Глазами страшными глядят

- Ты просто не представляешь, как я счастлив, Билл, - радостно сообщил Диппер, когда они сели в такси и оно тронулось, - я всю жизнь мечтал увидеть этого человека. Он был так чертовски любезен со мной… Честно говоря, мне кажется это немного странным. С чего бы ему устраивать мне личную аудиенцию… - Прекрати нести эту чушь, - вдруг злобно оборвал его Билл, - слушать больше не могу. Ты просто на голову больной, блять. Диппер недоумённо уставился на него и сглотнул. Лицо Сайфера было и в самом деле перекошено яростью и неприязнью, он сжимал и разжимал руку, как будто пытался успокоить себя. - Я больной на голову? – это было определённо опрометчиво с его стороны. Билл развернулся к нему торсом, растягивая губы в улыбке, или, скорее, в оскале. Его голос больше не срывался на шёпот, но глаза, особенно тот, что без бельма, мерзко дрожали по-прежнему. - Знаешь, почему тебя все считают шутом в твоём маленьком городке? Ты грёбаный фискал, педик-геронтофил и придурок, ты хоть об этом знаешь? Если ты посмеешь засунуть меня в эту психотическую мясорубку, я твою больную пустую башку и не такими мышами напичкаю, - он приблизился к Дипперу практически вплотную и выплюнул эти слова прямо в лицо. Какими только словами Диппера не называли, но фискал и педик-геронтофил – нечто новенькое. - Я никогда. Ни на кого. Не доносил, - подрагивающим голосом выговорил Пайнс, - я не педик. И ты не имеешь права говорить так о том, что я испытываю к герольду Просперитаса. - А что ты мне сделаешь? – осклабился Билл. – Ты такой придурок, что даже на элементарную провокацию ведёшься. А знаешь, что ещё это значит? Ты и в самом деле педик, и в самом деле геронтофил. И в самом деле хочешь, чтобы этот дед тебя трахнул. В данную секунду Диппер готов был врезать Биллу, каким бы там больным, сумасшедшим и несчастным он ни назывался. Перед ним сидела точно такая же паскуда, как и все те, что шпыняли его в пубертате и далёком детстве, и ничего такого в ней особенного не было. Билл Сайфер пел старые песни, рассказывал про подземные иерихонские трубы, не спал ночами, и его сумасшедшие глаза с отблесками янтаря обливали Пайнса каждый раз квинтэссенцией пренебрежения и удивления. Сначала Диппер очень надеялся, потом он пытался и кормил свою надежду случайными жестами и оборотами, а сейчас он наконец понял, что ничто, кроме профессиональных отношений миссионера и пациента, их связывать не может. Он практически мгновенно согнал со своего лица всю эмоциональную окраску, мысленно извиняясь перед своим кумиром за Билла. Ведь по-настоящему сильные люди никогда не обращают внимания на безалаберных едких психов вроде него. - Ну, ты скажешь что-нибудь или где? – рявкнул Сайфер страшно недовольно, и Диппер понял, что нашёл нужную точку давления. Я улыбнулся самой своей ангельской улыбкой и ясным весёлым голосом ответил: - Сосни-ка хуйца, Билл. Сайфер, на удивление, не был разочарован. Может быть, всё, что он наговорил, просто минутное наваждение, и сейчас он уже ничего не помнит, подумал Диппер и обрадовался сам себе. Он мог бы рассказать Менеджеру о том, как профессионально повёл себя. Возможно, ему бы отвели должность в самом Бюро эксцессов, где-нибудь в отделе психологической модуляции. И если у них нет такого отдела, Диппер предложил бы его создание и возглавил бы его. Он, наверняка, очень даже наверняка, мог бы стать настоящим великим учёным, а годам эдак к пятидесяти раифицировался и поселился бы где-нибудь у пограничной парковой полосы. Время, безусловно, сейчас неспокойное, и кто знает, доживёт ли вообще Диппер до пятидесяти, но вот что он знает совершенно точно – его голова и сердце отданы благу и Просперитасу, его анимизму. Мысли о Просперитасе всегда помогали Дипперу прийти в себя после того, как его с ног до головы закидывали дерьмом. Они прибыли в больницу, когда уже окончательно стемнело. Их встретил Басти. Он особенно добродушно улыбнулся Дипперу и повёл их по коридору в палату. В общей комнате на большом экране показывали какой-то короткометражный новый фильм про счастье и благополучие, чтобы умиротворить и утешить страдающих пациентов. Впрочем, страдание – слишком громкое слово, особенно для просперитян. Страдание не существенно, если не воспринимать его своим сознанием, и это отнюдь не Диппер придумал. Когда они проходили мимо комнаты, Басти остановился. - Не хотите отдохнуть перед телевизором? – участливо осведомился он. - Да, я с радостью, - облегчённо ответил Диппер и мельком посмотрел на Билла. – Ты?.. - Я вроде бы ещё в своём уме, - огрызнулся Билл и зашаркал в сторону палаты. Диппер виновато посмотрел на Басти, но тот положил ему руку на плечо и улыбнулся. - Я не могу оставить… - Не беспокойся об этом, Диппер, приятель, я попрошу дежурного присмотреть за мистером Сайфером. Диппер ощутил стыдливую эйфорию в тот момент, когда осознал подтекст слов – на несколько часов у него получится избавиться от общества Билла. Сколько дней уже его лицо маячило у Пайнса перед глазами? Он не мог посчитать, но зато прекрасно понимал, насколько эти дни истощили его нервную систему. Билл был безумно тяжёлым человеком, требовавшим постоянного надзора и контроля. И силы духа, чтобы игнорировать дрянь, которая перманентно выливалась из его рта. - Да бросьте, мистер Сайфер будет хорошим мальчиком, мистер Сайфер не станет шалить, - гаркнул Билл и исчез за поворотом. Диппер, не уверенный в том, что Билл вообще помнит, как и куда идти, пропустил смешок, и, решив проигнорировать свою совесть, нырнул в дверной проход. В общей комнате горел один единственный приглушённый пледом светильник, пациенты все как один с улыбками на лицах расселись по диванам и креслам, и звучала ненавязчивая музыка. На настенной проекции мелькали какие-то симпатичные картиночки – честно говоря, Диппер никогда не был фанатом так называемого «нового искусства», но он уважал его в его бесконечной отчаянности и живучести. Вы попробуйте снять кино в условиях постапокалипсиса и пяти тысяч живущих на вашем попечении истерзанных душ. Они с Басти сели вместе на один из ближних диванов. Диппер был в своём неизменном рифлёном свитере, зашитым в двадцати местах, милитаристских штанах и с жутким шухером на голове. - Ты выглядишь усталым, - шепнул ему Басти, - надо беречь себя, Диппер. Ты бы мог пойти в Центр занятости и заполнить анкету для поиска сиделки… - Нет, Басти, это… моя работа, - промямлил сонно Пайнс. Ему непреодолимо хотелось опустить голову Басти на плечо. Такому заботливому, высоченному, сильному и вечно улыбающемуся. Он, блять, обожал Просперитас за эту бесконечную улыбку. – Понимаешь, я хочу сделать что-то на самом деле монструозное до того, как раифицируюсь... - Понимаю, - согласился Басти. Диппер поддался искушению и прислонился к нему боком. Басти никак не отреагировал. Просперитяне никогда не бывают против. Наверное, это не всегда хорошо, но если всех людей на земле раифицировать… разве можно представить что-то удивительнее и прекраснее, чем мир счастливых людей? Мир, где все люди – одна большая семья не только в биологическом смысле этого слова. Это то, чего Диппер Энтони Пайнс хотел больше всего. - Как прошла встреча с господином Менеджером? – ласково спросил Басти. - Он удивительно сильный человек, Басти, - сонно пробормотал Диппер, - он мой герой. Я хочу быть таким же, как он. Басти обвил руку вокруг его плеча. Усопшие бабочки в животе Пайнса затрепетали своими обглоданными крылышками, он потёрся макушкой о его бок, отгоняя от себя навязчивое желание поцеловать Басти в щёку. Из благодарности, а не пидорских наклонностей. Диппер всегда хотел перестать быть одиноким, он мечтал о семье. И, приезжая в Просперитас, он обретал её. - Это очень мудрое желание, Диппер. Я всегда знал, что ты невероятно умный парень. Думаю, когда-нибудь ты вместе с самим герольдом возглавишь Просперитас и миссию тотального блага, - ворковал над его головой Басти, а Диппер нежился в его сладких улыбчивых словах и медленно умирал от счастья, возрождаясь вновь и вновь. Мелькали картинки, звучала музыка, издалека доносились голоса героев, а Диппер медленно погружался в благостный омут здорового крепкого сна. Где-то на периферии мелькнули страшные воспоминания об атлантовых ногах и гадких крысах, но и они ускользали ввысь. На этот раз ему не снятся кошмары. Слишком хороший день. *** - Сегодня я еду к своим родителям, Билл, - Диппер объявил это как можно более посредственным голосом, который в случае успеха помог бы ему абстрагироваться от издёвок Сайфер. - Ну заебись, - пасмурно ответил Сайфер, запихивая в себя кусочек рыбной палочки. - Тебе было бы полезно посмотреть на Просперитас, ты будешь здесь жить. Они живут как раз в доме у реки. Билл ещё гаже скривился, запульнул вилку куда-то за калорифер и недовольно уставился на Пайнса, продолжающего уверенно играть в безразличие. - Я не хочу. Отстань от меня, я устал, у меня болит бок. - Я не спрашивал, - Диппер натянуто улыбнулся. Слушать дальше пререкания Пайнс был не намерен, поэтому он снова отнёс поднос на конвейер и демонстративно удалился в палату, где они до сих пор кантовались. Билл поплёлся за ним, потому что, собственно, у него не оставалось никакого выбора. Теперь он уже здесь развалился на кровати и гнусным взглядом буравил спину Диппера. - А твои родители тоже олигофрены? Как все эти? – едко осведомился он. У Диппера свело челюсть, но он мужественно держался. - Мои родители тоже раифицированы, - холодно ответил он, - собирайся. Билл не стал менять свою одежду на больничную и по-прежнему ходил в купленном Пайнсом свитере и холщовых голубых портках. На ногах у него были поношенные проспеританские берцы, надетые на доисторические белые носки в голубую полоску. Медсестре удалось слегка обкорнать его космы, и в принципе теперь Сайфер выглядел как просто чуть-чуть сумасшедший парень. Диппер невесело ухмыльнулся. Первым делом Пайнс решил познакомить Билла с процессом деторождения в Просперитасе – с огромным инкубатором по Уоллис-стрит. Технологии прошлых веков позволяли выращивать детей-инвитро, ежедневно просперитяне и просперитянки становились донорами яйцеклеток и сперматозоидов, в инкубатор не допускался никто, кроме его работников, и Диппер мог только представлять себе их, занятых важнейшей из важнейших миссий человечества двадцать четвёртого века – решением демографической проблемы населения Земли с наибольшей эффективностью. И Диппер представлял ряды огромных колб с эмбрионами внутри, счастливых просперитян за работой и светлое будущее города Дерби, ныне Просперитаса в виде нескольких сотен по-настоящему новых жителей, ни ощутивших на собственной шкуре ужаса, который пережили их предки, родители и создатели. Пока ни один истинный просперитянин не появился на свет, но герольд, как до Диппера дошли слухи, уже анонсировал через пару месяцев торжественное рождение первого экспериментального младенца. Первого цветка счастья. - Ну и что это за херня? – уже опостылевшим Пайнсу голосом проныл Билл. От его вчерашнего хорошего настроения и следа не осталось, несмотря на то, что Диппер снова дал ему трамадола. - Это одно из важнейших зданий во всём городе, Билл. Инкубатор. - А-а-а, курятник? Я правильно тебя понял? – съехидничал Сайфер, разглядывая громадную бронзово-бетонную постройку на берегу Деруэнта. Вряд ли бы Диппер нашёлся с не матерным ответом. Огромная вывеска на двери, чуть ли не самодельная, громко возвещала о том, что именно здесь и именно сейчас творятся люди будущего. Пайнс мысленно поклонился двери, мысленно – чтобы не вызвать в своё сторону очередной поток острот, и обернулся к Деруэнту, по-осеннему мрачному, но всё равно возлюбленному его сердцем. На противоположном берегу виднелось несколько жилых домов и парк – место, где уже три с половиной года, со дня окончания его строительства, жили Энтони и Хелен Пайнс. А левее, сильно левее и вдалеке взгромоздился на небольшой пригорок огромный проспеританский фармацевтический завод – одно из самых элитных рабочих мест, как и инкубатор. Теперь, вместе с Бюро по делам-эксцессам таких огромных величественных зданий и, по совместительству, рабочих мест было четыре – Инкубатор, Бюро, Фармацевтический завод и Центр культуры и занятости населения. Вместе они были как четыре слона, на которых стоял Просперитас, и Диппер, соответственно, очень хотел приобщиться именно где-нибудь в одном из них. - Ну что, мы долго ещё будем здесь стоять? – прямо Дипперу на ухо сказал Билл. – Я хочу увидеть придурков, которые произвели тебя на свет, сладкий мой цветочек… Ох, как же Пайнс хотел дать ему по наглой морде – словами не передать, как хотел. Но он держался, потому что Билл всего лишь провоцировал его на «что-то», Билл был всего лишь шибздиком. - Посмотри хоть вокруг, - устало пробормотал Диппер. Билл как бы огляделся, вдруг в его глазу загорелось что-то вроде интереса, и он повернулся к Пайнсу. - А что это? – указывая пальцем на завод, спросил он. - Проспеританский фармацевтический завод. Возможно, ты будешь работать там, если сгодишься, - по началу Диппер не хотел говорить гадостей Биллу, это само как-то получилось. В принципе, в предложении присутствовал и комплимент, завуалированный, правда… Сайфер снова поморщился, а потом ухмыльнулся. - Как ты считаешься, где у этого города сердце, Сосенка? Это был интересный вопрос. Несколько раз Диппер порывался назвать какого-то из четырёх «слонов», но замолкал, не сказав ни слова. - Предположим, Завод – печень Просперитаса, там же, собственно, производятся фильтрующие человеческое «я» элементы. Грубо говоря, - начал он неуверенно, скорее говоря это самому себе, - Бюро – мозг, Инкубатор… Ну понятно, что. Репродуктивная система… Получается, Центр Культуры и занятости. Стабильность – залог счастья и благосостояния. Постоянная должность и ежедневная работа – залог стабильности… Билл внимательно слушал его, а потом качнул головой и сказал, вероятно, изначально предполагавшуюся фразу: - Это всё замечательно звучит, Сосенка, но я хочу больше конкретики. Куда бы ты стал бить первым делом, чтобы разрушить эту пирамиду потребностей раз и навсегда? – он ухмыльнулся. - Господи Иисусе, да пошёл ты нахуй! – в сердцах воскликнул Диппер и чуть ли не бегом кинулся от Билла к машине. – Как ты меня заебал то, а! Пайнс слышал громкий истерический смех Сайфера, потом тот залез в такси следом, продолжая хихикать и похрюкивать от удовольствия. - Как ты смеешь кричать на бедненького сумасшедшего, негодный мальчишка? – засюсюкал он омерзительным тонким голосом. – А что, если у меня удар случится? Нервный срыв? - Ты и так ходячий нервный срыв, - буркнул Диппер злобно, мысленно наподдав себе по голове веслом за несдержанность. Два ноль в пользу Билла. – Трогайте. Такси по всем правилам дорожного движения сорвалось с места и понесло их к мосту. Дипперу было страшно заявляться с Биллом к родителям. *** Четвёртый этаж. Квартира номер двадцать восемь. Два продолжительных нажатия на звонок. Диппер беспокоится о том, что он может не застать их дома, боится перепутать часы, но вроде бы всё точно. Получится, наверное, милый сюрприз. Билл мнётся рядом, ухмыляется и разве что не тыкает его пальцами в бок. Диппер зол на него к чёртовой матери. Он устал. Он устал, блять, терпеть его рядом с собой. Диппер железный? Он, безусловно, металлический, но и металлы, знаете ли, не вечны. - Диппер? – он узнаёт её голос. Перед ним мама. Она маленького роста, с каштановыми волосами, в проспеританской аккуратной одежде – брюках и водолазке, стройная и счастливо улыбающаяся. Все просперитяне улыбаются, но Диппер в эту секунду хочет думать, что его мать улыбается ему именно как своему сыну. Так и есть. Так и есть. Так и есть. - Привет, мама, - Диппер устало, но улыбается ей в ответ. Билл кривляется, стоя сзади. Его родители – одни из первых, кто прошёл раификацию. Они же – одни из энтузиастов, что строили Просперитас. Именно поэтому Диппер и Мейбл так рано остались на попечении прадяди Стэна. Отец работает, как химик-фармацевт, по профессии – на фармацевтическом заводе, на высокой должности учредителя производства, мама – учредителем в центре культуры и занятости. Диппер безумно гордится родителями и их выбором – построить для своих детей, ну или внуков, счастливое будущее. Он знает о том, что и мама, и отец сдавали свои гаметы в Инкубатор, и не ощущает даже намёка на ревность, в отличие от Мейбл. Он думает о своём будущем брате или сестре – истинном просперитянене. И гордится. - Сынок! – она обнимает его так по-просперитански, проводит в дом, спрашивает, будет ли Диппер чай. Их поганый, но бюджетный чай, который дядя Стэн называет «писями сиротки Хаси». Диппер, чёрт подери, будет чай. - Кто этот молодой человек? – ласково спрашивает мама, провожая их на кухню. – Вы будете чай? - Билл Сайфер, - опережает колкости Сайфера Диппер, - будет. Мама кивает и ставит электрический чайник. Пайнс вострым глазом подмечает лёгкую дрожь в руках, но не придаёт этому значения. - Как поживаешь, Диппер? Как Мейбл и Стэн? – участливо интересуется она. - Хорошо, мама, - отвечает он, делая глоток, когда они рассаживаются на кухне. Билл подозрительно тих. – Мейбл, кажется, нравится Дот. Просперитяне не умеют удивляться, поэтому мама только улыбается. - Это хорошо. Дотти хороший мальчик. Я давно не видела её. Она не собирается приехать в Просперитас в ближайшее время? Пайнсу становится неловко после этого вопроса, потому что Мейбл вроде как вообще больше не собирается приезжать в Просперитас. В маминой мимике сквозит какая-то жёсткость и неповоротливость. Наверное, Диппер просто давно её не видел. - У неё много работы в госпитале, но она обещала вырваться как-нибудь. Обязательно, мам, я вытащу её сюда. Она улыбается и наливает себе вторую чашку чая. Пайнс косится на Билла, который увлечённо следит за её махинациями. Его чай нетронут. Мама спрашивает, каким судьбами Диппер к ней зашёл, Диппер рассказывает, что находится в Просперитасе из-за своей миссии. Он был здесь в последний раз около полутора лет назад, потому что шахта требовала от него присутствия, да и, переступив порог совершеннолетия, он больше не мог просто так кататься сюда с ответственными за провиант. Его больше никто не брал с собой. Билл стал для него отличным предлогом. Она радуется тому, какой её сын работяга и умница, и спрашивает у Билла, нравится ли ему в Просперитасе. В этот момент Пайнс ощущает особенный приступ паники. Он знает, что вызвать удивление или же неприятие у просперитянина практически невозможно, но всё равно волнуется, это ведь его мама. Он не хочет, чтобы она волновалось. Непонятно, почему, но Билл просто молчит и ухмыляется. Диппер объясняет матери это тем, что Сайфер не в себе. Тут он всё-таки пропускает смешок. Мама почему-то щёлкает челюстями и наливает себе уже которую чашку чая – Диппер со счёта сбился. У неё действительно трясутся руки. - Мам, а где папа? – спрашивает Диппер, осознав, наконец, самую странную деталь происходящего. В Просперитасе практически никогда не оставляют работать сверхурочно – это вредно для психологического здоровья. Она несколько секунд медленно хлопает ресницами, потом и вовсе закрывает глаза, чуть качая головой. Похоже, будто у неё головокружение, или нечто подобное. - Его перевели, - туманно отвечает она. - Куда перевели? - На другое место работы. И тут, вероятно, приходит черёд Билла. Он вдруг заходится каркающим отвратительным смехом, а потом отклоняется на спинку стула и смотрит на мою мать пронырливым мерзким взглядом. Но она не обращает внимания. - Куда конкретно, мама? - Мне не сказали, сынок, - она растерянно улыбается. - Ты не интересовалась в Бюро? – Диппер почему-то ощущает ледяной комок, подступивший к горлу. - Сейчас много кого переводят, милый. Это нормально. Не за чем господина Менеджера по пустякам дёргать. «По пустякам дёргать». Билл больше не смеётся, а только бешено ухмыляется и скрипит зубами в такт его матери. Диппер видит, что ей почему-то неудобно. Что ей хочется куда-то отойти, она непроизвольно втягивает голову в плечи и держится за живот. Он впервые замечает такое у просперитян. Он впервые замечает такое за своей матерью. - Как давно это случилось? И как? Его забрали из дома? – почему-то Дипперу становится не хорошо. - Около двух месяцев назад, вроде бы, - она рассеяно почёсывает голову, - нет, прямо с работы. Мы попрощались с ним, и разошлись, кто куда. Диппер видит, как она вдруг вздрагивает, продолжая улыбаться. - Я отойду на минуточку, Диппер, сладкий… И она отходит. А потом Диппер слышит звуки, доносящиеся из-за плотно закрытой двери ванной комнаты – её рвёт. - Диппер, сладкий, а что ты думаешь об этом? – елейным голосом спрашивает Билл. Губы Диппера Пайнса подрагивают. По возвращении на вопрос о самочувствии его мать отвечает, что это просто какая-то зараза, и она наблюдается в диспансере. На вопрос о том, не болел ли той же болезнью папа, она отвечает, что точно не помнит. На его неуверенное и тусклое «до свидания, мам», она отвечает «до свидания, сладкий» и улыбается. Диппер чувствует потребность в том, чтобы уткнуться в плечо Басти или поговорить с герольдом. Ему надо узнать, куда перевели его отца. Ему действительно это надо, потому что мама выглядит неважно и странно себя ведёт. Наверняка это какое-то секретное задание, ведь его отец – отличный специалист в своей области, а область фармацевтики в Просперитасе, как вы наверняка уже поняли, одна из ведущих. Производство на заводе точно так же, как работа в инкубаторе, держится в секрете. Всё совершенно логично. Это правильно. Диппер заставляет себя поверить в это. Но ведь она его жена, разве это не играет роли? Он обязательно спросит об этом у герольда при первой же встрече. И он добьётся этой встречи в скорейшем времени. Билл выкатывается из дома такой довольный, что Дипперу снова хочется вмазать ему, уже который раз за день. Он снова напевает ту смешную песню про детку, которая забыла принять свои таблетки, а потом вдруг оборачивается к Пайнсу и спрашивает: - Знаешь, где твой папа? – и гадко так ухмыляется при этом. - Примерно представляю, - сухо отвечает Диппер, стараясь игнорировать его изо всех сил. – Где-нибудь в новых филиалах на дальних плантациях. Они садятся в машину, и Пайнс просит водителя покружить немного в районе пограничного парка, который здесь совсем не далеко. Билл пребывает в каком-то нездоровом возбуждении, крутится, верится и нестерпимо радуется непонятно чему. - А я знаю совершенно точно, где он, Диппер-сладкий, - мурлычет он, а Дипперу хочется удавиться к чёртовой матери, лишь бы он заткнулся. – А ещё я совершенно точно знаю, что твоя мамуля скоро окажется там же! И я знаю, чем она так ужасно больна! Охо-хо, я молодец, правда? Хочешь, я и тебе расскажу, а, Сосенка-отсосенка? Расскажу тебе, как выглядит нейролептическое отра… Он не успевает договорить, как кулак Диппера прилетает ему прямиком в челюсть. Диппер, блять, в полнейшей ярости. Челюсть смачно хрустит, Сайфер сдавленно шипит от боли, находясь в дезориентированном состоянии, пока Диппер тяжело дышит. - Какие мы молодцы, - шепеляво бормочет он, а на Диппера накатывает новый приступ злости и ненависти. Он не имеет гребаного права так говорить. Хорошо, что они отгорожены от водителя толстой металлической дверцей. - Завали хлебало, ублюдок сраный! – рычит Диппер, вцепляясь одной рукой тому в горло, прижимая к двери, и кулак второй впечатывая в снова аппетитно хрустнувший нос. - О-о-о да! Покажи мне страсть, детка! – орёт Билл своим разбитым ртом, своим мерзким сдавленным голосом, и Диппер уже не чувствует, что машина остановилась, он просто хочет придушить эту крысу к херам. - Я покажу тебе, где твоё место, сволочь…, - шипит ему на ухо Диппер, а потом Билл вдруг ускользает из рук назад и шлёпается головой об асфальт. Перед замутнёнными глазами Диппера вырисовывается силуэт водителя, Пайнс отшатывается назад, в салон, мельком замечая свои окровавленные руки и испуганно хлопая глазами. - У вас всё в порядке? Мистер Сайфер? Мистер Пайнс? – спрашивает как обычно вежливый и ласковый просперитянин. Диппер ощущает только, что ему хочется вытошнить все свои внутренности от стыда и ненависти, но уже к себе. Он снова слышит лающий хохот избитого им Билла, лежащего на асфальте, и понимает – бежать отсюда. Сделать хоть что-нибудь, лишь бы не слышать этого смеха. - Да всё просто охуенно, братишка! – кричит Билл, когда водитель помогает ему подняться. Он улыбается ему. - Ваше лицо выглядит не очень хорошо. - О нет, оно выглядит как никогда мужественно! – всё ещё на повышенных тонах продолжает Билл, хлопая добродушного просперитянина по плечу. – Отвези-ка меня обратно в больницу. Водитель заглядывает в салон, потом озирается по сторонам и замечает быстро удаляющуюся к парковым деревьям фигуру. - А мистер Пайнс? – растерянно спрашивает он. - А мистеру Пайнсу надо подышать свежим воздухом.