Право Выбора

Кажется, что невозможно представить себе худшее, когда случилось самое дурное. Оказалось — возможно. Даже если бы он десять раз выслушал о самых грязных похождениях Экке — уши бы не так горели. Такого стыда Кайетан Ахола не испытывал никогда, а сейчас он смотрел на серебряные монеты и украшения, которые дознаватели перебирали в его собственном доме, и ему хотелось, чтобы никогда этого не было. Чтобы Ахола вообще не приезжали в столицу. Это все нашли у Аргайла. Увесистый кожаный мешочек с серебром, со звенящими монетами, отчеканенными в Алрис, Тармае и других людских землях. Диковинные украшения, которых не делали в Келлин. Богатство, достаточное, чтобы купить хороший собственный дом. Он невольно сравнивал найденное дознавателями с тем, что оставил Эккен в своей шкатулке и удивлялся тому, что у бывшего супруга был, оказывается, отменный вкус. И у его любовников тоже. Почему?! Как могло так случиться?! Все это богатство — плата от людей за то, что Аргайл Ахола, родной брат старшего судьи управы Ойхе Лойте, пропускал корабли с запрещенным грузом, с неоплаченным в казну серебром Келлин, не смотрел, что привозят в княжество — дорогое людское вино, золото, что прошли мимо казны. Отворачивался в нужный момент, был невнимателен и ставил свою подпись на бумагах, разрешающих выход по реке из княжества Келлин. Казнокрад. Грубое и верное слово. Брат старшего судьи — казнокрад. Это хуже и стыднее, чем супруг-изменник. В доме старшего судьи обыск, куча бумаг и хмурый Эари Каррну, вместе со вторым дознавателем, чье лицо закрыто платком. Имени его Кайетан не запомнил. — У вас будут еще новости для меня, эрн Эари? — Кайетан поставил свою подпись под актом об изъятии серебра и прочего. — Очень похоже на то, что они есть. — Я уже боюсь что-то сообщать вам, эрн Кайетан, — Эари подул на бумагу, свернул ее и убрал в чехол, — но скорее всего ваш брат может быть причастен к громкому делу, частью которого стало исчезновение вашего бывшего супруга. А вы сами понимаете, что это обозначает. Эари не должен был этого говорить, но отчего-то стало жаль Кайетана Ахола. Вот уж кому не повезло, так не повезло ошибиться в своих расчетах. А ведь хороший был план, снять обузу с плеч Ойхе Лойте, переложить ее на свои, попутно наслаждаясь красавцем-супругом, идти по лестнице вверх. Но такого Ахола не ожидал, и если в ситуации с Лойте еще был шанс попасть впросак, учитывая репутацию мальчишки, то предательство от собственного брата?! Это конец всему, даже защите от бывшего тестя, которого еще можно было прижать за весьма порченный сбытый товар, но такого Лойте точно не спустит. Вряд ли он перестал любить сына. Сам Ахола тут не при чем, раз Змея откровенно скучал на обыске и аресте и ничем не давал понять своего беспокойства, просто перетаптывая снег. Вот уж кого ничего не беспокоит… События закручивались в тугую спираль, а Дагейд просто смотрел на отпечаток сапога на снегу. Его, кажется, вообще не волновали ни вихрь чужих бед, ни множество собственных дел. Еще вчера утром столицу покинула вся семья Айерги, покинула так, что иначе как поспешным бегством это не назвать, в сопровождении огромного конвоя из вооруженных до зубов воинов Истелин. Ястребы воюют зимой только по крайней необходимости, предпочитая отдыхать в столичном доме или Гнезде и делать новых Ястребов, наслаждаясь зимним бездельем. Значит, цена за конвой была настолько высока, что заставила их все-таки пошевелиться и оторваться от своих женщин. А не далее как этим утром, ярл Войтан Тиадар вручил группе дознавателей подписанный лично князем указ об аресте главы клана Айерги. Почему не арестовали накануне, Эари не стал спрашивать. У власти свои резоны, и вряд ли это было желание дать заработать Ястребам. Значит, все это будет не в столице. И отряд чуть меньше конвоя, значит, пока он соберется — пройдет время. А если учесть, что Войтан Тиадар встречался лично с Ойхе Лойте, на удивление всей столице вернувшимся на свой пост без выборов и даже без беседы с его высочеством Эараном, то все это точно неспроста и арест Аргайла Ахолы всего лишь звено в цепи взаимосвязанных событий. В Келлин могут сколько угодно верить в легенду о давней вражде Лойте и Тиадар, но верят те, кто не дает себе труда задуматься, отчего эти двое всегда подле князя и почему именно только они сохранили свои посты, после того, как Эаран сменил своего отца. Эти почти никогда не разговаривают друг с другом публично, лишь вежливо здороваясь на приемах, но почти всегда согласны, если надо принять решение. Значит, они снова договорились. Айерги не позавидуешь. И можно подивиться тому, как Войтан Тиадар успевал все — ведь только в одном деле Лойте можно утонуть. Найэха почти не выходил из управы дознавателей, забросив порт, а эрн Войтан почти все время пропадал или в княжеском дворце или в посольстве Алрис. Люди! Устроили такую волокиту ради дела, которое не терпело отлагательств. Каждый день идет на счет, но нет, нужно соблюсти дипломатию — сначала вызвать посланника Алрис, потом люди спросят у своего правителя, потом правитель пришлет ответ и только тогда станет ясно время отъезда в Алрис. Каждый день — и это только предположение, наиболее вероятное, но только предположение — время утекает сквозь пальцы. Можно было рискнуть, пробраться через границу, — но где искать Эккена и остальных? Как допросить корабелов?! Если что-то пойдет не так — это война или ответное право людям хозяйничать в землях Келлин. Люди нужны, нужны их дознаватели. По-хорошему, они тоже заинтересованы, чтобы найти пропавших… Еще удивительно, из какой цепи случайностей сложилось все это огромное дело. Эккен Лойте — безалаберный юнец, натворивший дел, для кого-то виновный еще и именем своего отца, обладающий даром и не имеющий головы на плечах. Но только из-за него Иддер Найэха сунулся в эти книги, хотя совершенно не обязан был участвовать в дознании — его дело следить за портом. Найэха, конечно, опозорился со своим Аргайлом Ахола, и Эари слышал о том, что его тоже вызывали к князю Эарану, откуда Иддер вышел с весьма задумчивым видом. Но тем не менее, сейчас Иддер замещает в управе ярла Войтана. Может эрни Лойте не так уж и плох, если его поступки невольно сдвинули с места почти мертвое дело о пропавших… Кайетан закрыл дверь за дознавателями, дверь еще больше опустевшего дома, прошел мимо плачущих женщин, что-то решая, думая… — Вам нужно уехать, — сказал он, стараясь не смотреть на эрнис Аманьи. Она же наверняка знала! Только ради племянника он не попросит вернуться ее в отчий дом, — я дам вам деньги и найду сопровождение. Нужно убираться в горы. Уезжайте в село, за Сотир. Там дом и наши родичи. — Я не буду ругаться с тобой, Аманьи — остановил он только раскрывшую рот женщину. — Если бы мой брат просто украл эти деньги, мне было бы противно. Мне и сейчас противно, но теперь мне еще и страшно, потому что он совершил нечто большее. Но я должен остаться в столице, а не прятаться как женщина. Уезжайте. Собирайте вещи как можно скорее. Про дело с пропавшими юношами не слышал только совсем нелюбопытный. Четверо, пропали в разное время и без единых следов. Все молоды и хороши собой. Кайетан еще тогда думал, какое же горе будет для семей, если юноши не найдутся. Но куда может пропасть нордеа в Келлин — он задумался только когда исчез Экке. И горе не измерить ничем. Если Аргайл как-то к этому причастен, хоть краем пальца — лучше пусть умрет в тюрьме, потому что ему не жить. И семейству Ахола, вероятнее всего тоже. О том, что скажет Ойхе Лойте, Кайетан даже старался не думать. Прошение об отставке подписать придется лично. Эари Каррну сказал всего несколько слов, которые теперь имели огромное значение. Работа Аргайла связана с кораблями, а на кораблях приходят люди. И люди могли похитить и Экке и пропавших мальчишек! Наверно все сходится — Экке исчез внезапно, а тела не нашли… Но как в самый же первый день он смог угодить в такую ловушку? Или какая-то мразь воспользовалась его беспомощностью и потерянностью? О том, что может случиться с Экке у людей, Кайетану думать даже не хотелось. Он слышал о таких случаях и от одного рассказа начинало тошнить. Даже Экке, сильный и молодой, не сможет противостоять нескольким насильникам. Каждый день в плену на чужой земле забирает у него жизнь и здоровье! Лишь бы был жив! *** Теперь темнота и закрытая дверь стали его спасением. Понадобился плен, чтобы излечить его от страха. Страх приходил, когда в замке поворачивался ключ, когда темнота рассеивалась светом чадящих ламп, а тишина нарушалась голосами людей. Это обозначало только одно — его будут бить и торговаться. А потом насиловать. После корабля он очутился тут, в темной и холодной комнате. Сломанные ребра ему перетянули полотном, но бить не перестали, просто били по другим местам. Руки так и связали за спиной, отняв одежду, приходилось поглубже зарываться в сено подстилки, набросали его щедро. Бросили и подстилку, в которую было со связанными руками невозможно завернуться. «Кусок падали. Он у тебя так быстро сдохнет, Радзимм». Никто не заплатил за него назначенной цены. Эккен не понимал, высока она была или низка, но люди отказывались. Одни ожидали увидеть тот образ нордеа, про который читали в своих сказках — золотоволосого и голубоглазого, а не измазанного кровью со спутанными волосами грязного пленника. Вторым не нравилось то, что пленник был изранен, для третьих цена была действительно высока, четвертые ждали покорности, но покорным Эккен решил не быть. Просто не мог себе позволить. Если можно было укусить, пихнуть, ударить — он не думал. Его все равно изобьют — будет ли он покорным, или будет сопротивляться. Тогда лучше сопротивляться, не давать уйти себе в тину покорного ожидания собственной участи. Проворот ключа заставил его замереть, каждый раз сердце останавливалось на секунду от страха. Сколько их будет в этот раз? — Я отдам его за полцены, господин Рекгаст, — снова тот же голос, вот кому бы Эккен свернул бы шею, если бы мог дотянуться. Проклятый торговец… — На этот раз я поторопился с выбором и это не самый удачный улов. Увы. — Слишком много слов, Радзимм, — второй голос. Эккен не стал рассматривать людей. Какая ему разница как они выглядят? Зачем открывать глаза? — Покажи мне товар. Второй голос был густым и низким, заставляя вибрировать воздух и Эккен все-таки открыл глаза, немедленно заболевшие даже от света лампы. Да, это Радзимм, за ним охрана, чтобы трусливая мразь не боялась своего пленника, и чья-то высокая фигура. Товар. Теперь он, Эккен, бывший Лойте — всего лишь «товар». — «Не самый удачный улов», — передразнил голос купца. — Это мягко сказано. Но, мне не пить с его морды воду. Эта тварь проживет недолго, но она достаточно вынослива. Я заберу его. Но прошлая игрушка мне понравилась больше. Доставь мне в поместье. Я заплачу. Это было несколько дней назад. Одна камера сменилась на другую. Эккен помнил, что ему завязали глаза и куда-то долго везли, замотав в тряпки, но холод зимы все равно доставал его, даже сквозь слой намотанной вонючей ткани. Только теперь здесь были окно с решеткой, и низкая кровать, застеленная серым колючим одеялом, подушка набитая соломой. И одна стена была теплой, может за ней была печь? И первое время в новую тюрьму никто не заходил, только приносили несоленый рис и воду. И руки были связаны теперь в локтях, что доставляло немалую боль. Но к боли он почти привык, потому что болело все тело, но больше всего там — внутри, где боль не утихала с самой смерти Хильмара… Что с ним случилось и почему это было именно так?! Чужая смерть словно бы стала своей. — Значит, с тобой нельзя по-хорошему? — руки за спиной заломили так больно, что Эккен не сразу смог вздохнуть. — Хорошо, норде, тогда я разъясню тебе правила игры, а ты послушай. Человек уселся на деревянный стул, так, чтобы его сапоги оказались перед лицом пленника. — У тебя нет выбора, кроме как решить, как ты будешь себя вести со мной. Если ты не станешь нападать на моих людей, не станешь упираться и будешь покорным — у тебя останется эта комната, будет еда, и проживешь ты дольше. — Зачем? — первое слово, которое произнес Эккен на земле людей, — Зачем мне жить дольше? Чтобы раздвигать перед тобой ноги? Мать свою трахай лучше! Оказывается, он не забыл людской язык. Надо же… — Понятно, — голос не изменился, а вот сила, прижимающая его к полу стала тяжелей. — Тогда на этом варианте мы не останавливаемся и выбора у тебя нет. Мне отчего-то казалось, что вы, норде, умная раса. Твой предшественник, например, был поумней. Если ты ведешь себя как животное, значит, будешь жить как зверь. — Тогда у нас не врут, когда говорят, что вы трахаетесь с животными. Эти волосы, у тебя на лице — они от того, что твой отец спал со свиньей? — В первый раз вижу такого норде, — в голосе человека даже проскользнуло изумление. — Безмозглая злобная тварь. Хорошо, тогда ты сдохнешь быстрее, но легко тебе не будет. Эккен не знал, как улечься в солому, так, чтобы хоть что-то в теле не болело. Если у Радзимма его просто били, то тут били не жалеючи. Он не знал, как оказался в этой камере, потому что сознание потерял еще раньше, когда сапог человека врезался ему под горло. Наверно он действительно «злобная тварь», наверно на его месте стоило быть осторожнее и хитрее. И умнее. Но он никогда не был умным — иначе не оказался бы тут. И не стал бы супругом Кайетана Ахола, не связался бы с Хаотдар… Если он был бы любезнее с человеком, то наверно смог бы даже помыться. Если бы. Но зачем?! Даже чистая вода не стоит унижения перед человеком. Ничего не стоит унижений. — Никто не будет тебя искать, — человек пришел позже, через несколько дней. Поморщился от запаха в камере. — Вы удивительная раса: ваш мир ограничен границей княжества, вы даже подыхаете, если оказываетесь далеко от своих нор. Радзимм привез сюда четверых — ты пятый, и никто даже их не ищет тут. Вместо смеха вышел хрип… Никто не будет его искать не потому, что нордеа слепы, а потому что он никому не нужен. Ахола? Ахола наверно вздохнул с облегчением — такой груз с плеч. Может быть Хаке поднимет на уши стражу, и все. Отцу все равно, братьям тоже. Даже если бы чудом удалось сбежать, ему некуда вернуться. Все, что говорил Ахола о том, что можно остаться в доме не более чем жалость, которая могла бы быстро пройти. Каждый день человек приходил в камеру, смеялся над ним, иногда бил. И ничего больше не случалось. Эккен почти ничего не ел, но еще жил, удивляясь этому каждое утро. Но еще больше его удивлял человек. Он платил такие деньги, для того, чтобы читать пленнику речи. Эккен старался не вслушиваться в них, иногда не понимал слова, но этот голос словно бы разрывал голову изнутри. Жаль, что он не может почувствовать человека, ударить его… — Ты наверно был красивый, там у себя? — спрашивал его человек, когда его подручные перекручивали запястья Эккена проволокой. — Красивый. Среди вас нет уродов. Поэтому вы презираете всех остальных. И посмотри, как ты сам быстро потерял всю красоту. Когда мне окончательно надоест эта вонь тут, я прикажу вымыть тебя и ты посмотришь, норде, во что превратился. Вонь? Запахов Эккен не ощущал уже давно, с тех самых пор, как его начали бить еще на корабле. Но наверно да, знатно пахнет. — Ты давно молчишь, норде, — руки болели так, что Эккен просто стискивал зубы, ощущая во рту соленый вкус собственной крови, — я хочу услышать твой голос. И все-таки он закричал. Невозможно не кричать, когда горячий металл проволоки впивается в кожу. — Вот так мне больше нравится, пока ты еще похож на живого, — человек довольно ухмыльнулся, расстегивая штаны. — Мне нравится, когда вы, норде, кричите. *** — Я не имею больше права это держать у себя. Я прошу вас передать это эрнис Элине, — Кайетан поставил шкатулку прямо на стол Ойхе Лойте, чувствуя, как становится легче на душе. — Я не взял оттуда ничего. И еще я пришел просить об отставке. Это необходимо по закону. — Раз необходимо, так проси, — пожал плечами Ойхе Лойте. — Признаться, я удивлен этими событиями и их связью. Но я не готов торопиться теперь и хочу дождаться того, чем все закончится. Я подпишу необходимый документ, чтобы выполнить формальности, но это не значит, что ты будешь бездельничать. Но помогать твоему брату или тебе в этом деле я не собираюсь. На это не стоило и надеяться. Как брат, он должен сделать что-то для Аргайла, но все внутри противилось этому. Он не заставлял Аргайла брать эти ценности, не так уж бедно они и жили, Эккен был прав, когда упрекал Ахола в обыкновенной скупости. И если подтвердится самое страшное, то как жить потом с этим позором? И с этой виной? — Я даже не буду просить вас о такой помощи и не стану помогать Аргайлу в этом деле. Я обязан позаботится о его семье и не более того. Теперь он не родня Лойте, и даже не друг… Если все это правда? Но эрн Лойте действительно щедр — он мог бы выкинуть его на улицу и был бы абсолютно прав, но теперь Кайетан не судья по бумагам, а платить за работу помощника будет лично Лойте — это больше того, на что вообще можно рассчитывать. Осталось решить, как жить дальше. **** Бумаги и переговоры, бумаги и переговоры. Эрн Войтан хлопнул дверью собственного кабинета, оставив Селина Вальтегиса в растерянности. Столько дел накопилось, а теперь и не подойдешь к ярлу. Зато Дагейд Змея и Иддер Найэха там почти постоянно. Еще они уезжают в Алрис без него! Эрн Войтан же обещал, когда нанимал его на работу! А теперь просто отрезал: «Ты не едешь!». — Выезжаем послезавтра. К этому времени будут готовы сопроводительные бумаги для Алрис. Каждый день на вес серебра, а они уходят домой, как стемнеет! — от гнева ярла приходилось сжимать крепче щиты, потому что гнев хоть и задевал стороной, но бил больно. Эари даже стало холодно, хотя умница Вальтегис заботился о тепле кабинета ярла. — У нас разрешение на отряд из восьми мужчин. И наша задача как можно быстрее добраться до цели. Алрис обещает нам помощь, и им некуда деваться в этом случае. Но у нас почти нет времени, так что заняться подготовкой похода вам нужно сегодня. Не мешкая. — Я правильно понимаю, что вы тоже едете? — понимая, что очень рискует, уточнил Эари — зима, и путь в Алрис через перевалы очень труден. Отряд из восьми — это слабый отряд и случись метель, им придется очень нелегко. Эрн Войтан не так уж молод, чтобы спать на снегу в горах. Он лично поедет ради Эккена Лойте? — Когда я соберусь умирать, Каррну, я первого извещу тебя об этом, раньше чем собственных сыновей, чтобы ты достойно подготовился. А пока что изволь озаботиться походом. А ты, Иддер, если думаешь, что я не помню о твоем проступке, очень ошибаешься. Ты остаешься за старшего на время моего отсутствия. Накопилось очень много бумаг и эрни Селин очень переживает за дела управы и то, что многие письма остаются без ответа. Ты разберешь все. И разберешь так, чтобы я нашел свой стол чистым, Вальтегиса довольным, а всех жалобщиков — удовлетворенными. — Ну, я мог бы и Вальтегиса удовлетворить, чтобы он точно был довольным, — пожал плечами Иддер, улыбаясь, словно гнев начальства был ему нипочем. — Хорошо, я приложу все силы к исполнению вашего приказа. — Я предупрежу Селина на твой счет, — все-таки Иддер Найэха умница, подумал эрн Войтан. Он мог бы быть хорошим послом, если не был бы так горяч и часто невнимателен. Но обаяния у него не отнять. — И если ты возьмешь на себя труд объяснить ему еще раз, что не во все поездки меня нужно сопровождать, я буду отдельно тебе благодарен. Может у тебя это получится лучше. Я наверное, забыл как обращаться с молодежью… Наконец-то все дознаватели исчезли из кабинета и эрн Войтан позволил себе закрыть глаза, понимая, как он устал за последние три седмицы. Двадцать один день потрачен просто на переговоры, бумаги и нарочных. На множество дел, среди которых было и дело Айерги, и дело Аргайла Ахола. И все они не могли подождать. Надо отдать должное людям из Алрис, они действительно были быстры, но время утекает сквозь пальцы. Двадцать один день. И два потерянных года, четверо мальчишек, которых, скорее всего нет в живых. Он первым пришел с этим разговором к князю, не привык прятаться за отговорками и не стал ни на кого перекладывать вину. Управа действительно виновата, и перед князем, и перед княжеством, которое платит жалование, и самое главное, перед семьями мальчишек. — Неприятно то, что вы всполошились снова, когда пропал Эккен Лойте, в котором вы заинтересованы, так эрн Тиадар? — Да, именно так. Если мы найдем его живым, то вы будете заинтересованы в нем не меньше моего, мой князь. — Будет ли он стоить остальных четырех? Будет. Лишь бы отыскать живым. **** Вопреки всем опасениям Селина Вальтегиса, эрн Найэха и вправду занимался делами, да так, что Селин едва успевал переводить дух в ворохе бумаг и поручений, которыми заваливал его эрн Иддер. Все то, на что эрн Войтан обращал внимание меньше всего — мелкие жалобы, недовольства решениями — спорилось у эрна Найэха легко. — Напиши ему, — эрн Иддер остался в управе почти заполночь, а следовательно и Селин не мог уйти домой, — что этот спор рассматривает судебная управа, сошлись на кодекс князя Вейде, и обязательно поблагодари за письмо. Это важнее всего в таком деле. — Отчего же? — недоумевал Селин, записывая быстро за эрном Найэха, — Если мы все равно ему не помогли? Хотя, зачем он спрашивает? Эрн Войтан просто велел бы расследовать просьбу или переслал бы письмо с нарочным эрну Лойте. И наоборот, из управы судей приходил не меньший ворох бумаг. — Это внимание, эрни Сэлнэ, — эрн Найэха был сейчас серьезным, — внимание в нашем деле важнее всего. Ко всему, ошибка стоит дорого. Наверняка эрн Войтан говорил тебе это не раз. И да, иди домой. И завтра отдохни. Мы хорошо поработали. Мальчишка ушел и наконец-то Иддер остался один, если не считать караула здания. Домой незачем уходить, дел невпроворот и даже тысяча шагов не решит ничего здесь. И каждый шаг сейчас важен для тех, кто едет в Алрис. Может он и хотел бы поехать с отрядом, но эрн Войтан придумал такое наказание — побыть на его месте, и наказание действительно жестокое. Каждое письмо, каждый посетитель — это решение и ответственность, про которую он забыл, когда получил порт, положившись на привычный порядок дел — описи, корабли, таможенные сборы, проверки. Упустил и Аргайла Ахола, и эрни Экке. Экке…у которого он стал первым. Эрни уходил, эрни возвращался и как к другу, и как к любовнику. Как давно они знакомы? Чужой жадный взгляд Иддер заметил на городской тренировочной площадке и сначала немало изумился откровенной наглости щенка Лойте, который еще не вошел в возраст, но уже рассматривал будущую добычу. Мальчишка даже не скрывал своего желания. И Иддер сам не зная зачем — согласился на поединок. Нужно было подумать о том, что Эккен Лойте еще слишком юн, что за это Ойхе Лойте сотрет Иддера в порошок и стряхнет, как пыль с пальцев. Нет… И он не пожалел. Мальчишка вправду был хорош, в поединке и в постели — ничего не боялся и даже не стеснялся, бесстыдно предлагая себя и забирая немало. Скорее всего Ойхе Лойте знал, так потом решил Иддер Найэха, когда на каком-то приеме поймал на себе внимательный взгляд главы управы, и знал задолго до того, как Иддер все-таки решился. Эрни Экке хорош даже с его ветреностью, даже с тем, что улыбаясь тебе сегодня, он уже знает, с кем проведет следующую ночь. Жадный, красивый, гибкий как лоза и любопытный до жизни — все то, что нравилось Иддеру. Экке наверно никогда не бывает скучно — таков его нрав, легкий как ветер в летний день. Экке отказал. Боялся — это Иддер видел в его глазах и слышал в голосе. Боялся несвободы супружества и правил чужого дома, не наигрался и не нагулялся. Наверно и верно это было слишком рано и Иддер поторопился, не скрывая ни своих желаний, ни отдельного — породниться с домом Лойте. Стоило обождать. Но он не успел. Брат Аргайла Ахола не заслуживал такого супруга, как Эккен Лойте. И Иддер силился понять, почему именно его выбрал Ойхе Лойте, но так и не смог. Ничего не в нем не было, и не стоил он печали в карих глазах Эккена на собственной свадьбе. Все могут ошибаться. Но чаще всего платят за эти ошибки другие. Жаль, что это единственное, что равняет его с Ойхе Лойте и подобными ему. **** — В следующий раз я сделаю это с твоими яйцами, — у человека по имени Рекгаст была удивительно скудная фантазия, которая была отпечатана каленой проволокой на руках нордеа. — Как тебе это понравится? — Они у меня хотя бы есть… — каждое слово отдавалось кровью. — Скажи, сколько прожил тот, что был до меня? — Не помню, — человек не ждал от пленника, который был больше похож на кусок мяса, такого вопроса. — Недолго. Я сжег его тело. А твое скормлю собакам. Вы же, норде, их не любите? — Когда я умру, мне будет все равно. Хоть сам сожри, — откуда у него были силы на эту злость и на эти слова, за каждое из которых он дорого платил? Неважно. Жаль только что смерть не приходит быстро даже к злым.