Глазами страшными глядят

Ни один житель Гравити Фолз не знал, кто такой «тот уёбок, что перестрелял хуеву тучу народу». Однако сейчас вопрос представлялся куда в более серьёзных и мрачных тонах. Перестреляли – и ладно, ничего теперь не поделаешь, Мейбл уже пора вытереть сопли. Из Просперитаса не пришла ласточка. Что это значит? Это значит, что, возможно, снабжение протектората провиантом прекращено. Почему Стэн так решил из-за трёхдневной задержки, даже не съездив в Просперитас? Что дало ему основание быть таким вероломным говнюком? В Просперитасе не бывает задержек, вот в чём проблема. Там очень трепетно относятся к своим договорам. Впрочем, человеческий фактор не то чтобы прямо аргумент. Тогда, спрашивается, зачем всё-таки Стэн впервые за два года собрал кодлу в совещательном зале? - В прошлом месяце поставки прекратили в Нортгемптон, месяцев пять назад – в Уэдэн. Если мне птички не изменяют – весь Бернмут, который отвечал за молочную промышленность, разбежался ещё полгода назад, хотя точно не знаю, - Пайнс-самый-старший почесал подбородок. - К чему ты клонишь, Стэн? – спросил по-ирландски рыжий и долговязый Дон. – Мы, конечно, все понимаем, что ты объездил половину Англии, но вот никаких гарантий доверия к тебе у нас нет. Сам знаешь, у тебя слишком душевные отношения с кружкой. Стэн скривился. Помимо него и Дона в кабинете сидело ещё человека три. Свет приглушили старой простынёй, стулья придвинули максимально близко к столу, чтобы совещание выглядело «как у людей». Несмотря на полумрак, на лице каждого здесь сидящего Стэн мог разобрать гримасу вперемешку недовольства и сарказма. Дональд – патологически не пьющий, верит в свой мистический интрон на гене зависимости от алкоголя. Шут знает, откуда Дон всё это взял, но утверждая «я никогда не пьянею» и считая себя при этом мутантом, он имеет в виду «я никогда не пью». У Дона есть жена, но в сексуальных девиациях его не остановить. Стэн уверен, кто-кто, а Дон – местный разносчик венерической заразы. Вероятно, заменяет трахом выпивку. Глупо, смешно, по-сектантски. Впрочем, здоровее будет, думает Стэн, здоровее, чем все они вместе взятые. У Стэна никогда не было ЗППП, и чёрт знает, какой святой его уберёг. Вера – давным-давно по генеалогическому древу литовская бабища невероятных размеров, бесцветная, как стеклянная лапша, и жиденькая, вроде плохо заваренного чая. Вера вроде и за вышибалу может сойти, но на самом деле хитрая и вёрткая, как лиса, не взирая на комплекцию. Знает всё, ехидная стерва, и в общей сложности Стэн с ней даже как-то раз… прелюбодействовал. Он не хочет афишировать свою тайную и извращённую приязнь к пышным блондинкам, если так можно выразиться. Стэн про Веру ничего не знает кроме того, что ест она очень скромно и, вероятно, подвержена наследственному ожирению. Ну и с некоторого ракурса вполне сексуальна. Мейбл – это, собственно, Мейбл, его племянница. Глаза и нос воспалённые, криво выщипанные медицинским пинцетом брови, Стэн не знает, зачем подмечает в ней всё это, грозно нахмурены. Мейбл на самом деле весёлая, только вот… Был в ней всё это время какой-то едкий икс, значение которого прадядя никак не мог вычислить. Быть может, она патологически нуждалась в наполнении своей жизни безнравственным дерьмом. По-женски выставляя кому-нибудь, кто ей не нравился, ножку, Мейбл даже не обязательно было через него впоследствии перешагивать. Для морального удовлетворения, как говорится, она постоянно совершала что-то плохое. Больше всего ей не нравился Диппер. Единственная девушка в Гравити Фолз, которой секс-реестр Стэна никогда не коснётся. И Уилл – сопливый мудак, бесфамильная шавка, чёрт знает откуда в протекторате взявшаяся. Вечно ведущий раскопки у себя в носу, Уилл манкировал раскопками в шахте, плавая по Гравити Фолз безглазой рыбой, и совершенно точно был девственником. Со всеми великовозрастными девственниками, кроме Диппера, конечно, у Стэна принципиально имелся один единственный разговор – недоделка. Уилл был светленький, изящный и весь какой-то прозрачный и неубедительный. Он пил маленькими фамильярными глотками, отклячивая мизинчик, и не выказывал сексуального интереса ни к женщинам, ни к мужчинам. В последние годы войны, когда Стэн был ещё мальчишкой, ему попалась подгоревшая «Теория сексуальности» Фрейда, и с тех пор он решил, что удовлетворение своего либидо если не смысл жизни каждого человека, то по крайней мере практически важнейшая её составляющая. Психологическая составляющая. - Давай, Дон, тогда рассмотрим вопрос со стороны преследующей нас перспективы голодной смерти? – Стэн осклабился и сделал размашистый демонстративный глоток из своего стакана. – Или мне тебя на карачках отвезти в Уэдэн, чтобы ты понял, как выглядит безнадёжность? Дон фыркнул и выпил своей треклятой воды. - А что в Уэдэне? – скрипуче и пискляво спросила Вера, теребя что-то невнятное в пухлых пальцах. - Часть местных ушла в Просперитас. Может быть, сначала они хотели подавать жалобу, но в итоге в Уэдэн так и не вернулись. Раифицировались, наверное, - Стэнли пожал плечами и ухмыльнулся каким-то своим мыслям, - остальные, кто решил действовать наобум – скорее всего пошли в мародёры. Позапихались в казённые таксомоторы и пошли косить поля. Признаться, я сомневаюсь в том, что они нашли Тортугу, поумирали с голоду скорее всего. Я с тех пор, как три месяца назад там был, больше не совался… - А там кто-то оставался, раз тебе рассказали? – Вера настороженно прищурилась. - Ну, как видишь… - И что они? - Квасят. Машин нет, на раификацию добровольно в наше время только господа пенсионеры уходят, еда тихо мирно заканчивается, поля возделывать некому – народу мало, всё дождь побил. Видел цыпочку в кирзачах, которая с упоением глазки от картошки закапывала в землю. - До чего трогательно, - вставил Дон и лениво зевнул. Мейбл с отвращением посмотрела на него и покачала головой. - Ты хоть помочь им предлагал? Стэн, твою же мать… - Вера покрутила пальцем у виска. – Почему нельзя было хотя бы нам сказать? Твоей ублюдочности ни конца, ни края, мы все это знаем, но тут уже вопрос жизни и смерти. Люди умирают от холода, от голода, а ты, блять… - Завали, - отмахнулся Стэн, - если они там все такие несчастные – что же сюда сами не идут? Детка, спасение утопающих в первую очередь дело рук самих утопающих. С уэдэнскими закроем тему, это их дело. Сколько, еб твою мать, ты лет живёшь на земле? Пора бы уже понять, что у нас здесь каждый сам за… - Дядя, стоп, - сухо сказала Мейбл, - мы уже поняли, какой ты мудак, просто заткнись сейчас. Стэн улыбнулся краешком губ и поднял руки в примирительном жесте. Все хором хмыкнули, и Дон шёпотом, но слишком громким, сказал Вере на ухо: – Это не лучшая идея – быть сейчас каждому за себя... - Это никогда не было лучшей идеей, и тем не менее, - прервал его занудство Стэн. – У нас вот какая проблема, граждане. То, что Просперитас стягивает границы, ни для кого не секрет, дело в другом. Раз уж они решили и нас обесточить – шахту, товарищи, шахту, вы как себе представляете копающих руду в нижних просперитян – значит либо у них есть, чем нас заменить, либо герольд окончательно рехнулся и решил раифицировать всё, что прямо ходит, либо… Либо это из-за той хуйни, которую учинил мой племянник. Уилл пропустил хлипкий смешок, и у Стэна свело челюсти от раздражения. - А что он учинил? – Вера вскинула свои еле заметные человеческому взгляду брови и пытливо уставилась на Стэнли, жующего изнутри щёку. - Если б я знал, думаешь, не сказал бы? - Ага, именно так. - Блять, дотошная ты сука, Вера, - Уилл снова отвратительно усмехнулся, и теперь Стэн пытался найти причину, по которой этот гад ползучий оказался здесь. – Нет, единственное, что я знаю точно – там была неплохая такая перестрелка, знаю наверняка, что народу полегло больше, чем я видел, и что Диппер по возвращении совсем с катушек съехал, - здесь Мейбл скрипнула зубами. – Он и раньше не был особо эмоционально устойчив… - Кто тот ублюдок, что с ним таскался всё время? – прерывая его размышления, спросил Дон. – Такое устроить – это надо быть не просто отбитым, это надо быть блядским демоном, в наше-то время! - Мы даже Дип-Дипа не виним, он мальчик нездоровый, да, тут ничего не скажешь. А вот тот… Наверняка он что-то и учинил в Просперитасе… Стэн заметил, как Мейбл передёрнуло, и она снова впилась пальцами в металлическую столешницу. Все сидящие за столом смотрели на него в ожидании. Они спрашивали его, кто такой Билл Сайфер. И, признаться, Стэн понятия не имел, кто он. Он не мог даже предположить, как этот Билл Сайфер оказался в шахте, но лицо его было смутно ему знакомо. Лицо, не имя. Где-то он видел его. - Надо прошерстить документики на его счёт. Я… не знаю, как нам это поможет, но… Может быть нам зачтётся в Просперитасе, так сказать, за благое дело. В общем, не знаю, - Стэнли с противным скрипом отодвинулся от стола, сдёрнул полотенце с лампы и вышел из совещательного зала. Мейбл практически мгновенно выскочила и пристроилась рядом с ним, оставляя остальных троих киснуть в зале и в тяжелых раздумьях. Вряд ли кому-нибудь приятно воображать свою близкую кончину. - Стэн, что за хуйню ты смолол про «зачтётся»? Нам ничего не зачтётся, мы тут все с голоду помрём, если Просперитас реально нас кастрировал. Эта тварь Диппера уже прикончила небось, куда бы они там не ехали, и не плевать ли, что там с… - Мейбл. Мне плевать на жителей Уэдэна. Но не на Диппера, - холодно отчеканил прадядя, не останавливаясь. – Хватит ныть и обижаться, он тебе ничего не сделал. - Серьёзно? Ты так считаешь? – Мейбл повысила голос и дёрнула того за плечо. – Тебя проводить на могилу Дота? - На могилу твоего очередного трахаля? Мейбл, девочка, я тебя двадцать один год знаю, дело не в Доте, - Стэн покровительственно похлопал её по руке. – Имей советь – вспомни Диппера по приезде. И как тебе? Мейбл фыркнула, толкнула старика плечом и живо ушла вперёд, что-то злобно шипя себе под нос. Стэн внимательно смотрел на её удаляющуюся худую спину и думал, неужели так получилось, что, спустя чёртову пропасть времени, человек всё-таки превозмог племенной инстинкт. Каждый и в самом деле сам за себя? Тогда какого хрена они по трое толкутся в душевых и ночуют на жестких общественных нарах? Какого хрена они, самозабвенные одиночки, просиживают штаны в грязных шахтах, в барах, и не могут ступить и шагу без своих собутыльников, которых рады за фунт орехов продать? Стэн и представить не мог, насколько внешне казался скотом, но зато отлично представлял, какие бляди – другие. Впрочем, быть может всё это – обманчивое впечатление. Вот только более всего Стэну было неприятно, что Мейбл пренебрегает Диппером. Что-то в нём к старости проснулось. Может, желание сохранить остатки семьи, может маразм... Он и сам не мог как следует в себе разобраться, но ненависть Мейбл давалась его пищеварению с трудом и потом. Может быть потому, что сам Стэн своего брата не видел вот уже девятнадцать лет. *** Мы брели между разваленных сгоревших домов по раздолбанной улице совсем недолго, но было такое чувство, будто силы покинули меня ещё на входе. Там, на воротах, криво-косо была наклеена табличка – Уэдэн. Значит, мы не ошиблись, значит, мы в Уэдэне. И здесь не было никого, кроме нас. - Объясни свой революционный план, пожалуйста, - холодный с недавнего времени голос Билла разрезал тишину. – Зачем мы сюда приехали, ты можешь сказать? - Эм, - я замялся и потупил взгляд в развороченный колёсами грунт. Отсюда уезжали, причём на нескольких видах машин, тут и Шерлоком Холмсом быть не надо. Значит… - Нам нужны были люди… - А они здесь есть? По-моему, здесь есть всё кроме людей, - едко процедил Сайфер. - Здесь были мародёры, - я решил прервать его противное занудство, - посмотри на следы шин – они от «монстров». Может, они сожгли Уэдэн? Билл взглянул на меня без интереса, а потом всё также холодно и сухо продолжил свой допрос: - Если нам нужны были люди, то что бы ты им сказал? Признаться, меня ставила в тупик эта холодность Билла, но я постарался не придавать ей значения. Его вопросы имели место быть. Я чувствовал себя как во сне наяву, ноги двигались как-то сами собой, а перед глазами плыли картины разрушения, которые казались мне больше вымыслом, чем правдой. Чем бы Просперитас ни был, он не мог допустить такого запустения. Уэдэн – важная продовольственная точка, и если мародёры напали на него, это не должно было утечь сквозь вездесущие проспеританские пальчики. - Это моё дело, что бы я сказал, - огрызнулся я, не придумав ничего интереснее. Сайфер скривился и пожал плечами. Идти дальше мы продолжили в молчании. Наверняка, причиной моей вялости был плохой сон или даже… сам кошмар. Да, тот кошмар. Я старался не задумываться об этом крепко, потому что, наученный горьким опытом, уже знал, что углубление в дебри своего разума не приведёт ни к чему лучшему, чем к сумасшествию. Дело было в том, что в последние дни, которые я провёл в… Просперитасе, да и с Биллом, я чувствовал странное недомогание в голове. Я всё никак не мог увидеть ситуацию от первого лица, я не мог сосредоточить все свои мысли на чём-то одном. Это пугало меня и ставило в тупик. Если быть до конца честным, я ощущал, что что-то важное всё-таки упустил или даже… потерял. В любом случае думать стоило не об этом, а о том, что мы шли по разрушенному к чертям собачим Уэдэну, моему последнему шансу понять, чего я, блять, хочу от остатка своей жизни. А также о том, что я мог сказать Биллу. И что бы я сказал людям, агитируя их к выступлению против кормящей руки. Я бы точно не сказал им, что Просперитас – явление безнравственное. Вот что я уяснил раз и навсегда. Я бы… - Сосна, стоп, - вдруг сказал Билл, и я спотыкнулся обо что-то большое. Что-то большое оказалось человеком. Но не мёртвым, вовсе нет. Спящим. Храпящим, лежащим на дороге в грязи и под дождём и пьяным в доску. Мы разом повернулись влево и увидели приветливо отворённую дверь, а откуда-то из темноты, что открывалась в проёме, доносились неразборчивые возгласы и клацанья. - Кажется, тебе повезло, - уныло пробормотал Билл и перешагнул через бухаря. Я поёжился, предвкушая неприятное зрелище, закурил сигарету и шагнул за ним. К слову, с тех пор, как я проснулся, Сайфер больше не курил. Впрочем, ничего неприятного в зрелище не было кроме приевшейся обыденности происходящего. Нашему взору предстал уэдэнский бар, населённый плюс минус тридцахой посетителей, и также, как и всё в протекторате, переживающий явно не лучшие свои времена. Кое-где на полу были выложены ватные дырявые матрасы, кто-то валялся на них в обнимку с бутылкой, кто-то просто спал, отсвечивая голым задом, но в основном люди сидели за столами и тихо пили. Помещение пропахло гарью, старыми носками и другими подробностями, и не внушало мне ничего кроме отвращения. Даже сожаления во мне не вызвал вид этих людей. Единственным на первый взгляд относительно вменяемым человеком здесь казался бармен, полулежащий на стойке и читающий затёртую до дыр брошюрку. Я на всякий случай вдохнул напоследок свежего воздуха и пошёл прямиком к стойке. Билл встал чуть поодаль, оглядывая открывшееся великолепие. Я не смог разглядеть, с каким именно выражением лица он это делал. - О-о-о, у нас новый по-о-осетитель? – промямлил бармен, приподнимая себя на локтях. Среднего возраста посредственный мужик, чуть-чуть с залысиной, на вид месяц как не просыхающий. – Я тебя тут прежде не видел… Мародёр, с-с-сука? Добрый самаритянин? Проспери.. бля… - Мы из соседнего протектората, - прервал я его изрыгания. - Из Гравити что ли? – болезненно морщась, спросил он. - Из Гравити, - коротко ответил я и огляделся по сторонам, - а что… - К нам однажды заезжал один из Гравити. Дед такой, странноватый, - затянул бармен, а мне захотелось заткнуть его рот кляпом, - покружил-покружил и уехал. Лягушка-путешественница, бля… От него несло как от мусорного ведра, я пренебрежительно отступил назад, щуря слезящиеся глаза. Кто-то на заднем фоне заворочался. Мне здесь определённо не нравилось. Мне было здесь отвратительно, как будто кабак Гравити Фолз со всеми его потрохами возвели в степень абсурда. Терпеть не могу пьянство. - Что здесь произошло? – на одном духу выдавил я, глядя, как бармен неустанно клонится обратно к стойке. – Что с производством, кто сжёг город? - Предлагал что-то ебанутое, выспрашивал, эх, потом забрал самогон и «фьють»… Я жахнул рукой по столешнице, и бармен встрепенулся, точно птенец, выпрямился весь по струнке. - Что здесь произошло? – проскрежетал я. - Нас урезали, - просто ответил бармен. И почему-то этого мне было достаточно, чтобы понять, что произошло. - Давно? – бармен активно закивал, но было больше похоже на то, что у него нервный тик. – И что? Вы всё время просидели в этом баре, пропивая последнюю плешь? - А что делать-то ещё? – изумлённо спросил бармен. Сам не знаю, что на меня нашло, но я схватил бармена за грудки и шваркнул его головой о столешницу, так мне хотелось разбить его опухшую морду. Мужик немедленно заверещал раненой козой, уцепился за мои руки в попытки выпутаться, но я треснул его ещё раз. Послышался лёгкий хруст, возможно, носа, я на это надеялся. Бармен заорал фантастическим ультразвуком, которым умудрился перебудить минимум половину бара. Я почувствовал чью-то руку на плече, обернулся, наткнулся на предостерегающий взгляд Биллова янтарного глаза, мне вдруг что-то померещилось странное в нём, в его зубах, что-то чёрное, а потом ещё одна рука прилетела слева и размозжила мне скулу. Моя простреленная нога подвела меня практически мгновенно, и я рухнул на пол. Я увидел, как пьяницы медленно поднимаются на ноги и плывут в нашу сторону, и всё это, включая мои галлюцинации, не предвещало ничего хорошего. Билл нагнулся надо мной, что-то говоря, чего я не мог расслышать через шум в ушах и пристальное наблюдение за его зубами. Что-то чёрное сквозило внутри его рта. Но что? Он схватил меня за шкирку, кто-то другой потянул обратно вниз, и я снова осел на пол. Мне показалось, будто болотная трясина затягивает меня внутрь себя, и вода уже затекла в уши. Потом меня хлопнули по голове, на секунду перед глазами потемнело, зато ко мне вернулся слух, и, надо сказать, не то чтобы я что-то приобрёл хорошего после его возвращения. Билл всё-таки умудрился вытащить меня из кучи осатаневших пропойц, которые подозрительно смахивали на переломанных когда-то Биллом просперитян. Я ухмыльнулся самому себе, но затем расстроился. Тут совершенно нечему было радоваться, так точно. - Ну ты таки что-нибудь скажешь? – прошипел на ухо Сайфер, выпихивая меня на возвышение. На стойку. Я чуть не грохнулся по другую сторону, но кое-как всё-таки удержался. – Давай, красноречивый мой идеалист! ТИХО, БЛЯТЬ! МЫ ПРИШЛИ С МИРОМ! – заорал он, перекрикивая гвалт. По-хорошему, именно Биллу надо было лезть на бочку, подумал я, но тот грозно на меня посмотрел, и все мысли, в том числе и нужные, улетучились. Сайфер пробормотал что-то очень злое себе под нос, оглядывая кривым взглядом толпу жителей протектората с обпитыми до совершенно нечеловеческого состояния лицами. Я мельком пробежался по нему взглядом и заметил ссадины на подбородке и над бровью. Мне почему-то стало жутко. Признаться, я не был уверен во вменяемости Билла, когда дело касалось порчи его… имущества. И тем не менее, сейчас мне стоило думать либо о том, как бежать по головам, никого не прикончив, либо сказать что-нибудь обескураживающее и вменяемое. Я любил говорить про идею, когда был одержим ею. Я чертовски это любил. Мне нравилось быть значимым в её объятиях. Я очень хорошо говорил. У меня был громкий голос, я знал много-много таких слов, которые понравились бы интеллигентным людям. Правда, более того, что всё, что я собирался сейчас говорить – бравада, я также знал, что вряд ли этим людям вообще что-то нужно от жизни кроме мутного пойла. Неправильно пренебрегать будущими соратниками, Диппер. - Эй, ублюдки! – что есть мочи заорал я, и брови Сайфера взлетели до потолка. – Сколько месяцев вы здесь живёте?! Мне нравилось наблюдать за реакцией Билла на мои слова. Казалось, он был удивлён. Может быть, приятно… Мне хотелось бы, чтобы он был удивлён именно приятно. Люди мне не ответили, только ещё глупее уставились. Наверняка, мы дезориентировали их, и надо было использовать выигранное время с умом, а не пялиться на толпу алкоголиков. Впрочем, не то чтобы нам что-то светило с ними. Я был уверен в обратном. - Вы хоть представьте, как выглядит ваше существование со стороны! Вы как блядские свиньи! – также я не был уверен в собственной адекватности и старался не слушать самого себя со стороны. В общей сложности… Я даже не мог поверить, что всё это говорил сам. – Разве вы свиньи? Нет, вы люди и должны жить по-человечески! - Кому это мы, блять, должны?! – толпа наконец взорвалась. – Сам ты свинья! Бармен стремительно занёс за моей спиной бутылку, но я пронзительно рявкнул: - Стоять всем! Стоять! Я предлагаю выгодный вариант! Я пришёл рассказать вам кое-что, чего вы не знаете о Просперитасе! Просперитас сократил вас, так?! Выбросил на волю естественного отбора?! В двадцать четвёртом чёртовом веке?! – я не мог остановиться, меня понесло по какому-то отвратительному, плохо написанному агитационному тексту, и я всё смотрел на Сайфера, брови которого и вовсе сбежали из паба. Мне было, блять, весело. – Кто-нибудь из вас хоть раз был в Просперитасе?! Никто из них не был в Просперитасе, и отчего-то я обрадовался. Что-то в моей радости, конечно, брезжило болезненное, потому что я радовался тому, что собирался беззастенчиво врать этим несчастным пьяницам, брошенным в котёл безнадёжности и тлена, в лицо. - А я был там! Я жил там неделями нераифицированным и чувствовал себя как в раю! Потом я вернулся в свою родную шахту и понял, что нас наёбывают, товарищи! Эти сволочи жарят фазанов на завтрак, обед и ужин, пока мы едим картошку с тушёнкой и моемся под холодной водой! У них тёплые квартиры и роскошные диваны! Престижные профессии и медицинская страховка, а мы здесь лечимся самогоном! Разве это справедливо?! Когда мы работаем на них, не покладая рук, а сами живём как свиньи, в собственном дерьме! В двадцать четвёртом веке! Толпа молчала. Я не знал, хороший ли это был знак, но на всякий случай решил продолжить чушь, которую нёс. Впрочем, она не была лишена толики истины. Если смотреть правде в глаза… Если смотреть правде в глаза… Я улыбаюсь, я улыбаюсь, я улыбаюсь и курю Капитан Блэк, потому что мы самые счастливые люди на земле, мама! Мне пришлось помотать головой из стороны в сторону, чтобы прийти в себя. Толпа по-прежнему была нема и смотрела на меня снизу-вверх. Я не мог разобрать, светилось ли в их глазах что-то кроме градуса и деградации. - Они обходятся с нами как с подай-принеси-пошёл-вон-служками, на отвяжись присылают пару десятков килограмм выращенной руками наших камрадов картошки, когда мы заслуживаем картофельного пюре со сливками и котлетами! Вы понимаете, о чём я?! - Нам не присылают, - прозвучал вдруг голос, - уже как месяц вообще ничего, ни мародёров, просперитян, ни миссий вроде тебя или того старика. Мы тут с голоду умираем без машин, без людей. Мы ничего не можем, кроме как квасить. - Ну что ты завываешь, парень, что мы сделаем-то, а? – устало воззвал ещё один голос. – Мы устали, мы больны и голодны, что у тебя есть, чтобы нам помочь? Ни-че-го. У меня еле хватило ума не предлагать им борьбу. Я похлопал ресницами, выдохнул и вдохнул, и снова посмотрел на Билла. Он стоял с прикрытыми глазами и что-то снова бормотал себе под нос. - Вы можете охотиться, можете чинить старые машины, можете возделывать свои же поля… Но я бы предложил вам совершить… что-нибудь вроде… вроде… Не важно. У меня есть мешок картошки для вас, - неожиданно для самого себя сказал я. Толпа взревела. Кто-то застучал руками по столу, проснулись даже уроды на матрасах. - Вот это правильно, парень! Совершенно и истинно так! Неси! И мы за тобой на край света! И я слез со стойки. Билл перехватил меня под локоть и поволок на улицу. Свежий воздух окатил наши лица, и я тяжело вздохнул, обхватывая руками гудящую голову. - Я надеюсь, ты не собираешься отдавать им нашу картошку, - прошипел он, волоча меня в сторону ворот, - поехали отсюда, они ещё и машину на части разберут, как грёбаные цыгане… Ну что ж теперь поделаешь, Сайфер? А какова наша цель? Если задуматься о ней поплотнее, ничего, кроме желания отомстить за самолюбие и родителей, да и то из вежливости, во мне нет. Если уж оставаться честным до конца – я ненавидел себя за это. Я не совсем осознал ещё, насколько, но ненавидел совершенно точно. - Билл, послушай, - затрещал я, - может быть, что и получится, когда они поедят, выпьют на сытый желудок… - Из них ничего не получится, будь уверен, - всё так же шёпотом продолжил Сайфер, волоча меня за собой, - не неси чушь, я не хочу сдохнуть здесь. Пусть сдохнут они. Я решительно выдернул руку из его острых пальцев и похромал вперёд. Моя печень слегка побаливала, наверное, где-нибудь под диафрагмой назревал неплохой такой синяк. - Мы не можем просто так сдаться, Билл. Я не могу. У меня шансов кроме этого… - У тебя изначально не было шансов. Я встал как вкопанный и посмотрел на его холодное и теперь уже безразличное лицо. Но сейчас я как никогда был уверен в том, что Билл просто добивался моей капитуляции, моей истерики. Он думал, что просчитал заранее каждое моё действие, поглядев на мои бесконечные скандалы на пустом месте. Однако я ведь не так однозначен! Я не так прост, я теперь буду пытаться стать обратно мужчиной, Билл! И ты меня не заставишь от себя отказаться! - Принеси картошку, - сухо сказал я. *** Сайфер лежал рядом со мной на полу в темноте, а я никак не мог понять, как это случилось. Вокруг всё пропахло горелой картошкой и плесневелыми сырыми матрасами, где-то на барной стойке, на металлической тарелочке горел маленький костерок. Я сел и потёр глаза. Вокруг вповалку лежали вечные лица бара – словно приросшие к своим местам, как восковые фигуры, они уже даже не шевелились. Кто-то прозаически громко храпел. Я почему-то подумал, что храп здесь вроде проспеританского эмбиента. Эдакая сама собой разумеющаяся звуковая дорожка. И запах тоже вроде эмбиента. Я ощущал во рту отвратительный привкус, и лёгкое головокружение, и боль в животе. Всё гудело, но было подозрительно пусто. Мы напились вчера. Билл стал пить первым. Он просто залпом осушил бутылку, за ней вторую, потом, вроде бы, третью, а потом просто упал на пол и отрубился. Я долго отнекивался, облил бармена самогоном, а затем тоже выпил. Я что-то кричал о равноправии, о стариках и женщинах, о чёрных и умственно-отсталых, о счастливом светлом будущем и эвдемонизме, о злаковых заводах и каких-то неизвестных мне сигаретах «Капитан Блэк». Не помню, сколько я выпил, но чувствовал себя предателем своего же естества. Я наклонился к Сайферу и увидел, что его глаза широко открыты и страшно смотрят куда-то в потолок, а всё тело опять свело судорогой. - Билл, живой? – настороженно прошептал я, наклоняясь над ним, чтобы внимательнее разглядеть его. Осторожно потряс за плечо, и он дёрнулся. - Среднестатистически, - было мне ответом. - Поедем отсюда, ладно? – еле слышно сказал я. Сайфер посмотрел на меня, всё ещё лёжа на спине, и что-то странное промелькнуло в его взгляде. Он ничего не ответил, и я помог ему встать. Меня шатало из стороны в сторону, а голову распирало ощущение, будто я за одну ночь проебал всю свою оставшуюся жизнь. Сегодня я пил впервые. - Знаешь, сколько ты им наобещал? – пробормотал Билл. – Странный ты всё-таки, Сосна, никак не могу понять, что тебе от жизни нужно… Неоднозначность – худшее, что можно представить для человека. Я проигнорировал его слова и потащил к выходу. По пути мы отдавили с десяток разнообразных конечностей, и мне казалось, будто я сейчас задохнусь, рухну и останусь в этом мерзком болоте навсегда. Только кое-как мы всё-таки выбрались наружу. Я вдохнул свежего воздуха и почувствовал неидентифицируемую боль в груди. Мне было так пусто, что пустота эта выливалась через уши, я словно ощущал, как она стекает по шее за воротник свитера. Мне было гадко. Гадко от этой бесконечной грязи. От того, что я позволил себе в ней извозиться. - Ну и что дальше? – притворно зевая, спросил Билл, помятый, как протухший апельсин. – У тебя есть какие-нибудь грандиозные планы? Усыновить ребёнка? Посадить дерево? Дом, может, построить? - Не знаю, - практически одними губами констатировал я, обнимая голову руками. Боже, как мне хочется помыться, как мне хочется избавиться от этой грязи и безнадёги, если бы ты знал. – Я не знаю, доволен? Сайфер просто пожал плечами и пошёл к машине, лавируя между обломками сгоревшего Уэдэна.