Право Выбора

Тщательно рассчитанный план княжеской поездки предполагал то, что сначала отряд направится в горы, оттуда окружным путем через дальние селения и долину Сейгиа-Лэн проедет на равнины и оттуда по прямой дороге вернется в столицу Келлин, таким образом, получался почти замкнутый круг. Эрн Тиадар был настолько дотошен, что расписал все ночевки и все промежутки пути и отдыха, которые только могли понадобиться путникам, но князь Эаран нарушил эти расчеты в первый же вечер, отдав приказ о ночевке в поле, не доезжая до селения, указанного в бумагах. — Вы не будете возражать, эрн Лойте, если я нарушу планы ярла Тиадар, и мы не станем останавливаться в деревне? — осведомился князь у эрна Ойхе, с которым всю дорогу ехал рядом, скрашивая себе путь беседой. — Это может быть менее удобно для всех. «Для всех…», — мысленно ухмыльнулся эрн Ойхе. Пока князь еще совсем мальчишка, возраста его средних сыновей и читать его очень легко. «Сможете ли вы переночевать на голой земле, почтенный эрн Ойхе?», — так следовало понимать этот вопрос и то, что Эаран передумал насчет ночевки в деревне, тоже было предусмотрено ярлом Войтаном. Неужели Эаран всерьез думает, что может чем-то удивить своих наставников?! Мальчишка мечтал вырваться из своей столицы и нашел великолепный предлог для этого, надо отдать должное. Да и теплые ночи и звезды, кто в его годы откажется от такого? — Пусть это будет расстройством ярла Тиадар, — ответил эрн Ойхе, — я давно не спал под открытым небом, так что, пожалуй, я соглашусь с вашей идеей. Давно не спал под открытым небом… Действительно давно, сколько уже лет мир? Тогда он защищал горы и Хелльстрем с клинком в руках и не умел ничего иного, как убивать и выслеживать. И те ночи никак не сравнить с этой прогулкой. — Тогда позвольте предложить вам разделить со мной шатер, эрн Ойхе, — получив нужный ответ, сказал Эаран, — чтобы хоть как-то скрасить вам неудобства. «Чтобы ты знал о неудобствах, мальчик…», — про себя вздохнул эрн Ойхе. Это ему даже на руку, так будет проще для него и Экке. — Взамен предложу вам разделить со мной ужин от моей супруги, она не особенно верит в походную кухню. Да уж, Элине снабдила его таким количеством сушеного мяса, сыра и пирогов, заботливо уложенных в плоскую сумку, что можно накормить отряд, хотя жена рассчитывала на него, Эарана и Эккена, а отказаться от пирога Элине в этой стране не сможет никто. **** Эккен спешился, снимая с уставшей Снежинки кладь и радуясь тому, что отряд расположился у реки в чистом поле — это же интереснее, чем деревня и чужой дом, где хозяева могут быть и не рады. Снежинку нужно отвести туда, к остальным лошадям, чтобы она отдохнула на выпасе. — Если моя кобыла понесет от твоего жеребца, это будет неплохо, — от Эккена и Селина не ускользнул интерес ярлова подарка к белой кобыле. — Но можешь не рассчитывать на мою благодарность, а вот ярлу я ее выскажу. — Я тоже скажу ему «спасибо», я думал, будет сложнее с ним управиться, — Селин все равно поморщился — он никогда не ездил так долго в седле, — а это отлично выезженная лошадь. Лагерь ставился так быстро, словно все присутствующие всегда умели это делать. Быстро был зажжен костер, поставлен походный шатер для князя Эарана, расстелены плащи и одеяла для ночевки и определены караульные. Последнее не касалось дознавателей, поэтому они с чистой совестью устраивались на ночлег. — Будет проще и теплее, — Змея посмотрел на два плаща мальчишек на земле, — если вы расстелите мое пастушье одеяло, его хватит на троих, и каждый укроется своим плащом. — Не очень-то я хочу быть у вас третьим, — не согласился Эккен. — Моего плаща хватит и лечь и завернуться, но хотя бы я буду меньше вас слышать, смилуйтесь. — Ну как пожелаешь, — не стал спорить Дагейд, — замерзнешь, не жалуйся потом. *** Кто из этих троих тварь? Аэрис отдавал приказы об устройстве лагеря, назначал караул, и еще раздал сотню мелких указаний гвардейцам, но думал лишь об одном. Присутствие твари давило и раздражало, словно она взялась вывести его из себя. Три дознавателя. Сейчас все трое с закрытым лицом, но одного из них Аэрис узнал сразу — красавец с гор, Вальтегис, который вдруг решил, что в армии можно чего-то добиться сразу и не быть никому обязанным. С такой мордашкой и юностью это невозможно. Потом Вальтегиса прибрал к рукам ярл Войтан, которому явно доставляло удовольствие дразнить мальчишкой весь Келлин. Вальтегис точно не та тварь, которая лезет в чужие щиты. Второй, судя по подвесу пояса и убранству лошади, был уроженцем равнин, явно старше своих спутников — наверно это Дагейд Змея, чье имя зацепило память, когда он читал списки. Нордеа без имени рода — это странно. И третьим должен был быть некий Иррен, имя которого Аэрис забыл. Значит это третий, в темно-синем глухом платке, с белой кобылой в поводу. Кто-то из них двоих и есть бессовестная тварь. И почему-то Аэрис сомневался, что это равнинник. — Ты ничего не чувствуешь? — спросил он одного из гвардейцев и получил в ответ непонимающий взгляд. Хм…значит или тварь чувствуют не все, или она заинтересована не во всех. Хорошо, я узнаю кто ты, выродок. О еде, конечно же, Эккен забыл. В сумке были яблоки для Снежинки, и ей придется поделиться с хозяином. Он видел, что хлопотали возле общего костра, но идти туда не хотелось. Хотя этот Аэрис Линегар наверняка будет там. Беспокоится и бесится, Эккен чувствовал его отчетливо. Как же хорош… Но пока что Экке больше всего хотелось вытянуться на своем одеяле, подложив под голову сумку с одеждой или просто посидеть у реки. Хм, может быть дать Линегар отдохнуть и самому дождаться, пока парочка рядом уснет? Присутствие твари становилось все слабее, словно ослабили удавку на горле, значит, она отошла от лагеря — и верно, чья-то одинокая фигурка спускалась к реке с того края лагеря, где стояли княжеские дознаватели. Мальчишка Вальтегис и Змея здесь, как все оказалось просто: тварь — это Иррен. Хорошо, теперь я знаю одно из твоих имен. Тварь спускалась все ниже по берегу, пока не подошла к воде, наклонившись и зачерпнув ее рукой. Еще холодная, не стоит сомневаться, полезешь — отморозишь яйца. Верно, так и решила тварь, усевшись на берегу. Хорошо, давай отдохнем… Вода была ледяной. Жаль, Эккен надеялся, что за день вода у берега Алги может прогреться, здесь река была медленной, но чем выше они будут подниматься по пути в горы, тем она станет быстрее и каменистее. Он вернется в лагерь, когда стемнеет и все улягутся спать, тогда он и сам сможет отдохнуть, и попытаться разобраться, что интересного в той добыче, чьего лица он еще не видел. Вот это было уже совсем интересно: даже в сумерках Аэрис различил вторую фигуру, которая направлялась к одиноко сидящей на берегу и вот этого нордеа он знал достаточно хорошо — сам эрн Лойте, глава судебной управы. Однако! Обманчиво мягкий горный кот со смертоносными когтями. Один лишь раз стоило лично попасть на прием к главе судебной управы, как Аэрис зарекся иметь дело с Лойте в дальнейшем. Договор на поставку необходимого для армии: веревки, смола и еще много чего, что так нужно в приграничных крепостях (все подобные документы должны проходить судебную управу, хотя он не понимал — для чего, что эти чернильные крысы могут понимать в армейских нуждах), Лойте вернул три раза с разными замечаниями, требованием смет и подробностей, словно нарочно затягивая поставки. Возвращал до тех пор, пока Аэрис не явился к нему лично на прием. Отчего он тогда решил, что орать в кабинете Лойте будет лучшим решением?! Часто это помогало — нордеа не любят громких эмоций, не любят криков и идут на уступки, чем Аэрис беззастенчиво пользовался. Эрну Лойте он высказал все, что думает об управе, о медлительности судей, о ценах на пеньку и о многом другом. Стоило бы остановиться сразу, а не ждать того, что он напорется на темный холодный взгляд и изогнутые в издевательской усмешке губы: — Вы закончили, эрн Линегар? Если да, то я хотел бы уточнить, отчего так высока цена за деготь. В вашей речи вы не дали мне никаких объяснений по этому вопросу, — весь гнев Аэриса разбился об этот учтиво-равнодушный тон и впервые он почувствовал себя ребенком, устроившим истерику в присутствии взрослого. И только потом, когда он запивал холодным пивом в таверне гнев, такой гнев, что ему хотелось крушить все вокруг, он вспомнил, кто таков эрн Лойте — бывший горский командир, убивший множество сородичей с равнин. Эрн Лойте… Эрн Лойте, что-то вертелось в голове, из разговоров и писем… Да, расправа над Айерги — бессовестная и беззаконная, которая сошла с рук этому убийце, пользующемся милостью родичей с гор. И все потому, что чей-то сын избалованная шлюха — за это равнинники заплатили жизнями целого рода. Эрн Лойте садится рядом с тварью, протягивая ей что-то… *** Бесконечное количество слов, которыми можно было бы начать этот разговор. Ойхе привык продумывать каждую фразу и каждый шаг, просчитывать то, что может ответить собеседник в таких же множествах слов и подыскать к каждой задаче решение. Но сейчас это умение совершенно бесполезно, в любом другом разговоре и с любым другим собеседником, но не с Экке. Это и не похоже на то, когда укрощаешь только что купленного жеребца — все равно знаешь что делать и пользуешься чужим или своим опытом. Снова нет. Это Экке, теперь надо помнить, что он знает наперед, что скажут ему, это Экке — он до сих пор обижен и ему больно. — Элине передала тебе пирог с сыром, — он протянул большой кусок пирога и положил между ними флягу с вином. Взял, уже хорошо. — Я бы просил у тебя прощения, — кому нужнее, тот и начинает разговор, — но не вижу в этом никакого смысла, Экке, потому что такое не прощают. И мне нет смысла объяснять то, что я сделал и почему — ты достаточно хорошо сам знаешь все это. Но есть то, что я считаю нужным донести до тебя и хочу, чтобы ты меня услышал, Экке. Он знал, что это будет и возможно, что это случиться как раз в этой поездке. Невозможно избегать друг друга в городе и обмениваться короткими кивками при официальных встречах, приветствуя друг друга так, словно они незнакомы и все равно это стало неожиданностью, к которой он оказался не готов. Экке взял пирог, чувствуя его мягкость и свежесть, и положил на колени, понимая, что сейчас не сможет съесть ни куска. Он всегда был бессилен перед отцом, всегда завораживал его голос и сила и точно так же было и сейчас. Но нужно справиться еще и с самим с собой, с тем горячим, что разливалось где-то около сердца от радости, что отец все-таки пришел к нему и от обиды, которая никак не проходила. На ответ Ойхе и не надеялся — какую бы фамилию не носил Экке, в поведении мало что изменилось. Да и что он сейчас может сказать? — Кайетан Ахола никогда не встанет на твое место ни в нашей семье, ни в моем сердце — ни для меня, ни для Элине, ни для твоих братьев. Кайетан Ахола всегда останется только средством для того, чтобы наша семья удержала нынешнее положение или хотя бы вышла из игры, потеряв меньше всего. И не более, Экке. — Я стал точно таким же средством… — глухо ответил Эккен. — Тогда в чем разница? — В том, что мы все делаем это для нашей семьи, — а вот это уже ожидаемый вопрос. — И в первую очередь я рассчитывал на то, что Ахола принесет пользу нашей семье, а не мы роду Ахола. Я ошибся, и мне стоило прислушаться к тебе и найти иные для этого способы. — Теперь уже поздно об этом говорить, — собственный голос плохо его слушался и Экке сам потянулся к фляге с вином, хотя в горле не пересохло. — И я тоже умею признавать собственные ошибки — мне не стоило связываться с Хаотдар. — Для начала тебе не стоило молчать о том, что происходит в семье Ахола с тобой. В нашем роду есть дурная привычка терпеть, стиснув зубы, тогда, когда это делать совершенно необязательно. — Сомневаюсь, что тебе удалось бы в этом повлиять на Ахола, — не смог не фыркнуть Эккен, — не слышал еще ни разу о таком. Но что теперь… Ахола, я слышал, хорошо справляется. — Достаточно, — кивнул Лойте, — для того, чтобы я мог оставить его на своем месте на все это время, как Эаран Хелльстрем оставил Войтана Тиадар на своем, но недостаточно для того, чтобы я не задумывался о том, что мне становится все равно, что будет в будущем. Я не смог воспитать вас пятерых так, чтобы в старости можно было не беспокоиться о том, что семья потеряет свое положение. Но, что-то я стал думать о том, что того, чего я достиг, хватит на меня и Элине с лихвой. А Инце и остальные — пусть добиваются теперь всего сами. Что касается тебя — у тебя свой путь и вряд ли Войтан позволит тебе сойти с него, пока он жив. — Мне глупо было бы просить о независимости, — все-таки с вином оказалось легче, — зная, что ты и ярл имеете сговор относительно моей судьбы. Об этом несложно догадаться. — Естественно, — Ойхе пожал плечами. — Или ты действительно думал, что одной бумажкой я вычеркну тебя из своего сердца? Но, теперь Войтан Тиадар держит тебя обоими руками и крепко. С одной стороны, это хорошо и лучше защиты желать нельзя, с другой стороны — это очень большой риск. До Экке хотелось бы дотронуться, его мальчик действительно стал старше. В последний раз они разговаривали два года назад… Так давно. — Ярл не оставил мне иного выбора. Точнее, точно такой же, как предложил мне ты перед свадьбой с Ахола, — наверно этого не стоило говорить, но слова сами сорвались с губ. — И то и другое было справедливо. Но я жалею, что не сделал тот выбор в первый раз — возможно это всем бы обошлось дешевле. Теперь я думаю, что эрн Войтан не упустил бы своего и тогда. — Верно. Будь очень осторожен с ним, — кивнул Ойхе, вставая и легко касаясь плеча сына. Крепкое… Искренность и спокойствие — редко сейчас такое выпадало, чтобы слышать рядом только это. Наверно сейчас им хватит и этого разговора, чтобы не вспоминать и снова все не испортить. — Доброй ночи, — Эккен кивнул, прощаясь и отвечая на тепло, шедшее от отца. — Доброй. *** Эрн Лойте вернулся на холм, княжеский шатер уже стоял, и добрая половина лагеря спала, несколько мужчин сидели перед небольшим костром — ночная стража или те, кто не устал в дороге. Если князь Эаран уснул, то негоже будет будить его — не впервой спать на собственном плаще. — Лойте все-таки решил помириться с сыном… — один из гвардейцев кивнул головой на вернувшегося эрна Ойхе, и эти слова долетели до Аэриса, уже улегшегося на мягкий кусок войлока и сомкнувшего глаза. Сын?! Эта тварь Иррен сын Ойхе Лойте?! Ах…да. Еще раз можно упрекнуть себя самого в том, что он не прислушивается к городским сплетням. Так это и есть та шлюха, что опозорил собственную семью и супруга, связавшись с каким-то преступником и для которого сделали все, чтобы мальчишка избежал казни… Потом был еще какой-то скандал, который упорно не желал всплывать в памяти. Эккен Лойте, теперь Иррен. Хорошо, тварь, я знаю твое имя и кто ты. Посмотрим, что теперь? Тот, кого он назвал для себя добычей, Аэрис Линегар, не спал. Змея и Вальтегис уснули давно и этому Эккен был рад — не придется терпеть эти нежности рядом, а вот Линегар он чувствовал отлично. Значит, добыча тоже решила вступить в игру: Эккена встретили недовольством и презрением — о, хорошо знакомое чувство, он часто читал его от тех, кто знал об его прошлом. Ты правда думаешь, Линегар, что меня это заденет? Эккен вытянулся на одеяле, накрывшись другой его стороной. Ночь прохладна, но это не страшно. Сейчас, может быть впервые за все последнее время, было хорошо. Отец совсем не изменился, как бы не старался сдержать себя и снова не решать за других, но уже за эту сдержанность стоило благодарить. Наверно ярл снова прав — он попробовал не хранить обиду и действительно, стало легче. Второй раз за последнее время. Первый раз это случилось, когда Иддер остался у него, в тот самый вечер, когда они с Ахола разошлись в Лежбище. Тогда они с Иддером еще немного выпили дома, доели сыр и оставшийся хлеб, а другой еды у Эккена и не водилось, потом долго молчали, сидя и наслаждаясь теплом разожженного очага, а спустились в купальню, когда уже совсем стемнело и кувшин опустел. — У тебя нет зеркала… — Иддер не изменился, оставшись таким же гибким со светлой кожей. Эккену казалось, словно время повернулось обратно. Тогда, будучи еще совсем мальчишкой, изводящемся от желания, от того, что оно было настолько сильным, что мешало думать обо всем остальном, он выбрал Иддера. Найэха был хорош, наряден, с яркими зелеными глазами и необычными, почти рыжими волосами. Хотя, кому он опять лжет — Найэха ему подсказал отец еще раньше, на каком-то приеме, на который мальчишка Экке попал совсем случайно. Только теперь, спустя почти восемь лет Экке оценил, как легко отец подвел его к выбору, случайно обронив пару слов и назвав имя. Даже эту беду с собственным телом отец помог ему решить…. Но все остальное он сделал сам. О, сколько трудов стоило напроситься на тренировки дознавателей, все время оказываться перед Иддером и выбирать его в противники. — Мне не нужны тут зеркала, — Эккен стянул с себя рубаху, уже жалея о том, что пригласил Иддера. Как он забыл что придется раздеваться?! Но пока что от Иддера не было той противной жалости, было лишь тепло и предвкушение. — Легко догадаться, почему. — Не ожидал от тебя этой мнительности, — мурлыкнул Иддер, подходя к нему ближе и потянув за конец бинта на руке. — Тогда хочешь, мы поиграем в одну игру. Если она тебе не понравится — ты скажешь мне, хорошо? Но после того, как я начну. Можно было сказать «нет», но от Иддера почти пахло предвкушением и загадкой и он не хотел ничего дурного. — Дай мне эту ленту, — он забрал у Эккена бинт и раньше, чем юноша успел что-то сказать, завязал ему глаза. — Тихо, тихо, Экке. — Мне уже не нравится! Что ты задумал?! — Это Иддер, его чувства не могли обмануть, но и справится с тем страхом, который, оказывается, никуда не ушел, было трудно. — Не бойся, — Иддер обнял его руками со спины, давая успокоиться. — Я хочу, чтобы ты представил себе зеркало, а я расскажу, как вижу тебя в нем своими глазами, но так, чтобы ты тоже видел это. — Смотри, — Иддер оглаживал его плечи, — ты стал еще сильнее с нашей первой встречи — тогда ты был еще мальчишкой и меня верно мучила совесть, потому что лицо было еще детское, да и плечи тоже, а сейчас ты мужчина — это хорошая работа над собой, Экке, что ты не стал себя жалеть. Или нет, давай я изменю правила сейчас же — зачем тебе слова, если ты и так меня слышишь… Иддер не любил его — это Эккен знал совершенно точно, но как по-другому передать то, что он чувствовал; то, что шло от Иддера, не выпускавшего его из рук, стоящего перед ним на коленях? Восхищение, желание, тепло, и ни капли жалости, которую Эккен терпеть не мог. Он впитывал эти чувства — редкие теперь для него, — как земля впитывает воду на равнинах после долгой засухи. И Иддер знал, как играть в эту, придуманную им самим игру — Эккен действительно видел себя чужими глазами, почти такого же, каким и был раньше, но повзрослевшего и переставшего быть просто иногда любовником. Проснулись они тоже вместе, Иддера, привыкшего к роскоши, вовсе не смутила маленькая спальня, хоть и с широкой низкой кроватью, он не подал и виду. — А зеркало все-таки я тебе пришлю, — зевнул Иддер, когда умывался утром. — Когда ты вернешься, оно будет тебя ждать. — Ну это как сказать, — стража продолжила свой разговор, стремясь скоротать отведенное время, — этот Экке очень горячий, такое скоро не забудешь и сравнить ни с кем не сможешь… Но второй раз он не возвращается к тебе. — Эй, — это уже порядком надоело. Аэрис комкал седельную сумку, служившую ему подушкой, пытаясь заснуть, — Вильэ! Ты не затрахался за день, чтобы еще трепаться о потаскухах?! Я не уверен, что хочу все это знать, так что изволь потише. *** Всего один день прошел, как эрн Лойте покинул управу, а Кайетану казалось, что прошла вечность. Как эрн Ойхе умудрялся за день решать столько дел и иногда появляться в управе к обеду, встречаться с кем-то, и закрывать все дела?! Почему одного его слова или взгляда хватало для судей и чиновников, а Кайетану приходилось растолковывать каждое поручение? Как он мог молниеносно принимать решения там, где другие копались часами?! Ему никогда не сравниться с Ойхе Лойте. Помогали и Инце и другие братья Лойте, но Кайетан словно тонул в куче дел и поручений, бумаг, бесконечным потоком приходивших от нордеа, управ, княжеской канцелярии и канцелярии дознавателей? — Ничего не хочу, — Кайетан помотал головой на предложения Тэльги, — сил нет, прости — даже ужинать не буду, просто спать… — Я хотел рассказать тебе, какой видел дом, он близко к особнякам аристократов и если продать эту халупу, то платить нужно вполовину дешевле. — Смилуйся… — взмолился Кайетан, — хотя бы до возвращения Лойте. — Да хоть самого князя, — Тэльги все равно решил поворчать напоследок. — Хорошо. Доброй ночи. *** День выдался жаркий и почти все мужчины в отряде позволили себе ехать в седле только в нижних рубахах с закатанными почти до плеч рукавами и Эккен злился непонятно на кого, изнывая от жары и собственного упрямства, не позволившего ему снять даже платок с головы. В темной ткани было тяжело дышать, но отчего-то он решил ее не снимать, хотя это сделал даже Змея, которого почти невозможно было увидеть без темно-синего с серебром платка. И чувства отряда были такими же ленивыми и тягучими, как жара, стоявшая в предгорьях. Эккен почти дремал в седле под эту лень, среди которой выделялся только Аэрис Линегар опять чем-то не довольный. Эккен видел его спину и светлые волосы, заколотые какой-то щепкой — как и остальные, Аэрис Линегар оставил только легкие штаны и нижнюю рубаху, так же закатав рукава поверх чуть тронутой солнцем кожи. Хорошо, Эккен чуть прижмурился от солнца, бьющего прямо в глаза, можно поиграть с добычей. Тварь хорошенечко выспалась, Аэрис ощущал ее присутствие и подавлял в себе желание просто развернуться и выбить из седла наглеца, хорошо отходив его плетью так, чтобы маленькая мразь думала больше о себе, а не о других. Но тварь слышала этот гнев и словно бы смеялась над ним, разжимая насильно щиты и дразня: «злись еще больше!». Увидеть бы ее лицо. **** Только когда начало темнеть, показался Аркем — первый из предгорных небольших городков, в котором предстояло остановиться княжескому отряду и который мечтал только об одном: слезть с лошадей, поесть и помыться, сменив одежду, а если женщины города возьмут на себя труд выстирать запыленный лен — это будет просто подарком для всех. — Мы живем там же, где его высочество Эаран, в том же доме — это дом городского наместника. Кроме нас разместятся эрн Лойте, эрн Линегар и те, кому там положено быть для того, чтобы жители могли с ними встретиться. Завтра, Экке, будет трудный день, — Змея сблизился с ним, чтобы дать разъяснения. Дом оказался настоящим — горским, даже отцовский по сравнению с ним был уже достаточно городским, вобравшим в себя традиции столицы и даже немного с равнин. Здесь же было совсем по-другому — гости, кто был рожден на равнинах, наступали на овечьи шкуры, сшитые меж собой в ковер; дивились тканым украшениям на стенах и деревянным лестницам, которые вели с этажа на этаж и тому, что дома стоят меж собой достаточно тесно. — Никогда к этому не привыкну, — проворчал Змея, преодолев четыре пролета, — что за привычка вить гнездо на скалах? Дознавателям досталась комната на самом верху дома главы города, — который был самым большим в Аркеме, — с тремя кроватями, что расстроило Эккена. Может проситься ночевать на улице? Но как это будет выглядеть? — Я хочу съездить на равнины и посмотреть, как живете вы, — нахмурился Селин. — Между прочим, мой дом в несколько раз меньше этого, но в нем тоже три этажа — зато ты нигде не заблудишься, а говорят, что в равнинных домах легко зайти в чужие покои. — Так в чем дело? — рассмеялся Змея, наслаждаясь видом недовольно сведенных бровей Селина. — Мы все равно туда поедем и можем навестить мою родню. В нашем доме всего три спальных покоя, Сэлье — ты не потеряешься. У нас не много времени до ужина, а купальня тут общая, так что стоит поторопиться. Этот весь путь не нравился Аэрису с самого начала. Чего бы стоило начать с равнин, а не ехать Эарану к себе домой, в горы? Вот там бы и наслушался всего, чего хочет: и про цены на зерно и мясо, которые предлагают келлинские торговцы; и про армию; и про границы, которые обязаны охранять Истелин, связанные после поражения по рукам и ногам обязательствами; и многое другое. На равнинах не постесняются, а тут небось уже завтра сбегутся лизать Эарану задницу — наверняка эрн Лойте расстарается. И еще эти неудобные дома с лестницами. Как только можно до этого было додуматься? Удивительно, что купальня есть. Здесь все было привычно — теплая приятная вода, которой вдоволь на почти всех мужчин отряда, среди которых не было только князя и его советников; холодное питье; отвары для мытья тела и головы и мягкие простыни. После почти двух дней в седле мужчины наслаждались покоем. Аэрис даже прикрыл глаза, чувствуя как расслабляется тело в воде. Твари еще не было, но стоило только вспомнить о ней, как она появилась. Дознаватели — Змея, Вальтегис и Иррен. Все трое явились со сменной одеждой в руках и на лице твари наконец-то не было платка. Он действительно молод, почти с удивлением понял Аэрис. И почему у твари короткие волосы, едва достающие до плеч? С мальчишкой Вальтегисом они как небо и земля — резкое и красивое лицо твари с темными глазами и изумительно нежное личико Селина Вальтегиса, стягивающего с себя рубашку. Ну, сейчас начнется… Если бы этого можно было не делать, то Эккен ни за что не пошел бы в эту купальню, — но запах собственного пота был противен, а мокрый лен мерзко лип к телу. Хорошо что рядом Селин, может это отвлечет их… Хотя, он все равно почувствует все — и про Вальтегиса, и про себя. Скорее бы Селин снял штаны. На Вальтегиса, конечно, можно смотреть бесконечно, отметил про себя Аэрис и уж наверняка все в купальне заняты только этим. Но еще интереснее лицо Змеи, который старается скрыть гнев и ревность. Уж ему-то не знать как ревнивы жители равнин… Понятно, за такого красавца убить можно и быть оправданным, но вот тварь сейчас занимала его больше. Войтан Тиадар нарочно подобрал этих двух, чтобы еще больше подчеркнуть их разницу? У твари отличная фигура и неплохая задница даже через ткань одежды, чего он с ней так копается? Линегар его рассматривает и даже не старается скрыть своего интереса. Эккен расшнуровал ворот рубахи, готовясь к тому, что сейчас будет — будет жалость, любопытство и отвращение, это Иддер знает его много лет… Вся спина твари напоминала плохо перепаханное поле, с рытвинами шрамов и пятнами ожогов. Их было столько, что Аэрис даже не смог бы понять — где могли так изуродовать. Кто-то уже отходил тварь плетью так, что смотреть было страшно и не смотреть было невозможно. И ниже было то же самое. Значит, били его долго… Точно! Теперь он вспомнил, то о чем все говорили зимой — пропавшие юноши, которых похитили люди. Он же видел эти головы на площади в столице и еще подумал, что это малая цена за пропавших. Сын Ойхе Лойте был пятым, тем, кого привезли живым. Почти живым. Бинты на руках, которые мальчишка медленно разматывает стоя ко всем спиной. Отвратительное зрелище! Лучше бы тварь пропустила ужин и изволила вымыться в одиночестве. Как ему могли так изувечить руки?! Тварь и не стесняется. Спокойно промывает необычно короткие волосы отваром, демонстрирует свою изрезанную задницу и тощий впалый живот. По плечам заметно, что мальчишка часто упражняется, впрочем, это касается всех дознавателей — Тиадар никого не щадит. Отвращение было только от одного и оно ударило так больно, что Эккен едва не подхватил свои вещи, чтобы все же уйти от этого стыда и чужого любопытства. Его рассматривали, не отводя глаз. Жалость. Ее было много и она душила до слез, но отвращение Линегар было еще неприятнее. Нужно справиться с собой и терпеть, просто терпеть — он же терпит их всех… До твари едва ли десяток шагов в воде, и он тоже явно соскучился по чистоте. Тварь изуродовали в плену у людей. Интересная история — сын княжеского советника, наверняка избалованный и зацелованный в задницу сыночек, как все остальные сыновья Лойте, вступивший в брак по сговору, переспавший в этом браке с преступником и оказавшийся в плену у людей; и умеющий бесстыдно лазить по чужим щитам, имеющий на это законное право, любимец Войтана Тиадар — мальчишке наверняка нет тридцати пяти, а приключений у него на две жизни. Тварь наверняка слышала его, и лицо, которое Аэрис рассматривал пристально, казалось непроницаемым, как маска его отца, Лойте. Они похожи, очень похожи — только Ойхе Лойте хищник иного толка и иной мощи. Но твари неприятно, очень неприятно — это заметно по сведенным в напряжении бровям и застывшим скулам. Потерпишь, точно так же, как терпят тебя. Может тебе и лучше было бы сдохнуть в плену, вместо остальных. Змея знал, что это будет сложным делом — быть старшим для двух порученных ему мальчишек, но неприятности начались слишком рано. Экке Иррен это кипящее масло под крышкой — никогда не знаешь, что случится если ее снять. Сейчас случилось не самое страшное и ученик хорошо справился — для других, но недостаточно хорошо для себя. — Ты дашь мне сонные травы? — хмуро спросил Эккен, когда они вернулись в покои и Змея отослал Селина по какой-то надуманной надобности. — Дам, — коротко кивнул Дагейд. — Ты молодец и хорошо справился в купальне. Этого все равно было не избежать, эрни. Травы тебе понадобятся, потому что завтра будет трудный день.