Право Выбора

Кайетан вернулся домой к ночи, с мокрыми от первого большого снега волосами, замерзший и продрогший до костей. Как бы то ни было, а нужно было вернуться в управу, эрн Айнар добр, но добротой нельзя злоупотреблять долго. И семейные беды не должны касаться работы. Может быть, сегодня что-то изменится? Хотя, надежды на это было мало… Наверно еще прошло совсем немного времени — что для Экке четыре дня? Все было до сих пор плохо. Да, Эккен встал, ходил по комнате, но почти не разговаривал или отвечал односложно на самые простые и необходимые вопросы. Кайетан старался лишний раз не тревожить его, но и оставлять юношу одного было страшно. Надо хотя бы попробовать уговорить Эккена поесть. Экке, исхудавший и осунувшийся в тюрьме, упорно или отказывался от еды или ел меньше, чем ребенок. И это тоже было плохо. — Как ушел?! — Кайетан не поверил своим ушам, а где-то внутри, в животе, стало сразу холодно. — Куда ушел, он сказал?! — Откуда же я знаю? — Эрнис Вениса поежилась под шерстяным платком. — Я спросила у него, он промолчал. Что я, за руки его буду хватать? Сколько можно дома сидеть? — Уже скоро ночь! — Кайетан сбросил плащ и взлетел по лестнице, надеясь не увидеть того, чего боялся больше всего. В комнате бывшего супруга было темно, лампы погашены, а камин был остывшим, значит Эккен ушел самое малое в середине дня. Кайетан долго возился с кресалом, чтобы зажечь огонь в масляной лампе и рассмотреть хоть что-то. Ничего не изменилось. Все так же лежит оружие, расстелена кровать, шкатулка с украшениями замкнута на замок, около нее брошен браслет из жемчуга, и даже к письмам, которые Кайетан все-таки принес, надеясь вызвать у супруга хотя бы гнев, никто даже не прикасался. Не было плаща и сапог, как будто Эккен просто ушел гулять и как обычно, вернется веселым и нетрезвым. Даже небольшая кожаная сумка, которую Экке брал в город, лежит на своем месте; и пояс с ножом, который он сам вручил Экке на свадьбе. Может, он вправду пошел выпить вина с Хаке и поговорить? Можно было бы в это поверить, если бы не вчерашний день. Хаке снова пришел к вечеру и долго сидел с Эккеном, что-то рассказывая, показывая бумаги из стражи, убеждая. Кайетан не стал им мешать, но Хаке был шумным, и слышно его было хорошо. Все обещания, уговоры и прелести жизни городского стражника, от которых Кайетана передергивало. Вот только Экке молчал даже с другом. — Он словно не узнает меня… — Хаке был растерян, — Что вы с ним сделали?! — Если бы я сам знал. Но можешь спросить у дознавателя Эари Каррну. Может, он и расскажет тебе. Или Экке все-таки услышал друга? Все было трудно… Вчерашним вечером он застал бывшего супруга сосредоточенно таскающим воду в купальню и ахнул, забирая тяжелые ведра. Шрамы на спине могут разойтись, и лекарь настоятельно велел не поднимать ничего тяжелого, даже меч. Но Кайетан помог Экке вымыться и супруг не сопротивлялся, покорный и молчаливый, позволяя прикасаться к себе, тяжело молчал. А Кайетан старался не смотреть на два длинных, еще не заживших шрама, пересекающих смуглую красивую спину. Это молчание висело между ними в воздухе, заставляя Кайетана бояться и мучиться от неизвестности. Экке теперь молчит почти всегда. Экке покорен, не слышно ни язвительных шуток, ни дерзостей. Только взгляд, который направлен сквозь и накрепко сжатые губы. Лицо осунулось, а волосы просто собраны в хвост. Где-то в собственной голове Кайетан слышал голос, напоминающий о том, что еще совсем недавно он мечтал о тихом, молчаливом Эккене, в чьем тоне не было бы насмешки или язвительности, который был бы вечерами дома, был бы послушен…. Но разве этого он хотел? «Пожалуйста, ты же так мечтал об этом? Теперь тебе нравится?» Любая насмешка и оскорбление от Экке были лучше, чем это мертвое равнодушие ко всему. Наверно им стоило бы поговорить, наверно стоило бы сказать Экке, что никто его никуда не гонит, и он может оставаться в этом доме, сколько пожелает, и Кайетан попытался сказать, но бывший супруг даже не повел ресницами, словно не слышал этих слов, о чем-то постоянно думая. Наверно то, что случилось на казни Хаотдар, занимает его больше, чем собственные беды — так показалось Кайетану, но дознаватель Каррну, заходивший днем раньше, снова просил лишь воздержаться от разговоров и сказал, что все это пройдет, нужно всего лишь время. — Дай ему отлежаться, Ахола. И забудь о том, что было раньше, — пожал плечами Каррну, прежде чем уйти. — Но у меня есть и хорошая новость, эрн Войтан Тиадар вернется раньше и дело Хаотдар и Лойте будет рассмотрено еще раз. Это в ваших интересах и интересах эрна Лойте. До встречи. Сколько этого времени нужно?! Кайетан прошел в собственную комнату, где было так же темно и холодно, забрав с собой лампу Экке. Пол неприятно скрипел под сапогами, после комнаты с мягким ковром и в тишине верхнего этажа дома этот звук был отвратителен. Здесь тоже ничего не изменилось, все было так, как оставлено утром. Может, стоит подождать до ночи, Экке может вернуться. Если бы он ушел навсегда, он бы взял с собой оружие и кольчугу. Экке воин, он бы не смог уйти по-другому. И вряд ли бы ушел, не сказав ни слова. Кайетан бросил мокрый плащ на кресло и наконец-то разулся, сунул ногу в домашний войлочный короткий сапог и тут же зашипел от боли, наткнувшись пяткой на что-то твердое. Ключ. Кованый тонкий, но крепкий ключ от шкатулки Эккена. От той шкатулки, где было все состояние супруга. Вот только оказаться в домашнем сапоге он никак не мог. Даже Иннуру запрещено заходить в комнаты супругов Ахола, а тем более в комнату Экке. Он повертел ключ в руке. Красивая вещица, как и сама шкатулка, но к головке ключа Эккен привязал грубый кожаный шнур и обычно ключ или валялся на столе, или был воткнут в замок. Экке никогда не переживал за свои украшения, хотя по мнению Кайетана, мог бы обращаться с ними и побережнее. Судья открыл шкатулку — он точно не помнил все украшения, но наверно они все тут, судя по их количеству. Тяжелые мужские цепочки с подвесками, гривны, среди которых выделялась та, что подарил Войтан Тиадар, пояса с накладками, кольца и прочие вещи, что дарят тому, на чью благосклонность весьма рассчитывают. С Эккеном были очень щедры. Только на одну гривну работы Вальдхере можно купить поместье. Но эрн Войтан слишком стар для ухаживания за юношами. Тогда почему? Экке оставил ему этот ключ и не взял ничего. Ушел безоружным и без денег… Страх вдруг повернулся внутри ледяным комом. Нет, только пусть не это! Куда угодно, лишь бы не туда, откуда не возвращаются! **** Хаке устал так, что хотел больше спать, чем есть. Лучше уснуть голодным, но выспаться. Пусть даже это холодная комната, где не топлено уже давно — есть плащ и одеяло, а холода горец не боялся. Завтра будет свободный день и надо снова попытаться растормошить Экке, которого он почем зря оставил в Келлин одного. Но как, как получилось так, что Хаотдар искали и стражи города, и дознаватели, а сын главного судьи спал с ним почти год? То, что друга подставили — Хаке не сомневался, но этих мразей он еще найдет, как нашел того, кто взял чужое без спроса и с ними будет тот же разговор. Вот с Экке беда. Он изменился так, что Хаке едва его узнал — отощал, а глаза были чужими и холодными. Наказали его так, что Хаке готов был плюнуть на порог дома Лойте — сначала устроить сыну ненужный брак, а потом вышвырнуть его из семьи. Хороши родичи, выбросили как негодную тряпку! И дознаватели решили остаться чистенькими — не нужен им ученик, который пошел против своего супруга. Стоило один раз оступиться и все, кто только мог, сразу подтолкнули в спину. Командир особо и не торговался — Экке хороший боец, а тех, кто хочет в любую погоду смотреть за порядком на улице не так уж много. И хорошо, что у Ахола оказалась хоть какая-то совесть — он не вышвырнул неудачливого супруга на улицу. Если бы Экке согласился уйти, Хаке обязательно придумал бы что-то с жильем, можно попросить в долг или снова заложить кольчугу, только бы Экке захотел. Наверно они никогда уже не будут любовниками, это Хаке знал где-то в душе — Экке давно не смотрел на него с желанием, да и самому ему хотелось больше выпить и поговорить. Другом Лойте оказался еще лучше, чем любовником. И каким бы он был братом! Надо завтра снова попытаться. До тех пор, пока он не добьется от Экке хотя бы слова. Должен же он оттаять! Стук в дверь Хаке не приснился, он выкутался из кокона плаща и одеяла, поплелся открывать, споткнувшись обо что-то в кромешной темноте. — Я тебя ждал меньше всего, — хмуро сообщил он Кайетану Ахола, просыпаясь. — Что случилось?! Единственная надежда на то, что Экке опротивело все, и он все-таки услышал Иррена, рухнула. Его здесь нет. На помятой морде Хаке недоумение и недавний сон и в комнате такой холод, что даже под уже зимней одеждой Кайетан поежился. Как он тут живет?! И это сюда он хотел позвать Экке?! — Я ищу Эккена, — стараясь не выдать себя, сказал Кайетан. — Его нет. Он ушел куда-то днем, не взяв с собой ничего — ни оружия, ни денег. А ключ от своей шкатулки оставил мне в сапогах… Я думал, он ушел к тебе. — Заходи, — посторонился Хаке, пропуская гостя, — и помоги мне зажечь свет. Ты пойдешь со мной в управу и расскажешь все там. Подробно, в чем он ушел и что он мог взять с собой, и куда мог пойти. Не верю, что у него не было с собой даже ножа. Ну и дыра… Здесь Экке спал с белокурым горцем?! Кайетан осматривался поневоле, пока Хаке искал одежду, опоясывался оружием. Низкое, собранное из досок ложе, с брошенными на него шкурами и одеялами, как и у Эккена в комнате разбросанное оружие, грубо сколоченный стол и стул, на котором свален ком из рубах и штанов. Это должно было понравиться Экке еще меньше, чем дом Ахола. Но может быть, дело все-таки не в доме? Если Эккен приходил сюда сам. — Мы по дороге заглянем в пару мест, — Хаке собрался довольно быстро, — я надеюсь, что Экке там и как следует заливает в глотку то, что привозят люди. Это невозможно пить, но оно утоляет боль. Я пробовал. Если его там нет, то я подниму на уши всю стражу. И, тебе придется позвать этого Каррну, дознавателя. В конце концов, это их работа! Какой он шумный! Под стать своему другу. Наверно это была бы хорошая пара — молодые, красивые, яркие. Сердце снова сжалось. Городская управа Келлин не спит никогда — там размещается часть княжеской гвардии, которая отвечает за порядок в городе. Кайетан бывал здесь не раз, особенно в молодости, передавая разные бумаги, но теперь он сидел перед тем самым командиром стражи, которого просил Хаке и рассказывал все, что помнил о том, что было утром. — Он не разговаривал со мной все эти дни, — в сотый раз повторил Кайетан, — и я не знаю, куда он мог пойти. Я не читал этих писем. «Когда-нибудь ты пожалеешь об этом, Кайе», — Экке сказал ему это через пару месяцев после свадьбы, сказал без угрозы, даже не думая, что ему поверят. Почему это вспомнилось только сейчас, когда он рассказывал здоровенному равниннику-командиру о том, что не хотел бы рассказывать никому. Он уже жалел. Даже о том, что тогда, в Лежбище засмотрелся на пару молодых нордеа. О том, что принял предложение Ойхе Лойте, больше думая о должности, чем о том, что изменит всю свою жизнь, о том, что даже не спросил чужого мнения и был малодушен… И о всем том, что привело к тому, что теперь он сидит в этой караулке и рассказывает обо всем, что случилось в последние дни. Почти обо всем. — Хорошо, — кивнул командир-равнинник, — мы начнем искать эрни Экке. А вам стоит отправиться в дом его родичей и спросить там. Всякое случается. — Что всякое? — немедленно переспросил Кайетан, не терпевший подобной неопределенности. Свои догадки они могут ему не озвучивать, он и так знал несколько из них: Экке мог отправиться к родне, мог уехать из города, мог уйти к любому из своих любовников или покончить с собой. — Я думаю, Экке переживал за родителей, — вмешался Хаке, которому все это не нравилось. Ахола еще и характер показывает! — Вдруг он решил пойти, да поговорить? — Он с тобой или со мной много разговаривал?! — да, у Хаке Иррена ума не прибавить ничем. — Но может ты и прав. — Все что угодно случается, эрн Ахола, — командир стражи, молча, выслушал перепалку, — а в вашем случае тем более. Вам стоит быть готовым к тому, что придется ехать к Глубокой пристани. Такое тоже бывает. Сердце тревожно сжалось. Глубокая пристань — самая окраина города, то место, где Алга набирает ход, и поворачивает на равнины, через каменистые пороги. Излюбленное место самоубийц. **** — Нет. Он не приходил, — Кайетан впервые после суда виделся с бывшим тестем и уже отвык удивляться тому, как меняются мужчины после пережитого горя. Как же все-таки похожи отец и сын. Казалось, он смотрит на лицо Экке, такое, каким запомнил его этим утром, и только глаза выдают истинный возраст старшего Лойте. Ойхе ничуть не удивился рассветному визиту, и не спал, сразу приняв гостя. — Но я ждал его все эти дни. — Тогда я принес еще более плохую весть, чем думал, — Кайетан отказался от завтрака, хотя в доме вкусно тянуло хлебом, и желудок сжался, — но я надеялся, что может быть Экке тут. Он бы не смог прийти, эрн Ойхе, ему было очень плохо, и он болел. Там, среди бумаг в темной и выстуженной комнате Экке, остались два письма на плотной, дорогой бумаге. Одно с сургучной отливкой и птичьей головой — из управы дознавателей о запрете обучения, и письмо с личной печатью Ойхе Лойте, которое Эккен так и не открыл. — Я слышал об этом, — коротко сказал глава управы. — Я хорошо знаю собственного сына, даже если теперь у него не мое имя. Пока я ничего не скажу Элине, хотя бы пока не станет что-то ясно, и сегодня же отошлю гонцов в горы — у нас там много родни. — Не знаю, — глубоко вздохнул Кайетан, — дорога в горы сейчас тяжела, тем более без лошади. — Он мог уйти с торговым караваном. Лавки закрывают до весны и караванов много, — Ойхе Лойте хорошо помнил, как живут в горах — на то, что заработали за лето. — Но вот то, что нет оружия, это плохо. Я проверю все ушедшие караваны. Пока тебе стоит вернуться домой и поспать. Из-за того, что ты упадешь от усталости где-то на улице — он не вернется. — Спи, — Ойхе зашел в спальню забрать пояс, потому что следовало быстро одеться и начать работать, — это принесли бумаги от Айнура. Мне нужно кое-куда съездить и я позову с собой Инце. Вскоре два всадника вылетели из дома Лойте, закутанные в зимние плащи и направились в сторону Глубокой пристани. Ойхе Лойте стискивал зубы изо всех сил, чтобы молчать и не закричать о своем бессилии. Закон, которому он служил всегда, опять наказал его семью. **** Хуже новостей и быть не могло, хотя нет — могли быть и хуже и еще, наверно будут. Надо было посадить эрни Эккена в камеру под постоянный присмотр и под крепкий запор, до самого возвращения ярла Войтана и сдать тому рук на руки, забыв это смазливое личико как страшный сон. Мальчишка исчез и исчез самым неприятным образом, лишавшим Эари Каррну малейшей надежды на милость начальства. Когда взрослый, переживший такие потрясения нордеа, уходит из дома без оружия, мужского пояса, оставив свое состояние близкому, чаще всего это обозначает только одно. Идиот, малолетняя эгоистичная тварь! Только поэтому все это случилось с Эккеном Лойте, сначала мальчишка поддался своим желаниям, которые оказались сильнее клятвы, а теперь своим страданиям и ничего не удержало его от последнего шага — ни мать, ни супруг, даже не удосужился попросить прощения у своего отца! Слишком жестокое наказание? Для гордости юнца — возможно. Наверно судебной управе не стоило умничать, а нужно было просто отослать стервеца на каменоломню на десяток лет, чтобы он поработал руками, а не головой, в которой все равно ничего нет. Версий было множество, и одна хуже другой — самоубийство, как наиболее очевидная, в состоянии мальчишки. Эари был только день назад, потому что что-то опять привело к порогу дома Ахола. Наверно это была совесть, а может, страх недоглядеть подопечного эрна Войтана. И не доглядел же! Эрни Экке обратил на него внимания не больше, чем на досужую муху, даже не изволив оторваться от созерцания немытого давно окна. Щиты были сдвинуты накрепко, и даже на откровенную провокацию юноша не обратил внимания. Так от чего он решил, что мальчишка просто зализывает рану или пытается смириться с произошедшим? Еще бывшего Лойте могли убить, как личные его враги, свести счеты с беззащитным и невооруженным, так и враги его отца. Но это никак не укладывается в слова Ахола об оставленном в сапоге ключе. И скорее всего тело было бы уже найдено. В таких случаях не стесняются прятать преступление. Его могли похитить. Или те, кто скрывал у себя Гелана Хаотдар, или кто угодно еще. Но снова все утыкается в проклятую шкатулку с ее ключом и в то, что эрни вышел из дома без ножа и денег. В голове мальчишки созрело какое-то решение. Вот только какое? От того, чтобы было написано в письмах, отданных эрном Ахола — тошнило. На одно сочувственное приходилось или гневное, или недвусмысленное предложение — умения эрни Лойте в постели в обмен на покровительство и помощь; гнев на то, что сопляк позволил себе быть откровенным на суде. Ахола говорил, что мальчишка не читал этих писем. Самоубийство. Эари постоянно возвращался к этому. Причин у эрни Экке предостаточно — позор, лишение мечты, семьи, имени и проклятье, доставшееся ему как дар. Пережитый ужас на казни Хаотдар. Некому рассказать, не с кем поделиться. Супруг не поймет, нелюбимый супруг, а дознавателю эрни бы сознательно не доверился. Стражнику, с которым он спал, Иррену? Наверно они не так близки и разве поймет тот, кто этого не испытал? Страх, одиночество, боль, никчемное будущее, в котором пришлось бы или выкарабкиваться ползком или на время стать чьей-то игрушкой? Или кланяться в ноги эрну Ахоле и терпеть его из благодарности. Но если эрни свел счеты с жизнью, то как, и где? Алга уже вынесла бы тело и разбила бы его о камни. Эари слышал про то, что первым к Глубокой приехал Ойхе Лойте со старшим сыном. Где? Куда мог подеваться мальчишка, которого ищет гвардия, ищут дознаватели, супруг и родичи, который никуда не выходил из дома перед побегом и ни с кем не разговаривал?! Или он станет пятым, среди тех, кого не нашли. Но те юноши были вооружены, те юноши исчезли за два года, летом и весной, и каждый из них приехал покорять Келлин из провинции. Ничего общего нет с эрни Экке, кроме того, что никого из них так и не нашли. И они были красивы, очень хороши собой, а эрни Экке в последние дни был похож на тень с затравленным взглядом. *** Пять дней. Кайетан отсчитал ровно пять дней с тех пор, как его жизнь стала пустой и холодной. Экке так и не вернулся, Экке не нашли нигде — вернулись гонцы с гор, от родичей, гвардия обыскала окрестности и пороги Алги. Ничего, никаких следов — ни обрывка одежды, ни капли крови. Он ходил в управу, делал свою работу, ничего не чувствуя, кроме потери и вины и удушающего чувства неизвестности. Получал одни и те же вести, от Хаке и Эари Каррну — о том, что пока поиски не дали ничего. Горожане, которых спрашивали стражники, не видели юноши Эккена, ушедшего из дома в темно-синем кафтане и черном плаще. Ничем не примечательная одежда, без вышивки и украшений, но эрни Экке знали многие в лицо и многие могли его запомнить. Но никто не встретил его на своем пути в злополучный день. — У меня есть новость, эрн Ахола, — они встретились с дознавателем в таверне, в отвратительный непогожий вечер. — Правда, она не об эрни Экке. — Для меня может быть только одна новость, что даст мне надежду, — Кайетан заказал только вино, кусок в горло не лез, — это весть о моем супруге. — Таких вестей у меня нет, — стряхнул мокрый снег с волос Эари Каррну, — но эрн Войтан Тиадар возвращается раньше назначенного срока, и, я думаю, дело эрни Лойте будет под его особенным вниманием. — Он лично заново обыщет Алгу и леса? Съездит в горы? Нет? Тогда какой от него толк?, — нужно было бы остановиться, но Кайетан не мог. — Вы развели около Экке какую-то тайну, которой я не знаю, и водите именем Тиадар перед моим носом как куском мяса перед мордой кота! Что мне это даст, что это даст Экке?! Или это вернет сына эрнис Элине?! — Не надо на меня повышать голос, эрн Ахола. Если вы хотите на ком-то сорвать свое горе и усталость, поищите компанию на ночь, — отрезал Эари. — Если бы я мог рассказать вам то, что знаю об эрни Экке, я бы это сделал. Но, увы, это даже не моя тайна и меньше всего я хотел бы быть причастным к ней. Я делаю все что могу, чтобы найти вашего супруга. — Прошу прощения, эрн Каррну, — кроме гневной отповеди Кайетан почувствовал удар по щитам, — но ваша новость не имеет для меня никакого значения. Прошу меня простить. До следующей встречи. **** Еще одно такое задание наверно станет для него последним. Поездки в людские земли стали слишком тяжелы, он провел там почти месяц, но чувствовал себя обессиленным. И если было бы можно, то ярл Войтан Тиадар с удовольствием бы провел седмицу в охотничьем поместье, в самой глубине страны, около Сердца, чтобы восстановить силы и вернуться на службу. Но, такой роскоши он не мог себе позволить давным-давно… И даже ночь после возвращения из Тармая, перед докладом князю Эарану, была подарком. Стоило всего лишь на месяц покинуть страну и все, все надежды были почти потеряны. Неужели все настолько слепы, что смогли упустить Охотника? Это позорное судилище. Чем думал Ойхе, чем думал Эаран? С недоумком Каррну он еще поговорит как следует. Эрн Войтан шагал сквозь переходы княжеского замка, но думал совсем не о задании. Там не оказалось ничего сложного и это дело вполне можно было бы доверить послам, но Эаран еще слишком молод, чтобы научиться правильно раздавать обязанности. Десять лет, как князь принял венец — еще научится. — Вы не выглядите довольным возвращением домой, эрн Войтан, — его высочество Эаран выслушал доклад, и конечно же, не зря он положился на мудрость ярла Тиадар — кто бы еще мог уладить это дело так?! — Вы устали или вам понравилось в Тармае? Дорога была тяжела? — По возвращении домой у меня были планы, ваше высочество, — эрн Тиадар расположился в кресле напротив князя, в его личном кабинете, где чаще всего они и разговаривали, — и я рассчитывал заняться ими сразу, как только отдохну от дороги — она вправду была тяжела. Я отвык спать на холодной земле, но это мелочи. Я недоволен судом над эрни Эккеном Лойте. И крайне недоволен всей этой историей, а так же тем, что никто не соизволил не то что поставить меня в известность, а хотя бы подождать до моего возвращения. — С каких пор, эрн Войтан, вы стали интересоваться такими юношами, как Эккен Лойте? Я понимаю, он ученик вашей управы. Более того, дело его отца я хотел бы обсудить с вами. Что вы думаете? — Я думаю, что Ойхе Лойте достаточно хитрый и матерый лис, чтобы выбраться из этой ловушки, даже если для этого нужно перегрызть одну из своих лап. И более чем уверен, что тот, кто затеял эту игру, вскоре пожалеет об этом. Вероятнее всего мой старый друг вспомнит, что дела можно решать не только постельным путем, но и оружием. В молодости он весьма в этом преуспел. Но дело его сына меня интересует больше. — Я сделал все что мог, чтобы сохранить жизнь эрни Экке, из уважения к его отцу. И более того, я намерен вернуть ему пост, без выборов. Скандальная история разрешилась сама собой. Вы же знаете об исчезновении эрни Эккена? — Я знал об этом еще до того, как пересек границу страны, ваше высочество. И сказать, что я раздосадован этой потерей — не сказать ничего. До этого меня вполне устраивало мнение общества о том, что старый дурак Тиадар ухаживает за молоденьким мальчишкой, но у меня совершенно другие интересы относительно эрни Экке. И могу вам сказать, что если он погиб, то это огромная потеря для нашего княжества и для моей управы в особенности. Из всего того мусора, что был набран для обучения два года назад, эрни Эккен просто драгоценный камень, который вышвырнули в навоз. Я бы лучше разрешил ему переспать хоть с Хаотдар, хоть со всеми каторжниками и Орихом Истелин сверху, чем потерять его. — Слишком много загадок, эрн Тиадар, — князь Эаран всегда с трудом мог понимать эрна Войтана — слишком давно на своем посту, слишком умен, слишком скрытен, но он один из двух, кто не потерял свой пост, когда отец отдал ему венец. Он и Ойхе Лойте. Закон и порядок. — Вы можете наконец-то сказать мне, где я допустил ошибку, решив помиловать эрни Экке? — Вы помните, Эаран, — Войтан почти всегда пользовался правом называть князя по имени, — я рассказывал вам, как устроена работа моей управы. — Да, — эрн Войтан не пощадит его. — Есть те, кто работает мечом, а есть те, кто работает головой. — Не только. Вы плохо слушали урок, — эрн Войтан прикрыл глаза, прислушиваясь к треску дров в камине. — Есть еще те, кто работает со щитами. Кто раскрывает щиты преступников, кто полагается на свое чутье и интуицию. Чаще всего этому долго учатся, но приходят к этому только с выдающимися способностями к эмпатии. Эти способности оттачиваются годами и развиваются. Дознаватель проходит через многое, чтобы стать бесстрастным снаружи и сильным, чтобы сберечь свой собственный разум. — Да, я помню этот ваш рассказ, — вспомнил Эаран, — я потом долго думал над этим. Что наверно работа мечом самое легкое в вашем искусстве. Но, не томите, какое отношение это имеет к эрни Эккену? — Самое прямое, мой князь Эаран, — улыбнулся эрн Войтан, как много лет назад, когда учил мальчика Эарана, сына своего князя Айдара, — эрни Эккен обладает такими способностями и они настолько велики, что если он захочет, он сомнет в кулак любые щиты, как бумагу: ваши, мои, вожака Ястребов. Таких как он, я называю Охотниками. И я видел всего лишь двух таких за всю жизнь и то, они были слабее. Они умерли молодыми и умерли страшно. О таком даре стоит молчать, и я не хотел раскрывать тайну эрни Экке до последнего. Но, он юн, он необучен и он не знает о своих способностях, точнее, использует их крохи в делах, известных всей столице. Он хотел получать удовольствие, и он его получал. — Каким образом? — Эаран даже подобрался в широком кресле. — Я слышал жалобы на то, что эрни Эккен спал со всеми без разбора, и это-то и привело к беде. — К беде его привело решение его отца, которое мне крайне не нравилось. А вот насчет «без разбора», я бы поспорил. Для большинства его ровесников «разбор» это богатство серебра и должность, и внешность избранника. Для эрни Экке — щиты и богатство эмоций. Поэтому стражники, таможня, воины… Его супруг — самый неудачный выбор, который можно было бы сделать. Если бы эрни Эккен знал о своем даре и умел им пользоваться в полную силу, ничего с Хаотдар бы не вышло. И теперь я задумался о другом. — Был ли этот удар рассчитан на отца или на сына, — ответил на немой вопрос в синих глазах Эарана эрн Войтан, — Или рассчитывали сразу убить двух зайцев, как говорят у людей. Возможно тот, кто задумал эту интригу, решил проверить свои догадки и знал, что эрни Экке точно не откажет Хаотдар. И это очень удачное стечение обстоятельств. Более того, не замешан ли там тот, в чью голову пришла идея, чтобы Лойте видел казнь своего любовника. — Зачем такие сложности, эрн Войтан? Почему бы не убить эрни Эккена сразу, раз он опасен? — Возможно, кому-то он нужнее живым. И я хочу знать — кому. Если моя догадка верна, то это может иметь самые неприятные последствия. Если до меня верно донесли все последние новости, то мальчик сейчас непредсказуем, если он жив. И в этом виноваты мы сами. В том числе и я. Мне не следовало терпеть его молодость. А теперь разрешите мне уйти. Накопилось достаточно дел, которые не ждут промедления. **** Дом Лойте не первый раз был погружен в траур, но первый раз он был таким тяжелым. Тишина и темнота разлились по коридорам роскошного особняка, и даже всегда шумные дети притихли. Невозможно найти себе место в огромном доме, там, где хоть немного перестанет болеть сердце. Ойхе Лойте переходил из кабинета в библиотеку, возвращался в спальню, проходил сквозь огромный пустой зал, где семья отмечала праздники и где принимали гостей и родичей, но нигде не оставался надолго. В комнату, в самом конце коридора жилой части семьи дома, где жил когда-то его сын, он зашел только однажды. Когда-то, более тридцати лет назад, маленький крохотный мальчик, помещавшийся в руку от ладони до локтя, пятый сын — не оправдавшаяся надежда на долгожданную дочку. Такой же, как и четыре предыдущих брата, кареглазый и голосистый. Потом ласковый, ручной ребенок, не засыпавший вечерами и до последнего ждавший отца со службы, закрывавший глаза и завершающий свой день только тогда, когда Ойхе брал его на руки и укладывал в кровать, вспоминая детские сказки. Потом был мальчишка, упражнявшийся с игрушечным мечом, терпящий обиды и шутки старших братьев, тоненький как веточка. Подросток, не желающий принимать правила игры и вежливости, в наказание оставшийся один в горном доме в бурю. Ойхе до сих пор помнил тот страх, с которым он пробирался через снегопад и обледенелые камни, — вдруг кто-то не потушил камин, или вдруг завалит дорогу, а сын не сможет выбраться из плена комнаты, — силу, с которой он ломал проклятую дверь, перепуганного насмерть Эккена, сжавшегося в комок в самом дальнем и темном углу, свои сбивчивые извинения. Потом юноша, с которым приходилось бесконечно разговаривать, убеждать, читать поучения. Упрямый, непослушный, не желающий видеть ничего дальше своих желаний. Юноша, жадные взгляды на которого бросали еще до его совершеннолетия. Юноша, настаивающий на своем желании стать дознавателем, капризный, эгоистичный. И такой же ласковый любимец, каким был в раннем детстве. Но теперь ему рассказывали сказки другие. Строгое лицо сына на собственной свадьбе, красивый молодой нордеа, сидящий рядом с Кайетаном Ахола. Неправильность происходящего и сомнения в собственном решении. И Экке не простил своего отца. Теперь нет этого ребенка-мальчишки-юноши. Холодная вода Алги, которую они с Инце мерили утром пять дней назад, постоянные сообщения доверенных, гвардии, дознавателей и заплаканная Элине под платком, молчащая и ударившая его по лицу, когда он принес ей черную весть. Она права, помня его обещание много лет назад, что его жене не придется хоронить своих сыновей. — Эрн Ойхе, — нордеа из домашней охраны протянул ему запечатанный конверт с птичьей головой, — эрн Войтан Тиадар прислал это письмо и просит о визите в дом. Прилетел, стервятник, когда случилась беда. **** Ожидание казни хуже самой казни, об этом Эари Каррну знал много и мог бы сам рассказать любому преступнику. Эрн Войтан приехал еще вчера и до сих пор не вызвал его. И не вызвал не потому, что устал или дело было не важным, а потому что наверняка готовился к разговору, чтобы обрубить Эари все пути к отступлению. Но и отступать было некуда, и никаких оправданий себе Эари даже не искал. Если бы он тогда, когда мальчишка Экке в первый раз полез к нему в щиты, задумался бы, а не защищался — все могло быть по-иному. И легкомыслие имеет дорогую цену. Эрн Тийсе, исключивший эрни Лойте из учеников, ее уже заплатил собственной отставкой, за принятия решения без разрешения ярла. Его же собственная будет в разы дороже. — Ты очень подвел меня, Эари, — эрн Войтан указал ему на стул, вызвав в собственный кабинет. — Я отчего-то решил, что твое чутье тоньше и это оказалось напрасной надеждой. — Я признаю свою вину, эрн, — эрну Войтану не нужно кричать или пугать подчиненных, чтобы стало страшно достаточно или приоткрыть щиты, показывая свое недовольство или говорить вот таким ровным тоном, скрывающим за собой гнев, равный реке ломающей по весне лед, — и у меня нет оправданий. — Даже если бы они были, Каррну, я бы велел тебе засунуть их в твою белоснежную задницу. Наш разговор сейчас будет долгим. Ты сядешь и расскажешь мне все, что случилось с самого начала, не упуская ни одной детали, даже если ты своими скудными мозгами посчитал ее незначительной. И ты будешь отвечать на все мои вопросы. — Отвратительней работы я давно не видел, — от этих слов Эари стало холодно — вот он, его приговор. — Ты не учел и половины обстоятельств, которые стоило бы учесть и не видишь дальше своего носа, Эари. — Я готов принять любое наказание, эрн, — они проговорили несколько часов, и Эари чувствовал себя так, словно из него выжали все силы. Эрн Войтан заставил его посмотреть на дело с таких углов, что Эари ни в жизнь бы не догадался. Но именно поэтому Войтан Тиадар и возглавляет эту управу. — Какое наказание, Эари?! Легче сдаться и потерпеть? — вот теперь яростью ударило ощутимо. — Нет, Каррну, ты у меня так просто из этого дела не выйдешь, забыв его как неудачу. Ты мне найдешь эрни Экке, живым или мертвым. И если он мертв, то я действительно должен быть в этом уверен. Иначе ты вернешься на свою границу, и всю оставшуюся жизнь будешь заниматься тем, что станешь возвращать в деревни баб, удравших к Ястребам. А начнешь ты с того, что найдешь все, что известно о судьях это, во-первых, а во-вторых, пригласи мне Кайетана Ахола в управу. Со всеми подобающими церемониями и достойным сопровождением. Свободен до завтрашнего дня. «Необходимо явиться в управу дознавателей княжества Келлин для беседы по делу Эккена, носившего имя Лойте, утром следующего за вручением этого предписания дня», — Кайетану не надо было спрашивать, что это обозначает. Ярл Тиадар вернулся.