Sweet Child O' Mine

Джона Ватсона охватило странное предчувствие в последние дни. Необъяснимая тоска сковала его сердце, и даже бесконечные эксперименты его юного друга не вызывали былого восторга. Дни превратились в серый монолитный сгусток времени, который грозил утопить в себе любого, кто посмеет дышать чуть глубже, чем положено. – Джон, подай мне скальпель, – Шерлок протянул руку. Детскую комнату залил холодный свет с улицы, подчеркивая царящую сейчас в ней почти больничную стерильность. Холмс-младший пытался воспроизвести что-то, что он вычитал в медицинском справочнике своей матери. Джон сидел, облокотившись на мощный дубовый стол. На лице его блуждала отрешенность, которая никак не могла найти, за что же зацепиться. Джон хотел сказать, что играться со скальпелем слишком опасно, но стоило ему лениво перевести взгляд на Шерлока, как он затаил дыхание. Он словно впервые увидел эти по-девчачьи хрупкие черты лица, эти бездонные глазищи, которые сейчас были по-особенному холодны, напоминали граненные алмазы, на щеке еще не зажила саднящая царапина, происхождение которой так и не было установлено. Джон замер. Липкое чувство возникло у него в животе. Ему было всего десять, поэтому он не мог понять, что же это. Но на самом деле он пытался запомнить каждую черточку. Так смотрят перед расставанием. *** – Мой мальчик! Секунда – и Джон в объятиях своей матери. Та присела, чтобы было удобней расцеловывать сына. Рядом стоит отец, который треплет его по макушке. – А-А-А! Очкарик приехал! – в коридор влетает Артур, чуть ли не сбивая с ног Ватсона-старшего. Он душит его в объятьях, не переставая что-то радостно выкрикивать. Потом наконец-то отцепляется от товарища и коротко кивает его супруге. – Сара. – Артур. Джон пытается увести маму в детскую, чтобы побыстрее познакомить с Шерлоком. Но та никуда не хочет отпускать сына, хочет единолично его задушить в своей любви, ни с кем, ни с кем, совершенно ни с кем его не делить. Она не выдерживает и целует его в глаза, щеки, в макушку, словно не веря, что это и есть ее Джонни. В конце концов Ватсоны устраиваются в спальне для гостей, обедают, особо не задаваясь вопросом, почему же хозяйка дома не выходит их встретить, а потом Артур берет своего ненаглядного лучшего друга и тащит в ближайший паб. Артур любит Ирландию. Иногда он даже говорит, что у него ирландские корни (это не так, хотя его бабка имела интрижку с одним бравым ирландским воякой, но ее отец вовремя оттаскал ее за косы, как следует разъяснив, что к чему вовремя одумалась и удачно вышла за чистокровного англичанина). Поэтому и паб ирландский. Поэтому и пьют они они по-ирландски, абсолютно самозабвенно и неистово. – Хэмиш, малыш. Ты бы знал, какая она! О! Ты бы знал! Не то, что Ванда... О Господи, нельзя так говорить про мать моих детей... Кстати, ты бы знал... Этот, старший, Майкрофт, он мне такого наговорил, я чуть было со стыда не сгорел. И ему всего шестнадцать! Чую, ни о каком стакане в старости мне и... О чем я? А! Так вот! Она такая! Это же Ванду... не дай Бог перевернуть или лишний раз поцеловать... А какая дочка! Молли! Я всегда мечтал о дочке... Хотя Шерлок очень похож на девчонку... Блин, твою мать, был бы он девахой, мы бы его точно-точно женили на Джоне, – Артур посмотрел стеклянными глазами на Хэмиша, который успел выкурить чуть ли не всю пачку (плевать на запреты, деньги решают все) и выпалил: – а Джонни бы и рад. Хэмиш поперхнулся, Артур же навалился на него, жарко дыша в ухо: – Смотри, все мое бы себе забрал, паршивец. Люблю я тебя, черт возьми. Иначе бы прибил. Ватсон наклонился к нему: – Думаю, за это надо выпить. *** Шерлок не находил себе места. Он так привык, что Джон безраздельно его, и только его, что теперь не мог поверить в реальность ситуации: Джонни играл со своей мамой так, будто его, Шерлока, вообще не существует, будто ему не хочется играть с ним. И в то же время он ловил на себе самодовольные взгляды миссис Ватсон, которая то и дело поглядывала на смирно сидящего в другом углу комнаты отпрыска Холмсов. Что-то здесь явно было не так. Но что? – Джонни, хочешь, расскажу секрет? – Сара наклонилась к уху малыша, улыбаясь. – Конечно! – А мы скоро уезжаем. Вместе. Втроем. Навсегда. Ты рад? Джон перестал улыбаться, бросив обреченный взгляд через комнату, где сидел оцепеневший Шерлок. *** Джон очень удивил Сару тем, что наотрез отказался ложиться спать с ней, а побежал в комнату Шерлока. Он был очень возбужден, не мог дождаться ночи, словно ему не терпелось что-то рассказать, объяснить своему другу. Саре было этого не понять, поэтому она просто пожелала приятных снов, закрыв дверь в спальню мальчишек. В конце концов, через пару дней они уедут из этого дурацкого дома. И все станет хорошо. Длинный коридор. Скрип. Черт. Ванда зачем-то вышла из своего кабинета. Глаза в глаза. Улыбнуться. Получить в ответ холодный оскал. Сара до сих пор чувствовала свое превосходство над Вандой... Артур Холмс. Звезда журналистского факультета (на котором из-за политики университета парней всегда в несколько раз больше, чем девушек). Красивый, общительный, из состоятельной семьи. Его светлые упругие кудри обрамляют лицо, словно он ангел. Но чертовщинка голубых глаз напоминает, что из-за него разбито не одно девичье сердце. О, сколько раз он звал Сару на свидание! Она же, ничем особо не примечательная первокурсница с лингвистики, только отнекивалась, помня славу Казановы своего новоявленного ухажера. Но прошел год, она перевелась уже на второй курс, а он все добивался ее расположения, читал что-то из Китса, дискутировал о Достоевском, перестал появляться на вечеринках, застревая в библиотеке. Приходил к ней в общежитие, рассказывая, кто что там доказал в мире большой науки, или же хвастаясь своей новой публикацией в известном журнале. Он не дарил ничего дорогостоящего (хотя мог бы, но это, конечно же, поставило бы Сару в не совсем приятное положение), но постоянно баловал ее вкусностями, редкими книгами, полевыми цветами ("и где ты их только находишь?"). Он мог просто прийти и сесть читать в ее комнате, пока она занималась своими делами. И она сдалась. Неужели такой славный малый не заслуживает ее расположения? Она согласилась пойти с ним на свидание. А через две недели сама потянулась за поцелуем. Тогда он впервые сжимал ее в своих объятьях, чувствуя покатость плеч и полноту губ, тогда впервые мог запустить руки в длинные русые волосы, мог долго разглядывать зеленые глаза. И быть счастлив. А потом он привел ее на День рождения лучшего друга. Хэмиша Ватсона. Чертова биолога/эколога/кого там еще. Сутуловатого, худющего, веснушчатого, с вечно заклеенной переносицей у очков, дымящего самые крепкие сигареты, которые только может найти. А еще у него немного топорщатся уши. И штаны всегда чуть-чуть коротковаты. Он с одинаковым упоением может рассказывать что про виды внутренних переломов, что про русский балет. А еще он лучший друг. Самый. Когда Артур наконец-то находит его в задымленной, битком набитой людьми, кухне, то представляет свою девушку, которую зовут Сара. Хэмиш выслушивает это все спиной и лишь потом поворачивается, взлохмаченный, с сигаретой в зубах. Сара замирает. *** Артур стоит у подъезда, он весь промок под дождем. Когда наконец-то появляется Сара, он одними губами спрашивает: "Правда?". Не дождавшись ответа, уходит. Когда Хэмиш и Сара расписывались, он пришел к ним. Состриг свои кудри, непонятно что сделал с волосами, но они явно потемнели, перевелся на юрфак, где, в общем-то, ему тоже пророчили блестящее будущее. Долго обнимался с Хэмишем, говоря, что, черт возьми, все получилось как нельзя лучше, что ничего страшного, он все понимает, счастьяздоровьяпроцветания, он навсегда его друг. Коротко кивнул Саре (и с тех пор всегда кивал, словно поставив какое-то табу). А потом у него появилась Ванда. Женился почти что через месяц. Пока Ватсоны где-то там путешествовали, у него уже родился Майкрофт. Радостные поздравления по телефону от друзей... Потом он поедет на крестины Гарри. Потом будет звонить, чтобы поздравить с рождением Джонни. Потом будет выслушивать, что "знаем, в кого это Шерлока такой кудряш". И постоянно Сара будет чувствовать, что она все еще его. Вернее, что он ее. Пусть фактически она отказалась от верного пса, но духовно он все еще сидел у ее ног. Все эти его кивки, все эти короткие: "Сара"... А теперь в его жизни появилась женщина, которая вытеснила ее. И это было невыносимо.