Право Выбора

Вместе с сознанием вернулась боль. Дагейд, так звали синеглазого нордеа, перестал ему давать травы и не поддавался ни на мольбы, ни на принуждение. Легко было вытерпеть, когда болело тело, тем более с ним не делали сейчас ничего особенного, кроме того, как притрагивались мазями к шрамам и ожогам. Другую же мазь синеглазый вручил ему со словами: — Ты достаточно пришел в себя, чтобы начать стесняться, поэтому делай это сам. И за это Эккен был ему благодарен. Прикосновения были неприятны, краем разума он понимал, что это не люди, что он находится в безопасности, но все равно старался уйти из-под чужой руки, и вытерпеть было трудно. Но еще труднее было терпеть то, что было внутри. Эккен готов был отдать все что угодно, даже этот проклятый дар, о котором ему твердил синеглазый, только чтобы не чувствовать этого. Стоило хоть чуть провалиться в сон и все снова возвращалось, словно бы он и не умирал. Экке загонял все внутрь, закрывался щитами, не оставляя ни малейшей лазейки шаману. А Дагейд шаман, сколько бы он не притворялся дознавателем, Эккен ему не верил. Никому не стоит знать об этом — о том, что приходит в разум, когда ты безвольный кусок мяса, который бьют ногами; о том, что ты чувствуешь, когда насильник смеется над тобой. Но синеглазый угадывал. Каким-то невероятным чутьем он приходил тогда, когда Эккен совсем уже сворачивался на огромной кровати в ком, зарываясь под одеялами, и зажмуривался, сдерживая щиты изо всех сил. Против синеглазого ничего не помогало, Эккен не хотел причинять ему боль, но нужно было как-то защищаться. — Если ты будешь зажимать открытую рану руками и терпеть, то ничего не выйдет, эрни. Это не имеет никакого смысла. Если рану не лечить, то она гниет и причиняет боль, — синеглазый Дагейд тоже был упрям, — все-таки позволь мне тебе помочь. — Чем ты мне поможешь? — глухо спрашивал Эккен. — Дай мне травы, я хочу спать и не видеть снов. — Нет, — ответ был всегда одинаков. — Тебе предстоит их выпить достаточно, но не сейчас, просто опусти щиты. — Со мной бы кто так носился, — ворчал Эари, — когда мне пропороли бок. Абсолютно бессмысленное упрямство, привык, что мать с отцом дуют в задницу. Пора было бы уже отвыкнуть. — Что ты от него хочешь? — с Эари они встречались только на кухне — все остальное время дознаватель Каррну проводил в библиотеке, плохо понимая, зачем эрн Войтан вообще отдал приказ ехать в поместье. На помощь Дагейду? Если бы он еще ее просил! Кроме как читать книги и охотиться на зайцев ему не оставалось другого дела. — Чтобы он рассказал тебе все в подробностях? Ты не вызываешь у него добрых чувств, меня он видит в первый раз и справедливо опасается. Нужно еще ждать. Этот нарыв должен вскоре вскрыться. — Он тогда доверился мне, когда казнили Хаотдар. Почему теперь этого не сделать? — Потому что он не хочет, чтобы об этом кто-то знал. И я могу его понять: то, что произошло с Хаотдар — произошло с Хаотдар, а это с ним. Мы для него все равно останемся дознавателями. — Зачем меня сюда привезли? — после долгого молчания спросил Эккен, когда Змея перебинтовывал ему руки. — Это решил эрн Тиадар? — Здесь Сердце, — улыбнулся Дагейд, — как только тебе станет легче ходить дальше, чем в уборную, мы поедем туда. Здесь самое лучшее место, чтобы привести в порядок тело и душу. Да, эрн Войтан распорядился. — Что он захочет от меня за это? — мальчишка задал бы эти вопросы, и Дагейд снова восхитился тому, с какой быстротой тот вернулся к здравому рассуждению и еще более интересно смотреть, как полнейшая беспомощность и упрямство сменяются совершенно четкими мыслями. — Не знаю, — пожал плечами Змея. — Поверни руку. Мне неизвестны его полные планы. — Ты лжешь, — в голосе мальчишки не было даже ноты гнева, просто утверждение, в котором он не сомневался. — Ты знаешь. И ты сам мне рассказывал про то, что теперь солгать в моем присутствии невозможно. — Хорошо, — покладисто согласился Дагейд. — я знаю, но это только дело ярла и вмешиваться поперек его я не намерен. Эрн Эари тоже не скажет. — Я и не спрошу его, — повязка была тугой и Эккен немного поморщился. — Почему ты так относишься к нему? Эрн Эари не желает тебе ничего дурного, и он здесь ровно за тем же, зачем и я — помочь тебе. Он один раз спас твою жизнь. — Я пока еще не знаю, стоит ли быть благодарным за это. Вся разница в том, — Эккен посмотрел прямо в глаза Дагейду, — что эрн Эари предпочел бы не быть здесь, а я не хочу быть для него досадной работой. Каким же он был глупцом и какую ерунду себе воображал! От этого было едва ли не больнее, чем от снов. Что он возомнил себе, что такие, как эрн Тиадар будут присылать дорогие подарки только за красивые глаза? Нет. И все это не потому, что эрн Войтан хочет помочь ему, а только из-за того, чему Эккен сам еще не знал названия и что Дагейд звал «даром». Из объяснений Змеи Экке понял немногое, но он будет спрашивать и спрашивать, пока не поймет как это работает и почему этого не было раньше. — Сильное потрясение, — Дагейда радовали эти расспросы, — раньше ты пользовался им не в полную силу и по-другому. Тот, кто заставил смотреть тебя на казнь Хаотдар, невольно выпустил силу на свободу. Очень рано и невовремя. Никто не знает, почему так случается. Кто-то очень способный, но учится этому годами, а у кого-то этого совсем нет. Я до сих пор учусь этому. — Зачем? — искренне изумился Эккен. — Это то, чего я бы совсем не хотел знать. — А я хотел бы. Я хочу знать о щитах все, что возможно о них знать и уметь пользоваться ими настолько, насколько возможно. И тебе понадобится учиться этому. — А если я не хочу? — наклонил голову Эккен. — Это твое право, — согласился Змея, — вот только тогда тебе остается жить где-то одному. Всю свою жизнь. Сейчас это тебе покажется наилучшим выходом, а потом нет. Твой дар слишком очевиден для всех. Если ты что-то хочешь знать, лучше делать это незаметно, а не выдирая знание на глазах у всех. Ты же хорошо должен помнить, что следует за насильное вскрытие щитов. Но ты не можешь сам с этим справиться. Тебя затравят как ласку в курятнике. Ты опасен и никто не станет это терпеть, пока ты не научишься скрывать себя — это одна из твоих бед. Вторая — знать то, что ты не хотел бы знать, забывать это, не принимать близко к сердцу. Это частая беда дознавателей и шаманов. Этому все равно придется учиться, неважно даже куда ты пойдешь из этого дома. **** Ему следовало бы обходить дом Ахола стороной, но Хаке все равно решил зайти, раз уж по дороге. Может, Кайетан Ахола захочет что передать. И, конечно же, бывший супруг Экке совсем его не ждал. — Я собираюсь ехать к Экке, в скором времени, — Хаке прислонился плечом к дверному косяку, раз его не пригласили войти, хотя ночь была на пороге. — Я был у Тиадар и получил разрешение, и оказывается, я был первым, кто отважился на это. Так вот, если ты желаешь что-то ему передать, я готов. Недостаточно было упреков от самого себя, мыслей, отвлекавших его от работы, о том, что никакой закон не стоит того, чтобы бросить Экке, и все же он находил для себя оправдания — нужно еще чтобы притащился дружок Эккена. — Все, что я хотел бы ему передать, я передам сам, — уронил Кайетан, хотя все внутри протестовало, но письмо отдать Хаке? Чтобы он прочитал и посмеялся? С него станется, в этом Кайетан не сомневался. — Можешь передать ему мои наилучшие пожелания и обещание того, что я все-таки приеду. — «Все-таки», — передразнил его Хаке, глядя прямо в глаза, — а что тебе мешает сделать это прямо сейчас? — Почему я должен тебе отчитываться и кто ты таков?! — еще одно, чего он сам, не замечая, перенял у Ойхе Лойте. — Есть вещи, которые в этом мире выше моих личных бед. — Даже не представляю себе, что это может быть, — фыркнул Хаке. — Ладно, зря я к тебе пришел, Кайетан Ахола, но я передам все, что ты просишь. А ведь ему потом придется идти к Хаке самому, как стражник сейчас пришел. И не с наглой усмешкой, а с просьбой, иначе от кого он еще узнает, как там Экке? Поправляется ли он и приходит ли в себя? Глупостью было захлопнуть дверь прямо перед носом Хаке Иррена. **** Днем можно было отодвинуть занавески и смотреть сквозь огромные стекла, от пола до потолка, на заснеженный сад. Экке когда-то, в прошлой жизни, слышал, что равнинники любят такие дома, в один этаж и растянутые по земле, с лабиринтами комнат — и теперь он жил в таком доме. Когда Дагейд оставлял его в покое, Эккен, стараясь не уснуть, просто смотрел на падающий снег, на зеленые ели, укрытые белым покрывалом, на красную рябину. Красиво. Он старался теперь не спать, если не засыпать, то не приходят сны о грязной речной воде, об отвратительном запахе людей, о собственной беспомощности и бессильной злости от унижения. Если Дагейд — по странному прозвищу Змея — не хочет давать ему травы значит, он сам придумает что-то. Еще Эккен ходил по дому, стараясь ни с кем не встречаться, ни с Эари Каррну, ни со Змеей, ни с женщиной — так было спокойнее. Еще можно было читать. Раньше он редко брался за книги — в его собственной жизни было много интересного, а сейчас он проживал чужие, в книгах. — Пожалуй, тебе пора присоединяться к нам в столовой, — с Эари Каррну он все-таки встретился в лабиринтах коридоров, — ты уже достаточно окреп для того, чтобы не есть в спальне и меня это радует. Эккен только кивнул. Скорее всего, это опять решение Змеи. Знать бы точно, что им всем надо. Даже то, что он получил из щитов, никак не давало ответа. Оба дознавателя насторожены, оба благожелательны и Каррну отличается только тем, что в его чувствах есть раздражение. И они оба чего-то ждут, хотя чего догадаться несложно — ярла Войтана Тиадар. Есть ему почти не хотелось, и он заставлял себя, уступая уговорам Дагейда — хотелось хорошо прожаренного мяса, но никак не каши с ягодами или крепкого бульона, который ему готовили отдельно. — Потерпи немного, — уговаривал его Змея и на этот раз, — скоро тебе понадобится восстанавливать тело, и тогда будешь есть то, что любишь, а пока нужно дать зажить ранам. — Хорошо, — согласился Эккен, ковыряя кашу ложкой. Он уже и забыл, когда в последний раз ел вкусно — наверное, когда был в гостях дома… у той семьи, для которой теперь его нет. Зря он вспомнил, в груди опять стало больно. — Я хотел бы пойти в купальню, — воду ему тоже приносили в спальню и Змея помогал ему обтирать тело, чтобы не задеть заживающих шрамов. — Хорошее желание, — подозрительно легко согласился Змея, — мы с Эари составим тебе компанию. Надеюсь, ты не против? Против. Но не так, как было, когда он застал мальчишку ночью. Хлестнуло отказом «нет!». Хорошо. Очень хорошо. — Против. Я бы хотел один, — уткнулся в кашу Эккен — они что, вправду не понимают?! — Нет, — мягко сказал Дагейд. — Во-первых, там может быть скользкий пол, а во-вторых, ты ненароком можешь задеть спину и не проследить, насколько вода горяча. В-третьих, я не вижу того, чтобы помешало нам с Эари тоже искупаться. — Я видел тебя в той темнице, — глухо сказал Эари и Дагейд едва сдержался, чтобы не пнуть его под столом. Сейчас все испортит. — Я видел, когда тебя привезли в Алрис. Я помогал тебя везти сюда от земли людей. И что, ты до сих пор боишься повернуться ко мне спиной? Объясни мне, пожалуйста, эрни Экке, причину твоей неприязни. Что я сделал тебе такого, чтобы ты шарахался от меня по всем углам этого дома? Это связано с казнью Хаотдар? Резкость всегда была недостатком Эари, Дагейд помнил, но теперь он прямо перешел границы. Вот поэтому Эари никогда не работает со щитами, хотя хорошо обучен этому, поэтому основное оружие Каррну — это ум и меч. Эккен молчал, глядя в глубину тарелки, и щиты его были наглухо сомкнуты, молчал так долго, что Дагейд вслушивался в тишину, а взгляд упорно останавливался на черном завитке коротких волос, которые едва прикрывали уши юноши. — Я для тебя всего лишь неприятная работа, — сказал Эккен, — и ты знаешь, что это правда. Я благодарен тебе за все, но какую важность имеет мнение дела, которое ты исполняешь, даже если оно грязное? А теперь извините меня, я сыт. — Что ты на меня так смотришь? — изумился Эари. — Я давно это хотел спросить и если понадобится, спрошу еще раз. — И, чего смешного?! Сейчас он пойдет страдать и обижаться, а я опять по уши в дерьме и мне влетит от ярла. Все как обычно. — Ты, правда, не заметил?! — Дагейд не смог скрыть улыбку, как ни старался. — Он мог пришибить нас обоих и тебя в отдельности так, что мы с тобой отсюда долго бы не вышли, а он смог это сдержать! Я и не думал, что он так быстро учится! Объяснить самому себе, чего он так взъелся на Эари Каррну Эккен бы не смог, слишком многое будет неприятно самому. Эари был с ними с самого начала этой истории и не так уж плохо относился к нему в тюрьме, но каждое воспоминание, каждый локоть разматываемого клубка памяти был болью. Нужно будет все вспоминать днем или все придет ночью, очередным кошмаром. — Я принес тебе травы, — Дагейд все-таки смилостивился, поставив глиняную кружку на столик, — но только на эту ночь — я вижу, что ты устал от самого себя и тебе надо отдохнуть, но с каждым днем ты поправляешься и скоро мы будем учиться делать это без трав. — Вот как… вы уже за меня все решили, — усмехнулся Эккен. **** Времени у него было совсем немного, меньше, чем рассчитывал ярл, собираясь навестить свое поместье, но дела в столице совсем не желали ждать, а надежды на Иддера никакой не было — по крайней мере в ближайшее время. Прошение об отставке Войтан подписывать не стал, пусть Найэха запьет свое личное горе и может быть что-то придумает. Объяснение с семьями погибших им обоим далось не просто, но Иддер принял все близко к сердцу. — Подумай еще раз, и подумай хорошо, — в тот вечер они пили вместе, — иначе мне придется просто назначить тебя в обычные разъезды и там смерти будет больше. Обратного пути тоже не будет. — Мне все равно, — Иддер пил как не в себя, но хмелел с трудом, или это вино было дрянным? Нет, с дрянного дрянное же похмелье. — Я понял, я не хочу возвращаться в порт. Я не хочу видеть в каждом человеке преступника, а в каждом из своих того, кто соблазнится на чужие деньги и продаст все, что угодно и кого угодно. Как раньше теперь не будет и это полностью моя вина. А еще я не попросил прощения у эрни Экке и как это сделать даже не представляю — вот уж кому я не хотел испортить жизнь. Надо было все-таки настаивать на браке. — Я бы первый сделал все, чтобы он не состоялся, — Отрезал Войтан Тиадар. — Ты даже не знал бы, во что влип и пожалел бы об этом быстрее, чем Кайетан Ахола. — А он жалеет? — вскинулся Иддер Найэха. — Что-то непохоже. Но мне все равно интересно, на что он рассчитывал, ну кроме милости Ойхе Лойте? Экке не из тех, кто будет выбирать супруга по возможной карьере. — Он вообще не из тех, кому нужен брак и я надеюсь, что он достаточно убедился в этом и более не совершит подобной глупости даже с чьей-то подачи. А тебе я бы советовал вернуться в порт и подыскать себе эрнис. Но разговоры были пока бесполезны. Возможно, Иддеру Найэха стоит тоже подождать до весны, как и Эккену Лойте. Он приехал в поместье ночью. Два окна тускло светились, видные далеко, с поля, ведущего к дому — значит, не спят Эари и Дагейд. Войтан покупал поместье для сыновей, когда-то давно, когда они были еще маленькими и рассчитывал, что оно пригодится для будущей большой семьи и в собственной старости. Внуков и вправду было предостаточно, но поместье около Сердца, где можно было отдыхать и охотиться, так и пустовало. Молодежь предпочитала столицу, а не дом, стоящий в удалении от дорог. Но продавать пустующее почти годами поместье он и не думал — во-первых: может быть кому-то из Тиадар все-таки пригодится, а во-вторых: сюда иногда привозили раненых дознавателей или тех, кому требовалось уединение. Охотник, если согласится, станет тут частым гостем наверняка — ему будет нелегко среди множества нордеа в столице. Поручение найти пристойный, отдельно стоящий дом, который продают в столице Хаке Иррен уже получил — правда Войтан был не уверен, что горец, у которого за душой кроме подчиненного ему десятка таких же юнцов не было ничего, знает вообще что такое «пристойный дом». Не считать же такими горские домишки, где все ходят друг у друга по головам. **** Он почувствовал присутствие силы, раньше, чем осознал, что это не сон — чудовищной силы чужие щиты и чужая мощь словно сдавливали его в пространстве комнаты. Эккен боролся со сновидениями, но все внутри заставляло тело напрягаться, словно его дергали за невидимые нити — в доме чужак, гость, гость огромной силы, которую он знал и встречал раньше не раз, но никогда доселе не чувствовал столь ярко и близко. Сны ушли, оставляя его в забытьи, из которого он никак не мог выбраться, не мог проснуться, словно кто-то закрыл ему накрепко веки и разум. Если бы он мог выплыть из этого марева, в которое его загнали травы, он бы не думал — сразу вцепился бы в эту мощь, управляемый не разумом, но желаниями. Эта сила могла его исцелить, если бы можно было дотронуться до нее — но щиты гостя были накрепко сомкнуты, а Эккен слишком слаб… Если бы он мог проснуться! — Я дал ему больше трав, чем обычно и еще кое-что добавил, чтобы до утра он не проснулся, — Дагейд стоял перед ярлом, смотря как тот кутается в накидку и крепче сводит скулы, он знал отчего. — Он почувствовал вас сразу, как вы перешагнули через порог, и это он еще спит! — С этим придется что-то делать, Дагейд, — проронил Войтан Тиадар, который желал бы сказать больше и крепче, но бесцеремонное вторжение в щиты были сильными и нужно было защищаться, а не тратить время на слова, — и делать в ближайшее же время — он очень сильный. И если он не научится сдерживать себя, он может покалечить Эарана. Придумай узду, иначе мне будет очень жаль терять Охотника. Ты избалуешь его тем, что впускаешь к себе и он будет думать, что все позволено. Нет. А сейчас я хочу отдохнуть. Все остальное до утра. Отдохнуть это не значит спать, спать Войтан хотел, но теперь нельзя было расслабиться даже на миг, иначе Охотник не упустит своего. Глупый мальчишка, который не умеет управляться сам с собой и опять настойчиво лезет в смертельную ловушку. На этот раз в настойчивости эрни Экке не было желания, только дикая, бешеная жажда вскрыть чужие щиты и узнать все, что испытает их владелец. И это изменилось. Если бы они не упустили все дело, то возможно Охотника можно было бы контролировать с помощью постели — теперь нет, теперь с этим беда. Мальчишка все же уставал и это дало шанс Войтану выдохнуть, иначе бы до утра они оба выдохлись до полусмерти. И только совсем к рассвету ярл позволил себе смежить веки. Ярл Войтан. Первая мысль, что сверкнула в голове, когда Эккен наконец-то открыл глаза, когда зимнее солнце просачивалось сквозь занавеси. Это сила Войтана Тиадар… Значит он в доме и наверняка очень зол. Любой был бы зол, если бы на него набросились как голодный на кусок мяса. Он не хотел! Нет, хотел. Даже сейчас все внутри выло, как метель в ночь, словно в нем жил какой-то ненасытный зверь, с которым он пока не мог справиться. Будь проклят этот дар! — Я хочу с тобой поговорить наедине, — Эккен все-таки пришел к завтраку и эрн Войтан только кивнул головой в ответ на приветствие. Есть Эккену не хотелось, потому что все внутри снова взвыло голодом и больше всего ему хотелось куда-то убежать и забиться в угол, только чтобы угомонить зверя внутри. Чтобы его оставили один на один с ним. Или дали выпустить. — И я хочу, чтобы ты мне составил компанию в купальне. Ее уже приготовили. Да уж, это не Эари с Дагейдом, им не откажешь, показав недовольство. Сопротивляться Эккен сейчас даже не мог, присутствие силы путало все мысли и он молча пошел за эрном Войтаном, понимая, что его не ждет ничего хорошего. Лучше будет, если ярл его просто утопит. Пожалуй, это будет самым лучшим для всех. Грустно… Раньше в чувствах эрни Экке всегда была радость от встречи и ожидание чего-то хорошего, а теперь в чувствах юноши был страх и ожидание неизбежного наказания. Бедный мальчик, досталось ему. И еще достанется наверняка. В купальне было тепло, даже жарко натоплено. В отличие от столичных домов купальня была хоть и соединена подземной медной трубой с озерцом неподалеку, но все же воду в ней грели, только когда это требовалось хозяевам. — Я мечтал о горячей воде всю эту дорогу, — эрн Войтан пропустил его вперед, — а здесь, как известно, самое лучшее место, чтобы обсудить наше с тобой дело, Эккен. Раздеваться все равно придется, потому что это глупо и невежливо по отношению к эрну Войтану, уже снявшему верхнюю рубаху, поэтому Эккен потянул за шнур ворота, сглотнув ком. Раздеваться ему долго — еще нужно размотать ткань на руках, которая закрывала зажившие ожоги, Эккен теперь старался не смотреть на собственные руки, только утром, когда брал свежие узкие полосы полотна. И спина — что там, он не знал, в комнате, где он жил, не было зеркал, а до купальни он дошел впервые, но наверно не лучше — человек не щадил его нигде. Войтан рукой попробовал воду, Дагейд предупредил, что мальчишке нельзя в совсем горячую и нужно быть крайне осторожным. Он оглянулся, чтобы позвать замешкавшегося мальчишку и вдруг слова застряли у него в горле. Это не он. Эккен не помнил себя таким и сейчас, рассматривая незнакомца в зеркале, не верил отражению. Тощий высокий парень с неровными короткими волосами, бессильными плечами и затравленным взглядом, сжатыми в нитку губами. У него в той жизни не было шрамов, а этот незнакомец был изрезан ими — руки по локоть, бедра и спина в безобразных полосах, в сетке красных отметин под которыми были видны три ровных прямых пореза через все лопатки — его наказание за проступок. У этого оборвыша с нелепыми огромными карими запавшими глазами не было силы в теле, у Эккена Лойте она была — он помнил свои руки, помнил, что легко поднимал мешок муки и упражнялся с мечом без усталости, — этот заморыш не смог бы поднять клинка и удержать его прямо. Это не его тело, словно вместе с проклятым зверем ему дали чье-то другое, какого-то безвестного мертвеца. Тогда, в той жизни, ему нравилось смотреться в зеркало и братья — тогда у него еще были братья — часто смеялись над ним за эту привычку. Теперь же ему хотелось столкнуть отражение в воду, только чтобы не видеть. — Это не самые страшные раны, эрни, и часть из них заживет, то, что внутри — важнее, — наконец-то нашел слова Войтан, потому что о зеркале никто из них не подумал, даже Дагейд. — Но я должен попросить у тебя прощения за все то, что случилось. В этом есть немалая доля вины моей управы. И это касается не только похищения. Мне не следовало упускать ситуацию с самого начала и не следовало, молча смотреть на то, как Ойхе Лойте принял неверное решение. Твой отец сейчас раскаивается в этом. — Он больше не мой отец, — уронил Эккен, отворачиваясь от зеркала. Слова, словно осколками стекла, резали горло. — Здесь я не могу ничего изменить, эрни, — каждое слово сейчас нужно взвешивать, мальчишка практически на пределе, даже если забыть произошедшее ночью — одна ошибка и ничего уже не исправить потом, — но я могу исправить то, что касается моей управы. Тот, кто отдал приказ о прекращении твоей учебы, больше не занимает этой должности; те, кто устроил эту ловушку, скорее всего, мертвы, а их дома сожжены. — Вы только поэтому обращали на меня внимание? — сбил снова его с толку Эккен, который все-таки решил опуститься в воду и Войтан заметил, как на губах пробежала гримаса боли, которую мальчишка мгновенно спрятал. — Все эти подарки и прочее, это из-за дара? Со зверем внутри надо что-то делать, у Эккена сильно кружилась голова, и все словно плыло в мареве. И как назло еще этот разговор, который возможно решит все. — Отчасти да, но и сам по себе ты был весьма интересен. Но это не сравнить с тем, что нужно мне от тебя сейчас. Ты и твой дар. Я предлагаю тебе договор. Его условия таковы: ты возвращаешься весной в Келлин, возвращаешься дознавателем в мою управу и в свой собственный дом. Ты будешь исполнять то, что я и твои наставники поручат тебе. Взамен ты получишь личную защиту от меня и от князя Эарана. — Я уже где-то слышал это, — вода была горячей и спину, и руки щипало, но наконец-то это настоящая купальня, — а если я не соглашусь, меня будет ждать голодная смерть в подворотне. Эрн Лойте уже обещал мне подобное будущее, когда я не хотел брака с Кайетаном Ахола. Вам же очень нужны мои способности. — Я скажу тебе больше, — мальчишке все-таки в уме не откажешь, — они нужны только мне и князю Эарану и только благодаря нам они будут законны. Ты же хорошо знаешь, что полагается за то, что ты делаешь со щитами окружающих? Любой, кто пожалуется на твою наглость, будет прав по закону. В лучшем случае ты окажешься на рудниках, а в худшем — смерть в подворотне будет желанным выходом. Таких, как ты убивают и убивают жестоко. Я уже видел двух и они оба были слабее, чем ты один и они оба умели сдерживать то, что у них внутри. Ты не умеешь, и в любой деревне это будет очевидно, не говоря уже про Келлин. Одного из таких как ты убил Орих Истелин. Я расскажу тебе эту историю, не про войну, об этом ты слышал достаточно. Ты знаешь о том, что после войны Ястреб был долго в плену. Настолько долго, чтобы быть сломанным, если Ястреба вообще можно было сломать. Ястребы мне сородичи, но приказ победителя и приказ князя не обсуждается, тем более я сам принес эту клятву. Одним из тех, кто его спрашивал в плену и был с закрытым лицом — был Илиан. Не только он, но Илиан мог делать то, что делал ты, только слабее — он тратил много сил и много времени на учебу, чтобы постичь то, что ты делаешь даже не задумываясь. Ориха спрашивали много дознавателей и в присутствии князя тоже — это очень дорого ему стоило и думаю, что даже сейчас он просыпается от кошмаров, но мстить он стал только Илиану. Орих уже расплатился за это преступление жизнями своих сыновей, но я расскажу, что он сделал. Он оставил Илиана умирать в степи, голого и изрезанного, на жаре, растянув его между кольев, так, чтобы никто не слышал и не почувствовал его. Для таких, как ты это очень страшная смерть, эрни Экке. — Тогда я чего-то не понимаю, — помотал головой Эккен, передергиваясь от ужаса внутри, — этот Илиан был вашим дознавателем и он погиб, а вы обещаете мне защиту. Как это? Весь в отца… Кровь Лойте не вытравить никакими бумагами, с досадой подумал Войтан Тиадар, но вопрос весьма хорош. — Я не обещаю тебе бессмертия, и не обещаю, что в одном из заданий тебя не пристрелят или не зарубят — все будет зависеть от твоего искусства. Но я точно могу обещать тебе, что за свои способности ты не отправишься на рудники или не будешь убит по закону, как это может случиться. Ты опасен для Келлин и ситуация сейчас такова, что или ты соглашаешься на мои условия или будешь мертв или изгнан на рудники, а считай опять же мертв, при первой попытке проломить чьи-то щиты. Пока что я не предложил тебе ничего из того, что ты не желал ранее — ты хотел стать дознавателем, ты им станешь и на более высоком уровне, чем твои сверстники, которым пока что поручат разыскивать сбежавших куриц. Ты получишь независимость от своей бывшей семьи и свой дом. И свое имя. Но самое главное — ты научишься управлять тем, что у тебя внутри. — Что мне надо будет делать? Все эти милости не только же потому, что у меня когда-то были красивые глаза, этот «дар» — он действительно так важен для вас? «Важней меня самого точно!», — ответил Эккен сам себе. Им что-то нужно и это стоит дорого, так дорого, что Войтан Тиадар не торгуется. — Все, что делают другие, кто работает со щитами, но ты будешь спрашивать тех, кто угрожает княжеской власти или безопасности Келлин. Ты будешь стоять, когда нужно, в княжеской охране и слушать все, что надо слышать ушами и твоим даром. Иногда придется и сопровождать Эарана. Я хочу знать раньше, чем узнают другие, кто лжет, а кто замышляет бунт или измену. Еще я разрешу тебе получать все, что ты хочешь от приговоренных или от тех, на кого я укажу. А ты захочешь, поверь мне. Ты уже не раз пожалел об этом «подарке» и пожалеешь еще сотню, а то и тысячу раз, эрни, о том, что родился с этим. Я знаю как будет — тебе будет тяжело находиться в большом скоплении народа, невыносима будет толпа и необходимо будет уединение. Тебе придется пропускать через свое сердце многое, знать то, чего ты не хотел бы знать, и нелегко будет смотреть потом в другие лица. Это будет очень трудная работа, но она будет. Поэтому и моя цена так высока. Он даже не может сейчас сопротивляться. Голова беспощадно кружилась, а дар требовал своего, разодрать все щиты мужчины, который был не дальше, чем протянутая рука. Тогда, в прошлом, он бы дал многое, чтобы в купальне увидеть эрна Тиадар без одежды и не обманулся бы в ожиданиях, оставшись наедине — эрн Войтан вправду был хорош, так, как ему нравилось тогда и эрни Лойте не стал бы думать о возрасте ярла, которому годился во внуки. Чтобы отвлечься от зверя внутри Эккен не стесняясь, рассматривал Войтана Тиадар: крепкое сильное тело, с несколькими нитками шрамов от давних ран, наверно это была война; густые русые волосы, которые ярл расплел; широкие плечи и руки, которыми он наверняка мог свернуть кому-то шею — если бы он знал тогда… в прошлой жизни! — Сожалеешь? — усмехнулся ярл, заметив рассматривание, которое Эккен и не скрывал. — Я тоже. Наверно мне надо было рискнуть. — Чем? — Сосредоточиться было еще сложнее, а Войтан Тиадар только сбивал его с мыслей. — Всем. Мне надо было расстроить твой брак с Кайетаном Ахола всеми способами, вплоть до того, что самому взять тебя в супруги. Как ты понимаешь, это могло сказаться на моей репутации. И поверь, я бы сделал все, чтобы ты не пожалел об этом потом. — Я согласен, — быстро сказал Эккен, пока зверь чуть ослабил хватку. — Не в супруги, конечно, куда уж мне теперь, а на ваше предложение. **** Он снова плывет по течению… Ничему его жизнь не научила. Эккен досадовал сам на себя, но вариантов ведь и вправду не было. Законы он знал отлично и эрн Войтан не лгал, это он чувствовал. Был гнев, раздражение и замешательство, но не ложь — это все, что ему удалось услышать, пока он сдерживался и пока эрн Войтан защищался. Ярл обещал уехать утром, и нужно было продержаться еще одну ночь, но не пить дагейдовых трав — это снова будет обман. Эккен почти не разговаривал с дознавателем и не скрывал обиды. И все равно, несмотря на дар, его провели как ребенка! Он нашел себе место в зимнем саду дома — сюда мало кто приходил, но здесь он почти никого не слышал и никому не мешал. Может, стоит остаться тут на ночь? Все равно он чувствовал эрна Войтана, хоть и слабее. Княжеская охрана. Звучало заманчиво. И заманчиво будет посмотреть на лица тех, кто ждал его смерти и падения. Может ради этого он и согласился? Кайетан так и не приехал. Значит ему все равно, что случилось с Эккеном. Значит, они квиты и между ними теперь ничего нет. **** Ярл был доволен и он не скрывал этого, а довольство начальства вещь редкая, которую стоило бы ценить, хотя сейчас Эари вовсе не разделял радости. — Лучше бы я сразу согласился на равнинах ловить баб, — опасно было такое говорить при ярле, но удержаться он не мог. Войтан Тиадар таков — он может приказать собрать вещи и прямо сейчас отправить Эари Каррну в чине младшего дознавателя на равнины. И ехать ведь недалеко. — Хорошо, ярл. Что я должен делать? — Учить, Эари. Я разве неясно выразился? Ты будешь наставником эрни Эккена до тех пор, пока я не решу, что он может думать и действовать самостоятельно. Пока он на это никоим образом не способен. Приказы он будет получать от меня или я буду передавать их через вас. До весны ты должен помочь ему восстановить тело, а это значит заниматься с ним на оружии, стрелять, охотиться, так же разъясни ему то, как работает управа, что у нас принято, а что нет, как следует себя вести. — Хорошо, — принял приказ Эари. — Есть одна тонкость, и я обязан об этом сказать, Эрни Лойте, тьфу — Эккен, не очень-то расположен ко мне. Не знаю, где я его обидел, то ли когда пытался его вытащить из дерьма, куда он влез с ногами, то ли когда спасал ему жизнь той ночью. Мое мнение для него не имеет ценности. — Реши этот вопрос самостоятельно. И да, пока ты будешь считать его безмозглой шлюхой, у вас действительно ничего не выйдет — ни у тебя, ни у Дагейда. А ты, — ярл наконец-то обратился к Змее, молча слушавшему разговор, — делай то, о чем мы с тобой говорили. Можешь добиваться этого любыми способами — я разрешаю. Всадники?! Из окна комнаты Войтан Тиадар отчетливо видел двух всадников, приближающихся к поместью со стороны заката, в сумерках он различил трех лошадей, но всадников было двое — одна лошадь в поводу и нагружена. Один из всадников сидел на лошади так, словно был болен или был женщиной. Женщиной? — Ты впустишь меня, Войтан Тиадар, или нам возвращаться в ночь обратно? — Эрнис Элине еще не переступила порога дома и отряхивала снег с шерстяной юбки. Лицо ее было закрыто только снизу, тканью спускавшейся из-под меховой шапочки. И за ее плечом Войтан различил старшего сына Ойхе Лойте — Инце, возившегося с лошадьми. — Я приехала к своему сыну, Экке, а мой сын Инце к брату. Войтан молча посторонился, пропуская эрнис Лойте и давая пальцем указание Эари и Дагейду помочь с лошадьми. — Я думал, Элине, меня уже ничем не удивишь, но ты снова смогла, — вместо приветствия сказал ярл. — Мой дом — это твой дом, распоряжайся в нем как желаешь. Я уеду завтрашним утром при свидетелях. Я восхищен твоей смелостью, но удивлен тем, что Ойхе отпустил тебя в такой опасный путь только с одним сыном. «Что он вообще отпустил тебя!». Горец отпустил женщину одну, на равнины?! Нет… Ойхе не мог. Войтан слишком хорошо знал «старого друга Лойте». — Я разберусь со своим супругом после, и я приехала говорить не о нем, — Элине улыбнулась, снимая шапочку, на которой каплями блестел растаявший снег, — сейчас же я хочу увидеть своего сына. — Твой отец знает? — только и спросил ярл Инце, который так очевидно чувствовал себя неуютно в этом доме, что это было даже забавно. Старший сын Лойте занес в дом груз, в котором ярл узнал оружие эрни Экке и перевязь с одеждой. — Нет, — обронил Инце Лойте, ища глазами куда бы повесить мокрый от снега зимний плащ, — и он будет очень недоволен, но я был вынужден уступить матери, иначе она бы приехала одна. Будет очень недоволен. О, о гневе эрна Лойте ярл бы мог рассказать многое. О таком они с Ойхе не договаривались, ни слова не было про эрнис в их разговоре, но судьба распорядилась иначе. Что же, хорошо что здесь есть старший сын и честь эрнис Элине Лойте останется незапятнанной, но уехать лучше прямо сейчас, не дожидаясь утра, иначе эрн Лойте будет по-настоящему недоволен. — Это ужасно, Экке. Если ты найдешь ножницы, я приведу твою голову в порядок. Этот голос Эккен помнил и он был одним из тех спасительных воспоминаний, за которые он цеплялся, умирая в холодном подвале или корчась от боли, но теперь он слышал его наяву. Он резко обернулся, едва успев накинуть на голые плечи рубашку и эрнис Элине наконец-то смогла плакать.