Право Выбора

Кровь косули капала на свежевыпавший густой снег, по которому мужчины переступали ногами и мешали его в кашу. Утром Эари вернулся с охоты, подстрелив хорошую добычу, и теперь мужчины разделывали мясо, часть из которого пойдет на кухню, а часть оба дознавателя решили закоптить тонкими полосами. Во-первых, пригодится в любой поездке — такое мясо хранилось долго, усушенное и вяленное в дыму до прозрачности, а во-вторых, это занятие надолго. Эккен отрезал острейшим ножом тонкие полосы и складывал на деревянную доску, пересыпая перцем и травами, занятие ему нравилось, и можно было не думать, а подумать теперь ему всегда было о чем. Упражнения Дагейда, в которых он заставлял проявлять эмоции — сдерживаться, или наоборот сердиться; занятия с дыханием — оказывается, это тоже было важно и от длинны вздоха иногда зависела и величина гнева; заставлял слушать тишину и лес; распознавать эмоции на удалении или долго думать одну и ту же мысль. Впрочем, с последним было проще — как раз одна мысль и не давала ему покоя, отодвигая даже то, что не давало ему спать ночами. Эари сам отнес свежую печень на кухню. Жаль, что эрнис Элине завтра покидает дом — ради такой еды он бы согласился на что угодно, даже еще на одного эрни Эккена. Вот уж кому повезло, так это эрну Ойхе Лойте — таких пирогов и так приготовленного мяса еще нужно поискать. И уж можно не сомневаться — печень эрнис Элине приготовит так, что можно потом всю жизнь вспоминать. Они с Дагейдом остались вдвоем на дворе, Инце пережигал доски на угли и Эккену было непривычно видеть всегда надменного и чистоплотного брата за такой работой, однако Инце Лойте принял участие в общем деле без всяких возражений и теперь сидел около костра, глядя, как прогорают поленья и палкой разбирал уже готовые угли. Эккен утер лицо ладонью, забыв, что измазал пальцы в крови и только вздохнул. Дагейд справлялся быстрее — нож в руках старшего дознавателя был быстрым и точным, отделяя мясо от жил, пленок и костей. — Ты стал еще больше молчать, — вдруг сказал Змея. — И что-то ты не особенно рад родичам. Почему? Что тебе не дает покоя? Мальчишка и вправду сам не себя не похож с того дня, как согласился на условия ярла. Не похоже, что он жалеет, но все же что-то ему не дает покоя. И можно было ожидать, что визит матери и брата заставит его хотя бы улыбаться, но на лице эрни Экке была все та же задумчивость и разговорчивей он не стал. Хотя все это пошло ему на пользу, и присутствие эрнис Элине в доме было только в радость всем. Родичи привезли много одежды, которая позволяла юноше не только выходить из дома, но и поехать куда-то, и еще оба дознавателя любовались великолепной Снежинкой. Собственная лошадь, одежда, оружие, которое привезли сыну — не зря эрнис Элине Лойте называют одной из умнейших женщин Келлин. — Так что случилось? — Дагейд не собирался отпускать свою жертву просто так. Эккен оглянулся, Эари уже возвращался и при нем говорить этого не хотелось. — Нет, — угадал его мысли Змея, — так не пойдет дело, Экке, если ты доверяешь мне, ты должен доверять и своему второму наставнику — у нас одна и та же работа и тайны между нами могут только помешать. Наверно стоит сказать. Эккен крутил эту мысль несколько дней в голове и она мешала, как заноза. И Каррну должен понять — он был тогда рядом. — Эрн Войтан, — юноша опять размазал кровь по лицу, — сказал мне, когда уговаривал меня, о том, что я «буду получать от приговоренных то, что захочу». Я не переспросил его и жалею об этом. Что он хотел сказать? Дагейд даже сузил синий взгляд. Второе имя эрни — «неожиданность», не иначе — умеет удивить. — Эрн Войтан… — начал он, но Эари сделал знак замолчать и Дагейд подчинился. — Ярл имел в виду, эрни, что то, что ты уже пережил при казни Хаотдар, может повториться снова. Но на другие разы ты сам можешь этого захотеть и он тебе не откажет. Ты сам придешь на казнь. Вот что хотел сказать эрн Войтан. — Почему я должен этого захотеть? — Экке даже переспросил тише, а Эари в упор взглянул на него. — Это было отвратительно. Красивый мальчик все-таки, вдруг пришла самая неуместная мысль в голову Эари. А женская рука есть женская рука — неровно обрезанные волосы эрнис Элине хорошо подстригла и это шло эрни Эккену — темные глаза ярче выделялись на худом лице, а пряди трогательно не доходили даже до середины шеи. И эти следы крови на смуглой коже. До весны с ума тут сойти можно, решил Эари, и если Экке почувствует это, то ничего уже не вернешь. — Да, — согласился Эари, — я хорошо помню твои чувства тогда. Более чем. Но твой дар тоже стал сильнее и ярче. И ты будешь нуждаться в сильных чувствах. Страх смерти перед казнью одно из самых сильных. — Я не хочу, — Экке положил нож, — я не хочу так. Почему нет других чувств? Почему я должен хотеть получать удовольствие от чужой смерти?! Что вы мне еще не сказали? — Прекрати, — ужас на лице мальчишки был неподдельным и Змее стало жалко его. — Этот разговор останется между нами троими. Все будет зависеть от тебя, от того, что тебе больше нравится. Раньше тебе нравилось спать с мужчинами — это тоже сильное чувство и ты получал его в достатке. Если я верно понимаю, то ситуация изменилась. Тебе самому придется найти то, что тебе придется по нраву и казни это самый крайний выход, если ты не найдешь ничего другого, если тебе не хватит того, что ты и так будешь получать, выполняя свои обязанности. Эрн Войтан предположил самый худший вариант, который ему подсказывал опыт — если вдруг омертвеет твоя душа, но я думаю, этого не случится. — Мы советуем тебе пока забыть об этом и приложить все силы к занятиям. Да, завтра я хочу видеть тебя с тренировочным клинком в этом дворе. Пора начинать работать, эрни, не только головой. — Нет, — мотнул головой Эккен, — я спрошу еще. Войтан Тиадар видел таких как я и он мне рассказывал. Они ходили на казни? Илиан? — Я почти не застал его, и чуть-чуть только успел поучиться у него, — прикрыл глаза Дагейд, — но да, он бывал там. И он очень жестоко спрашивал. — Орих Истелин убил его за это? — вопрос не нравился его наставникам, Эккен почувствовал одновременное замешательство обоих. Равнинники… — И за кое-что еще, — ответил Эари. — Но это уже дело между Орихом Истелин и Войтаном Тиадар, и Илианом. Нам тоже не все рассказывают. Легче от ответа на вопрос не стало. Вот значит как. Что же, эрна Войтана не упрекнуть в нечестности. Значит, таково собственное будущее. — А выпивка не поможет? — Это был последний шанс и Эккен был абсолютно серьезен. — Тогда ты сопьешься раньше, — улыбнулся Дагейд. — Она почти не помогает, а иногда и усугубляет твои ощущения. Но все же послушай совета Эари и пока не думай об этом. — Примерь, сыночек, — за несколько дней мама сшила ему одежду. Как она успевала все — он никогда не понимал. — Если что-то понадобится, отправь обязательно письмо. Рубаха была темной и шерстяной, из мягкой тонкой шерсти и намного меньше, чем была его прежняя одежда. Ее тоже немного привезли, еще той, что оставалась в доме до свадьбы с Ахола, но она была вся велика теперь. Впрочем, на это было наплевать — теперь есть в чем выйти на улицу, есть сапоги и плащ, есть клинки. — Где моя шкатулка? — рубаха была впору, но мама сделала в ней потайные швы, распоров которые можно было носить одежду и тогда, когда сила снова вернется в тело. — Я ничего не буду просить у вас, прости, мама. Я хочу только свое и не более. Мы уже говорили об этом. — Вы оба с отцом упрямы как коты! — Элине все равно не хотела соглашаться. — Но ты упрямее! — Ни для него, ни для меня это не бумажка, — Эккен припомнил их первый разговор с матерью, несколько дней назад. — И если он готов отступить, то я нет. Не теперь — я не побегу как ошпарившийся ребенок к отцу, чтобы порыдать у него на руках! — Он сделал это потому, что от него потребовали. Это была цена за твою жизнь! — сколько она еще раз повторит это?! — Отец любит тебя, и он очень сожалеет, Экке. То, что случилось, очень ударило по нему и он не находит себе места. — Нет, — он много бы чего сказал, но не маме, только не ей. — Он давно обещал мне это и поступил со мной справедливо и как должно. Нет смысла поворачивать назад. Передай ему мое сожаление о случившемся. И я действительно рад, что у него все хорошо. Справедливость. Каждый раз, когда он вспоминал про эту бумагу, было больно в груди. От обиды и злости на самого себя. Три бумаги и одна из них была самой злой. Дознавателям ни к чему преступник — это ясно, Кайетану ни к чему изменник — нечего за это и переживать. Отец отказался от него, и это было больно. Плохой сын, не оправдавший надежд семьи, причинивший горе матери и отцу, позор братьям. Или вышвырнутый из дома за ошибку полумертвый от боли юнец, вступивший в нежеланный брак. Потому что важнее должность и благополучие семьи. А он, Эккен, дурная ветвь, которую стоит отрезать. Инце прав и Эккен был благодарен брату за откровенность. С Инце они почти не разговаривали. Тогда, в тот вечер, когда мама и брат приехали, Инце пришел к нему сам, уже после того, как мама выговорилась и наплакалась. — Я рад, что ты жив, — Эккен не стал стесняться, тем более что Инце плохо закрыл свои щиты. Действительно рад. Надо же. — И я не желал того, что случилось с тобой. Инце не стал его обнимать, как мама, он просто сел напротив, рассматривая младшего брата в упор. — Ты пришел прочитать мне мораль, о том, что бывает с теми, кто не слушает семью и предупреждений? — теперь несложно угадать чужие мысли, вот за это спасибо дару — пригодился хоть на дело. — Спасибо, у меня было время осознать это. Или ты просто сопровождал маму? — Да, иначе она уехала бы одна, а это безумие, когда женщина едет одна и еще на Равнины только ради тебя, Экке, — Инце очень похож на отца. Эккен помнил его таким, когда был ребенком. Теперь Инце одно лицо с тем Ойхе Лойте. — Они очень за тебя переживали, Экке, как только тебя арестовали. Но ты же наверно только за себя волновался — ты меньше всего думал о нас, когда совершил это, меньше всего думал о ком-то, когда шел топиться. — Ты пришел упрекнуть меня в этом, — Инце боялся и его страх Эккен чувствовал кожей, но Инце давно хочет сказать, так давно, что даже не стал тратить время на приветствия. — Наверно ты прав. Что ты от меня хочешь сейчас? Чтобы я попросил у тебя, у братьев и у отца прощения? Этого недостаточно? Инце отвел взгляд от изуродованных рук. — Этого достаточно для прощения, Инце? Это хорошая цена за то, что отец, как ты говоришь, любил меня больше чем вас и баловал больше и за то, что я пренебрег этим? Мне кажется, это теперь честно. В вашей дружной семье теперь нет паршивого родича, а я хорошо наказан за глупость. — Я не совсем это хотел сказать, Экке, — Эккен сглотнул, так была остра боль, что сейчас испытывал Инце. — Я наверно хотел разобраться с самим собой. Мне действительно жаль тебя и этого ужаса я не желал тебе, но и простить тебя за все я не могу. Особенно за то, что испытали родители. — А мне не нужно твоего прощения, Инце, — собственная боль и чужая перемешивались в нем в причудливый острый узор, — из вас никто не пришел в тюрьму, посмотреть за кого же я все-таки волнуюсь. А еще тогда мы были братьями. Теперь в этом доме они с Инце встречались только за общим столом и обменивались такими же общими фразами, но Эккен все равно чувствовал эту жалость и гнев даже сквозь сомкнутые щиты — Инце все-таки заметил чужака. **** Письмо, выписанное самим эрном Тиадар, пригодилось ему на границе с Равнинами. Хаке задницей чуял враждебность Истелин, окруживших его аж ввосьмером! В косы плетены шкуры и перья, на копьях тоже перья и надменности на каждой морде под меховыми накидками столько, что можно подумать каждый из них лично трахал всех князей Хелльстрем. — Хорошо, — кивнул ему важно щенок, похожий на того, с кем Экке сражался на турнире. Тидгер, да — Тидгер Истелин. — Мы проводим тебя до границ поместья ярла. Спорить с восьмеркой Ястребов будет только самоубийца, а если сейчас даже что-то вякнуть, то письмо ему могут запихать в задницу и тогда вряд ли он в скором времени увидит Экке. — Что у тебя в седельных сумках? — снова поинтересовался Ястреб. — Ничего особенного, пожрать и две бутылки вина. Вот ведь хорьки равнинные! Хаке не было нужды лгать. Что привезти в подарок Экке он так и не придумал, Ахола не соизволил ничего передать, и поэтому Хаке сделал самый лучший выбор — от золотого пятилетнего вина Экке всяко не откажется, да и штука для здоровья и настроя полезная, а ему точно сейчас погано. Хорошо еще было бы пирог из сурка — мимо ни один горец не пройдет, но, во-первых, зимой не время для сурчины, а во-вторых, не довезешь — или сам по дороге сожрешь или испортится. Бутылки Хаке замотал в заячьи шкуры, чтобы не побились и не померзли. Тоже штука забавная — не каждое вино хранят в бутылках из дорогого стекла, но золото этого вина должно видеть. — Ладно, — ответ не очень понравился Ястребу видно, но и по такой мелочи размениваться он не будет. — Что за дело у тебя в усадьбе Тиадар? Ты не дознаватель. — Там же написано, в бумаге, — Хаке хотел сказать, что не Ястреба это куриное дело, но вспомнил о границе. — А, так это то же, зачем пожаловала супруга эрна Лойте и его старший сын, — разочарованно протянул Ястреб, — а я-то думал. Ястребы, молча, повернули назад сразу, как указали ему дорогу на усадьбу и Хаке был почти благодарен им за это — хоть не надо бояться, что тебе копье сзади всадят, и никакие письма не помогут. Даже издалека среди четырех мужчин он различил Экке. Даже с короткими волосами это был Экке — высокий и с развернутыми плечами. И только когда Хаке спешился, он сначала запнулся взглядом об лицо — чужое и взрослое. — Я уже боялся, что тебя не увижу! — в радости Хаке можно было захлебнуться, так ее было много, а руки друга сжали ему плечи и Эккен не смог ему не ответить. — Дел ты, конечно, натворил, но главное что жив. Меня командир отпустил на день и этот ваш Тиадар разрешил. Фух, чтобы я еще раз поперся на равнины! Эккен улыбался. И улыбка была действительно хороша. Змея впервые видел ее и вспомнил все рассказы про Эккена Лойте. Наверно все же ему и без дара давалось все легко. Хаке Иррен — ярл рассказывал про него, предупреждая их с Эари о визите стражника — деревенщина с гор, любовник, лучший друг Эккена Лойте, свидетель и убийца. Неплох. — А эти двое тебя что, охраняют? — они допивали с Эккеном первую бутылку, дело шло медленно, потому что им надо было много друг другу сказать, но вторую Эккен со вздохом отставил, сказав что: «Змее это не понравится». Змея, стало полагать, один из двух. Дознавателя Каррну он уже видел, значит, Змея этот, с холодным взглядом. — Они мои наставники. Ярл Войтан обещал, что я вернусь в его управу. Змея еще и лекарь. Если бы не он, не знаю что было бы — я бы подох точно. Но ты обещал мне свои вести. — О, — хорошо что эту новость он не выложил сразу, — я теперь командир десятки! И жалование побольше и поинтереснее — все с гор. Теперь и жениться уже не стыдно. Правда пока не на ком, но это дело поправимое. — Кстати о делах, — вина Эккен не пил давным-давно, почти забыв его на вкус и этот был слаще меда, — помнишь, тогда, после суда, ты предлагал мне свое имя? Это еще в силе? — Ха! — Хаке вскочил. — Погоди, щас вернусь! А ярл Войтан умен, ничего не скажешь — как он мог об этом знать и еще посоветовать подготовить документы? Вот пройдоха! За короткое время, что ярл уделил ему в беседе, Хаке успел получить кучу распоряжений и указов и теперь, выполняя их, оставалось удивляться прозорливости Тиадар — вот уж кто не зря на своем месте. — Вот! — Хаке победно развернул бумагу, вытряхнув ее из кожаного конверта. — Тут чернила есть? Подписывай там справа, Эккен Иррен! «Принимает все права рода Иррен, все клятвы и все долги Иррен, все доходы в равных долях с Хаке Ангайр Иррен…» и далее. Свидетельство о вступлении в род уже с отметкой городской канцелярии, которую по закону не имели делать без его подписи, но сделали. Где-то там, в келлинских книгах он уже Иррен. — Ты еще раз подумай, — положил Эккен руку на бумагу, — точно ли тебе нужен такой родич? Это серьезно, Хаке. Я не знаю, что тебе там сказал Тиадар, но должен сказать я. — Серьезней некуда, — Хаке тоже перестал улыбаться, — ты главное второй раз топиться не надумай, а остальное разгребем. *** Змея посоветовал уезжать всем одновременно — Хаке Иррену и эрнис Элине, так безопаснее и надежней для эрнис, все трое еще и горцы, а встреча с Истелин на границе неизбежна. Эари вызвался быть проводником до границы, потому что хорошо знал, Ястребов рассердить легко — легче простого. — Прощай, — Инце подошел к нему последним, после того, как Эккена вдоволь наобнимала мать, и оставила сыну кучу советов, уговоров и слез, после того, как Хаке и Эккен коротко обжали друг другу плечи. — Я все равно рад видеть тебя живым, и ты можешь попросить меня всегда, даже если не хочешь, Экке Иррен. Вот теперь Инце обижен, и серьезно обижен — его брат принял чужое имя захудалого рода. Но отступать им обоим некуда. — Я тоже помогу тебе, чем смогу, — Экке коротко пожал руку Инце. — Чтобы не быть должным. **** Единственной красивой рубахой для того, чтобы одеть ее на прием к князю Эарану оказалась как раз та, которую принес Экке — зеленая и с вышивкой. Экке говорил, что такое носят на каждый день, но эта оказалась лучше, чем праздничные Кайетана Ахола. Вот уж наверно у бывшего супруга не стало бы дело за нарядами. К Хаке идти не понадобилось, но и Инце рассказал немного, почти ничего, кроме того, что Экке относительно жив, поправляется и похоже наглость никуда не делась. «Забудь его, я тебе советую. Он забудет нас, а нам стоит забыть о нем!» — вот что сказал брат бывшего супруга. Месяц, отведенный ему на подготовку закона минул и теперь эрн Лойте не просто затребовал готовую работу, а берет его с собой во дворец, чтобы Кайетан сам мог рассказать о том, что сделано. Раньше и мечтать об этом не смел… Кайетан очень старался не глазеть по сторонам, пока они шли по казавшимся ему бесконечными дворцовым переходам. Но посмотреть было на что — картины, вышитые и нарисованные, серебряные инкрустации в цветном камне, добытом в горах княжества; молчаливые воины, которые казались неживыми. — Веди себя спокойно, — эрн Лойте словно почувствовал его волнение, — эрн Эаран еще никого не съел на моей памяти. Это наша с тобой работа, вот и все. Ты и я знаем о наследовании лучше, чем князь, но нам надо не показать ему это. Наверно эрн Лойте знал про Экке больше остальных, но его спрашивать Кайетан не решился — глава управы и так неважно выглядел в последнее время. В работе эрн Лойте был все так же внимателен и требователен, но Кайетан замечал его задумчивость и то, что начальник перестал совсем улыбаться, а любой разговор с ним был кратким, словно эрн Лойте был погружен в свои мысли. И все равно, когда перед ними открыли последние двери, Кайетан едва смог сделать шаг вперед от волнения, прижимая к себе папку с будущим законом и тщательно выписанными им примерами всех возможных вариантов наследования в княжестве — на всякий случай, вдруг пригодится. Князя Эарана он видел и раньше, например, на том турнире, где Экке сражался с Истелин, но так близко — впервые. И все что рассказывали, было правдой. Лучший род гор, Хелльстрем, платиновые волосы и венец, который делал Изменник — искусная работа, что уж говорить; ледяные глаза, не сказать даже какого цвета — сине-зеленые. Князь Эаран. Спасибо эрну Ойхе, подпихнувшему его сзади — вот уж кто совсем не терялся. Эрн Войтан поприветствовал князя, представил Кайетана, который только смог коротко поклониться. Так это и есть бывший супруг печально известного эрни Эккена? Эаран внимательно слушал, как Кайетан Ахола говорил, смотрел, как тот раскладывал бумаги, искренне увлеченный своим законом, и совершенно переставший наконец-то смущаться. Да уж, неплохая партия для многих, но наверно не для Эккена Лойте, особенно учитывая то, за что ценил младшего сына эрна Ойхе Войтан Тиадар. Блестящий законник проиграл преступнику Хаотдар. А вот эрн Ойхе молчит, изредка вставляя свои комментарии, но скорее давая дорогу эрну Ахола. Эрн Ойхе был с Эараном давно, вторым наставником после эрна Тиадар и Эаран вдруг подумал, что они оба, его наставники, совершенно одинаковы — ярл Войтан справился бы с законами, а эрн Ойхе держал бы в кулаке государственный порядок. Когда-то в юности ему казалось, что ярл Тиадар более жесток и суров, а эрн Ойхе всегда мягче говорил и за его безупречной вежливостью и спокойствием не могли крыться ярость и гнев, но, однако, эрн Лойте расправился со своими врагами так, что содрогнулись многие. Отец хотел равновесия и выбрал по одному достойному воину с гор и равнин — двух врагов и две самые надежные опоры для будущего князя Эарана. А теперь одна из опор явно хочет передать эту ношу другому. Это будет не сразу, но все же, надо вслушиваться в закон и понять, почему эрн Лойте выбрал именно Кайетана Ахола. Закон был безупречным, а эрн Ахола говорил так, что Эарану негде было даже задать вопрос — все очень понятно, разложено как будто объяснял бы ученику. И не поленился придти с пояснениями. — Великолепно, — кивнул Эаран. — Наверно у меня даже не найдется вопросов, чтобы их задать вам, эрн Ахола, так все понятно и работа действительно огромная. Но, я надеюсь, вы повторите все это же на княжеском совете. — Повторит, — ответил за Кайетана Ахола эрн Ойхе. — Более того, возможно мы сможем найти с общей помощью слабые места, потому что лучше их найти сейчас, чем когда это будет поздно. — Совершенно с вами согласен, — законники поднялись, понимая, что прием закончен и эрн Ахола аккуратно собрал бумаги в кожаный чехол. — Я готов уже предположить тех, кому он не понравится, и кому было удобно трактовать неразбериху в свою пользу. — Отдай бумаги переписчикам. Первую копию пусть отправят Войтану Тиадар, — они уже вернулись в управу на экипаже эрна Лойте, и Кайетану до смерти хотелось спать, так он устал от волнения. — Если он прочитает это до княжеского совета, то нам с тобой будет возможно легче отстоять закон. Войтан будет первым, кому это не придется по нраву. **** Сначала Эари решил, что он ослышался, что может быть Змея пьян и не соображает что несет? Но синие глаза дознавателя были абсолютно ясными, а лицо безмятежным, как всегда. Как в голову-то такое может придти?! — Ты совсем заигрался, кажется… — очень редко Эари Каррну терялся с ответом, — как ты додумался-то до такого?! — Я хочу проверить, Эари, — Дагейд был абсолютно серьезен. — Я хочу проверить одну вещь, может быть это жестоко и непристойно, но мне нужно знать, как он отнесется к этому и насколько хорош его самоконтроль. Это очень важно — ему предстоит сопровождать ярла и самого князя. А кроме тебя здесь больше никого нет. Эрнис не подойдет и предлагать такое женщине — недостойно мужчины. — А мне, значит, достойно? — изумился Эари. — Я верно же тебя понял, ты хочешь, чтобы мы встретились ночью в твоей спальне не для того, чтобы обсудить новый приказ ярла или поболтать о разных делах. — Да. Чего тебе не нравится? — пожал плечами Змея. — Ну хочешь, я уступлю тебе, мне нет разницы. Я, конечно, твоим обычным любовникам в отцы гожусь, как ты впрочем, но могу постараться. — Нет уж, — поморщился Эари, представив себе эту картину, — их нужно три, чтобы тебя одного получить, а на это у меня уже сил не хватит, так уж тогда изволь расстараться сам, тем более это тебе больше интересно. — То есть ты согласен? — переспросил Змея утвердительно. — Это хорошо. Ты тоже слегка не из тех, кого я обычно выбираю. Вот это новость. Змея еще и спит с кем-то? Всегда все то, что происходило со Змеей вне управы, оставалось для дознавателей загадкой. Он исчезал сразу после завершения очередного дела и появлялся ровно тогда, когда этого желал ярл. Эари никогда не встречал его в городе, в тавернах или просто на улице, словно Змея скрывался где-то от всего мира. Хотя он все равно мужчина и ему нужно то, что обычно нужно мужчинам, значит, где-то Змея ест, спит и трахается, да и еще выбирает. — Постой, — осенило Эари, — мне, конечно тоже тут осточертело торчать, как нянька у ребенка, и тоже приперло так, что яйца звенят, но до такого я бы не додумался. — Если у тебя что-то звенит, то подумай об эрни Вальтегис и помоги себе рукой, — Змея ожидаемо не оскорбился, — проверенный способ. А лучше потерпи. Просто так я бы не стал предлагать тебе это. Есть еще одно условие — нам обоим придется почти снять щиты — он должен слышать все, что мы чувствуем и если можно, постарайся все же получить удовольствие. — Нет, это ты постарайся мне его доставить, — не согласился Эари. — Не перебор ли это? Подумай сам… После всего, что с ним случилось? Это жестоко, Дагейд. — Я думал об этом, — коротко кивнул Змея. — Да, жестоко, но он должен быть готов ко всему, у него не должно быть слабых мест. А это одно из самых слабых, куда его можно ударить — ему будут напоминать, и напоминать не раз, ему нужно научиться это терпеть. Так почему не преподать урок сейчас? — Что на это скажет ярл? — да, таким вопросом Змею не заставить передумать, но Эари цеплялся за последнее. — Ярл сказал мне делать все, что я считаю нужным. А нужным я считаю это, так что жду тебя у себя в спальне вечером. Для того, чтобы скрасить нам вечер есть отличное вино. И постарайся забыть о нашем разговоре. Наверно это должно быть интересно, он никогда не видел Змею обнаженным, а ведь наверняка есть на что посмотреть. Мало кто видел Змею и без платка, закрывающего лицо, так что в своем роде это будет открытие, а открытия Эари любил. Об этом никому они оба не расскажут, а эрни Экке, теперь уже Эккен Иррен, тем более. Мальчишка вообще не склонен к болтовне, а сейчас тем более. Но еще более интересно наблюдать за Змеей, Эари никогда не жил с кем-то рядом так близко и так долго и не уставал удивляться уму Дагейда, наверно потому что тот все-таки шаман. Жаль, Змеи не было рядом, когда случилась беда с эрни Эккеном — сколько бы всего можно было бы избежать… Он все-таки пришел, вечером, когда Эккен ушел в свою спальню после ужина и после того, как сходил в купальню. Змея сумасшедший, но наверняка он мог узнать, что Эари осточертело до смерти торчать в этом поместье, осточертело заниматься одним и тем же с мальчишкой в зале, рассказывать про ловушки на путях дознавателей и прочее. До смерти хотелось в Келлин, напиться и потрахаться. И дела — хорошего дела, такого, чтобы пойманный преступник трепыхался в руках как пойманная рыба. — Так какое у тебя вино? — спросил Эари, открыв дверь спальни Дагейда. Змея аккуратен, все вещи на своих местах и аккуратно свернуты или развешаны. Даже сапоги около двери, а не под кроватью. — И еще, у тебя же есть масло, или мне вернуться на кухню? — Даже не спрашивай, зачем я взял сюда с собой масло и зачем я возил его из Келлин в Алрис, а потом сюда, — да уж, Змею ничем не удивить, Эари просто смотрел, как старший дознаватель отложил книгу и полез куда-то в кожаную сумку на спинке кресла. — Если тебе понравится, то можешь потом думать, что я готовился к твоему соблазнению. — А если бы ярл приказал убрать меня с глаз долой, в Келлин? Кого бы ты тут соблазнял? Не эрни Экке же, — ухмыльнулся Эари, все-таки дознавательский характер никуда не деть. — Отчего бы нет? — Змей даже не повел точеной бровью. — Рано или поздно дошло бы до чего-то подобного. — Вот за это нам точно ярл голову бы оторвал, — вздохнул Эари. Ничем Дагейда не проймешь. — Наливай же. Вино было крепким, таким как надо, чтобы они уже через два кубка забыли о том, что именно дело заставило их собраться тут вместе. Да и идея начала казаться Эари не такой уж дурной. Тем более и выбирать не из чего, не приставать же, в самом деле к эрни Экке — ему и так досталось, да и когда он так близко будет со Змеей? Эари упустил момент, когда Дагейд избавился от нижней рубахи и оказался в кресле полуголым, о чем-то рассказывая. Эари слушал вполуха и больше рассматривал. А посмотреть было на что — ох, не зря эрни Вальтегис провожал Змея взглядом каждый раз. Конечно, сильных бойцов в управе было много, и было из чего выбрать, а уж тем более Вальтегису, но Дагейд был действительно хорош. Текучее сильное тело, золотистое и настолько хорошо сложенное, что Эари казалось, Дагейд отлит из единого куска металла. Что же, теперь можно и самому не стесняться. — Каждый раз вижу и изумляюсь, какая у тебя белая кожа, — кивнул Дагейд, в сумраке свечей его глаза казались черными, — и черные глаза. Ты наверно единственный во всей стране такой. Или твои родичи такие же? — Нет, — Эари смаковал вино, такое он пробовал впервые, а тело вдруг переставало подчиняться, растекаясь маслом по креслу, мысли стали расслабленными, — никто не знает, почему так получилось ни мать, ни отец, ни сосед, но это не очень удобно — меня легко запомнить. — Да, — согласился Змея. Волосы его вдруг оказались распущены, длинной гривой волос, и Эари это показалось волшебством. Когда Змея успевает это делать?! — Что это за вино? — не особенно надеясь на ответ, спросил он. — И что ты туда подмешал? — Ничего из того, о чем бы ты пожалел потом, белоснежный Эари — вино и травы, — Дагейд улыбнулся так, что Эари даже сморгнул, не кажется ли ему, но сил сопротивляться уже не было. Вот Змея! О том, чтобы успеть запомнить момент, когда они оба оказались обнаженными в кровати, Эари даже не помышлял. Спасибо, что травы Дагейда оставили ему чувства, сделав восприятие еще более острым и заставив сосредоточиться на самом главном. — Я тебе это запомню! — только и успел шепнуть Эари, когда сам первый поцеловал Змею, а потом он просто забыл про разум и мысли. Рядом тишина, в которой он слышал дыхание Змеи, гладкая кожа сильного красивого тела, ворох мягких, как у ребенка волос — вот уж никогда бы не подумал, и сам Дагейд, который прижимал его к кровати, изучая везде, куда мог дотянуться ладонями и лицом. Снизу он был давно, в такой молодости, что даже и забыл лицо и имя того, кто был сверху, да и неважно это было теперь. Змея сам отлично знал, что надо делать, Эари просто растекался маслом под его руками, губами и телом, которое было приятно тяжелым, можно было бы закрыть глаза и отдаться на волю Змеи, но Эари хотел видеть. — Знаешь, что, пожалуй я попробую так! — ему каким-то чудом удалось оказаться сверху, сидящим на Дагейде, и это понравилось Эари — вот теперь все отлично видно, и Змею, который щурил глаза и улыбался и его грудь, которая ходила ходуном и отличный член, впрочем, на последний смотреть не надо, он не для этого. — Вот теперь давай, — Дагейд протянул ему масло, терпкое, пахнущее чем-то приятным, хотя Эари не был знаком этот запах, тоже наверно какие-то шаманские штучки. — И не смотри на шрам. Шрам был единственным на теле, уродовавшим совершенство белизны кожи Эари Каррну, розовой кривой ниткой выделявшийся на боку. — Он прекрасен, — шепнул Дагейд, сжимая ладонями талию Эари и приоткрывая щиты — не врал. — Скажи мне, кто это сделал, и я его убью, чтобы он больше не рисовал такого. — Он уже мертв, — Эари даже зажмурился с непривычки — а Дагейд большой не только телом, — я прикончил его тогда же. Снять щиты. Почти до конца. Но сейчас он бы и не смог держать их, одурманенный вином и ласками, да и не хотел бы, признаться честно, что тут такого? Что они не мужчины или дали слово кому-то? Нет. О, Дагейд не жалел ничего, ни восхищения, ни силы, ни власти, он брал свое уверенно, хотя и бережно, Эари чувствовал это, как и то, что Дагейду хочется перевернуть его на спину и отодрать как следует. — А пожалуй! — Эари увлек его за собой, стараясь не разорвать связи, потому что это было не в его силах. — Давай, нечего меня жалеть! Разбудили. Эари и Дагейду оставалось всего ничего в этой ночи, состоящей из вздохов, скомканного белья, прижатых волос, пота и острого наслаждения, когда словно копьем, пущенным охотником, взрезало всё это — гнев, обида, недовольство, раздражение и удивление: «как вы посмели?!». «Не много ли ты берешь на себя, Охотник? — вдруг взбеленился Эари, в ответной обиде, — В этом мы ничем перед тобой не провинились, так что изволь потерпеть!» — Не смей! — чтобы Змея даже не думал остановиться, вот этого Эари ему точно не забудет, и более — чужое недовольство сделало все еще острей, словно не стало ничего важнее, как наконец-то разрядиться и обнять руками влажные плечи Дагейда, прижимая его к себе, вслушаться в его сбивчивое дыхание, миг за мигом становящимся ровным. О, теперь эрни Эккен даже не стеснялся, взламывая их щиты, оскорбленный и рассерженный. Эари с трудом мог их сдвинуть сейчас, расслабленный, да и зачем — что там еще нового для себя найдешь, мальчик? — Я утром разберусь, — Дагейд отпустил его, вытянулся рядом, закинув ногу на ногу и не прикрылся одеялом, зевнул широко и сладко, — спи. Хороших тебе снов. А они будут. Сейчас закончится действие одних трав и начнется действие других — он хорошо рассчитал смесь и был рад, что не ошибся решив ее использовать, так проще им обоим, Эари пошипит и перестанет — вот уж кто змея-то. *** — Я его убью сам, если ему так не терпится!!! — Эари был в бешенстве. Эккен Иррен может вывести из себя любого. Это что, привычка такая, молча уходить и не предупреждать, бросая все?! И за что это наказание ему, Эари Каррну?! — Я его макну мордой в ледяную воду и оставлю там, чтобы хоть что-то в голове появилось! Дерьмо малолетнее!!! На лошадях нагнать эрни было легче. Зима, и след, уходящий от усадьбы только один и свежий. Они окружили его как добычу, Змея заехал вперед, а Эари поднял коня на дыбы за спиной. — Стоять! — рявкнул Змея, сделав знак рукой Эари, чтобы тот молчал и спрыгнул со своего гнедого. — Куда ты направился?! Река замерзла на этот раз, эрни. Скажи мне, ты из-за каждой ерунды будешь делать глупости? Мальчишка только смотрел, темными глазами с красными прожилками. Плакал. Не очень-то хорошо дело, но этого можно было ожидать. — Это всего лишь урок, эрни, — голос Змеи был холоден, как это утро. — Один из уроков, с которым ты не справился. Ты думаешь, что там, — Змея махнул куда-то в сторону востока, Келлин, — тебе все будут рады? Нет. Я тебе больше скажу, тебя будут ненавидеть, и искать твои слабости, как только ты закроешь лицо платком. Вот одна из них. Тебе никто не припомнит плен и насилие? Будет все — тебя натыкают носом, как нашкодившего котенка во все, что было. В твою прошлую жизнь, в твое наказание, в твою измену. Тебя очень легко вывести из себя, нажми на слабое место и все — ты сдался. Кто-то начнет обниматься на твоих глазах, и ты забудешь про свое дело, про ярла и князя?! Плохо, эрни Экке, отвратительно. Я ждал от тебя терпения и умения управлять собой, у тебя ведь получалось, но ты сделал шаг назад, в ту пропасть, из которой только что стал выбираться. — Ты все сказал? — Охотник сощурил глаза и этот прищур был знаком обоим дознавателям, у которых одновременно холод пробежал по позвоночнику — готов броситься на добычу, готов к бою и им придется защищаться. — Но, может быть, я тоже хочу? — Эрни Экке моргнул глазами, скидывая с себя охотничью стойку и лицо его стало каким-то по-детски беззащитным. — А мне теперь… Но, да, я услышал твой урок. Всем будет наплевать. Шрамы — изуродованные руки и тело, вот о чем он. А ведь предупреждал же Дагейда, что может и не надо этого урока. Это действительно жестоко. — Это заживет, — Эари подошел ближе, и, не давая Эккену даже времени сделать шаг, обнял, закрывая плащом, не спрашивая разрешения запустил руку в темные густые кудри, успокаивающе поглаживая, — это все заживет. А если останутся следы, то они будут неважны, так что все еще будет, эрни — будет, кому не наплевать. Поехали в усадьбу, мой конь выдержит двоих. Будут еще уроки, потерпи.