Хоббит, снятый по канону

Вторая серия, как легко догадаться, начинается с того, что гномы, обременённые всё теми же музыкальными инструментами, а с ними хоббит и Гендальф медленно и трудно поднимаются на Мглистые горы. Грозовая ночь, великаны, перебрасывающиеся обломками скал и гогочущие; Фили и Кили посланные на поиски пещеры; сама пещера; снова пускание колечек дыма, обсуждение, кто что сделает со своей долей золота. Всё прекрасно, никаких косяков, никаких отклонений, никакой отсебятины. Сон Бильбо, превратившийся в явь, бильбин вопль, от которого у многих кровь застывает в жилах, вспышка света от посоха Гендальфа — всё, всё как полагается! Пуристы смотрят на экран недоверчиво, однако, ничего плохого там не происходит. Вернее, для путешественников дело оборачивается скверно, они схвачены гоблинами, но для самого пуристичного из пуристов нет причин быть недовольным: гоблины с каноничной песней волокут пленников, далее происходит каноничный допрос Верховным Гоблином, обнаружение Оркриста, ярость Главгоблина, явление Гендальфа, бегство, погоня — всё, всё показано строго по книге и выглядит очень даже прилично! Правда, гоблины-скороходы в мягких тапочках вызывают всплеск хихиканья, но это совершенно не страшно. Всё хорошо, всё прекрасно, какой Джексон молодец! Дальше происходит облом. «Загадки в темноте» оказываются действительно загадками в темноте. Поначалу зрители ничего не понимают. Вот гоблины настигают беглецов и хватают за ногу бегущего последним Дори с хоббитом на спине, Бильбо падает, стукается головой, и экран становится чёрным. Все воспринимают это как должное, но через минуту темноты и тишины в зале нарастает недоумение, а потом раздаются недовольные выкрики в адрес «сапожников». Но администрацией кинотеатра это явно предусмотрено, потому что откуда-то сверху раздаётся Голос. В кромешной тьме он кажется Голосом Свыше. Голос Свыше: Успокойтесь, господа, всё в порядке. Так и снято, ведь в пещере была кромешная тьма. Робкий голос из зала: Но ведь в таких случаях предусмотрены всякие приёмы… Когда вроде бы тьма, но зритель видит… Голос Свыше: Ничего не знаю! В каноне сказано (шелест страниц):«Когда Бильбо открыл глаза, он даже не понял, открыл ли их: такая вокруг стояла непроницаемая темень». Непроницаемая темень, ясно вам? Механик, продолжайте показ! Обескураженным зрителям остаётся таращиться на абсолютно чёрный экран и слушать голос Бильбо — того Бильбо, который пишет Книгу и вспоминает о своих приключениях: «С великим трудом поднялся на четвереньки… Полз довольно долго… Рука коснулась маленького металлического колечка… поворотный пункт в карьере… Не мог сообразить, что делать дальше… Случайно наткнулся на рукоять кинжала, который гоблины не заметили, потому что он был спрятан под бриджами… » Девичий возглас из зала: «Вот, а на Килечку бочку катили — пошляк, пошляк! А он просто оружие этой Тарелке поискать в штанах предлагал!» На девицу шикают — когда ничего не видно, хочется хотя бы всё услышать. Слабое свечение бильбовского кинжала вселяет робкую надежду в сердца зрителей, которая тут же и гаснет, ибо свечение ничего не освещает. В рядах пуристов растерянность. Они не могут выбрать, что им делать — негодовать на мерзавца Джексона, который выкинул этакий фортель, или наслаждаться текстом канона. Когда с экрана раздаётся:«Всё-таки замечательно иметь при себе оружие, сделанное в Гондолине для войны с гоблинами», на пуристско-фанатские души снисходит блаженство. Наконец, Бильбо добирается до озера, и народ имеет счастье лицезреть мир глазами Голлума, который, как известно, видел в темноте. В поле зрения этих глаз периодически попадаются его задние лапы, которыми он канонично гребёт, свесив за борт лодки. Как ему это удаётся с точки зрения анатомии, остаётся невыясненным. Счастье, однако заканчивается быстро, весь эпизод с загадками на экране видны только клинок Бильбо и светящиеся глаза Голлума. Загадки, правда, загаданы все до единой, и текст их озвучен целиком до последнего слова. И, хотя нечитавшие считают, что сцена неимоверно затянута, остальные получают от неё удовольствие. Которое всё-таки портит эта раздражающая тьма! Ну да, у Толкина тоже сказано про тьму, но, когда читаешь книгу, всё это выглядит как-то не так! Лишить зрителей потрясающей мимики Голлума! Его ужимок, его взглядов… Нет, Джексон определённо негодяй! Наконец звучит «Что у меня в кармане?», спор, разгневанный Голлум, бегство Бильбо. Всё это — лишь устный рассказ Бильбо-рассказчика, что-то становится видно, когда начинает проникать свет от двери. От рыданий Голлума у зрителей разрываются сердца. Всё дальнейшее — бормотание Голлума, колебания Бильбо, его прыжок, «Вор! Вор! Бэггинс вор! Ненавистный навсегда!», гоблины у двери, Бильбо, на миг оставшийся без Кольца, жмурки с гоблинами, наконец, рывок к свободе, сопровождаемый отрыванием пуговиц, — всё сделано исключительно потрясающе. Зрители затаили дыхание, боясь даже моргнуть, чтобы не пропустить ни кадра в калейдоскопе сменяющихся событий. Когда выбравшийся на свободу Бильбо говорит: «Я потерял капюшон, плащ, еду, пони, пуговицы и друзей», зал, охваченный единым порывом, разражается аплодисментами. Голос одинокого скептика: «Н-да, друзей он ценит меньше, чем пуговицы, не говоря уж про еду,» — тонет в гуле оваций. Сомнения Бильбо, голоса, встреча с гномами, долгие рассказы — сперва Бильбин, потом Гендальфа. После чего Гендальф объявляет, что им надо спешить. Голос из нечитавших: «А ты бы ещё подольше разговоры разговаривал!» Дальнейший путь, гномы наконец-то идут налегке — они лишились музыкальных инструментов, отобранных гоблинами. Волчий вой, гномы влезают на деревья, оставив Бильбо внизу, препирательства гномов, наконец, Дори помогает хоббиту влезть. Совещание варгов на какое-то время вгоняет зрительный зал в ступор. Потом раздаётся несмелое хихиканье. Фанаты, подсвечивая телефонами, снова лезут в первоисточники. Среди нечитавших есть такие, кто смотрел первый фильм. Разочарованный мужской голос: «Я не понял, а где Азог?» Ему торопливым шёпотом объясняют ситуацию. Пуристы пренебрежительно улыбаются уголком рта. Гендальф начинает бросаться шишками, радость гномов, Повелитель орлов на своей скале, всеобщее остолбенение от того, что орлы разговаривают. Читавшая публика, впрочем, быстро спохватывается, нечитавшая реагирует редкими возгласами «Офигеть, попугайчики!», детишки довольны. «Орлов не назовёшь добрыми», появление гоблинов, лесной пожар. Танцующие вокруг огня с топорами и копьями гоблины затягивают песню «Пятнадцать птиц сидели на деревьях…» Зрители валятся друг на друга. Пуристы в некотором смятении. Всё это очень канонично, но нехорошо смеяться, когда герои в столь бедственном положении. В книге определённо было как-то не так! Гоблины продолжают песнопения, Гендальф готовится прыгать с верхушки, но тут появляются орлы, Бильбо, хватающийся за ноги Дори, их причитания «ручки мои, ручки», «ножки мои, ножки» снова вызывают приступ неуместного веселья и торопливую дискуссию о физических возможностях хоббита. Пиджеисты едко напоминают о том, как кто-то возмущался «физикой» в первом фильме. Крыть особо нечем, потому что подобный акробатический трюк явно лежит за гранью разумного. Ужин и ночёвка в орлином гнезде, полёт верхом на орлах на Каррок, речь Гендальфа, гномы умоляют не бросать их и, наконец, знаменитое купание у Каррока. Впрочем, всё очень скромно, в рамках рейтинга, хотя Гендальф и гномы, выжимающие бороды после купания, опять служат поводом для общего смеха. Гендальф расказывает о Беорне, Бильбо называет его меховщиком, и возглас Гендальфа «Боже милостивый!» заставляет пуристов содрогнуться. Да, да, это было в Книге, но зачем же так старательно воспроизводить все ранние ляпы? Упоминание Гендальфа о том, что не стоит появляться всем вместе, а надо по двое. Возглас: «Что — опять?!» Наконец, долгий рассказ окончен, и компания пускается в не менее долгий путь. Клеверные поля, знакомые по прежнему фильму гигантские пчёлы, живая изгородь. Беорн с каноничной бородой, в каноничной тунике, с голыми руками и ногами. Единственное отступление — он всё-таки не так высок ростом, чтобы Бильбо смог пройти между его ногами, не зацепив край туники головой. Рассказ Гендальфа, реплики Беорна, которые, будучи высказанными вслух с экрана, кажутся довольно грубыми, и периодичное появление гномов. Где-то в середине этого действа раздаётся мужской голос: «Ну, третий раз хохма — это уже не хохма!» Пуристы и фанаты чувстуют себя не лучшим образом. Даже те, кто прежде считал эту сцену «юморной», понимают: третий раз применение одного и того же приёма — это явный перебор. Но всё на свете имеет конец, Беорн предлагает отужинать, и на сцену выступают овцы, пони и собаки, накрывающие на стол. Детишки просто захлёбываются от восторга. Возгласы «Мама, мама, смотри, овечки скатерть стелят!», «Ой, какие собачки!», «А что это лошадка делает?» — прорезает недоуменный бас: «Я чего-то пропустил, и он опять видит сон?» Долгая трапеза, разговоры, уход Беорна и песня гномов. И далее всё по канону («Они что тут — навеки поселились?») вплоть до головы гоблина на воротах и шкуры варга на дереве, отчего «ощущение волшебной сказки» снова получает тяжкий урон. Но вот, после очередной порции долгих разговоров, путники отправляются дальше и достигают Лихолесья, где Гендальф покидает команду. Путь через лес строго каноничен, пуристы блаженствуют, остальные тоже довольны — после бесконечной говорильни наконец какие-никакие приключения. Олень, лань, чёрные белки, глаза в темноте, лодка, уснувший Бомбур — всё, о чём так мечтали в первом фильме. Правда, беготня за пирующими эльфами заставляет часть нечитавших предположить, что гномы чего-то нанюхались или накурились. В самом деле, выглядят в этих сценах они, мягко говоря, неинтеллигентно. Долгожданная сцена с пауками никого не оставляет равнодушным. Дразнилки Бильбо вызывают одобрительный смех. Правда, очень уж шустр этот пятидесятилетний ширский бюргер — и гномов освобождал, и по деревьям вверх-вниз скакал, и с пауками воевал — Жалом размахивал, камнями кидался, потом пауков отвлекал от гномов, бегая взад-вперёд. В общем, не хоббит, а терминатор какой-то, как совершенно справедливо заметил кто-то из нефанатской части зала. В самом деле, Бильбо здесь настолько шустр, боевит и находчив, что ВКшно-киношный Леголас на его фоне просто инвалид второй группы. Это не слишком нравится пуристам, но они сдержанно молчат — канон есть канон, хотя в глубине души каждому кажется, что у Толкина это было всё-таки немножко не так! Наконец, кое-как освободившись от пауков, гномы пристают к хоббиту насчёт того, как ему удалось стать невидимым. Насмешливый голос: «Эх, Бильбо! Не мог отдуться — про Скарапеино волшебно кольцо рассказывает!» Потом спохватываются, что потеряли Торина, и зрителю показывают его пленение и допрос у Лесного Короля, который, согласно книге «Хоббит», не имеет имени, отчего многочисленные поклонницы Трандуила теряют дар речи. Впрочем, это происходит постепено, по мере понимания, а пока в зале довольно шумно, ибо ториновский рефрен «мы/они помирали/помирают с голоду» после второго ответа бОльшая часть зала начинает скандировать хором, что никак не способствует серьёзному отношению к происходящему на экране. Серьёзным народ становится, когда эльфы, прежде, чем запереть Торина в камере, связывают его по рукам и ногам. Жалостливый женский голос из нечитавших: «Это зачем же они его так?» Насмешливый ответ: «Добрый народ, чо!» — показывает, что отвечавший неплохо знает канон, но ни в коем случае не относится к числу эльфолюбов. Всё тот же женский голос:«Как жестоко! Он ведь и без того заперт!» Пуристы тихо ропщут. Нет, они ни в коем случае не отрицают, в Книге так и было: «Эльфы связали Торина ремнями и заперли в одну из самых дальних темниц». Но ведь в той же книге неоднократно подчёркивается, что эльфы — Добрый Народ! Значит, надо было показать как-то не так! Например, вязать пленника по рукам и ногам следовало гораздо добрее… Пленение остальных гномов, транспортировка их во дворец. Разочарованный мужской голос: «А что — рыжей не будет, что ли?» Ему снова торопливым шёпотом разъясняют ситуацию. Пуристы улыбаются краешком рта ещё пренебрежительнее, чем раньше. Допрос гномов Лесным Королём постоянно прерывается репликами и комментариями. «Верёвки больше не нужны. Кто сюда попал, тому не убежать через волшебные ворота», — «Значит, Торина из любви к искусству связали?» — «Нет, из любви к самому Торину!» «В лесу вы трижды нападали на моих подданных и взбудоражили пауков криками и буйством!» — «Какие пугливые эльфы, однако!» — «А что целых тринадцать гномов на такую толпу напали!» — «Сами пауков своим пиршеством приманили, а на гномов валят!» В общем, претензии Лесного Короля, произнесённые вслух, выглядят несколько нелепо, это про себя признают даже те, кто раньше с пеной у рта доказывал, что «на своей территории король в своём праве». Тайное существование Бильбо во дворце сначала вгоняет зал в уныние, потому что так воспринимает его сам Бильбо, но потом народ постепенно чувствует воодушевление — по мере того, как его начинает чувствовать мистер Бэггинс. И наконец-то сцена, которую ждали ещё в первом фильме — эльфы, пьющие вино громадными кружками, болтающие и смеющиеся и постепенно засыпающие. Происходит каноничнейший побег «в бочках на волю», включая ввалившуюся в погреб компанию пьяных эльфов из пиршественного зала. Всё снято очень здорово и забавно, зрители в восторге, но далее снова облом. Река, вид сверху. По реке плывут бочки. Вид с левого берега реки. По реке плывут бочки. Вид с середины реки, снизу вверх по течению. Прямо на зрителя по реке плывут бочки. Вид с правого берега. По реке… В общем, понятно. Правда, всё это сопровождается закадровыми словами Бильбо-рассказчика, но зрителю абсолютно не на что смотреть, кроме того, как по реке, блин, плывут бочки! Несколько зрителей из нечитавших снова пробираются к выходу, бормоча под нос на сей раз более членораздельно, поэтому отдельные слова разобрать можно. Но лучше бы было нельзя… Даже похищение невидимым Бильбо еды в селении во время стоянки не очень-то развлекает зрителей, ибо похожие сцены они уже видели в пещере Лесного Короля. Но всему на свете приходит конец, и вот над заболоченной местностью, прорезанной десятками ручейков, перед невидимым Бильбо и зрителями встаёт Одинокая Гора. Разговоры плотовщиков о том, что тропа, идущая через Лихолесье стала непроходимой, ибо приводит в болото, вызывают предположение в зале — не родственник ли Гендальф некоему И. Сусанину? Долгое Озеро, рассказ про Озёрный город, плотовщики уходят, и Бильбо, наконец, снимает Кольцо и начинает освобождать гномов. Мокрый, несчастный, еле стоящий на ногах, жалобно стонущий Торин со свалявшейся бородой, в которой застряла солома, в грязном и рваном капюшоне, имеющий вид «как у голодного пса, которого привязали к будке и забыли на неделю», повергает в шок большинство своих оставшихся поклонниц и делает их ряды ещё менее сплочёнными и многочисленными. А слова Бильбо «Если вы хотите продолжать вашу дурацкую затею» вызывают одобрительный смех у большинства зрителей. Следующий удар получают фанаты бывшего «Брюса Уиллиса Средиземья», ибо Двалин (с синей бородой) наряду с Балином — самые пострадавшие и беспомощные. Но в конце концов все гномы извлечены из бочек, речь Торина, беспечные стражники. Выступление Торина «Я — Торин, сын Трайна, сына Трора» — вышло изумительно хорошо, совсем как в книге, когда Торин «выглядел как король, несмотря на порванную одежду и выпачканный капюшон». Далее каноничная встреча с бургомистром, празднества в Эсгароте, насморочный Бильбо и — сюрприз! Сцена, которой не было в первом фильме: недоумевающие лесные эльфы, вернувшиеся к своему Королю с докладом, и размышления последнего насчёт гномов и их намерений, а также засылка им шпионов в сторону Одинокой Горы. Правда, этот момент заставил отдельных фанатов снова полезть в первоисточники, но в целом пуристско-фанатская коалиция осталась довольна, хотя пребывание гномов в Эсгароте с песнями и гульбищами могло бы быть и покороче. Но вот Торин решает, что, пока энтузиазм жителей не остыл, пора двигаться дальше. Проводы гномов, путь на лодках через озеро, встреча с людьми, пригнавшими для гномов пони с поклажей, ночёвка, Пустошь Смауга, разрушенный Дейл, Воронья Высота, дым и пар из главных ворот — придраться не к чему, кроме разве того, что на экране ничего интересного не происходит. Единственным развлечением служат каноничные разговоры гномов и хоббита. Эти же разговоры во время поисков двери, но теперь дело пошло веселее, а подъём гномов и поклажи на верёвках и вовсе вносит оживление в ряды заскучавшей было публики. Но вот обнаружен вход, следуют попытки открыть дверь. Недоумевающий голос: «Это что — они и в книге кретины? Я думал, Джексон от себя приплёл! Написано же — последний луч и тыры-пыры». Последний луч сделал таки своё дело, дверь открыта. Выступление Торина, непочтительное вмешательство в его речь Бильбо. Народ веселится, торинолюбки обиженно поджимают губы. Балин, провожающий хоббита до определённого места, и, наконец, мистер Бэггинс остаётся один. Конец второй серии.