Завтра никогда не наступит

27 мая 2016 — Ты сделала ещё одну дырку?! — раньше от такого резкого и громкого голоса я бы вздрогнула и прижала голову к плечам, но не сейчас, времена давно другие. — Тебе-то какая разница? — поднимая взгляд на парня, стоящего передо мной с открытым ртом, спросила я безразличным голосом. — Мне? Никакой, но вот этой, — показывая пальцем на мою правую бровь, проговорил он, — серёжки не было, когда я улетал неделю назад. — Появилась волшебным образом, — вставая с неудобной металлической скамьи, проговорила я. — Сколько их у тебя уже? — Около одиннадцати, — больше я не хотела слушать этого назойливого парня, поэтому пошла вперёд, прекрасно зная, что он пойдёт следом, так как домой с аэропорта вести его буду я, а не такси. — Я не пойму, ты домой собираешься или останешься жить в этой дыре? — пришлось вновь остановиться и повернуться к Вове, которые так и стоял на месте, сверля меня своими карими глазёнками. — Что с тобой случилось? — вопрос был адресован не мне, поэтому отвечать было не обязательно, — я никогда этого не пойму. Старый знакомый покачал головой, взялся за ручку чемодана и быстрыми шагами прошёл мимо меня к выходу. Это даже к лучшему, не будет ненужных для меня вопросов. Убрав прядь черных, коротких волос за ухо, я направилась в том же направлении, что и он. — Ты что придумал, придурок?! — только и успела выкрикнуть я, перед тем как Вова усадил свою пятую точку на капот моей любимой машины. — Сижу, — достав телефон из кармана и уткнувшись в него, ответил Вова. — Слезь, — сквозь зубы прорычала я, — иначе кастрирую ко всем чертям! Он отрицательно покачал головой, всё так же копошась в телефоне и не обращая на меня никакого внимания. Меня бесило только две вещи в этой жизни: когда трогают мой телефон и меня в частности и когда пытаются испортить мою «движимую» недвижимость. Я закрыла глаза, досчитала до десяти, чтобы хоть как-то успокоиться, но это, конечно же, не помогло, поэтому я, быстро настигнув Вову и схватив его за шиворот, нелёгким движение руки спустила его с капота машины на твёрдый асфальт парковки. — Ещё раз так сделаешь, я тебе яйца на уши накручу и кастрирую, — я прекрасно знала, что когда злюсь, глаза чернеют, поэтому не многие мечтают меня злить, а вот этот человек всегда испытывал мои нервы на выдержку, — и ты прекрасно знаешь, что я исполню все угрозы. В машину, иначе пешком пойдёшь шесть километров. Три минуты. Конечно, это не просто угроза, но и своеобразный шантаж с моей стороны, но ничего со своими поведением и характером я делать не собираюсь. Станешь мягче, и люди начнут об тебя ноги вытирать. Больше я этого с собой делать не позволю. В жизни всегда наступает момент, когда понимаешь, что твоя очередь обращаться с людьми так, как когда-то обращались с тобой. Многие думают, что я выкидываю из памяти много моментов из жизни и забываю про них, но как же они ошибаются, сейчас я сделаю всё, но об себя ноги вытирать не дам. — Две минуты, — выкрикнула я, сидя за рулём и стуча указательным пальцем по рулю. Не знаю почему, но меня это успокаивало и заставляло отвлечься от ненормальной действительности. — Знаешь, что? — закидывая сумку на заднее сидение, произнёс Вова, убивая меня взглядом, — если бы в пятницу вечером ещё кто-нибудь согласился меня встретить, я бы ему лучше позвонил, чем тебе, — сидя в машине, закончил он. А я опять начала закипать, точно высажу его, и пусть шурует пешком. — Правда, что ли? У меня, если что, планы есть, поэтому хватит строить из себя мученика, замолчи и сиди смирно, — рявкнула я, заведя мотор и трогаясь с места. — Планы? Опять бухать будешь?! Выходной же, в мастерской у тебя только в воскресенье смена с утра, до этого момента ты свободна, как птица, — он злился, его раздражение повисло в воздухе вместе с моей злобой. Я на мгновение закрыла глаза, пытаясь угомонить и так подпорченные нервы. Хорошо, что мы ещё стояли на светофоре, иначе бы я точно потеряла управление и съехала в какой-нибудь кювет. Вова не просто был раздражён или зол, в данный момент он меня просто ненавидел, как и большинство в этом городе. Только если остальные ещё и боялись, то он просто ненавидел и выплескивал своё раздражение не только на меня, но и на окружающих его людей. — Нет, представь себе, я не каждые выходные напиваюсь в «ничто». Да, я пью и очень много, это мой огромный косяк по жизни, но это не мой выбор, а поганой жизни, которой я живу последние годы. Ничего не могу с этим поделать, мне нужно забываться, чтобы не сойти с ума от воспоминаний, которые на протяжении многих лет не отпускают меня и уже никогда не отпустят. Я не смогу стереть из своей жизни и памяти шесть последних лет. Где-то в глубине души Вова понимает меня, но всё равно злиться, когда очередной бармен звонит ему и говорит, что пора за мной приезжать. Многие выходные я просто не помню, каждое заведение города, в котором есть спиртное, знает, что если приближаются выходные, то я приду и выпью чуть ли не половину бара, но сегодня у меня были другие планы. Пришлось сорваться с места после Вовиного сообщения о том, что нужно его встретить, ибо у него стащили где-то кошелёк. Хотя он мог просто проверять начался ли мой «запойный марафон» или ещё нет. — Да? А что тогда? Решила установить рекорд? Две с половиной пачки за раз? — Я не пойму, ты мне решил припомнить все грехи?! — как же я люблю свой город за огромное количество светофоров. — Грехи?! Это твои повседневные будни, а не грехи! — он сорвался на крик, сидящие люди в соседней машине даже повернули в нашу сторону головы. Я с каждой секундой всё сильнее и сильнее сжимала руки. Если бы костяшки пальцев не скрывали перчатки, можно было увидеть, как они побелели. — Нет, ни курить, ни пить я сегодня не собиралась, планы были совершенно другими! — сквозь зубы проговорила я, а после секундного молчание добавила, — замолчи и не отвлекай, когда я за рулём! Оставшийся отрезок пути мы ехали молча. Вова отвернулся от меня и начал смотреть в окно, а я старалась успокоиться и следить за дорогой, что не попасть в аварию. На свою жизнь я давно забила, но за жизнь человека, который пытается хоть что-то для меня сделать, отвечаю головой. — Может, скажешь, какие планы? Мне же надо знать, откуда тебя забирать, — уже намного спокойнее спросил он. — Ниоткуда, я машину продаю, — я произнесла это очень тихо, так как знала, что сейчас опять начнутся крики и вопли. Я не боялась Вову, хоть он был высоким и прилично накаченным. Просто ненавидела, когда на меня кричат. В голове сразу же возникает образ матери, которая обвиняет меня во всех смертных и бессмертных грехах. — Что?! — началось, сейчас будет нотация, и я взорвусь, знаю я себя, — это же не просто машина, а машина твоего отца! Или ты об этом забыла уже?! Ага, как же тут про это забудешь. Всё напоминает, что это машина именно отца, даже запах всё ещё витает в воздухе, хотя это невозможно. Прошло уже шесть лет, слишком большой срок для обычного запаха. Тем более он учил меня водить, и каждый жест, каждый маневр, каждая дурацкая привычка — это не моя привычка, а отца. Я всегда была папиной дочкой и думала, что ничего не изменит, но ошиблась, очень глубоко я в этом заблуждалась. — Именно поэтому я и продаю её, не могу в ней ездить, не могу даже находиться в ней. Здесь всё напоминает о нём! — Вот именно, это простая память, дань уважения твоему отцу, чёрт возьми! Дань уважения? Вот это он загнул, не нужна мне такая дань. Не хочу вспоминать, что было. Это слишком больно, слишком сильно хочется плюнуть и пойти в бар неподалёку, но сегодня нельзя, никак. — Какое к чёрту уважение? Я давно перестала его уважать! — договорить Вова мне не дал. — Но ты его всё ещё любишь, — эта фраза выбила меня из колеи. Люблю? Нет. Никогда в жизни больше не полюблю. Не хочу этой боли больше никогда. Я давно перестала любить, в тот момент, когда не почувствовала никакой боли от звонка, в котором сообщалось, что мамы больше нет в живых. Не было ни слёз, ни боли, была и есть одна пустота, которую никто никогда больше не заполнит. Прошло уже почти три года, а про смерть матери знают единицы. Это, наверное, и к лучшему. Нет, это точно только к лучшему. — Нет, я его ненавижу, ясно?! — я резко повернула голову в сторону Вовы. — Его и Кирилла. Они бросили меня именно в тот момент, когда были нужны больше всего. Все не могли пережить смерть Вики и Тани, но вместо того, чтобы пережить это вместе, они взяли и укатили ко всем чертям! Просто собрали вещи, оставили грёбаную записку и уехали в неизвестном направлении! Я почти шесть лет не знаю, где они и что с ними! И ты мне говоришь про «дань уважения»?! Нихера я его не уважаю и не люблю! Мне плевать и на него, и на эту грёбаную старую машину! Я не договорила, но воздуха в лёгких не осталось и пришлось прерваться. Я взорвалась, именно этого я и боялась, что однажды мои воспоминания вырвутся наружу в самый неподходящий момент. Вова — свой человек, второй лучший друг Кирилла и знает, что мне пришлось пережить, он единственный человек из моего прошлого, который остался в моей жизни, остальных я просто вычеркнула точно так же, как и отец с Кириллом меня. Пусть он «свой», но нельзя доверять людям, даже близким, когда-нибудь они предадут, будет невероятно больно, а я этого не хочу, не хочу опять учиться чувствовать, чтобы вновь умереть. — Это неправда, и ты это прекрасно знаешь, — спокойно произнёс он, а я прижалась лбом к рулю и попыталась сделать невозможное, а именно перевести тему. — Скажи честно, ты не хочешь, чтобы я её продавала из-за того, что она легенда, — я не спрашивала, утверждала, так как точно знала, что на эту машину покушаются многие, а продаю я её за копейки, чтобы быстрее всё закончилось, чтобы избавиться от очередного воспоминания. — Выйди из машины, — почти приказал он. Я хотела ему ответить в своей обычной манере, но дверь хлопнула, говоря, что пассажир её покинул. — Что? — подойдя к парню, спросила я. — Посмотри на неё. Я скептически подняла бровь с новой серёжкой, на что мне показали пальцем на машину. Зная, что он не отстанет, посмотрела на машину. — Обычная старая машина, которую выиграл отец в гонке. Спорить он умел, ничего сказать не могу, — пожав плечами, произнесла я. — Знаешь, любой ценитель давно бы тебе язык вырвал и по голове заехал. — Ха, — вырвалось само собой, скорее всего, нервное, — ты ценитель, что ли? Да ты сериал пересмотрел. Тебе противопоказано «Сверхъестественное» смотреть уже, параноиком стал. Это обычный сериал, который закрыть давно пора, а это, — я показала жестом на стоявшую рядом машину, — простая машина. Простая, старая «Импала». Ты — взрослый мужик, а смотришь всякую муть. Вова смотрел на меня, не просто как на умалишённую, а как на психически больного человека, которого надо посадить в психушку пожизненно. — Тебя убить мало за такие слова, — качая головой, говорил он. — Господи, тебе двадцать девять лет, а ведёшь себя, как шестнадцатилетняя девчонка-подросток, любимый сериал которой оскорбили. — Знаешь, что? Пошла ты в лес по грибы. Делай, что хочешь, мне вообще плевать, — он слишком быстро подошёл к машине, забрал свою сумку с вещами и скрылся в подъезде многоэтажного дома. Я ещё минуты три смотрела на железную дверь, прежде чем сесть за руль машины и повернуть ключ в замке зажигания. Никогда не понимала, почему все «текут» от такого сериала, как «Сверхъестественное», и от машины, которой я управляю чуть ли не с шестнадцати лет. Для меня это было нормой, но для некоторых девчонок в городе — нет. Я часто наблюдала картину, когда две — три подруги делали селфи на фоне моей машины, смачно называя её «деткой». Я не отгоняла, не кричала. Если есть такая мания, что я могу сделать? Место продажи машины было не очень далеко от дома Вовы, поэтому, приехав раньше положенного минут на сорок, я вышла из машины и закурила, облокотившись о машину. Я никогда не гордилась тем, что начала курить, а тем более употреблять спиртные напитки, но, когда воспоминания охватывают тебя с головой, иного выхода просто не находится. Это не оправдание и, наверное, в такой ситуации нет оправданий типа «Не я такая, а жизнь». Если бы хотела, бросила, если бы хотела, давно взялась бы за ум и начала нормально жить, но я этого не хочу, не хочу жить, не могу даже представить, что однажды вновь жизнь приобретёт цвета. Эти шесть лет я никогда не сотру из памяти не по тому, что не захочу, а потому что не смогу. Не смогу забыть все предательства и всей той боли, что причинили мне мои дорогие родственники. — Папа, — я давно докурила и выбросила окурок. Сейчас просто стояла и думала, и из этих раздумий меня вывел громкий детский голос. Раньше я хотела детей, хотела семью, мужа, сына и дочь. Сейчас я не переношу детей, а мысли о браке меня вводят в ступор и почти в панический ужас. Повернув голову, я увидела девочку, которой на вид было года четыре, не больше. Она стояла ко мне спиной, смеялась и размахивала своей маленькой ручкой, видимо, тому самому «Папе». Когда-то мне это нравилось, и я представляла, что когда-нибудь и меня так будут звать, а сейчас я чувствовала только раздражение и ненависть к родителю данного ребёнка за нарушение покоя граждан. Чтобы переключить внимание с назойливого ребёнка, я посмотрела на часы, которые находились на моём запястье, но увидеть время мне было не суждено, так как через пару секунд начал говорить тот самый «Папа». — Вась, давай ты не будешь убегать и кричать? «Быть не может» — только и пронеслось в моей голове перед тем, как я резко повернула голову в их сторону. — Кир… — этот шёпот вырвался сам собой. Я не знала, кто покупатель, так как только переписывалась с ним без имён и всех формальностей. Цена и место. Большего и не нужно было. — Здравствуйте, я так понимаю, это вы продаёте машину? — я даже не заметила, как брат подошёл ко мне и протянул руку для приветствия. — Здравствуйте, правильно понимаете, — он меня не узнал, хотя чему я удивляюсь, я бы тоже себя не узнала в таком виде. Я в ответ протянула руку. Он кивнул и начал обходить машину, внимательно её изучая. А у меня было пусто в голове. Я ведь думала, что больше никогда не увижу родственника ещё и с ребёнком. У него опять дочь, значит, он вновь женился и продолжил жить нормальной жизнью, а написать родной сестре хоть строчку времени не нашлось. — А что с машиной не так? — спросил он после тщательного осмотра. — В каком смысле? — ничего умнее я ответить не смогла. — Ну, такая машина стоит втрое дороже той цены, которую выставили вы. Я столько времени убила на эту машину, что цена, которую выставила я, не втрое меньше нужной, а раз в десять. — Ничего. С ней всё отлично. Практически все запчасти новые, я много времени убила ради этой машины. — Поэтому продаёте? — с насмешкой произнёс он. Такой насмешкой он отвечал только мне и только тогда, когда мы оставались один на один. Кажется, изменилась не только я. — Нет, я продаю, чтобы избавиться. Она не краденая, не палёная. Все документы в порядке. Можете брать, не опасаясь ничего криминального. — Я не себе беру, отцу, поэтому и спрашиваю. Мало ли. — А, ну да, а то, что он её в споре выиграл ничего. Это нормально было, — только через десять секунд я поняла, что сказала это вслух, а не как обычно про себя. — Что? Откуда вы знаете? — я не смотрела на Кира, зато он сверлил меня своим взглядом. Была бы возможность, то убил бы. — Так, ладно, хватит ломать комедию, я не театральное заканчивала, — произнесла я, доставая рюкзак с заднего сидения автомобиля, — ключи и документы внутри. Можешь не волноваться, я на ней ни в аварии, ни в «бандитские» разборки не попадала. «Импала» отца, поэтому денег брать я с тебя не буду. Врать, что рада видеть, не стану, очень надеюсь, что ещё лет шесть не увидимся. Найти меня можешь не пытаться, сим-карту я давно выбросила, а знакомых у отца уже не осталось. Либо померли, либо свалили. Наверное, хорошо, что и вы свалили и бросили всё и вся. Покеда, истеричка. Я знала, что он всё понял, также я прекрасно понимала, что догонять меня не будут, ибо он с дочерью, а дороже у него ничего нет, особенно после того, что произошло. — Ну, привет, хороший мой, заждался меня, да? — мужчины разговаривают со своими машинами, а я со своим мотоциклом. Это единственная вещь, с которой я разговаривала нормально, он не осуждал, не отвечал и вообще стал для меня лучшим психотерапевтом из всех. Из-за Вовы на мне не было специального защитного костюма, были только перчатки, с которыми я никогда не расставалась. Ведь неизвестно, что может произойти в определённый момент времени. Без костюма я ещё могу порулить, а вот без перчаток — нет. Странный такой бзик. Достав шлем из рюкзака и надев его на голову, я села на любимого зверя и сорвалась с места. Сейчас у меня не было конкретного места назначения, в пустую квартиру не хотелось, а если поеду в бар, то без вызова Вовы не обойдётся. Мне просто хотелось почувствовать адреналин в крови от маневрирования между машинами, от недовольного мата в спину. Я долго ездила по городу, просто получая желаемое, прежде чем заехать во двор многоэтажек, где я снимала квартиру. Припарковавшись и убрав шлем обратно в рюкзак, хотела уже пойти в сторону подъезда, но одно пьяненькое нечто этого мне сделать не дало. — Ну и?! — это нечто, появившееся неизвестно откуда, решило, что может и повысить на меня голос. — Если ты нажрался, то это не даёт тебе право на меня орать, — спокойно, даже безразлично ответила я. Я сделала ещё одну попытку пройти мимо, но огромная рука, преградившая мне путь, не дала этого сделать. — Я жду. — Чего? С моря погоды? Так не дождёшься, моря рядом нет, — скрестив руки на груди, ответила я. — Зачем ты это сделала? — он уже начал заговариваться и немного заикаться. — Так, ты мне уже надоел. Что я сделала? Машину продала? Без защиты ездила на высокой скорости? Так это ты виноват. Тебя из аэропорта забрала? У меня вообще день насыщенный был, так что уточняй, — мне это ситуация начинала поднадоедать, но пройти мимо и оставить его у себя не получиться чисто физически. Он шире и выше. — С братом встретилась. Это отразилось на его психике. Я-то уже привык к этому, — он небрежно провёл рукой возле моего лица, а я дала своей рукой по его, чисто рефлекторно, — а он нет. Он тебя шесть лет не видел… — после он начал нести полнейшую, неразборчивую чушь, которую при всём желании я не смогла бы разобрать. На его психике отразилось? А на моей, когда он меня бросил, нихрена ничего не отразилось. — По какому поводу пьянка? В честь неустойчивой психики моего брата? — я начинала закипать, но никак этого не показывала. Я точно так же говорила спокойно и холодно. — Нет, — прошло полсекунды, — да, — ещё секунда, — не совсем. У твоего отца юбилей был, Лёха с дочерью вернулся насовсем. Вот и решили все вместе отпраздновать, — он говорил невнятно с заплетающимся языком, но почему-то именно эти слова я смогла разобрать. — Ой, меня же просили не рассказывать. Вот я идиот. Пьяным скидка, правда? — он со щенячьей преданностью смотрел на меня, а во мне будто образовалась ещё одна пустота. Это значило, что отец с братом вернулись уже давно, но не давали о себе знать совершенно. Ни одного звонка, ни одной сраной записочки, никакого напоминания о себе. Кажется, они не только маму вычеркнули из своей жизни, но и меня без права на реабилитацию. Хотя, какая может быть реабилитация, если я ничего не сделала? Это они меня оставили, а я их. — Воробей, ты же не расскажешь, да? Пожалуйста, они меня убьют, если узнают, — я выставила руку вперёд, а Вова, наконец, замолчал. — Где бухаете? — Как обычно, я поэтому и пришёл. У тебя отец — мужик хороший, мы всегда с ним бухали и сейчас тоже, — и вот вновь начался поток ненужной, пустой информации. Никогда не понимала, почему пьяные много разговаривают. Из меня, лично, ни слова не вытянуть, когда пью. — Пошли трезветь, — и я пошла по направлению местного бара. Специально искала квартиру вблизи него, чтобы не всегда звонить Вове и просить забрать. — А как? — кажется, ему только сейчас ударило всё то, что он выпил, так как ногами он еле шевелил. Я не ответила, пусть будет сюрпризом, ближайшие полгода пить не сядет. Как только мы зашли в заведение, в нос сразу ударил запах алкоголя, табака и пьяных мужиков, хотя женщин здесь было не меньше. Меня все знали, как бы позорно это не звучало, поэтому я сразу пошла, расталкивая охамевших людей мужского пола в разные стороны, к барной стойке. — Привет, Лен, — добравшись до места назначения, до барной стойки, поздоровалась я с девушкой, — дай мне графин с холодной водой, а лучше ледяной с кубиками льда. — Воробей? Давненько тебя не было, слышала ты перешла на клубы, теперь там буянишь, — я пожала плечами, зачем ей знать подробности моих пьянок? Тем более я сама мало что из них помню. Лена пошла куда-то в подсобку, а я смотрела ей в след и искренне не понимала, как такая девушка, может работать в подобном заведении. Она миниатюрная, красивая, с вьющимися каштановыми волосами, и дурой её назвать нельзя, с ней можно поговорить на различные темы, любой филолог позавидует таким мозгам. Когда я увидела её первый раз, то первой мыслью было то, что долго она не проработает, сломается и убежит, но после того, как один раз она хорошенько приложила одного озабоченного мужика, все поняли, что пусть она и выглядит милой, связываться с ней себе дороже. — Держи, зачем тебе? — она поставила передо мной графин и смотрела с огромным любопытством. — Буду трезвить Вову, — честно призналась я, — потом принеси мне как обычно, только одну бутылку, хочу адекватно воспринимать действительность. — А ты не за рулём? — она показала жестом на мой рюкзак. — Нет, мне до дома дойти не дали, так что за руль сегодня не сажусь, — она кивнула, а я взяла графин и пошла по направлению сидящей компании в дальнем углу. — Что же, начнём, — подойдя к столику, произнесла достаточно громко не для привлечения внимания, а чтобы Вова хоть немного шелохнулся, а то уткнулся лбом в стол и похрапывает. Я не обращала внимания на три пары офигевших глаз. Даже при том, что только хозяин одной пары глаз знал, кто я. Положив рюкзак рядом со скамейкой, на которой сидело пьяное чудо, я начала потихоньку выливать воду ему на затылок, а она в свою очередь потекла за шиворот, отчего Вова мгновенно выпрямился и хотел вскочить, но мой голос с командой «Сидеть» остановил его действие. Вода лилась на макушку, поэтому была везде: и на спине, и на лице, и даже немного залилось в уши. Когда вода закончилась, я начала говорить, попутно доставая один из кубиков нерастаявшего льда. — Так, слушай внимательно и запоминай, — дождалась кивка, — Во-первых, ещё раз напьёшься и припрёшься ко мне, я не стану тебя трезвить таким образом, сразу кастрирую, — первый кусочек льда медленно начал скатываться по его спине под футболкой. — Ясно? — ещё один кивок и нервное сглатывание. — Во-вторых, ещё раз так напьёшься, получишь от меня по своей тупой тыкве, ясно? — второй кубик отправился в свободное падение уже по груди, а Вова, оказывается, либо храбрый, либо в конец идиот, я бы давно уже руку сломала. — Ну, а это вдогонку, — оставшиеся кубики льда и вода, которая успела образоваться, через секунду оказались на тупой тыкве уже не пьяного знакомого. — Ты безбашенная идиотка. Тебе это кто-нибудь говорил?! — вывела, зато непьяный. — Зато трезвый, и я тебя не боюсь. Ори сколько влезет. Если что, я тебя предупредила. — Тебе его не жалко? Мне вот иногда становится, — произнесла подошедшая Лена. — Нет. Считай, услугу оказала, — сказала я так, чтобы услышала только она. По ней было видно, что Вова ей нравится, но из-за разницы в росте, возрасте и умственного состояния она не хотела сближаться с ним. — Что? — непонимающе спросила она, но через мгновение стояла уже красная, как помидор. — Не понимаю о чём ты, — пробормотала она и подошла к Вове, предлагая помощь. — Воробей, на барной стойке возьми, ты же не останешься, — я кивнула, схватила рюкзак и пошла в нужном направлении. Я хотела оставить деньги и пойти домой, напиться в одиночестве, прекрасно понимая, что это смахивает на алкоголизм. — Олесь, — по спине пробежали мурашки, давно меня не называли по имени, только «Воробей», — подожди. Рядом со мной оказался Кирилл, который очень внимательно смотрел мне прямо в глаза. А он изменился, точнее, изменился его взгляд, он повзрослел. Нет больше мальчишки, с которым я жила всю жизнь. — Чего тебе? Я не собиралась с вами видеться, это у Вовы героические бзики, — и тут я поймала себя на мысли, что стою и оправдываюсь, как маленький ребёнок. — Посидишь с нами? — Что? — я немного охренела от данного предложения. — Пойдём, выпьешь за папино здоровье. Не знаю почему, но я согласилась. Пусть будет так. Хоть я не верю в судьбу, но может так оно и должно быть? Может, мне нужно столкнуться с прошлым один на один? Было странно сидеть с родственниками и слушать какие-то непонятные истории их жизни. — Ты пьёшь? — я за всё время, что сидела с ними, не проронила ни слова и слушала вполуха. Все мои мысли занимал только факт того, что они здесь, я здесь, но нас здесь нет. У них свой мир, свои истории, а у меня своя до дури сложная история, которую я никогда им не расскажу, поэтому этот барьер из шести лет никогда не упадёт. — Пьёт? Она не просто пьёт, а бухает по-чёрному. Про её запои легенды ходят, тем более, она начинает пьянеть только после первой бутылки. — Спасибо, Лен, за рекламу, — безразлично произнесла я. — Ой, простите, забудьте, что я только что сказала. Мне вообще работать пора. Ещё раз извините. — Всё, мои нервы сдали. Я ухожу в запой, достало всё, — пробормотала я себе под нос, но сидящий рядом Вова прекрасно всё услышал. — Что? Тебе на работу. Это так, на всякий случай. Не обращая внимания на его возмущения, я забрала стакан у Кирилла и выпила залпом. Если раньше я начинала пьянеть только после первой бутылки, то сейчас кумарить меня начало уже после первого стакана. Либо я начала стареть, либо Кир пьёт ядовитую смесь, на которую мой организм не выработал иммунитет. Что было дальше, я помнила плохо, точнее совсем не помнила. В голове образовалась пустота, и внезапно стало очень спокойно и хорошо. Вот именно ради такого состояния я и пила, чтобы не было мыслей, не было воспоминаний и боли, которая периодически накатывала, как ломка у наркомана. — Чёрт, моя голова, — именно с такими слова я еле-еле оторвала голову от подушки и открыла глаза, — чёртово похмелье, что такого пьёт мой братец тупоголовый? Но похмелье, боль в голове и во всём теле отошли на второй план, когда я поняла, что нахожусь неизвестно где. Это была не моя съёмная квартира, не квартира Вовы, это я знала точно. Рядом с кроватью стояла тумбочка, а на ней лежал мой телефон, взяв его, он сразу же отправился в свободный полёт, так как на дисплее была надпись:

«Ср, 1 июня»

А это могло означать только то, что я пила добрых пять дней. Самое ужасное было то, что я не помню, что происходило в эти дни. Ноль, пустота. Уж лучше бы я ушла домой и напилась в одну харю. — Ну, и где я нахожусь? Надеюсь, что в городе, — пробормотала я, вставая с кровати. Моё внимание привлекла прямоугольная книжечка, которая при просмотре оказалась моим паспортом. Не знаю зачем, но я взяла его, открыла и тут же закрыла, так как-то, что я увидела, не могло быть правдой. Ещё раз, открыв его, поняла, что у меня не глюки и не помутнение рассудка. За то время, что я совершенно не помню, я умудрилась, выйди замуж, и ладно бы просто вышла за какого-нибудь идиота непонятного. Так нет, надо было умудриться выйти за Лёху. Когда пришло осознание того, что произошло, паспорт полетел на пол, а я почти за ним. Я была в сознании, просто ноги не держали, и я оказалась, сидящей на полу на своей заднице. Смотрела на открывшуюся страницу с именем, фамилией и отчеством, и никак не могла понять, как я могла выйти замуж за него. Как я могла на это согласиться? И как это вообще произошло за каких-то пять долбаных дней? «Мне нужен развод» — это была последняя здравая мысль, перед тем, как я упала на спину и закрыла лицо руками, чтобы хоть как-то заглушить рвущийся наружу мат.