, не смог удержать в руках, — я оставлю вам все травы, те, что надо пить, чтобы сбить жар. И заставьте его открыть щиты, или он может умереть… невозможно терпеть такую боль. Кайетан открыл окно, впуская ночной воздух, в комнате было душно. Где он найдет шамана ночью в Келлин?! Никто из них не живет в столице! Ни один — эти умники живут одиночками, в домах, подальше от городов и сел. И как он оставит Экке? Он сам попробует, может это поможет Экке. — Лежи на животе… — беспомощно и тихо попросил Кайетан, усаживаясь на ковер возле кровати. — Пожалуйста, Экке. Что с тобой? Что случилось? Тяжелое судорожное дыхание, Эккен громко вдохнул воздух…. — Уходи к себе… Кайе! Уходи. — Щиты, Экке. Пожалуйста, открой, хоть немного. Неужели ты не веришь мне, Экке… Я не хотел, чтобы вышло так и я не виню тебя, я не могу винить. Наверно ты знал, что делал. А сейчас поздно. Пожалуйста, дай руку и открой. — Нет, — Экке коротко выронил это слово между вдохами, попытался перевернуться, но Кайетан удержал его, прижимая за плечи, стараясь не задеть повязки и раны, — Нет. Уходи или сгоришь, Кайе.