Право Выбора

Можно возвращаться домой, две ночевки и они будут в столице. Усталые от чужих домов и очагов мужчины мечтали о возвращении, к женам или супругам, или хотя бы к собственной постели и купальне. Об этом думал и Эккен — как же здорово мыться, когда на тебя не глазеют, никто не лезет со своей жалостью или любопытством. Он прикрывал глаза, щурясь от слепящего солнца начала лета, покачиваясь в седле, к которому был приторочен еще один меч. Орих Истелин сдержал свое слово и один из его воинов передал дознавателю клинок, не самый нарядный, но добротной работы. Отказываться было незачем, это был почти честный поединок — Линегар сильнее его и до такого мастерства надо еще учиться, но проиграть никак нельзя было. Где-то сзади он чувствовал Дагейда и Селина — один недоумевал по поводу размолвки, второй был равнодушен. Впрочем, от Змеи он иного и не ждал, хотя гнев вскипел только от одного воспоминания о пережитом унижении — молодец Дагейд, прогнулся перед своим покровителем! Интересно, что скажет на это ярл? Сам Эккен сообщать не собирался, это только их личное со Змеей дело и они сами разберутся, но на чью бы сторону встал Войтан Тиадар? Одна мысль тянула за собой другую. Пора бы уже обдумывать то, что он доложит ярлу о поездке. То, что ярлу неинтересны «детские жалобы», Эккен уяснил еще со второго раза, следовательно, нужно обобщить все услышанное, сделать выводы и рассказать так, чтобы ярл понял о ком и о чем идет речь. Самое сложное — это поездка в Гнездо, с речью князя Эарана, ведь никому она не понравилась. Ни горцам, ни равнинникам, ни собственной свите и даже не понравилась Ойхе Лойте. Отец не сказал ему ничего по этому поводу, хотя они проговорили почти всю ночь, когда Эккен пришел к нему в покои, объяснив, что с влюбленной парочкой невыносимо находиться рядом. Сейчас отец ехал где-то впереди, рядом с князем Эараном, и Эккен видел лишь его темный головной платок. То, что сказал ему отец, наверно он запомнит на всю жизнь, но никогда никому не расскажет, даже братьям и Эккен не уверен, был ли отец так искренен со своим первенцем Инце. ___ Аэрису покоя не давал этот проклятый поединок, такого противника у него еще не было,даже если отбросить то, что тварь внаглую использовала свой дар, не стесняясь никого, драться мальчишка умел, наверняка упражняется постоянно, и если бы тварь не была такой тварью, то было бы неплохо потренироваться вместе. Но к этому выродку по своей воле он и близко не подойдет, внутри все противилось этому, хотя сам себе лгал — тварь завораживала, не думать о ней было невозможно. С твари невозможно было спустить глаз в купальне — красивое, хорошо сложенное мужское тело с вызывающим уродством шрамов и Аэрис чувствовал, что с удовольствием добавил бы новых, чтобы почувствовать власть над тварью, чтобы она перестала лезть в его щиты и навязываться, просто, чтобы посмотреть, чем это закончится. Тварь может выломать его щиты, как ребенок сломает бумажную игрушку. Можно ли ее победить собственной волей, а не оружием?! Тиадар как-то же управляет этим и более того, подпустил тварь к князю — без Иррен не обходится ни один совет или прием, Иррен необходим в поездке и непонятно еще как Иррен не присутствует при исполнении супружеского долга в княжеской спальне, а то вдруг светлейшая только притворяется, вот смеху-то будет… Все возвращалось к поединку, к тому самому мигу, когда он мог раздробить твари руку и тому невероятному, что сотворила тварь, чтобы избежать этого. Как тварь спокойно убрала пальцы из-под удара и подставила гарду. Насколько быстры его мысли и как быстро он успевает ответить? Мгновенно. Значит, сила очень велика и этот поединок один из камней этого потока. Как использует тварь Тиадар, кроме как шпионить за инакомыслящими? Тварь была здесь, она никуда не делась и никак не отпускала его сознание. Но почему теперь она влезла еще и в мысли Аэриса? _____ — Тебе понравились равнины? — Дагейд не стал закрывать лицо. Никак не мог надышаться воздухом цветущих полей, Селин ехал рядом, так же с открытым лицом, подставив его солнцу и теплому ветру. — Это же красиво! — Красиво, — кивнул юноша. — Я никогда не видел столько земли без камней. Холмы и зеленая трава, но лес!.. Дайэ, скажи мне, что мы еще съездим в лес?! — Осенью, — Дагейд кивнул, — если ты так хочешь, я покажу тебе леса осенью — такое ты вряд ли видел. Лес. Селин бы желал там жить, а не просто вернуться и переночевать, ничего подобного он доселе не видел. В горах тоже есть леса, но за то время, что ты поднимаешься к вершине, ели становятся все меньше и меньше, пока ты не оказываешься на голых камнях, покрытых мхом или снегом. Они темные и мрачные, там водятся горные коты, а здесь, на равнинах, лес был совсем другим — с широкими мягкими дорогами, выстланными хвоей; с полянами, заросшими травами, с разноцветьем, которое в горах можно увидеть только в долинах, а тут они ехали лесом почти целый день! Если бы можно было спешиться и идти целый день, наступая сапогами на этот волшебный ковер! — Осенью мы можем приехать охотиться и остановиться в Гнезде, а можем у моих родичей, — продолжил Змея. — Можно сходить на болота и набрать ягод, если ты захочешь. — Если ярл разрешит, — вздохнул Селин. — Я должен быть благодарен ему за эту поездку, я ведь знаю, мне тут делать было нечего, но он спросил самого князя об этом. — Ярл никогда не делает ничего просто так, и ты должен давно был в этом убедиться, если он счел нужным тут твое присутствие, то это не за красивые глаза. — Тогда что он захочет за мою поездку на равнины осенью? Платить придется ему. Еще тогда, зимой, когда только-только стало известно, что они с Селином встречаются — в управе ничего ни от кого не утаить, ярл вызвал его к себе и по своему обыкновению, не стал ходить вокруг да около. — Не вздумай дурить ему голову, — ярл стоял и смотрел ему в глаза, — на Вальтегиса у меня тоже есть планы. У него отличная память и достаточно светлый ум, и что более важно, хороший характер. Он далеко пойдет, если ты не запрешь его на равнинах супругом. Змея отлично понимал, о чем говорит ярл, и отлично понимал, на что решился, ответив на взгляды Селина — управа совсем не место для любви между дознавателями и никогда это не заканчивалось хорошо. — У него, так или иначе, есть возможность вступить вболее лучший брак, чем со мной, — согласился Дагейд. — Не за этим ли он и приехал в Келлин? — Нет, — ярл качнул головой, — он приехал за тем, что бы стать тут кем-то. И поверь, не стоит его в этом ограничивать. Поэтому, я буду благодарен, если это не зайдет слишком далеко. И он, поверь, тоже будет тебе благодарен, через годы. И все же, отказаться придется. Рано или поздно.Следить, чтобы это не перешло черты, дозволенной им самим. Хотя с каждым днем Дагейд хотел вступить все дальше и дальше, каждую ночь, прижимая к себе Сейэ, думал о том, какой выбор стоит сделать? ____ Времени было уже заполдень, и отряд с самого утра не делал остановок, хотя и ехали неспешно. Плоские пастбища и одинокие дома скотоводов сменились перекатывающимися холмами, с начинающими зеленеть будущим урожаем полями, и оставалось совсем немного до реки, где по всем планам Аэриса должен был быть привал, чтобы и напоить лошадей и размять уставшее в седле тело. Он вернется в Келлин и будет спать. Столько, столько будет нужно. В доме, который он купил сам, с каменными стенами, где не будет твари, и никто не будет лезть в щиты. Следовало бы еще надеяться на то, что до светлейшей головы князя Эарана без участия эрна Линегар дойдет ответ на вопрос об армии. Конечно, Аэрис уже сложил в уме все предложения, но объяснять их Хелльстрем — это попусту тратить слова и снова злиться из-за непробиваемого упорства горцев. Несмотря на то, что он спал всю ночь от тепла, разомлевших трав, мерного покачивания на лошади,нестерпимо тянуло в сон, но спать было нельзя — за спиной отряд и князь Эаран, за охрану которого он ответственен в этом походе наравне с Дагейдом Змеей. Хотя, что тут может случиться?! Резкие крики и ржание лошадей стряхнули с него сон мигом, и стоило лишь развернуться на лошади назад, туда, где был отряд, Аэрис похолодел от ужаса. Нападение! На княжеский кортеж! — Лучники, — бросил ему один из воинов, — там, за холмом! Всадники, каждый из которых был воином, быстро окружили князя, Аэрис первым делом высмотрел светлый платок Эарана, сейчас это самое важное — закрыть от врагов князя, но дело было не в нем…. Он махнул рукой, посылая пятерку воинов в погоню, напавших было уже видно, их всего трое и охотились они не на князя. Он подъехал ближе, спешиваясь и уже понимая, что случилось. Ойхе Лойте лежал лицом вниз и в его спине торчала боевая стрела, оперенная белыми перьями, с окрашенными в красное серединами. Хуже и быть не могло. И только он виноват в этом, убедив отряд отказаться от сопровождения Истелин до границ. Как можно было быть таким беспечным, но как можно было предусмотреть такое?! Первое что он увидел, было не переполох вокруг князя, не метание всадников, а то, как падал отец. Отец никогда не ездил со стременами, и поэтому лошадь не удержала его, а вторая стрела ударила его боком, отскочив от притороченного подаренного клинка, но он понял это только потом, когда метнулся туда, в начало отряда, где был отец. И некогда было даже слететь с лошади, чтобы прикоснуться, узнать, нужно было окружить Эарана и лишь потом, когда опасность миновала, Эккен почти упал со Снежинки, вынимая бесполезный сейчас меч. Переполох стихал, и мужчины собрались в центре отряда, около князя и убитого советника. В эрна Лойте стрелял тот, кто хорошо умел это делать — одна стрела с острым тяжелым наконечником точно вошла в цель первым выстрелом, вторую нашли недалеко. А тот, кто стрелял в эрни Эккена, промахнулся, если бы стрела не отскочила от клинка, то угодила бы только в лошадь — нужно было целиться выше. Эрн Лойте был мертв и умер он сразу. Мужчины выдернули стрелу и перевернули тело. Эаран присел рядом, закрывая глаза своему наставнику. — Нужно дождаться отряда, а потом решать что делать, — сказал Аэрис, потому что надо было что-то сказать. — Скажите, эрн Линегар, как это вышло?! — князь задал вопрос даже раньше, чем ожидал Аэрис. А вот твари теперь не до него… — Это моя вина, — что уж теперь сваливать собственный недосмотр, — мне не надо было отказываться от разведчиков и сопровождения Истелин, но я счел, что вам будет неприятно их присутствие. И уж тем более я не мог подумать о том, что кто-то решится напасть на княжеский кортеж. — Но это сделали. Хотя охотились на моего советника. Для чего это делать, так открыто? — Мы узнаем, если отряд вернется с добычей. Ждать пришлось недолго, солнце начало чуть клонится к закату, когда пятерка воинов вернулась, с тремя оседланными лошадьми и тремя мужчинами, которым связали руки. Отца больше нет. Эккен закрыл своим плащом тело, еще с трудом понимая, что на самом деле случилось и как теперь быть. Он никуда не ушел, просто сел рядом, как будто охраняя мертвого. Чужие чувства — досада, удивление, гнев, смятение и даже чья-то радость… Не было чувств у него самого. Его отца нет. Еще недавно они разговаривали обо всем на свете, как не разговаривали, нося одну и ту же фамилию, а сегодня отца не стало. Как теперь будет мама? Что будет, когда она узнает?! И кто ей скажет об этом… Айерги. Все трое Айерги, которым нечего терять, дальние родичи Аэриса, и теперь он не знал, куда деваться от стыда. Тахилд Айерги — глава рода и двое его сыновей. У них забрали оружие, и воины спорили около них. Тахилд Айерги улыбался, и от этой улыбки Аэриса передернуло — они отлично знают, что совершили и что за это будет. Это не просто убийство врага клана — это нападение на княжеский кортеж, попытка убийства дознавателя, коим является тварь и убийство княжеского советника, все вместе — смертный приговор. А если судебная управа постарается, — а она постарается, не стоит и сомневаться в мести Инце Лойте, — то и припишут нападение на самого князя и попытку мятежа. Что это будет стоить равнинам? Новой войны? Какое дерьмо должно быть в голове, чтобы пренебречь всем этим ради простой мести?! — Отдай приказ, — Дагейд подобрался тихо, как змея, — чтобы преступников конвоировали в Лансер, оттуда наместник пусть отправляет их в Келлин — им не место в отряде. — Угу, чтобы по дороге они или сбежали или были убиты? — Аэрис очнулся от раздумий. — Плохая мысль. — А, ты не понимаешь, — махнул рукой Дагейд. — Тогда они не доживут даже до ночи, и никто даже не поймет, отчего они вдруг сойдут с ума. Убери их отсюда! Они должны дожить до суда. Они уже смертники. За них никто не вступится. — Твоя ручная тварь, — усмехнулся Аэрис, догадавшись, в чем дело. — Она не побоится даже князя? — Не побоится, — кивнул Змея, — Предсказать то, что придет ему в голову, не могу даже я. Убери их отсюда немедленно. Это опасно для всех. Эккену что-то говорили, но он слышал через слово. Кажется, его спросили, не ранен ли он. Не ранен, неужели не видно! Еще много бессмысленных слов сожаления и сочувствия. Бесполезные и ненужные слова. — Эккен, вы слышите меня? — присутствие князя заставило зверя дернуться, и только тогда Эккен очнутся. — Только вы можете сказать, куда нам везти эрна Лойте теперь — в горы или в Келлин, нужно решить это сейчас. — Сэйгиа-Лэн, — слова давались ему с трудом, а на «высочество» их уже не хватило. — Отец хотел, чтобы его похоронили там — там его братья. Откуда отец это знал? Почему тогда ночью он заговорил о войне и о Сэйгиа-Лэн? «Я бы хотел остаться там, когда умру», — тогда Экке не обратил внимания на эти слова, а теперь они всплыли в памяти, словно мудрый Ойхе Лойте предусмотрел и это. Он всегда умел просчитывать на несколько шагов вперед, даже если делал ошибки. — Хорошо, как скажешь, — кивнул Эаран, — мы вернемся на Сэйгиа-Лэн, если того хотел эрн Ойхе. — Даже не вздумай! — Змея перехватил его за локоть, когда Эккен понял, что сейчас Айерги увезут. Они хотят так легко отделаться?! Гнев нарастал в нем снежным комом, задавив горе, и виновные должны расплатиться. — Не смей этого делать! — Что будет? — Эккен смотрел только туда, на готовящийся к отъезду отряд, а зверь рвался с цепи. Что будет если его отпустить?! — Ты перестанешь быть дознавателем и станешь преступником — вот что, — этим мальчишку не остановить, но отвлечь можно, пока отряд не отъедет на безопасное расстояние. Да что они там так долго возятся?! — Вспомни, чему учат всех! У нас нет личных чувств, пока мы дознаватели. Это то, что ты выбрал сам, эрни, еще до того, как стал охотником! Их будут судить по закону, а ты не можешь быть выше закона, никто не давал тебе такого права. И не ты первый переживаешь это сейчас. Нужно протянуть время, сдержать Охотника. Змея старался из всех сил, и чувствовал, как холодный пот течет по спине. — А ты меня боишься… — криво усмехнулся Охотник, — я чувствую твой страх, надо же. — Да, боюсь, — честно признался Дагейд, так и не отпуская локтя Эккена, — ты сейчас опаснее любого оружия, эрни Экке. И все же, я прошу тебя удержаться, даже ты не можешь быть выше закона, — повторил он снова, — и это может угрожать Эарану. Если отпустить зверя, их обоих убьют — и его и зверя. И все же, Эккен закрыл глаза, бороться было трудно, с самим собой, со зверем и с горем внутри. Если бы Дагейд не держал его, то стоять на своих ногах было бы невозможно, сейчас он бы не смог даже повернуть головы, все силы уходили на внутреннюю войну, которую он безнадежно проигрывал. Что-то скручивалось внутри, от жажды и боли, рвалось наружу, и Эккен выпустил из руки поводок. — Потерпи, пожалуйста! — отряд уже удалялся от основного, но Змея не успел. Аэрис не смог договорить слово, тошнота подступила к самому горлу и казалось, внезапная боль выкрутила ему внутренности. Он должен был кричать от этой боли, но не мог, как самому себе объяснить то, что боль есть, а он ее не чувствует, не может вздохнуть, и только смотрит на капающую на руки из носа кровь. Голову словно обручем стянуло. Тварь! Это тварь! Другим было не легче, мужчины кривились от боли, и даже на лице Эарана была кровь, и такой же непонимающий взгляд. Вся сила у него в кулаке, в лапе зверя, который отчего-то давился своей добычей, так ему было дурно. Эккен старался снова нащупать загривок зверя, ухватить и сдержать, но выскальзывал сознанием, потому что проклятых Айерги еще можно было догнать! — Прекрати! — удар по лицу и голова бессильно мотнулась, второй, и только тогда Эккен смог снова ухватить зверя. — Прекрати это немедленно! Вот что чувствуешь, когда душитель отпускает твое горло — мужчины хватали ртом воздух, приходя в себя, а Змея, не обращая внимания на собственную кровь, держал за плечи тварь, на лице которой горел след от пощечины. — Если Эаран прикажет, — Дагейд говорил, отрывисто дыша, — я убью тебя прямо здесь. Ты не удержался. — Я в порядке, — кто-то принес воды и Эаран вытер кровь с лица головным платком. — Это тоже работа эрни Иррен? Я впечатлен, но повторения мне бы не хотелось, эрн Дагейд. Отряд обходил его стороной и теперь Эккен слышал только страх и брезгливость, было немного стыдно, но злость никуда не делась. Мужчины сколачивали волокушу, укладывали на нее тело, а он стоял, словно невидимый всеми. ____ До Сэйгиа-Лэн ехать половину дня, к ночи они окажутся на поле, совершат положенное и переночуют там. Аэрису пришлось менять все посты и назначения, но это мало занимало его, и к тому же мешало чувство собственной ошибки — это его недосмотр и здесь не все так просто, как кажется… Тиадар устроит ему веселую жизнь в столице. — Скажи мне, — Селин снова ехал рядом со Змеей, но не выпуская из взгляда эрна Иррен — вот у кого черный день сегодня, — как они узнали, где в отряде едет эрн Лойте и где едет эрни Эккен? Они ничем не выделяются, даже лошадьми. Получается, кто-то мог упредить или рассказать это? Дагейд только вздохнул. Да, еще одно подтверждение правоты ярла Войтана, когда даже его молоденький секретарь, который вовсе не должен быть дознавателем, догадывается задать нужные вопросы. Эти вопросы тоже вертелись в голове, и нужно было бы сблизиться с Линегар, чтобы поговорить. Все верно — отец и сын ничем не отличались от остальных всадников: такие же темные платки, светлый только у Эарана и Селина; неброская верхняя одежда; да и пара белых лошадей, масти Снежинки, тоже есть; буланая лошадь эрна Лойте ничем не примечательна. Значит, кто-то запомнил, что эрн Лойте всегда едет вровень с князем, а вот эрни Экке может ехать, где ему вздумается и все же, они почти не промахнулись. Или кто-то передал эти сведения, или предатель есть в отряде. Все еще хуже, чем могло было бы быть. Если Айерги получили сведения от Истелин, встречавших отряд по въезду на равнины, это очень плохо для Истелин и для равнин, а если предатель в отряде — то плохо только для него. Из равнинников здесь всего лишь десяток, а отвечать он может только за себя самого. Еще есть Аэрис Линегар, который вполне может желать смерти Эккену Иррен, но вряд ли хотел бы убить Ойхе Лойте. И, Змея знал Аэриса добрых два десятка лет, тот бы поступил по-другому: не получилось поединка на клинках, попробовал бы на кулаках — в рукопашной у Экке еще меньше преимущества. Но опять, тут ни причем Ойхе Лойте, а ведь для Айерги он главный враг. И с Истелин вопрос спорный — ничего не мешало Ястребам получить от Айерги деньги за конвой зимой и одновременно отдать им сведения о враге. Ойхе Лойте совсем не друг Ориху Истелин, а вовсе убийца его брата. Если предатель в отряде, то важно понять, где он сейчас. — Кого ты отправил с Айерги?! — у Линегар даже на лице написана ненависть ко всему живому и досада, тут не надо быть и Охотником. — По именам и домам! — Не волнуйся, — Аэрис сплюнул на землю, до сих пор чувствуя вкус собственной крови, — все горцы. Я дал им мое кольцо, если их встретят Истелин, а они их встретят. Вот мы влипли, а? — И не говори… — согласился Змея. — «Удачно» вышло, сразу после речи Эарана. Кто будет во всем виноват? Опять равнины. Снова Сэйгиа-Лэн. Они вернулись, сделав круг по равнинам, но теперь среди них не было никого, кто помнил бы эту битву. Как странно. Эккен молча забрал деревянную лопату, невесть как оказавшуюся в отряде, и отказался от помощи — сам справится, никто ему сейчас не нужен. Земля была мягкой, и Эккен выбрал место чуть под гору, откуда было видно холмы. Это его вина, целиком и полностью только его. Айерги решили мстить до конца, за неудавшуюся аферу и за то, как наказал их за нее отец. Все что говорили взрослые — справедливо, жаль детям этого не понять. Отец предупреждал его не лезть в ловушку, он залез, отец сделал все, чтобы сохранить ему жизнь и отец отомстил за него так, как не стоило мстить за дурного сына. Он должен был остаться здесь, с отцом —это было бы справедливо, но криворукий Айерги промазал. Как он теперь скажет об этом матери, и что решат те, кто когда-то были ему братьями? Инце теперь станет главой семьи и уж точно ему не нужен брат, из-за которого убили его отца. Здесь не было еловых ветвей, которые полагалось стелить в могилу, не было белой ткани, чтобы завернуть в нее тело, но ничего этого не было и у тех горцев, которые остались в этой земле после битвы, в которой они победили. «Ойхе не сдержал обещание — он сказал, что если я еще раз появлюсь в Гнезде, он меня убьет, — в ту ночь, когда они поругались со Змеей, Эккен делил с отцом широкую кровать в не самых плохих покоях Истелин. — Однако он делает вид, что меня тут нет, но я все равно отчего-то рад его видеть, хотя расстались мы вовсе не друзьями». Если бы проклятый дар начал работать раньше, он бы точно знал, что отец его любит, глупость обиды и себялюбие не давали это понять. --- — Я ничего не скажу как князь, — если у эрна Лойте не будет тризны, то хотя бы достойная речь, — об этом вы услышите в столице, когда мы вернемся. Эрн Лойте, кроме того, что был моим советником, в первую очередь был моим наставником, и сейчас я чувствую себя так, как будто мне отрезали руку. Мне действительно больно и это личная потеря. И пока еще я не могу принять то, что мне придется обходиться без его советов и мудрости. Эрн Ойхе учил меня многому, не только законам, он учил фехтовать, не делать скоропалительных выводов и даже ухаживать за эрнис. И это были действительно бесценные советы. Я сожалею, что мои собственные сыновья останутся без мудрости эрна Ойхе. Мне жаль, что его собственные внуки останутся без такого деда. Я не знаю никого, кто бы еще так много сделал для своей семьи и так любил ее. Наверно у них будут наставники не хуже, но такого уже не будет. Я потерял еще и друга, у которого мог спросить вещи, которые не мог спросить даже у собственного отца. Я потерял советника, которому мог доверять как самому себе. Вот наверно и все, что я хотел бы сказать словами. Да уж, Хелльстрем есть о чем сожалеть, Лойте их верная опора, думал Аэрис, слушая речь. Хотя, в кое-чем Эаран и прав — эта смерть повлечет за собой игры за пост главы судебной управы и, следовательно, перестановку сил в столице и неизвестно еще чем обернется это для управы. Тварь слушает, молча, и после того, что Иррен устроил сегодня, даже поджала хвост, голова болит меньше, чем обычно. Сейчас твари не до своей добычи, но если бы Айерги убили бы его вместо старшего Лойте, всем было бы лучше. ___ Ночевать на общей стоянке он сегодня не будет. Эккена обходили стороной, с редким сочувствием, но больше со страхом и он, забрав подседельное одеяло, просто решил отойти подальше — не нужен ему никто. Здесь ему не с кем даже поговорить — со Змеей он сам не захочет разговаривать, а больше никто не подойдет. Вот все и кончено, теперь никто не даст ему совета, и никто не будет властен над ним, кроме Войтана Тиадар, никто не предупредит о коварстве ярла, не на кого будет обижаться. А что станет делать Ахола? Без отца он бесполезен, братья не станут его защищать, в это Эккен и раньше не особенно верил. В то, что все Лойте сплотятся вокруг Ахола? Что думает по этому поводу Инце, который, еще не зная этого, стал главой семьи? Хотя, какое ему дело до бывших братьев? Без вещей эрна Лойте походный шатер казался непривычно пустым и большим. Эаран привык спать справа, и так было теплее — у эрна Лойте было теплое огромное шерстяное одеяло, краем которого всегда можно было прикрыть ноги. А теперь вместо войлока и одеяла была просто трава — наставник больше никогда не разделит с ним поход. Эарани сам не мог вспомнить, когда в его жизни появились эрн Ойхе и эрн Войтан — одновременно, когда отец привел их познакомиться с наследником лично. Он и до этого слышал и знал про них, про соперников и про историю того, как эрн Лойте увел у эрна Тиадар невесту. О, без эрна Лойте он бы не узнал даже и половины об интригах двора и о том, как ловко сплетать их нити. Оттенки поведения, речей и слов, умение их распознавать — это эрн Лойте, даже ловко стравливать между собой соперников — эрн Лойте, пользоваться законами как личным помощником, составлять безупречные тексты и речи. Еще охотиться, фехтовать, драться, ухаживать за эрнис — все это подсказывали эрн Лойте и эрн Тиадар и советы их часто совпадали. И даже совет эрна Лойте о том, что подарить жене на рождение первенца был лучшим советом. Эрн Лойте воспитал пятерых сыновей и, Эаран знал это, любил их. Сколько раз он корил себя за принятое решение по Эккену Лойте — не пересказать. И не потому, что сочувствовал мальчишке (по правде говоря, он действительно заслужил наказание), а из-за эрна Лойте, когда речи наставника касались лишь дела, а из голоса исчезла прежняя теплота, словно эрн Ойхе пересиливал себя, приходя к своему князю — вроде бы ничего не изменилось, но стало холодней. Эрни Эккен Иррен, то самое молчаливое существо, стоящее за его спиной и присутствие которого так тяжело перенести, показавшее сегодня свою страшную силу, о которой рассказывал эрн Войтан, почти всегда с закрытым лицом — почему-то Эаран никак не мог принять то, что это сын наставника, любимец, младший. Эрни Иррен и эрн Ойхе, что у них общего, кроме крови? И все же это его сын, которому сейчас наверняка нелегко, второй в отряде, кто наверняка горюет об эрне Ойхе. — Ты разрешишь поговорить с тобой? — Эаран делал усилие над собой, даже подходить к мальчишке было трудно, его сила давила, но это нужно было сделать, хотя бы для самого себя, успокоить собственную совесть. Самое неприятное, что Иррен тоже знает, зачем он пришел. Мальчишка подвинулся, давая место на расстеленном одеяле, но даже не повернул головы. — Сначала я бы хотел сказать, что был неправ, принимая решение и заставляя твоего отца делать такой выбор. Я сделал это потому, что не хотел терять его около себя — подписать его отставку казалось мне невозможным, и выбор был очевиден. Но мне не стоило спешить с этим и дождаться ярла Тиадар. Еще я знаю, что это решение дорого стоило твоему отцу, и он сделал его через силу, так и не простив это мне. Пытаясь извиниться, я дал ему возможность расправиться с Айерги как он хотел, хотя как князь я не должен был это допустить. — А мой отец не говорил вам, ваше высочество, — Эккен старался не смотреть даже в сторону Эарана, одно его присутствие было уже невыносимо и, едва успокоившийся, зверь снова поднял голову, — что он уже не раз обещал выставить меня прочь, если я не прекращу делать то, что творил? Так вот, ему стоило сделать это гораздо раньше и не ждать, пока я совершу глупость, которую нельзя исправить. Я просто не верил, что он это сделает, вот и все. — Он сделал это только потому, что на этом решении настоял я, как на самом правильном, так мне казалось, но оно тоже оказалось неверным. — Тогда не стоит сожалеть об этом. Решение, которое мог бы принять ярл Тиадар, его могло тоже не устроить. Разгадка в том, что нет правильного — есть только глупость, за которую заплатили все, и больше всего — мой отец. — Я обещаю вам, эрни Эккен, что виновные будут наказаны в соответствии с законами. Эрн Ойхе хорошо научил меня, как ими пользоваться. Не в таком совершенстве, как он владел сам, но достойно. Ярл Тиадар окажет полное содействие. Эаран давно ушел, а Эккен все сидел на своем месте, глядя на звезды, которых было достаточно для раннего лета. На кожаном шнуре, который он надел на шею, для того чтобы не потерять, болталось отцовское брачное кольцо, которое следовало отдать матери, а в сумке был нож, который он отдаст Инце. Нужно будет ехать туда, в дом Лойте и ему там будут не рады. — Выпей, — он и не заметил, как Змея подошел к нему, протягивая глиняную кружку с одурящим запахом травяного отвара, вмешанного в вино. — Тебе это нужно и не спорь, пожалуйста. И сейчас же вернись в лагерь, я не готов сторожить тебя всю ночь, чтобы кто-то вернулся доделать свое дело и перерезать тебе горло, и остальные тоже не готовы, так что окажи услугу, если можно. Отвар был терпким и чуть сладким, из густого вина, невесть как оказавшегося у Змеи, впрочем, спрашивать откуда тот взял вино, Эккен не стал. Сонные травы и еще что-то, отчего мысли потекли, лениво путаясь, заставляя закрывать глаза. Он нашел свое место подле Змеи и Селина, спавших под одним плащом, и вытянулся на одеяле, провалившись в сон раньше, чем голова коснулась подложенной под голову сумки.