Право Выбора

Дело Сайто Лаххар растянулось почти на все лето. И теперь уже дознаватель Тинрон чувствовал себя обязанным — Эккен Иррен потянул за тонкую веревку, размотав огромной длины канат. Это дело принесет управе дознавателей и уважение, и возможно, солидного размера награду, если судить по той сумме, которую уже удалось взыскать в казну. И если бы не мальчишка Лойте-Иррен, они бы не узнали и половины правды. Эккен приходил каждый день в управу и спрашивал всех, на кого указывали ему старшие дознаватели, а потом называл новые имена или говорил о своих подозрениях. Теперь же все бумаги были собраны в несколько тяжелых папок, Эккен Иррен так же колотил своим клинком об мешок во дворе, и оставалось только ждать суда. Скоро все закончится, осталось всего лишь несколько дней. Эккен бил клинком, думая совершенно не об оружии, а о том, о чем бы думать, совсем не стоило. Каждый день все труднее было приходить на допросы к Сайто Лаххар, никто не мог запретить ему этого, а причину придумать несложно, но вопросы возникали все чаще и чаще. Уже вроде всем все ясно, и схема хищений, и поддельные клейма, грузы и бумаги и уже слова самого Сайто Лаххар мало что значили, по сравнению с теми, что рассказывали другие арестованные. Но Эккен все равно приходил. Когда-то из разговора удавалось выцепить новые сведения, а когда-то они проходили впустую. Уже давно другие дознаватели не сопровождали его, доверяя чутью и силе Охотника. Оставалась только стража за дверью. Они с Лаххар обменивались оскорблениями и подколками, и именно за этим Эккен приходил туда. Гелан Хаотдар обходился с ним так же, и оказывается, этого так не хватало. Он нещадно ругал себя, стыдил, но все равно приходил. Почему-то только за этой дверью и наедине с Лаххар он чувствовал себя прежним. Тогда, после собрания кланов, что-то изменилось. Возможно в тот самый день, когда его окликнул кто-то из дознавателей и передал подарок, принесенный в управу — там был шелковый темный платок. Потом таких было еще несколько: платки, оружие и немного украшений. Не столько, сколько начали присылать Селину, вызывая только бешенство у поклонников из управы, но знаки были и те, кто их присылал, отлично знали чье лицо скрыто под платком. Эккен не отвечал — этикет позволял молчать — все равно ничего не выйдет, если он снимет платок, но если снимет рубаху — они пожалеют о том, что решились на это. С Лаххар все было по-другому, и Лаххар знал. «Все в горах уверены, что твой отец справедливо поступил с тобой, и я тоже так думаю», — единственный, кто сказал это честно и глядя в лицо, пусть и закрытое тканью. Эккен тогда ответил очередной гадостью, что Лаххар может и не дожить до того, как ему понадобится продать собственных детей, но пришел снова и не раз. Можно было подумать о чем-то другом. Например, о свадьбе Тессы, которая случится осенью. Это должны быть приятные хлопоты и Хаке смеялся, что Эккену удалось выдать замуж обеих сестер Иррен. Ничего сложного в этом и вправду не было, нужно было всего лишь выпросить у ярла Тиадар приглашение для Тессы на летний прием в княжеском дворце и немного потратиться на женские прихоти. А все остальное сделала эрнис Элине Лойте, верно поняв, зачем сын привел на прием красавицу-горянку. Покровительство одной из первых дам города и собственная красота — то, что дает возможность для эрнис удачно выйти замуж. Брак и вправду должен быть хорош: жених один из начальников личной княжеской кавалерии, столичный житель, хотя Тессе было из кого выбрать. Никого из мужчин не смутило ни то, что невеста была из горной деревни, ни ее сомнительная родня – Эрнис уходят в чужую семью, где родня мужа становится ближе собственной. Но мужчине думать о свадьбе утомительно и мысли снова соскочили на Сайто Лаххар. За пропуском в камеры нужно идти к Тинрону, помощнику дознавателя без бумаги-разрешения туда нельзя, а это значит снова вопросы. — Я думал, мы уже закрыли эту историю, — конечно же, пропуск с первого раза эрн Тинрон не хотел выписывать, Эккен чувствовал его раздражение и подозрение. — Что тебе еще не хватает? — Я могу объяснить это ярлу Войтану, если надо, — Эккен знал, на что шел, упоминая имя, — и он разрешит мне, но у него возникнут вопросы, почему ты не дал мне пропуск. — Иди, жалуйся защитнику, — проворчал старший дознаватель, ставя необходимую подпись: неприязнь неприязнью, а объясняться перед ярлом из-за Охотника не очень бы хотелось. — Зачем ты пришел? — даже Сайто Лаххар не ждал его, развалясь на кровати и не подумав встать при виде дознавателя. — Мне нечего больше тебе сказать про эту историю, вы уже все разнюхали сами. Можно еще одуматься, уйти — он ведь мог придти к ярлу Войтану и попросить разрешения у него, напомнив об обещании. А если Войтан Тиадар вовсе не это имел в виду? Но было уже поздно, зверь рвался с привязи и теперь сдерживать его Эккен не собирался — плевать на все: на стражу за толстой дверью, на то, что есть окно в двери, и даже на разрешение ярла. Что он сделает? Куда еще ниже падать?! — Я пришел узнать, что ты чувствуешь перед судом. Совпадут ли эти мысли с теми, что были у меня? Эккен сел на стул, обхватив руками грубо срубленную спинку, чуть прикрыл глаза. — Ты не боишься, — ответил он сам себе. — А чего мне бояться? — изумление было неподдельным. — Все, что у меня есть, вы наверняка заберете в казну, моя жена вернется к семье, все кто мог, меня уже сдали вам. Или ты хочешь, чтобы я напугался того, что мне придется работать в рудниках, мальчик? Это забавно. Вот тебе было чего бояться, да? Твой супруг теперь, небось, и знать тебя не хочет? — Хочет, — кивнул Эккен, — но я не хочу. А ты меня ждал. Это тоже было утверждением. Сайто Лаххар не скрывал ничего, и в его чувствах Эккен читал ожидание… И его и суда. Действительно, чего они тянут? — Еще бы. Это не те болваны за дверью: миску еды принесут и ведро для мытья, и все развлечение. — Знаешь, Лойте, почему я тебя ждал? — ответ Сайто был не нужен, — Потому что ты такой же, как я. Поэтому с тобой интересно разговаривать. И тебе повезло, что ты не оказался на рудниках или с перерезанным горлом, только потому, что твой отец что-то значит в этом городе. А за меня никто не вступится тут, даже те, кому удастся уйти безнаказанными, хотя у вас есть, за что их прижать. И если бы твой отец не был судьей, то ты бы сбился с пути еще раньше, потому что это дурная кровь. У твоего отца точно такая же, но у него больше ума, чем в твоей головенке — он выбрал карьеру, а ты выбрал путь низкосортной шлюхи, я слыхал о твоих «подвигах». Удовольствие, чужое удовольствие заставило зверя срываться с поводка сильнее. Ах, как Сайто хочет чужого унижения и гнева, как ему хочется подчинять и чувствовать свою силу! — Пффф, — фыркнул Эккен, — другие не особо дороже брали. Если ты думал уязвить меня этим прозвищем, ты давно опоздал. — А чем тебя уязвить? — Сайто Лаххар изволил даже сесть на своем ложе. Несмотря на то, что он уже несколько месяцев был в тюрьме, одежда его была свежей, а волосы чистыми и аккуратно заплетенными. Эккен помнил, что сам он в тюрьме ничего не ел, а умылся только перед судом, а Сайто Лаххар выглядел так, словно он потерял свободу только вчера: руки его оставались сильными, а плечи широкими. — Может быть тем, что теперь тебя никто не трахает из-за порезанной шкуры? Так я могу исправить это, разок. — На больше тебя и не хватит, — он даже забыл, когда так ухмылялся в последний раз, ухватил прошлое за хвост, и разжимал пальцы, готовясь отпустить зверя с привязи. Еще немного потерпеть. — Это уж поверь мне. — Ты так хочешь проверить? — вот теперь Сайто Лаххар был изумлен еще сильнее и был чуть растерян от неожиданности. — Ты за этим пришел? Так сказал бы раньше, я бы отодрал тебя так, что ты еще ждал бы моего возвращения с рудников. — А что тебе сейчас мешает это сделать? Силы кончились на тюремной каше? — лишь бы добыча не сорвалась с крючка. — Пять лишних лет на рудниках за твою задницу — это дорогая цена, Экке Лойте. Ты уверен, что оно этого стоит? — Не узнаешь, пока не попробуешь. И несколько минут назад ты смеялся над работой на рудниках. — А ты действительно не просто шлюха, Лойте, — голос Сайто Лаххар стал хриплым, и Эккену так хорошо была знакома эта хрипота, — это твоя сущность… Сними свой платок. Так вот что значит — не сдерживать этого зверя… Эккен теперь плевать хотел на охрану за дверью, стаскивая с любовника одежду и раззадоривая его еще больше. О, как же хорош Сайто Лаххар в своих искренних чувствах: властолюбии, самоуверенности, страсти и похоти и как щедр на них, не скрывая щитами ничего. — Ах, ты дрянь! — Лаххар прикусил его за шею, нагло расстегивая чужой пояс. — Скажи мне, почему я сейчас не могу забрать твой клинок и загнать тебе его меж ребер и оставить тебя подыхать тут с голой задницей? — Знаешь, там, на корабле, — Эккен помог ему, стянув в себя рубаху, — я убил человека, даже когда был закован в цепи. Думаешь, меня что-то остановит сейчас? Мне понравилось убивать их. Жаль, больше не представилось случая. — А неплохо тебе досталось, небось, за длинный язык? — Сайто Лаххар провел руками по плечам. — Готов на это ставить один из рудников, что ты доболтался до этих шрамов. Так можешь попробовать использовать свой рот для другого? — И не только до шрамов… — это что-то неправильное и так не должно быть с ним. За каждое подобное оскорбление он должен задушить обидчика голыми руками, но эти слова и перепалка только заводили еще сильнее, разжигая огонь в и без того горячей крови. И если вспомнить, что там за дверью стража, что их могут услышать — пусть слышат. — Вот только рудников у тебя больше нет. Было больно, так больно, что у Эккена слезы сами собой потекли из глаз и он прикусил себе руку, чтобы не закричать и не дать Лаххар остановиться — даже масло из лампы не облегчило пути. Только пусть не останавливается, вбивая сильным, ничего не потерявшим в тюрьме телом, в жесткое ложе. Еще чуть-чуть так, и перевернуться — как он любил всегда — оседлав любовника. Из одежды на нем остались только бинты на руках, но он знал, сейчас Лаххар плевать на шрамы и ожоги, и эти слова ничего более, чем игра, чтобы распалить обоих — он действительно хочет и, действительно, восхищен. Ему нравится, нравится чужая покорность вместе с грубостью, нравится то, что Эккен прикусил до крови губы и нравятся мокрые ресницы. Все это можно пить не стесняясь и не скрывая зверя. Эккен даже не стал тратить время на слова, когда Лаххар вдруг решил быть нежнее, только фыркнул, давая понять, что это не нравится — с женой нежничать будет! — Быстрее! — только это он и смог проронить, потому что жаль было терять даже каплю удовольствия, перемешанного с болью и утолением жажды. Так вот, как оказывается еще может быть… Когда сознание другого становится для тебя ясным и прозрачным, словно чистое стекло в погожий день. И когда все, все что он в это время чувствует — только твое. — Так вот что ты за тварь… — Сайто Лаххар отдышался не сразу и не сразу Эккен освободил его бедра, свалившись рядом и улыбаясь, закрыв глаза. — Я слышал про это. И верно говорят, что после такого, как будто поимели тебя самого. Но мне понравилось. Как твой супруг только не сдох. Давно забытое чувство довольства, и даже в тысячу раз ярче, чем было раньше. Получается, он мог забрать больше у тех с кем спал, но просто не умел этого делать? — Было бы чему сдыхать, — очень хотелось пить и спать. А еще хорошо бы встать и уйти на своих ногах — потом разберется, дома, если дойдет до него. — Ну так, если надумаешь после рудников свидеться, приходи. Все-таки хорошая вещь этот платок, можно пройти мимо охраны с закрытой мордой, наслаждаясь чужим смущением и гневом. Интересно, как быстро разлетится сплетня? Долго ждать не пришлось. Эккен растянулся в комнате дознавателей — никого не было, ни Змеи, ни Эари и даже Арнви — и наслаждался тишиной, обдумывая случившееся. Должно бы сдохнуть от стыда и от того, что он снова переспал с преступником; прочитать мораль самому себе, что жизнь ничему не учит и снова ткнет мордой так, что живого места не останется, но не хотелось. Именно сейчас было хорошо, как будто он снова вернулся к самому себе — зверь внутри дремал, накормленный, как можно надеяться, надолго. — Тебя ярл зовет, — ого, самого Селина прислали и судя по страху от мальчишки, ярл Войтан не в духе, очень не в духе. — Я бы поторопился. — Посмотрел бы я, как ты бы сейчас торопился, — ухмыльнулся Эккен, понимая, что мальчишке уже растрепали новость. — Иду. Верно, эрн Войтан было не то что не в духе, а просто в ярости — разбуженный зверь внутри поднял голову, решив, что можно получить еще добычи, но теперь его следовало держать на цепи-поводке. — Еще раз ты что-то подобное устроишь до суда, — голос эрна Войтана был ровен, но именно этого-то все обычно и боялись, — то я не знаю, что я с тобой сделаю, Иррен, но могу предположить, что тебе это не понравится. Любой, у кого есть хоть что-то на плечах, промолчал бы или сделал вид, что раскаивается, любой из дознавателей ахнул бы от ужаса, услышав сейчас Эккена Иррен. — Что со мной можно сделать еще, эрн Войтан? — юноша пожал плечами, пожалев, что этикет заставил его снять платок. — Трудно будет придумать. — Да ты что? — если ярла и удивила наглость помощника дознавателя, то он и виду не подал, да и зверь молчал. — Ты меня недооцениваешь, мальчик. Как ты смотришь на то, чтобы разобрать в одиночку архив за последние полсотни лет? Если ты будешь стараться и работать с утра до вечера, то управишься до зимнего праздника, а если не будешь прилежен, то и до весеннего провозишься. Без допросов, Экке, там, в подвале: там сухо, тепло и толстые стены — неплохое занятие для помощника дознавателя. Это первое, что сейчас мне пришло в голову и судя по всему, оно тебе уже не нравится. После летнего праздника тебе понадобилась седмица, чтобы отлежаться, и ты уже просился на допросы. Помнишь? Эккен помнил. Летний праздник, прием у князя, тот самый, куда он привел Тессу, запомнился ему непрерывным кошмаром: слишком много чувств, слишком много гостей, чужих тайн, ненависти, интриг и похоти. Зверь получил свое еще в первый час, а потом уже рвался в тишину дома, туда, куда не пробьется даже детская радость от солнечного луча, а конец праздника вовсе стал пыткой: голова болела нестерпимо, рот был полон крови от дурной привычки прикусывать губы. Ярл дал ему неделю, но хватило и трех дней, чтобы он начал скучать по управе. Угроза архивом была серьезной, ярл Войтан может пойти на принцип ради того, чтобы проучить нахала. — Да, я помню, — кивнул Эккен, наконец-то понимая, что спорить бесполезно. — Хорошо. Я виноват и прошу прощения. — Мне не надо быть охотником, чтобы видеть, что тебе даже не стыдно, — Неужели Эккен Иррен всерьез надеется его провести? Давно он не спорил с детьми… — Так вот, в следующий раз подумай тем, что у тебя растет на плечах, о том, что преступник может сказать на суде. Например, что ты принудил его, достойного супруга, нарушить супружескую клятву. Еще раз хочешь через это пройти?! Даже если не пройдешь, такие разговоры про управу мне не нужны! После суда делай что заблагорассудится, но сначала изволь известить меня. — Мне так и спрашивать: «ярл Войтан, можно ли мне переспать с преступником?» — вот теперь изумиться пришлось самому Эккену. — Можешь мне прислать это запиской, если вдруг застесняешься, — гнев стал проходить. Все-таки эрну Лойте стоило посочувствовать — он воспитывал это чудо почти три десятка лет. — На первый раз я прощаю эту выходку, но ты мне разыщешь Змею, придешь сюда с ним, и я хочу выслушать и от него, и от тебя почему ты не можешь себя сдержать и что надо сделать, чтобы подобного не повторилось. И да, изволь присутствовать на суде. На этом все. **** На этот раз князь Эаран вызвал их обоих: главу судебной управы и главу дознавателей, по тому же многострадальному делу Сайто Лаххар. Беседа должна быть приватной, но на то, что она будет спокойной, никто из советников князя даже не рассчитывал. — Я хочу знать, уважаемые эрны Тиадар и Лойте, — князь Эаран начал сразу с дела, но не открыв все бумаги, что ему принесли, — как так получилось, что ловкий пройдоха Лаххар обошел сразу несколько управ? Вашу, эрн Лойте, управу горного дела и налоговую и, эрн Тиадар, вашу, в части отправки незаконных грузов через порт. То, что это дело раскрыто, бесспорно, хорошо и то, что казна вернет себе украденное, еще лучше, но, получается, во всем выстроенном порядке есть лазейки и кто-то, обладая должным умом, их обошел. — Я могу ответить за свою управу, Ваше высочество, — эрн Лойте был абсолютно спокоен, впрочем, сам Эаран не мог бы припомнить, когда видел своего наставника и советника в ином, дурном настроении. — Все сделки, которые были оформлены нами, были абсолютно законны с точки зрения существующих кодексов. Моя управа не располагает силами и полномочиями для проверки материалов, вносимых в описание к сделке, иными словами — у меня нет знатоков серебра. И более того, это не наше дело. Наше дело в том, чтобы все бумаги были безупречно оформлены. Если кто-то там, в горах, выписал на плохое серебро пробу высокого, я не имею возможности это проверить. Ни у кого из моих подчиненных не было причин сомневаться в незаконности сделок и по передаче рудников, потому что там, в местных горных управах, все бумаги были подготовлены со знанием дела. И, насколько мне известно, главы этих управ на местах арестованы, и дело их связано с делом Сайто Лаххар. Я вижу два пути — или моей управе передаются дела горной управы, чего я не очень бы хотел, или горная управа берет на себя ответственность за выездные проверки крупных сделок. Сайто Лаххар воспользовался своими связями в горах именно с теми, кто отвечает за рудники и втянул их в это дело. Если позволить Ойхе говорить еще хотя бы минуту, то виноватым может оказаться и сам Эаран — на то он и законник, чтобы выкрутить любую ситуацию как ему нужно. Но, снова нельзя не восхититься эрном Лойте ведь он отлично знает, где допущена ошибка и когда он вернется в управу, судей можно только пожалеть. — Со своей стороны, — эрн Войтан воспользовался тем, что эрн Лойте сделал паузу в речи, — я могу сказать почти то же самое — груз был законен. Вот то, что проба отправляемого серебра не совпала с указанной на бумаге — это ошибка. Получается, мне в управе нужна мастерская, для проверки подобных грузов, с серебряными дел мастерами. Или стоит подумать о том, чтобы пересмотреть полностью полномочия горной управы с ужесточением контроля во всей ее работе. — Глава горной управы после суда уйдет в отставку, — да, куда ему тягаться с двумя старыми лисам, решил Эаран, и ведь они действительно правы и честно выполняли свою работу. — Но, я хочу услышать от вас к следующей нашей встрече, что можно изменить так, чтобы подобные умники не смогли найти лазеек в законах. — Прекратить это будет невозможно. Нет таких законов, которых нельзя было бы обойти, ну кроме брачного уложения, — улыбка эрна Лойте была весьма формальной, — нужно ужесточать контроль снизу, заставлять работников быть внимательнее: кто-то один раз отмахнулся и все — случилась беда. Не мне вам рассказывать. А еще хорошо привлекать на свою сторону таких умников как Лаххар, до того, как они совершат нечто подобное. Весьма прозрачный намек, — эрн Тиадар вернул улыбку эрну Лойте, — на то, что было в прошлом, когда предыдущий князь сумел договориться с двумя военными вождями и не дать одному из них стать мятежником и грабителем еще раз. Впрочем, неизвестно кем был бы еще сам Лойте, не ухватись вовремя за подачки Хелльстрем. — Совершенно согласен с эрном Лойте. И могу сказать, что немалая заслуга в том, что это дело дошло до суда, принадлежит Эккену Иррен. Помощь охотника неоценима, так что я рад, что сделал такое приобретение. **** Эари обо всем узнал последним, стоило вернуться с задания не домой, а в управу, чтобы оставить бумаги, как он угодил в растревоженный улей. Как будто жаркий день в женской купальне, а не управа дознавателей! Но новость ошарашила его как ушат воды. Он почти все лето избегал встречи с Эккеном Иррен, пытался забыться в чужих постелях, делал вид, что ему безразличны те знаки внимания, которые особенно обнаглевшие присылали прямо в управу для Иррен. Избегал не только потому, что не мог согласиться с собственным выбором, но еще и потому, что мальчишке пока незачем даже думать об этом. Змея говорил еще давно, что придется долго терпеть, что раны действительно серьезные и надо быть аккуратным. Было время подумать и разобраться в себе. Эккен плюнул на это сам, решив не беречь собственную задницу. Что должно твориться в этой голове, чтобы снова вернуться в ту же яму, из которой его еле вытянули?! Молча отказать достойным эрнам, которым плевать на шрамы и изгаженную репутацию и снова войти к преступнику?! Что заставило его это делать? Сначала хотелось встретить Экке и спросить его, просто спросить, открыто: «почему ты сделал это?! Почему у тебя такая короткая память?!», — но что это даст? Каррну в управе изо всех сил делает вид, что не знает Эккена, сухо поздоровался и прошел мимо. Что, уже захотелось помыть руки, Эари?! Все растрепали. Верно, стыдно ему не было, было понятно чужое недоумение и брезгливость. И можно было бы попытаться объяснить что это на самом деле такое, что можно чувствовать и знать, испытывать, если бы его кто-то спросил. Никто не спросил — почему? Для всех ясен ответ, потому что он, Эккен Иррен, неисправимая шлюха и сам преступник. Все-таки к старости сердце мягчеет, с недовольством отметил эрн Войтан, приказав Селину собрать всех старших дознавателей и явиться самому. Можно было бы предоставить Эккену возможность самому выбираться, из той темноты куда мальчишка себя загнал и думать наперед и о том, что другие тоже вправе иметь свое мнение, и только он сам может его изменить. Но зная характер Охотника, трудно на это рассчитывать. Скорее будет еще хуже: гонор — последнее, с чем расстанутся все Лойте. Каррну куда-то запропастился, но большинство пришло, рассевшись где нашли место. — Значит так, я не желаю, чтобы управа превращалась в место, где бабы полощут белье и кости своим соседкам, — ярл решил начать с главного, — и мне придется вам объяснить все самому. То, что случилось с Лаххар, случилось с моего позволения и более того, это часть договора между мной и Охотником. Моя плата ему за его услуги и то, что необходимо, для того, чтобы дар работал как следует на благо Келлин. Если Эккен Иррен захочет трахнуть хоть Лаххар, хоть сотню каторжников — это надо принять как должное. Никто из нас, даже я или Змея, не знает, как устроен дар Охотника, отчего он рождается и как Охотник ищет свою жертву и почему тот или иной привлекает его внимание. Как и не знаем, чем он лично платит за него. Но те, кто из вас помнят Иллана, те могут вспомнить еще о том, что приходилось разрешать ему и то, чем это закончилось. И по сравнению с этим забавы Иррен пока что самое достойное, что я видел среди тех, кто владеет этим даром. Пользу от Охотника ощутили вы сами — самое грязное и неприятное он делает за вас, тратя на это гораздо меньше времени, чем тратили бы вы. Более того, эти сплетни меня неприятно удивили — странно, что дознаватели, те, кому положено сначала думать, а уж потом решать что говорить, не дали себе труда разобраться, что происходит. Если каждый из вас будет основываться в своих суждениях на первом впечатлении, то управу можно будет распустить. Поэтому кто хочет, тот может надеть женское платье и идти полоскать белье дальше, остальные могут продолжать работать и так, чтобы было удобно всем. Я не потерплю в управе сплетен и травли стаей. И мне не хотелось объяснять это взрослым мужчинам. Меня никто не просил о защите и все же я был вынужден собрать вас всех. Я никого не прошу любить Эккена Иррен, но мешать ему работать и делать все, чтобы он снова совершил ошибку и возможно уже непоправимую — я не позволю. Мне пришлось потратить достаточно сил, чтобы получить для управы Охотника и терять его я не хочу. Надеюсь, это всем понятно? Тогда все свободны. Найэха, остаешься. Иддер предпочел бы уйти с другими дознавателями, такая речь ярла не обещала никому ничего хорошего, хотя он и вступился за Экке. В последнее время Иддер редко видел Охотника, то тот был занят с Лаххар, то Иддеру давали очередное поручение. Жаль, с Экке бы стоило поговорить, тем более, если дело так плохо. И ярл Войтан прав, если так будет продолжаться, Экке будет показывать нрав до последнего, а потом выкинет очередную глупость. Три попытки самоубийства, даже если две из них трудно таковыми назвать — в этом нет ничего хорошего, и отчаяния может хватить на четвертую. — Я не хотел его защищать, — вот теперь было видно, что ярл очень устал, — но я уже не вижу иного пути. Чем больше они будут считать его ровней Иллана, тем быстрее он станет им. Пока что можно все исправить. Но это не то, зачем я оставил тебя. Я хочу, чтобы ты занимался всеми нашими посланниками, делами в Алрис и Тармае. Пока будешь помогать мне, а там посмотрим. Как дознаватель ты совершенно бесполезен, Иддер. Твои способности хороши в другом — ты умеешь договариваться и убеждать, интриги это тоже твое, но не выслеживать. Мне надоело твое безделье и то, что ты тратишь силы на ерунду. Для начала я хочу, чтобы ты занялся Алрис: купцы, шпионы, вояки — ты хорошо умеешь говорить и узнавать. Через два дня я представлю тебя, как своего уполномоченного послу Алрис в Келлин. Так что изволь вернуться в тот вид, в котором тебе должно быть. — Я не… — Мне наплевать, что ты хочешь, Иддер. Ты приносил клятву княжеству и управе, так изволь исполнять свои обязанности. Если я еще могу вытирать сопли Иррен, потому что он мальчишка, и я опрометчиво пообещал это его отцу, то вытирать их тебе я не нанимался. Вот теперь свободен. **** Никаких моралей и косых взглядов в собственном доме. За одно только это стоило поблагодарить ярла — за возможность остаться одному или с теми, кто не будет кривить губы при его виде. Тесса приготовила отменный ужин, такое случалось редко и не только потому, что она проводила свободное время с женихом, но и потому, что мужчинам Иррен не часто выпадал день, когда они втроем могли встретиться за одним столом. Сейчас придется сказать брату и сестре неприятную весть, но иначе бы он не смог. — Я вынужден просить прощения, — Экке сначала на всякий случай предпочел отдать дань поджаренному с травами мясу, — у тебя и у твоего будущего супруга, Тесси, но я не приду на вашу свадьбу. Подарки я отдам вам заранее. Самое сложное сказано, Хаке недоумевает, а Тесса обижена, но она эрнис, ей можно. — В задницу себе их засунь! — когда эрнис так ругается, значит, она очень обижена, — ты устроил мне эту свадьбу и сам не придешь на нее?! Может, объяснишь? — Объясню… — вкусного мяса больше не положат, — во-первых: моя репутация такова, что ее могут обсуждать дольше, чем красоту невесты, во-вторых: слишком много гостей — мне тяжело там находиться, вы сами знаете, в-третьих: я не очень люблю свадьбы. Я готов еще раз извиниться и перед твоим женихом, в письме. — Ему плевать на твою репутацию! — Успокойся, Тесси, — Хаке слушал перепалку молча, как подобает старшему в семье. — Это будет странно выглядеть, Экке, но если ты не хочешь, то не пойдешь — пироги мы можем принести и сюда. **** Эари смотрел в прозрачное дно уже пустого стакана. Нужно возвращаться домой и попытаться просто забыть: не смотреть, не чувствовать, не знать, не слушать сплетен — он бы просто не справился с этим мальчишкой. Тогда, в тюрьме, Лойте хотел его, так, что Эари почувствовал это, но теперь Экке есть из кого выбрать, даже если это Лаххар, который завтра окажется на рудниках. Почему Эккен выбирает именно таких… Есть время подумать еще под одну кружку. Пока он ждал свое вино, рассматривал посетителей таверны. Ничего интересного — одни мужчины, которых не ждет дома эрнис с ужином или те, кому не хочется спать в холодной постели. О, нет…ему не показалось. Кайетан Ахола собственной персоной, обманутый супруг эрни Лойте, тьфу, Иррен, достойный эрн, делающий карьеру и его спутник — молоденький эрни, с мордашкой, невинности которой позавидует даже Селин Вальтегис. Неплохая добыча, можно было бы и позавидовать, если не знать, что на самом деле упустил Кайетан Ахола. Парочка воркует, пьет вино, точнее пьет юноша, а Ахола едва потягивает, скорее делая вид. Нечестная игра, Ахола. Насколько знал Эари, Ахола и Лойте даже не остались друзьями, и если судить по тому, что смазливое лицо эрна Кайетана не так уж горит предвкушением сладкой ночи — это явно решил Эккен. Мальчишке есть за что злиться на бывшего супруга, наверняка. Остается пожелать эрну Кайетану удачи, потому что самому Эари ее так и не перепало.