Право Выбора

— Ничего бы не получилось… — жестко усмехнулся Эккен. Разговор между двумя бывшими супругами никак не складывался. Сначала мялся Кайетан, понимая, что спросить «как ты?» будет несусветной глупостью — и так видно, что плохо. Этот худой черноволосый эрни, открывший ему дверь, не был похож на Эккена, все было чужим: волосы, фигура, худоба, но особенно глаза. Глаза были чужими и злыми, такими, каких он не помнил у Экке. Он видел тогда Экке разным, даже когда бывший супруг злился, капризничал и просто издевался, в его глазах не было злости и такой беспросветной тоски. Теперь же они оба сидели за столом и не знали о чем говорить. Эккен был уже пьян, когда пришел Кайетан. — Ты наверно хочешь спросить, почему я не пришел раньше? — вино было невкусным, но Кайетан все равно пил, вдруг поможет. — Зачем? — пожал плечами Эккен, пить ему не хотелось, но он все равно делал небольшие глотки. — Но я ждал тебя тогда, когда меня только привезли в поместье ярла. Я думал, ты тогда приедешь. — Если бы твой отец и твой ярл не окружили тебя такой тайной, я бы приехал. Но, кто я таков, чтобы врываться в чужой дом без спросу? — Моя мать не спросила моего отца и не спросила Войтана, — то, что искривило тонкие губы Экке, было меньше всего похоже на его прежнюю улыбку. — Она с одним Инце отправилась на равнины. Не ври самому себе, Кайетан, а тем более мне. Это очень удобная отговорка и не более того. «Ты всегда был трусом», — хотелось добавить Эккену, но все-таки пьян он был еще не настолько. — Наверно, — согласился Кайетан. — Я еще думал, что тебе наверно не до меня и меньше всего ты захочешь меня видеть и вспоминать. Тебе так плохо было со мной? — Скажи мне, — Экке вдруг прищурился и подался вперед, чтобы почти соприкоснуться плечами с Кайетаном, — ты же охотился в горах, тогда знаешь… когда долго-долго идешь вверх, и хочешь пить, а вода уже кончилась и как назло, ни ручья, ни снега… Ты бы все отдал за большую кружку воды, а тебе дают маленький наперсток, и что-то вроде на языке есть, но только подразнить. Это как? Вот так мне и было с тобой. Но это не твоя вина. Это то, ради чего эрны Лойте и Тиадар развели те самые тайны. Дело во мне, Кайетан, и знай я это раньше, я бы ни за что не согласился на брак с тобой. Даже если бы Лойте пришлось вернуться в горы. — Это связано со щитами? — можно было догадаться, рано или поздно. Если свести все к одному: казнь Хаотдар, то, что Экке сохранили жизнь, дознавателей с их тайнами и то, как в Экке вцепился эрн Тиадар — есть то, зачем управе нужен именно Экке. В Келлин достаточно бойцов и воинов, чтобы Экке ценили не за воинские качества. — И ты тоже оставишь это тайной для меня? — Нет, не оставлю, — криво усмехнулся Эккен, — а то ты подушку протрешь до дыр, думая, что же не так… Я вижу тебя насквозь. Любого, кого угодно. Я могу сейчас взять и вскрыть все твои щиты, Кайетан. И ты потом не посмеешь сказать, что это было незаконно. Всю зиму я не только зализывал раны, но и думал и учился. Я и раньше умел, только делал неправильно — это мне Дагейд рассказал. — Я бы тоже послушал, — осторожно сказал Кайетан, стараясь не вспугнуть, Эккен сейчас похож на тетиву лука, готового к выстрелу. — Ты должен помнить, что обо мне рассказывали… о том, что я переспал с каждым в этом городе и с каждым, кто остановился на постоялом дворе. Не с каждым, Кайэ. Я бы никогда по доброй воле не стал бы спать с тобой. Знаешь почему? — Сейчас Кайетан пожалеет, что пожелал узнать то, что ему бы знать не стоило… — Ты трахаешься только потому, что этого требует твое тело, да и то, когда уж совсем припрет — спустил, поцеловал в лоб и заснул. Сдохнуть мне от этого хотелось — ты ничего не чувствуешь, кроме облегчения. Ах, ну да, я тебе приятен. Немного нежности и счастья. Ты видел Иддера Найэху? Или Хаке? Они трахаются так, как будто это война, как в последний раз, это как попасть под водопад, Кайе, вместо струйки воды. Они искренне восхищаются, любят, сражаются. Я заставлял, нет, не заставлял — они сами хотели спать со мной, а взамен получал все, что я хочу — я знал любое их чувство и мне нравились те, что были обращены на меня. Дагейд говорил, что я открывал чужие щиты, пользуясь своим телом, отвлекая… А теперь я делаю это просто разумом. И я учусь делать так, чтобы жертва ничего не заподозрила. Это опасная тайна, Кайетан, и я доверяю ее тебе. Ты же не обидишься на то, что я назвал тебя плохим любовником? — Приласкал, так приласкал… — ему наверно понадобится несколько дней, чтобы понять все то, что он сейчас услышал. Где-то внутри стало горячо от обиды и от того, что уже ничего не изменить, не сказать «нет» эрну Лойте. — Твой отец знал об этом до нашей свадьбы? — одно воспоминание об Ойхе Лойте заставило задать этот вопрос. — Не думаю, — Эккен чуть сбавил тон, — если бы он знал, то не подпустил бы ко мне Войтана Тиадар или цена за меня была бы очень высока. Он проторговался, Кайе. В этом «Кайе» было ничего от прежнего голоса, которым Экке произносил домашнее имя. — Он дорого за это заплатил, Экке, — ответил Кайетан тем же. — Не дороже чем ты, конечно, но вся эта история обошлась недешево. — Он опять заплатил мной. За милость князя — бумагой о моем изгнании из семьи. Я не просил никого из вас о помиловании, и если бы я знал, что случится на казни Гелана, я бы просил убить меня первым. Вам всем было бы так проще и тогда, и сейчас. — Мне так никто и не сказал, что случилось с тобой, там. Я не знал, что с тобой делать, Экке, когда забрал тебя из тюрьмы. Эари Каррну спас тебе жизнь… — Ничего особенного со мной не случилось, это я теперь понимаю, — вино просто не лезло уже в глотку. — Гелану перерезали горло, а я почувствовал это так, как будто его перерезали мне. Я услышал его полностью, от самого малейшего ощущения, Кайэ, пока он не перестал дышать. Но я просто хотел спросить, почему он предал меня — вот и все. И если я верно понял моих наставников, мне придется это пережить снова и снова. Чудовищно. Просто невозможно понять то, что он сейчас услышал… И тот, кто сидел перед ним, не был уже Эккеном, но был чудовищем, не нордеа… Тонкий нос, узкие злые губы, глубокие как омуты темные глаза с длинными ресницами — Экке и сейчас красив, но это уже не Экке. — Чего ты так перепугался? — опять эта кривая усмешка, искажающая черты. — Это вряд ли случится с тобой. Я завидую тебе, Кайэ, и тому, что ты спокоен — тебя сложно вывести из себя и удивить… Хотя мне удалось. Я бы хотел ничего не слышать и не чувствовать. Не так, как сейчас. — Ты поэтому хотел убить себя, — сглотнул комок в горле Кайетан, — поэтому ты молчал и ушел? — И поэтому тоже. А что мне оставалось делать? Ты бы не вышвырнул меня из дома, но мне пришлось бы видеть тебя каждый день, каждый день помнить все это, быть благодарным, есть твой хлеб. Я не знал, что буду делать. Надо мной бы смеялся весь город… — Тебе предлагали покровительство в письмах. И это были не последние фамилии. — Ну, это ты у нас любишь покровительство сильных, — не смог удержаться Эккен. — Я может и шлюха, но не настолько. Вот скажи мне, как ты собираешься играть в те игры, которые любит мой отец? Он не только законник, он один из первых интриганов в этом городе. Ты бы смог размазать своих врагов так, как это сделал он? Или ты всерьез веришь, что только безупречное знание законов сделает тебя его преемником? — Я надеюсь, что он научит меня, — коротко отрезал Кайетан — Экке бьет без жалости, но он пришел за этим сам, глупо было надеяться на что-то другое. — Ты вправду такой наивный дурачок, или притворяешься? — вздохнул Эккен. — Но, думаю, что отец знал что делал, когда выбрал тебя. Он ошибся только со мной. Они молчали, допивая вино, но Кайетан все равно не мог оторвать взгляда от юноши, пытаясь рассмотреть хоть что-то знакомое в этом эрни. Уже не «эрни», не похож — слишком взрослые глаза, слишком резкие черты. И волосы — он помнил роскошную гриву Экке, в которую было так приятно зарываться рукой — крупные крепкие локоны темных волос, теперь чуть доходящих до шеи. Волосы отрастут, но может только это останется от прежнего Экке. — Что с твоими руками? — накрепко перемотанные белыми полотняными лентами запястья и выше, ни одного браслета или кольца. Он помнил, что Эккен не очень любил украшения, но тонкий серебряный браслет мог надеть, или тот, что подарил Хаке. — Мне связали их раскаленной проволокой, — Эккен сказал это так спокойно, что Кайетану стало холодно внутри, несмотря на выпитое вино. — Он так часто делал. Хочешь посмотреть, что у меня на спине? Эккен не стал дожидаться ответа, легко поднявшись из-за стола, словно и не был пьян, расстегнул пояс и стащил рубаху через голову. — Красиво, да? — Он повернулся спиной и Кайетан едва не вскрикнул — одни рубцы и следы ожогов на той спине, где была очень нежная кожа, он помнил эту мягкость руками, словно бы недавно касался. Это должно быть было очень больно. — Спасибо твоему брату и его людским дружкам. Но я не удивлен, что мой отец стерпел и это. Я не так ему важен, как ты, и не такой хороший сын. «Вот значит, в чем дело, — что-то начало складываться в общий узор, — еще один укор… и для Экке это тоже рана». — Я писал прошение об отставке, но твой отец не принял его, — можно даже не оправдываться, это все равно не поможет сейчас, — и я не стал настаивать на ней — я тоже хочу жить, Экке. — А я нет, — Эккен вернулся за стол, так и позабыв брошенную рубаху на полу, — я не хочу жить, Кайетан, после этого. И Аргайл очень легко умер. Отчего бы ему не умереть так, как умер тот пленник, что был у человека до меня? Его сожгли живым, когда он был ни на что не годен. Я спрашивал Эари о допросах людей, хотел услышать… И я умер бы так, не успей ярл и Иддер. Нет, человек обещал скормить меня своим псам. А Аргайл просто повесился — хорошо ему, его даже не били. — Чего ты хочешь? — осторожно спросил Кайетан, понимая, что не стоило приходить, и что лучше бы он навсегда остался трусом для Экке, чем услышать такое. — Если бы мой брат был жив, я бы не был против твоей мести. Ты хочешь отомстить мне? Мсти, Экке. — Я ничего не хочу, Кайе, — закрыл глаза Эккен, — вообще ничего. Представляешь? Я сам не знаю, зачем я живу. Я пытался уйти три раза. И все три раза у меня ничего не вышло. Зачем, кому это нужно? Я должен радоваться тому, что я жив, что я снова стою на ногах, у меня хороший покровитель, — а я не могу. Все. Тебе пора уходить. И я не думаю, что ты еще вернешься… Передай мне только мои вещи, будь добр. А, и ковер не забудь. — Тогда заходи сам ко мне, если захочешь, — Кайетан поднялся из-за стола, действительно, пора уходить, но и Экке оставлять страшно — злость и боль, вот что было в его глазах. — Мне не нужна твоя жалость, — ах да, и он снова забыл, что Экке теперь может читать его чувства. *** Утро было отвратительным, как всегда бывает, когда выпил слишком много. Он проворочался всю ночь и только перед рассветом забылся коротким сном, встав с больной головой и отвратительным ощущением. Но как бы то ни было, надо обиходить Снежинку, и сделать это нужно, прежде всего. Если он вечером не будет пить, то стоит выехать в поле, чтобы лошадь не застаивалась в стойле. Арнви говорил что-то о том, что Снежинка вполне может стоять в конюшнях дознавательской управы, но доверять любимицу в чужие руки Эккен не хотел. Кто-то другой будет ее гладить и кормить?! Нет. В корзине, которую принесли рано утром, чего только не было — маленькие глиняные горшочки с паштетом, с маслом, перемешанным с травами, запеченное мясо, свежий хлеб, сметана и сыр. И записка, написанная маминым почерком: «Изволь вернуть посуду». И даже если бы Эккен хотел отказаться от такого дара, он бы не смог — мама там наверняка переживает, не умер ли он с голоду. Умирать, конечно, он не умирал, но заставить себя подойти к печке он так и не смог. Да и есть не хотелось. *** Пить он все-таки не умел. Пока Кайетан дошел до судебной управы, тысячу раз разочаровался в вине. Что все в нем находят? Мерзостное пойло, развязывающее языки. Наутро трещит голова и самые отвратительные воспоминания о ночи, которую он провел почти без сна, потому что как только он закрывал глаза, видел перед собой спину Экке, пересеченную рубцами в каком-то уродливом рисунке, или лицо Экке — чужое, с едва сдерживаемыми гримасами гнева или боли. А еще как назло, стоило ему перешагнуть порог управы, как его вызвали к эрну Лойте. — Скажи мне, — начал эрн Ойхе тоном, который не предвещал ничего хорошего тому, кто его слышал, — вы все туда ходите: ты, Невен? Зачем вам это надо? Да уж, стоит удивиться тому, как быстро работают осведомители эрна Ойхе. — У тебя все на лице написано, к тому же, — Кайетан вдруг засомневался, вдруг эрн Лойте так же умеет читать чужие чувства, как его сын, только умело скрывал? — Ну, так? — Я хотел убедиться, что у эрни Экке все в порядке и не надо ли ему помощи? Помощь ему, конечно, нужна, но я не в силах помочь ему. Я до сих пор чувствую за него ответственность. — Хороший ответ. Почти совпадает с тем, что сказал мне Невен. Так вот, что я скажу тебе, — а теперь голос эрна Лойте был едва слышным, но глава управы точно знал, что Ахола слышит его и не упустит ни слова, — прекратите туда ходить. Если вам нравится тыкать своими пальцами в чужие раны, поищите кого-то другого, а Экке оставьте в покое! Ты думаешь, мне не хочется увидеть сына? Хочется, так хочется, что я босиком бы пошел. Но не пойду — ему сейчас это не надо, ему надо встать на ноги, заняться делом и забыть обо всем. И пока вы ходите и доискиваетесь правды, вы не даете ему это сделать. Ты меня хорошо понял?! — Да, эрн Лойте, — глава управы умеет навести страх и теперь ясно, где мог научиться этому и Экке. Как они все-таки похожи, отец и сын, но отец лучше владеет собой — ничего, эрни Экке тоже научится. Наверно. — Тогда я надеюсь, ты забудешь туда дорогу. А теперь вернемся к работе. *** Арнви дал ему множество протоколов с допросами, настоятельно велев изучить, и особенно обратить внимание на то, как задаются вопросы, как нужно из ответа выбрать самое важное и ни в коем случае не поддаваться на провокации. — Ты еще молодой и будешь сердиться — этого нельзя делать, эрни. Нельзя показывать свои чувства, чтобы не совершил тот, кто сидит перед тобой. Как это ни обидно, но мы всего лишь инструменты для остальных тут, кто хочет докопаться до истины. Мы не ищем сами преступников — нас зовут на допросы, когда остальная работа уже сделана, поэтому прочитай эти протоколы и постарайся представить себе все это в лицах. Ничего интересного в бумагах не оказалось, и Экке боролся с зевотой, пока читал протоколы — одно убийство из мести, махинации с рудниками, но представить себе это несложно. Где-то мелькнуло имя Эари — в том самом деле с местью, когда один ревнивец убил другого — Эари спрашивал точно так же, как спрашивал самого Эккена. Но, если хорошо вспомнить, то он сердился. — Я могу спросить одну вещь? — он вернул протоколы дознавателю Арнви, сложив их ровно в том же порядке, в каком читал. — И понимаю, что для второго дня службы это наглость, но я все равно спрошу. — Кто допрашивал Хаотдар? — Арнви даже не удивился, словно ждал этого вопроса. — Змея. Он мог бы, и сказать тебе это сам. Но ты все равно бы узнал. И да, я чуть не забыл, тебя спрашивал Каррну, поищи его во внутреннем дворе. Змея! Опять Дагейд! Дагейд промолчал об этом. Но с другой стороны — зачем бы ему говорить, тем более, если Эккен не спросил? И Дагейда он сам не спросит, кого угодно, только не его — Змея спас ему жизнь, наверно дважды, Змея ухаживал за ним, когда он валялся куском мяса, Змея выхаживал и Змея устроил то испытание, которое позорно провалил Экке. Тогда, когда они с Эари любили друг друга, он сдерживался, чтобы они не услышали ничего — все так, как учил сам Дагейд. Они не услышали не только ненависти, но и того, как он терпел это, понимая, что в собственной жизни больше не случится ничего подобного. И они знали это, но все равно сделали. Тогда он ошибся, сказав Эари, что для него он только работа — нет, работа он для Дагейда, и Дагейд делал ее хорошо. Но протокол нужно найти. — Ты мне нужен. — Эари не стал тратить время на приветствия. — Кроме торчания в бумажках, есть еще оружие. Так что изволь завтра взять с собой оружие, и навестить мастерскую, чтобы тебе собрали щит. И да, лучше иметь два доспеха, один оставить тут, я скажу тебе где, а второй дома. Сейчас станешь со всеми в пятерки, тебя как раз в одной не хватает. Тебе дадут клинок и щит, но лучше иметь свое. — Только что мне Арнви рассказывал, что нас не допускают до оружия и прочего,— проворчал Эккен. — Как мне вас понимать? — Ну как хочешь, так и понимай. Если тебя не заставлять работать, то ты начнешь маяться дурью — я уже ученый, давай, вставай в строй. Уже через седмицу Эккену казалось, что все так и должно быть. Он приходил в управу, занимался с бумагами, выполнял несложные поручения Арнви, а потом тренировался — один или с другими дознавателями, но чаще всего в паре с Эари Каррну. Все было так, как и предупреждали наставники. Отчуждение. С ним здоровались, спрашивали, разговаривали, но Эккен чувствовал себя чужаком, хотя кого-то из дознавателей помнил еще по предыдущей жизни, когда учился, но теперь они словно его не знали. Можно было даже не привлекать дар к этому, чтобы понять — его не звали с собой в таверну, в его присутствии смолкали шутки и разговоры. Можно не обижаться. Кому приятно находиться рядом с ним? Знать, что все твои мысли и чувства известны, и ничего не скрыть? Он отвечал тем же, холодной вежливостью, оставляя искренность для Арнви, Эари, Иддера и ярла, который, впрочем, пока не интересовался делами подопечного. Вечерами приходили Тисса или Хаке, иногда вдвоем, иногда по одному. Тисса забирала грязную одежду, вдоволь насмеявшись над попытками эккеновой стирки. — Это еще хуже, чем получается у моего брата, — она повертела рубаху в руках, вздохнув. — Но главное, чтобы вы умели держать в руках меч. — Неплохо, — Хаке выслушал все новости об управе, те, что Эккен счел нужным рассказать, наслаждаясь искренней радостью друга. — Хорошее жалование для такой жалкой должности. Я тебе вот что скажу, особо пока никуда не суйся, и слушай только своих командиров, если кто-то другой пытается тебе указать, пусть идет или в задницу или к твоему этому Эари. Эккену удалось выменять два браслета на серебро, и он положил перед Хаке кучку монет — свою долю в семье, тем более что Хаке был в ней старшим. Ему самому не на что тратиться — налог на лошадь, зерно для нее и монета на таверну для себя. Хаке отказываться не стал, незачем обижать нового родича. — Я отдам их Тиссе, — кивнул он на монеты, — пусть распоряжается — она в этом лучше понимает. Так что тебе надо, щит собрать? **** Эари Каррну только усмехнулся, вспомнив, как решил, что по приезду в столицу все закончится: они сдадут Охотника ярлу и забудут всю эту утомительную зиму; мальчишку с его отвратительным нравом, который постоянно норовит выкинуть что-то. Он несколько месяцев не был в своей комнате, и здесь все осталось, как и было, только женщины перестелили кровать и стерли пыль с мебели, словно он и не уезжал и все пойдет по старому: разъезды, управа, случайные знакомства в «Кошачьем лежбище» — вся привычная жизнь. И поначалу так и было, правда, ярл пока никуда его не отослал, а наставничество так и не отменил, оставив новоиспеченного эрна Иррен под присмотром дознавателя. Со знакомствами тоже все складывалось удачно, утром Эари возвращался, словно сытый кот, едва не облизываясь от удовольствия, но все портило только одно — можно было трахать белокурого молоденького горца, искавшего карьеры в городе, или равнинника, приехавшего за столичными удовольствиями, но даже с закрытыми глазами Эари видел только одно лицо. Он злился сам на себя и на эрна Иррен, чье лицо он и видел. Не только лицо — тонкая высокая фигура, которую он хорошо рассмотрел в купальне; плечи, которые скоро наберут былую силу; тонкую талию; длинные, как у дорогущего, откуда-то из-за рек привезенного породистого коня, ноги… и шрамы. Мальчишка Экке не должен вызывать таких мыслей, однако — вызывал. Этому не бывать, потому что разум не соглашался с телом, припоминая и историю эрни Экке, еще бывшим Лойте; и то, что мальчишке сейчас точно не до этого; и то, что ярл им обоим, а вернее — Эари, точно оторвет голову. Охотника можно попытаться обмануть. Эари пришлось учиться этому быстро, но и обманывать самого себя. Поверить в то, что желание — это забота, а то тепло, что вызывал в нем невольно Экке Иррен — тепло, которое должен испытывать наставник при виде любимого и достойного ученика. А уж назвать эрни Экке достойным учеником — самое сложное во всей этой науке. Пусть Экке лазит по щитам и верит, что все то, что испытывает Эари Каррну — ответственность за подопечного. Избегать Эккена не получится, как бы они не хотели этого оба, отказаться от поручения ярла недостойно и вызовет ненужные вопросы, поэтому придется искать выход. *** В зале княжеского дворца, где проходили все собрания советников, глав управ и воинских начальников Кайетан уже бывал — эрн Лойте часто брал его с собой, но тогда он был всего лишь зрителем. А сегодня ему предстоит говорить и это будет очень важный день — одобрят ли все те, кто правит княжеством Келлин его закон о наследии или нет. Нужно будет рассказать его так, как он рассказывал князю Эарану, но помнить и то, что все те, кто соберутся, уже читали будущий закон — всем были разосланы копии, и значит, будут вопросы, будет много вопросов. Из копий ему вернулась только одна — из управы Войтана Тиадар. Ярл не написал ничего по делу, но словно издеваясь, отчеркнул цветными чернилами все ошибки в словах, которые только нашел, и Кайетану оставалось теряться в догадках, досадуя и на самого себя и на переписчиков. Князя на этом собрании не будет и о своем решении совет доложит после, поэтому Кайетан волновался, но не так, как перед владетелем — закон он знал наизусть, а следовательно, сбиться ему не грозило. Восемь советников и их помощников; невозмутимый эрн Лойте, который делает вид, что он тут совершенно случайно; эрн Тиадар, на чьем лице обычное выражение превосходства над всеми остальными; эрн Танрох и остальные, кто слушает его внимательно. Бумаги ему не понадобились, но Кайетан все равно положил ладонь на стопку закона. — Я так понимаю, вы предусмотрели все, эрн Ахола, — эрн Танрох, кто ведал всеми налогами в Келлин, был первым, кто нарушил молчание после рассказа, — все случаи и даже то, что почти никогда не случается, вроде женитьбы младшего брата на вдове старшего. — Почему «почти никогда»? — переспросил Кайетан. — За последние пятьдесят лет только в столице четыре таких брака. И все четыре сопровождались тяжбами, когда старшие сыновья первого сына ссорятся с теми, кто родился от брата их отца. И во всех четырех случаях ни разу не принято одинакового решения. В двух случаях оно устроило стороны, в одном вызвало кровную месть между сводными братьями, в одном — новую тяжбу. Если просчитать все возможные варианты, то можно избежать споров и облегчить работу судьям. — Значит, вы точно так же просчитали все упомянутые вами в законе ситуации? — эрн Танрох был так же благожелателен. — Да, — кивнул Кайетан. — Да, по каждому подобному пункту я поднял все судебные дела, посмотрел, какие выносились решения и каковы были последствия и, исходя из этого, я предложил решение. — Эрн Ахола, вы были когда-нибудь судьей? Не здесь, в столице, а в горах, в деревне? — эрн Аэльгаст, отвечающий за торговлю и доходы с серебряных рудников, эрн, о чьем богатстве складывали легенды — из старой фамилии, устоявшей даже во время войны, задал этот вопрос. — Нет, — он ждал этого вопроса, когда кто-то скажет: «бумажный хорек, ты когда-нибудь видел настоящее дело?», — но я достаточно повидал законченных дел. — То есть вы думаете, что закон позволит сократить вражду и тяжбы за наследство? — поднял брови эрн Аэльгаст. — Что вы скажете на это, эрн Тиадар? Что вы думаете про наследство? — Ничего не думаю, эрн Аэльгаст, — ярл едва не зевнул, а глаза его были полуприкрыты, но обольщаться, что эрн Войтан невнимателен, не стал бы никто, — когда я умру, мне станет совсем неважно, как мои сыновья решат это дело. Но могу сказать одно, чем подробнее этот закон, тем меньше работы моей управе, тем больше времени она может посвятить действительно серьезным делам. В данном же случае эрн Ахола почти лишил моих дознавателей удовольствия разбираться в семейных склоках. Но вот что я хотел бы сказать, — эрн Войтан чуть повернулся и стал похож на хищника, готового к броску, — через три седмицы в столице соберутся все представители кланов, как вы знаете и, конечно же, эрн Ахола в очередной раз расскажет им про этот закон. Если мы его одобрим сегодня, разумеется, и его высочество Эаран Хелльстрем подпишет указ. Так вот. Не стоит делать копий и рассылать их главам кланов заранее. Это всего лишь мой совет. И мое предостережение присутствующим здесь. Если до того, как будет подписан указ, я узнаю хоть об одном ходатайстве переписи имущества или рудников — я сделаю определенные выводы, эрны. Не стоит ставить свое барахло выше интересов княжества. Это все, что я хотел сказать. Кайетан молчал, понимая, каких врагов сейчас наживает и он сам и эрны Тиадар и Лойте. В голосе ярла не было никакой угрозы, но все же она была. Никто не смеет известить связанные с ним семьи и кланы после такого предупреждения. Закон примут, в этом почти не стоило сомневаться. Как и не стоит сомневаться в том, что за его собственной спиной эрны Лойте и Тиадар снова все решили. **** В отсутствие ярла можно было или маяться бездельем или развлекать дознавателей, которые толклись в приемной эрна Войтана постоянно. Еще можно было слушать сплетни — вторую седмицу управа гудела как растревоженный улей. Охотник. Под личным покровительством ярла и присмотром Змеи. Выгнанный из семьи Лойте и вернувшийся из плена. Каждое из этих событий стоило сплетен, а все вместе заставляло управу дознавателей просто собирать всю историю, как бусины в ожерелье. — Что значит «Охотник»? — еще во второй день появления эрни Эккена, спросил Селин у одного из частых своих гостей, Нетана Геарда, старшего дознавателя. — Как тебе сказать… — нахмурился эрн Нетан, с удовольствием рассматривая мальчишку, которому надо объяснить сложную задачу простым языком, — вот ты с детства знаешь, что в чужие щиты лазить нехорошо без спроса. Потом узнаешь, что за это полагается наказание, если, конечно, у тебя силенок хватит туда лезть, и не лезешь. А Охотник это тот, кто вломится и не спросит и не понесет никакого наказания, и сил у него на это больше, чем у нас тут вместе взятых — он может почувствовать тебя, как самого себя. Очень большой подарок для нашей управы, конечно. Два уже было, посмотрим, сколько протянет этот. Последние слова Селин не понял, но переспрашивать не стал, но стало неприятно. Значит, Экке Иррен знает про Дагейда. — Если ты не хочешь, чтобы такие, как эрни Экке, излишне любопытствовали, показывай им это, не стесняйся, — Нетан без труда разобрался в замешательства мальчишки. — Чувствуй то, что хотел бы ему сказать, например: «проваливай в задницу». Но, лучше не становиться для Охотника врагом, просто держись подальше — у него есть добыча покрупнее. Ярл вызвал их сразу, как только вернулся с княжеского совета и Селин давно научился распознавать настроение эрна Войтана по движениям и походке. Ярл сильно не в духе и тому, кого он сейчас позовет, сильно влетит. В такие моменты лучше притвориться, что ты всего лишь предмет мебели. — Найди мне эрна Иррен и зайди ко мне вместе с ним! — приказ был брошен таким тоном, что Селина подбросило на стуле. И повезло, что эрни Эккен нашелся быстро, не где-нибудь, а в библиотеке управы, удрученно смотревший в какой-то толстый том. Даже идти рядом с ним было неприятно. И еще неприятнее от того, что эрн Иррен это чувствовал, наверняка. — Отлично, — кивнул головой ярл, окинув взглядом обоих юношей. — Вы будете оба мне нужны через три седмицы. На сборе кланов вы будете стоять за его высочеством Эараном в карауле. При полном параде, как положено, в платьях, с клинками и прочим. Ты, Селин, будешь стоять так, чтобы все смотрели на тебя — попробуй свои силы в серьезном деле, а не только строить глазки в моей приемной. Мне нужно, чтобы тобой любовались, и ты был отражением всего лучшего, что говорят о личной княжеской гвардии. Надеюсь, ты меня понял. Теперь ты, Эккен. Ты будешь стоять за правым плечом, и так, как положено дознавателю с твоим искусством — с закрытым лицом. И у вас разные задания. Твое, Селин, состоит в том, чтобы запомнить всех присутствующих в лицо и по именам, тебе будет это необходимо в будущем и крайне полезно. Я проверю это обязательно. А твое задание, Экке, я расскажу тебе, как только эрни Селин вернется к своим непосредственным обязанностям. Два раза Селину повторять было не надо, и он выскочил за дверь кабинета ярла, стоило тому договорить. Ничего себе! Вот это поручение! Можно было бы прыгать от восторга, если бы не эрни Эккен, с которым рядом и стоять-то невыносимо. Во-первых — он увидит княжеский дворец, самого Эарана Хелльстрем, покрасуется в княжеской страже, увидит все знатные фамилии княжества! О таком можно было и не мечтать, если бы не эрн Войтан! Ладно, он постарается не обращать на Охотника внимания. — Я хочу, чтобы ты просто слушал их, Экке — всех, кто соберется там. Пойдет речь об одном очень важном для кланов законе. Слушай их своим даром. Это сложное задание, их много и для Охотников это тяжело — находиться в такой толпе, но это очень нужно мне и князю Эарану. Нам надо знать, какой отклик найдет этот закон. Что ты услышишь: недовольство, ярость, страх — все это будет очень важно. Если ты сумеешь еще и разделить все эти чувства и сказать, чьи они — это бесценно, эрни. Я очень надеюсь на тебя в этом деле.