Глазами страшными глядят

Как бы вы отреагировали на дневной свет, увидев его впервые в жизни? Верно. Вы бы охренели, мягко говоря. Впрочем, наверняка загвоздка состояла в том, что Билл видел свет не впервые в жизни. Я внимательно наблюдал за ним, пока мы поднимались на лифте, и Билл действительно выглядел безразличным по самое не хочу, в то время как я каждый раз, как лифт нёс меня вверх, смотрел в серое пасмурное небо, опершись руками о решётчатый бортик. А он смотрел в пол. Это немного напрягало меня, но я успокаивал себя мыслью, что Билл сильно не здоров. На самом деле я питал на его счёт слишком глобальные надежды. Надо было немедленно завязывать с этим. Железные стропы скрипнули, я откатил металлическую дверку в бок и шагнул на бетонное плато. На этот раз Билл всё-таки поднял взгляд на небо. Он стоял по-прежнему в лифте, опасливо поглядывая то на меня, то на широкое поле за моей спиной. Шла первая неделя сентября, однако было по-ноябрьски пасмурно и холодно. Я почувствовал себя неловко, когда осознал, что сам в тёплом свитере и брюках, а Билл – в своём холщовом костюмчике. Благо, в машине есть рабочая печка. Медленно он выполз из кабинки лифта, оглядываясь вокруг, потом потёр лицо рукой и взглянул на меня: - Омерзительно себя чувствую, - прошептал он. - Гипероксия, наверное, - я пожал плечами и улыбнулся ему, - скоро пройдёт. Как тебе? - Я бывал здесь, - спокойным шёпотом ответил он, продолжая блуждать пальцами по своему лбу, - пятый нижний рудник существует около трёх лет, как и место, где я жил. Я мысленно хлопнул себя по голове, осознав степень собственной недалёкости. Ну конечно же! Конечно Билл с поверхности, он не выглядит, как трёхлетний ребёнок, уж точно. Панорама нам открылась шикарная, как и всё то, что есть на поверхности. Я безумно любил её – настоящую землю, но выгоднее нам было жить там, в шахтах, где было определённо теплее и ближе к рабочему месту. В шахтах для нас всё оборудовалось Просперитасом, мы существовали на готовеньком, и никто не собирался предпринимать что-либо самостоятельно. Я не мог в одиночку уйти на поверхность хотя бы потому, что это было не безопасно. На «монстрах» – сооружениях или, лучше сказать, извержениях человеческой изобретательности её бороздили мародёры, которые грабили руины сгинувшего мира, продавали найденный скарб мелким поселениям, раскинувшимся везде, где можно было существовать, мастерили оружие, покровительствовали, убивали, разрушали и строили оплоты жукованной цивилизации, в общем и целом продолжая действие грандиозной войны, разразившейся на стыке двадцать первого и двадцать второго столетий. Грабить было что. Продавать было что. И на всё это было время. Перед глазами угасающего народа людского словно предстала вечность в самом её мёрзлом воплощении. Я не хотел быть мародёром, я не хотел быть бессмысленным. Я мечтал раскапывать погребённое под слоем дроблёного камня и кирпича наследие человечества, книги, картины, большая часть которых утеряна. Поэтому я любил Просперитас – наш единственный и неповторимый шанс. Билл смотрел на жухлую траву, покрывающую километры поля за будкой сторожил каким-то странным взглядом, и мне показалось, что в нём сражались печаль и радость. - Слушай, Билл… Вероятно, это твоё личное, но… Почему ты ушёл под землю? – спросил я, весь словно загоревшийся от желания услышать ответ. Но тот только посмотрел на меня странно и вернулся к изучению поля. - Ладно… Подожди меня здесь, я сбегаю в сторожку. По расписке нам выдали нечто наподобие древнего УАЗа, собранное по ранним чертежам в Просперитасе. Сторож, чьего имени я не знал, выкатил его на дорогу, предупредил, чтобы мы обязательно заехали на одно из прибрежных заправок, и скрылся, даже не поглядев на мою расписку. Когда я вернулся за Биллом, тот выглядел ещё более растерянным и больным чем тогда, когда уходил. Он устало присел на железный бортик кабинки и закрыл глаза, продолжая массировать лоб. - Пойдём, я достал нам машину, - я осторожно поддержал его под руку. Только он вывернулся практически сразу и побрёл самостоятельно, очень недовольно глядя перед собой. Я почувствовал себя ещё большим идиотом и, если честно, мне страшно хотелось прямо сейчас провалиться сквозь землю. Билл сам забрался в машину, уже не осматриваясь, опустив веки и согнувшись в три погибели. Я сел вслед за ним, повернул ключ зажигания, вдавил гашетку в пол, и мы рванули по отличной асфальтированной дороге по направлению к Просперитасу. Таким шоссе с ним сообщался каждый протекторат, на случай эксцессов. За полчаса никто из нас не проронил и слова. В машине не работала печка. Ближайшая заправка находилась в сорока пяти километрах от Гравити Фолз. Билл был очень против того, чтобы выходить наружу, и мотивировал это тем, что отвратительно себя чувствует. Я пожал плечами и отправился один. За стойкой стоял весёлый, как и все они, просперитянин, который добродушно поздоровался со мной, как только я вошёл внутрь. - Добрый день! – ласковым голосом промурлыкал он, широко улыбаясь. – Чем можем быть полезны? - Бензин и… Есть у вас что-нибудь тёплое? Из одежды. Просперитянин, судя по карточке, по имени Джек, закивал и указал пухлой рукой в сторону длинной вешалки. Пока я из самых чистых и добрых побуждений выбирал Биллу свитер, оформлял свою прекрасную машину в проспеританской базе данных, а потом снова выбирал свитер, а добрый просперитянин заливал в бак нашего УАЗа бензин, не то, чтобы прошло много времени. Но тогда, когда я открыл дверцу машины, Билла там не оказалось. В этот момент я ощутил приступ самой настоящей паники, куда более затягивающей, чем, например, тогда, когда я лез земляному проходику. Если он вернётся обратно в Гравити Фолз – меня в самом деле закидают дерьмом, и почище, чем они делают это обыкновенно. Если он просто решил сгинуть в пустыне – моя совесть закидает меня дерьмом так или иначе, ведь я поручился за него. Какого чёрта я не заставил его идти вместе со мной? Доверять сумасшедшему? Это именно тот случай, когда я просто обязан убедиться в том, что питать надежды – дурость. Я закрутился на месте, осматривая ближайшие углы, и бросился бегом вокруг заправки. Билла не было. У меня закружилась голова. - Что с вами? – спросил Джек, по-прежнему ласково улыбаясь. Я обратил к нему полным растерянности и ужаса взгляд, и вдруг до меня дошло, что он вроде как должен был видеть, когда и куда направился Билл, ведь он заливал бензин в бак. Эх, лучше бы я сам это делал, вместо того, чтобы выбирать свитер и идиотский ремень для штанов, просто ради своего удовольствия. - Вы не видели человека в машине? – судорожно затарахтел я. – Светловолосый высокий парень в голубом костюме. Он должен был сидеть в машине… или идти куда-нибудь, не знаю, боже мой… - А, видел, конечно, - медленно заговорил Джек. Все просперитяне говорили медленно, с расстановкой, будто смакуя каждое слово, - он как раз вылез из машины, когда я набирал бак. - Куда он пошёл?! – рявкнул я, стараясь внушить Джеку желание говорить немного быстрее. Секунды утекали сквозь пальцы, и я был раздосадован до чёртиков. Джек указал первым пальцем за свою спину, прибавил «вроде бы», но я уже не слышал и дал дёру на другую сторону шоссе, в поле. Билл просто не мог уйти далеко, на нём были старые раздолбанные ботинки дяди Стэна и холодная одежда. Я не рассчитывал на его рассудок, остановивший бы его, но физика обязывалась играть мне на руку. И это действительно оказалось именно так. Сутулый Билл в развалку ковылял по прямой сквозь полусухую траву, будучи слишком высоким, чтобы она его скрывала. Походка была хоть и кривая, но уверенная и достаточно быстрая для такого количества препятствий, которые он преодолевал. Я бросился за его маячащей впереди спиной, обтянутой голубой рубашкой. Как только Билл заслышал за собой шуршание, он тоже бегом рванул вперёд, предварительно злобно зыркнув в мою сторону. Но мне даже не потребовалось его догонять. Весь день у него раскалывалась голова, его глаза по-прежнему нистагмически дрожали, покушаясь на качество зрения, он был ослаблен и устал, для меня всё это представлялось не более, чем бегом наперегонки русской борзой и шестилетнего мальчика на инвалидной коляске. В какой-то момент Билл резко схватился за голову и повалился в траву. Я немедленно засунул в задницу своё ликование и кинулся к нему, ведь разве можно, блять, ликовать, когда человеку, пусть даже пытавшемуся сбежать от тебя в приступе сумасшествия и паранойи в чисто поле, стало плохо настолько, что он побелел ещё сильнее. Когда я заприметил цвет его лица, то мне и самом дурно стало. Билл сжимал ладонями виски и щурился, издавая какая-то нечленораздельное шипение, а потом глухие гортанные позывы. Я понял, что дело идёт к не самому приятному разрешению и развернул его на живот. Билла вырвало бесконечно запихиваемой в течение этих двух дней больничной кашей, и после того, как он кое-как справился со своим дыханием и попытался задушить меня, я понял, что что-то ему не нравится именно в цели нашего путешествия. Откуда у сумасшедших дистрофиков столько, блять, силы? Билл не стал душить меня до конца. Он практически сразу успокоился, когда пару раз надавил на моё трахею. Я кое-как вылез из-под него, откашливаясь, и хмуро уставился в траву, в которой мы сидели. - Билл… - Блять, заткнись, - гаркнул он совершенно человеческим громким голосом, - я никуда не поеду. Конечно, сначала я не особо понял, о чём он говорит, потому что сначала был пригвождён к месту его голосом. Удивительно жёстким и эмоционально окрашенным голосом. Я даже немного съёжился. - Почему? – пискнул я. - По кочану, - он кое-как поднялся на ноги, отряхнулся и, шатаясь, побрёл опять в поле, пока вдруг снова не остановился и не рухнул медленно в траву спиной вниз. Я поднялся и пошёл туда, где он упал. Билл лежал и хмуро смотрел в небо, растирая пальцем тоненькую струйку крови от носа до губ. - Не спал несколько суток, - устало пробормотал он скорее небу, чем мне, а потом добавил, - тебе лучше оставить меня здесь, я не собираюсь ехать с тобой в эту овощерезку. - Ты так Просперитас называешь? – решил на всякий случай осведомиться я. Он моргнул в знак согласия. Я сел рядом с ним, а потом вовсе плюхнулся в траву и тоже уставился в небо. - Это они тебе сказали? Мейбл, Стэн, Холли, Дот, или кто там тебя ещё навещал? Сказали, что я одержимый дурак, наверняка. Я не удивлён. Билл молчал, но я, как и всегда, знал, что он слушает меня. - Ты можешь верить им, можешь верить мне, но перед тем, как отрицать всё, хотя бы посмотри на него, - я не выдержал и повернулся, с желанием прожечь его лицо взглядом, - почему ты вообще думаешь, что это плохо? Ведь это самое настоящее счастье, то, что они там делают. - Ты заблуждаешься, - пробормотал он уже шёпотом, - ты и в самом деле просто одержимый дурак, ребёнок. Я злился, но обязан был держать себя в руках. И всё равно злился. Мои надежды продолжали таять на глазах, мне хотелось бросить всё нахуй и уехать, только я не имел права так поступить с самим собой и с Биллом. Он просто не по-ни-ма-ет. - Только что ты пытался задушить меня, Билл. Ты побежал в трусах и маечке в поле вряд ли одержимый каким-то особым смыслом. Сейчас у тебя идёт кровь из носа, ты разговариваешь шёпотом, и твои глаза трясутся, как у шизофреника. Ты жил в грёбаной секте три года и… зачем? Думаешь, жить под землёй, как в настоящем аду лучше, чем жить в великолепном городе с садами и музыкой, отличной едой и воздухом, с бесконечно высоким небом над головой? Ты не считаешь себя одержимым ребёнком? Билл повернулся ко мне и деловито свёл брови, его глаз усердно шнырял по моему лицу. - Твоя сестра очень пренебрежительно относится к тебе, знаешь? Она спорила с докторицей о том, что сегодня же вечером ты вернёшься и запрёшься в своей комнате, даже не доехав до Просперитаса. Будешь там плакать в одиночестве, потому что «мы все безнадёжны». Ты часто так делаешь? Я был ошарашен, мне как будто засунули фугас в глотку по самые гланды. Бешеные глаза Билла, но всё равно внимательные, ждали моей реакции. Я пожевал губу, стараясь не выдавать замешательства, вызванного его выпадом. Гадость на гадость, гадость на гадость, гадость на гадость… - Правда спорила что ли? – ехидно спросил я, натянуто улыбаясь. – Ты снова не удивил меня, Билл. Потом улыбка стала искренней, и я даже захихикал. Вряд ли Билл понял, что я на грани истерики. А вот Билл как раз выглядел удивлённым. Я встал и пошёл обратно к машине. И я был на девяносто девять процентов уверен, что он пойдёт за мной. Точно так всё и случилось. Когда Билл влез на соседнее сидение, косясь на меня не то, чтобы подозрительно, но всё равно необычно, я протянул ему приобретённый мной свитер и больше не предпринимал каких-либо попыток к действию, просто помахал рукой улыбающемуся Джеку и завёл машину. Билл натянул свитер без разговоров, продолжая мучать меня своими изучающими взглядами. Потом он, видимо, вспомнил о том, что несколько раз серьёзно треснулся головой об землю, вырвал всем тем, что ел эти два дня, и пытался сбежать от меня в поле. Мы снова ни о чём не говорили, но на данный момент я чувствовал себя намного спокойнее и решительнее. *** К ночи мы проехали, благодаря дневному инциденту, даже меньше, чем половину пути, а в машине стоял такой страшный дубняк, что мои руки, казалось бы, примёрзли к баранке. Билл трясся в унисон со мной, и мне казалось, в этот момент мы едины, как никогда. То есть, мне бы просто хотелось так думать, всё-таки единство — это безумно важная вещь, особенно когда вы вдвоём среди почти бескрайних полей трясётесь от холода. Обыкновенно я всегда одинок в своём единстве и трясусь вместе с радиатором машины. Я остановил УАЗ и выбрался наружу. Билл, обитающий где-то на грани миров, встрепенулся и выглянул в застеклённое окно. Я подумал, что ему было вдесятеро тяжелее, чем мне. Привычный к запредельным температурам шахт, слишком худой и измождённый, с синими губами и засохшим кровоподтёком. Я постучал в окно, предлагая ему выйти, но тот мотнул головой и уткнулся затылком в приборную панель. - Я собираюсь разжечь костёр, Билл, - сказал ему я, прилепившись к стеклу, - помоги мне собрать хворост, вон там, в кустах, если не сложно. Не то, чтобы я боялся теперь оставлять его одного, впрочем… В темноте он бы имел больше шансов скрыться. Но, слава богам, холод стоял собачий. Скорее хотел растормошить его, в движении всегда теплее, да и интереснее делать это с кем-то… Я снова почувствовал себя неудачником. Билл посмотрел на меня, склонив голову к плечу, а потом щёлкнул что-то на приборной панели (на секунду я подумал, что он крутанёт руль и свалит куда подальше, кинув меня здесь. Я бы сделал именно так на его месте), и зажглись фары. Я улыбнулся. Он выполз из машины, ёжась в своём новом свитере и оглядываясь по сторонам. - Тут ещё холоднее, - проворчал он. - Мы можем доехать до ближайшей заправки, если ты хочешь…, - начал я, но он резко замотал головой. Вероятно, Билл очень много имел против Просперитаса и его цивилизации. - Костёр — это так экстравагантно, - если бы шёпот можно было классифицировать, то этот я назвал бы саркастическим. Спустя кучу царапин и подранные свитера, а потом ещё двадцать минут танцев с бубном над костровищем и бесплодных попыток его разжечь, мы всё-таки сели на подстеленные под задницы куски картона, лежавшие в машине с ранних перевозок, и попытались представить, что нам тепло. В конце концов Билл встал и принялся расхаживать, потирая руки, вокруг костра, оглядываясь по сторонам. Было заметно, что ему не нравилось, когда за спиной огромное поле, а перед глазами темнота. Он старался не отводить взгляда от языков пламени ни на секунду. - Твоя тень похожа на косулю, - вдруг сказал я, сам того не ожидая, и мысленно хлопнул себя по голове во второй раз за день, - такая долговязая и длинноногая… Билл уставился на меня с недоверием и наморщил нос. - Это ты похож на косулю, уж извини, - шепнул он, но беззлобно. Я помотал головой и достал из кармана своих болотных милитаристских штанов папиросу. Мне не хотелось делать это перед Биллом, но я страшно вымотался за сегодняшний день. - Извини, - на всякий случай сказал я, уже затягиваясь, - в первый и последний раз. - Вряд ли в первый, - пробормотал Билл, снова глядя в своё излюбленное небо, - в нижних рудниках не покуришь, но я не фанат, много не потерял. Его фразы были отрывисты, но мне нравилось слышать, как Билл говорил, как начинал что-то рассказывать о себе. Мне думалось, я всё делаю правильно, Биллу хорошо со мной. - Мир удивительный, Билл. И я всё равно не понимаю, почему ты запер себя под землёй в тридцати квадратных метрах. Разве ты никогда не хотел посмотреть его весь? Звёзды, океаны, километры полей, леса из… сосновых деревьев. Никогда не видел их вживую, но они ведь прекрасные, верно? - А что же ты сам, Сосновое Дерево, рвёшься в этот поганый Просперитас? – вдруг резко сказал громким и эмоциональным голосом Билл. – Ты разве не замечаешь, как ошибаешься? Что ты здесь сидишь, а не бороздишь свои океаны? Я затянулся, выпустил дым и закусил губу, глядя на низкое чёрное небо, точно так же, как и днём, заволочённое тучами. - Потому что я хочу себе дом, в который смогу вернуться, Билл. Каждый человек должен иметь место, куда сможет вернуться, ты обязан это понимать. И Просперитас – лучший дом, который только можно вообразить. Билл снова посмотрел на меня этим странным взглядом и покачал головой, как будто я был минимум несмышленышем каким-то, и максимум – неисправимым ослом. Он сел рядом со мной у костра, и больше мы не разговаривали. Темнота капнула за полночь.