Завтра никогда не наступит

— Давай немного о плохом? — именно в этот момент я решила отпить из кружки кофе, — спокойно, мы с тобой поговорим о женской дружбе. — Чего? — это единственное, что я смогла выдать из себя, пытаясь оттереть с футболки пятно от горячего напитка. — Точнее, о её отсутствии, — будто не слыша меня, задумчиво проговорил Вова. — Ты головой ударился? Не буду я с тобой о дружбе разговаривать. Точнее, я вообще не буду с тобой разговаривать. — Тогда слушай. Даже наблюдай, — он взял со столешницы стеклянную солонку и сахарницу, — это две бабы… — Это соль и сахар, а тебе пора к психиатру сходить, — закатив глаза, перебила его я. — Нет, это две бабы. Соль — это баба–пацанка, — секунду подумав, он добавил, — по типу тебя. Сахар — это элегантная, милая, красивая баба. — Ты охринел?! Ты меня уже раз десять оскорбил, ничего так? — вскинув бровь, спросила я. — А я тут при чём? Если вы ходите парами? Одна страшная в кроссовках, вторая красивая в туфлях, — от его слов я потеряла дар речи, поэтому не смогла перебить этого очень хорошего человека. — Так вот, ходят эти бабы парой, общаются, типа дружат, гуляют, секретики доверяют, обсуждают всякую женскую муть, шушукаются, все дела, как тут у одной из баб, — он взял в руку сахарницу, — появляется парень, — он взял со столешницы ещё и перечницу, при этом отставляя в сторону солонку, — она сразу же забывает про подругу, перестаёт звонить, писать, звать гулять. Теперь для этого у неё есть парень, — он потряс у меня перед носом перечницу, — который может это всё сделать, — он поставил передо мной все три «действующих лица». — Так, во-первых, ты — находка психиатра, во-вторых, это просто сахар, соль и перец, а не две бабы и парень, и в-третьих, если одна из баб так поступает, то и не было никакой дружбы, а было только использование доверия и наивности «подруги», — и тут я поняла, что трясу у него перед глазами этими самыми «бабами», — господи, неужели это заразно? — Так я и говорю, что нет дружбы между двумя бабами. Вы по своей сути стервы, лживые и подлые, а ещё не знаете, что значит по-настоящему дружить. Всегда найдёте замену и отмазки, чтобы что-либо не делать. — Ты больной? Женская дружба есть, ясно? Я знаю столько случаев, когда девки проносили дружбу через всю жизнь, — я начинала закипать, а Вове было на это фиолетово. — Да? Назови три случая. И тут-то я села в лужу, ведь сколько я не пыталась вспомнить такие пары, не выходило, так как, в конце концов, дружба заканчивалась либо резким обрубанием связей, либо кто-то спал с чужим парнем или мужем. Он в какой-то мере прав, ведь где-то на генетическом уровне заложено забывать всё, что было ради кого-то другого. — Ладно, победил, не помню таких. — Вот именно, — он смотрел на меня таким радостным взглядом, что хотелось его придушить. На самом деле, это страшно, когда человек забывает и меняет то, что было, все моменты ради кого-то непонятного. Есть выражение «Упал, очнулся, гипс», а здесь «Дружба, предательство, боль». Общие воспоминания стираются, фотографии убираются в дальний угол, а боль и её осадок остаются где-то в глубине прогнившей души. — Ты мне объясни такую вещь. Ты припёрся в девять утра, разбудил меня ради того, чтобы поговорить о женской дружбе?! — Нет, я припёрся, чтобы посмотреть на тебя без «боевого» раскраса и длинными волосами, — я уже хотела схватить его за шкирку и выкинуть из дома, но он продолжил говорить, — совет мне нужен. — Я программист, а не психолог, — он хотел ответить, но я перебила, — а если сболтнёшь, что я в парике хожу, то секир бошка тебе, ясно? Ты вообще не должен был об этом знать. — Ты даёшь дельные советы. Зачем тебе парик, если у тебя шикарные длинные белые волосы? Такие все хотят, а ты прячешь. Глупо по мне так. Отчасти он был прав. Такие цвет и длину хотят очень многие, но мне они напоминали о прошлом, о детстве, об утраченной когда-то дружбе, просто об отце, который пытался мне что-то заплетать. Наверное, лучше было их отрезать и перекрасить, но женская натура взяла верх над разумом, и я купила дорогой парик, который почти невозможно отличить от настоящих волос, и каждое утро надевала его. Только для того, чтобы не видеть в зеркале старую себя, девчонку, которая когда-то умела любить и ждать непонятно чуда. Раньше я действительно ждала, что кто-то появится в моей жизни и заставит забыть всю боль и разочарования, которые доставляли самые близкие люди. Для меня слова «прошлое» и «боль» стали синонимами. — Хочется мне так, Вова. Чего ты от меня хочешь? Мне ещё одеваться и собираться, по делам нужно. — Ты живёшь в этом доме больше месяца и Лёха ничего не замечает? Хотя, ладно Лёша, а Славка? Эта маленькая стервозная бабёнка видит и знает всё. — С Алексеем мы не пересекаемся, а за Мирой следит домработница. Не знаю, сколько он ей платит, чтобы она отводила её в сад, убирала, готовила, ещё и вечером забирала. Так что мы не пересекаемся ни с кем. Ты вообще первый, с кем я разговариваю за последний месяц. — Да? Почему? — этот человек начинал выводить меня из себя, но, зная его, он не отстанет, пока не узнает. — Да. Работать мне нельзя. Машины, чтобы с ней что-то делать, здесь нет, — и тут до меня дошла информация, которая была очень кстати. — Кстати, Владимир, ты сегодня в мастерскую едешь? Я вещи заберу и машину свою сюда отгоню, а то на общественном транспорте не хочу ездить. — Нет, сегодня меня там нет, но могу подбросить, а то ты перебьёшь всех людей вокруг себя. — Ты утрируешь, — я хотела закончить разговор и пойти начать собираться, но только сейчас заметила, что у него действительно что-то произошло. Он пытался казаться обычным, но было что-то не то. — Какой совет нужен? — А? Совет? Точно, — он стукнул себя по лбу, а я в очередной раз убедилась, что знакомые у меня ходячие идиоты. — Смотри, дружбы между бабами нет, а между бабой и мужиком? — Я и Вадим, — не думая, ответила я. — Вы два индивида, которых я даже в пример не беру. А почему? Потому что у вас настолько всё запущено и непонятно, что хочется удавиться. — Что непонятно? По мне так всё прозрачно. — Прозрачно? Хотели пожениться, но в последний момент ты его бросаешь, не объясняя причин. — Я не хочу об этом. Факт остаётся фактом, даже с нашей запущенной историей мы лучшие друзья. И тут Вова прав. С Вадимом у нас слишком долгая и непонятная история для остальных. Я знаю, почему сделала ему в своё время больно, знаю, для чего это было всё сделано. Когда-нибудь я вынесу этот скелет из шкафа, а может и никогда. — А другие случаи? — Вова никак не унимался. — Я такие случаи знаю, но дружба заканчивалась, когда у кого-то появлялась девушка или парень. Запреты, ревность, все дела. Тебе зачем? — Надо. Тебя отвозить в мастерскую? У меня дела на сегодня появились. — Чего? Ну ты и наглый хрен, Вова. Ладно, час подожди и поедем, — он посмотрел на меня, как на больную, поэтому пришлось пояснят. — Парик, накраситься, одеться в своём стиле. Что непонятного? Где кофе, ты знаешь. — Баба всегда останется бабой, — пробубнил он себе под нос, но я решила пропустить его высказывание мимо ушей, ибо время поджимало. «Вова, меня убьёт» — пронеслось у меня в голове, когда, взяв телефон, я увидела время «11:05». Я собиралась намного дольше обычно. Раньше мне действительно хватало часа на всё, но сегодня явно не мой день. Стрелки отказывались быть одинаковыми, прыщ на середине лба решил, что он мне просто там необходим. Если у меня прошло так «весело» утро, то я боюсь представить, что меня ждёт дальше. — Ну, и что мне теперь делать? Вов, это же дурдом чистой воды, — этот голос я узнаю из тысячи. Алексей. — Подумаешь, домработница уволилась. У тебя жена есть. Пусть пока готовит, убирает, с Мирой сидит, — это он сейчас про меня говорит, что ли? Если да, то он уже труп. — Хотя, это Воробей и она скорее с крыши спрыгнет, чем согласится на это, — вот, а теперь он мыслит в нужном направлении. Я могла ещё постоять и послушать их разговор, но машина мне была нужнее, чем их бестолковый разговор. — Вова, поднимай свою жирную разницу и поехали. Мне нужна моя любимая машина, — «мужа» я предпочла просто проигнорировать. — Мне казалось любимой машиной была «Импала». — Нет, в неё я просто вбухала уйму времени и сил, а любимая у меня желтая «Камаро». — Конечно, как я мог забыть про Бамбелби, — закатив глаза ответил он, — как ты вообще додумалась его купить, будто в нашем городе первый год живёшь. — Захотела и купила, — не говорить же ему правду, что это подарок, а не дорогостоящая покупка. — Ага, денег же, как у дурака махорки. — Не начинай, ладно? Я свои деньги заработала честным трудом. Тем более ближайший год я без работы, так что экономить буду. — Экономить? Тебе денег на лет двадцать хватит. Да, ты их и не тратишь, копишь, как хомяк. — Не поняла метафоры, — скрестив руки на груди и посмотрев на знакомого убийственным взглядом, спросила я. — Ну, хомяк за щеки еду пихает, прячет и сидит довольный, а ты деньги просто копишь и почти не тратишь. Нормальный человек давно бы с ними что-то сделал. — Хватит считать мои деньги, поехали за моим красавцем. Я тебя на улице жду, — меня начинал нервировать этот разговор, тем более при моём «муже». Наверное, лучше, что Алексей узнал, что мне есть, что терять, и я буду до конца быть его «женой», но, с другой стороны, зная много лишней информации, он мог подстроить какую-нибудь чушь, и тогда я не смогу доказать обратное. До ужаса захотелось покурить и сбросить с себя всё нервное напряжение, которое копится со дня моего «волшебного» пробуждения в этом доме, но я дала себе слово, что больше никогда не выпью ничего крепче кефира и не стану курить, даже если ситуация будет самой худшей в моей жизни. Хотя, наверное, хуже, чем было, уже не будет. Это было моим единственным утешением и девизом последних лет жизни. — Ты — пассажир. Этот день надо обвести красным цветом в календаре, а мне надо памятник поставить, — от неожиданного голоса сзади я вздрогнула, — ещё и напугал, медаль мне надо дать. — Леща тебе надо дать, Владимир. Охринел в край уже. — Не, я рыбу не очень люблю, ты же знаешь. Я больше по жаренному мясу. — А кто сказал, что ты этого леща есть будешь? Я по морде тебе им заеду. — Милости просим в наши скромные владения, — Вова снял с машины сигнализацию, открыл переднюю пассажирскую дверь и при этих словах немного опустил корпус вперёд, ещё и правую руку прижал к животу. — Клоун, — садясь в машину, произнесла я. — Не клоун, а джентльмен, который соблюдает манеры, то бишь этикет, — он уже открыто ржал, было видно, что настроение у него теперь намного лучше, чем утром. — Слова новые выучил? «Джентльмен», «этикет». Что дальше? Своим гениальным умом доведёшь меня до белого каления? — Вова ничего не стал мне отвечать, просто смотрел вперёд через лобовое стекло. Он уже завёл машину, но с места трогаться, видимо, не собирался. — Чего стоим? Кого ждём? Если ты будешь стоять, то раки свистеть на горах не научатся. — При чём тут раки? Сейчас поедем, я думаю… — он хотел продолжить мысль, но я не дала ему такой возможности. Я не могла ничего с собой поделать, мне просто нравилось над ним издеваться и говорить «остроумные» шутки и фразы между его мыслями. — Вова, ты и думать, как я и оперное пение. Просто не совместимы, поэтому дёргай коробку передач, нажимай на нужные педали и поехали в мастерскую. — Гадюка ты. Тебя надо было Зоей назвать, как змею особой ядовитости. — Поехали уже. Я хочу сесть за руль. До мастерской от дома Алексея от силы было минут сорок, но этот день явно был не моим, ибо ехали мы все полтора часа из-за какого-то идиота, который решил, что он Супермен и сможет проехать на жёлтый сигнал светофора, а в итоге въехал в бочину такого же идиота. — Дарт Сидиус вернулся к нам, к простым смертным, на обычную бренную землю, — Вова, идущий рядом, начал откровенно смеяться, как и обычно, а Костя, один из лучших механиков и человек, который слишком много и часто смотрел «Звёздные войны», стоял и ехидно улыбался. — Я так понимаю, если я Дарт Сидиус, то ты Дарт Молл, — он выразительно изогнул бровь. — Что? Я не очень люблю «Звёздные войны», а тем более ситхов. Он вроде в итоге помер в фильмах. — А если смотреть анимационную версию, то… — Народ, вы себя вообще слышите? — послышалось из разных углов мастерской. — Валите к чёрту все. Где моя машинка? — именно в этот момент в мастерской стало тихо настолько, что я слышала монотонный стук собственного сердца. Пошла уже вторая минута тишины, и это начинало сильно напрягать, ещё и все работники решили, что у них есть важнейшие дела, которые не требуют отлагательств и начали помаленьку ретироваться с поля моей видимости, — мне сегодня ответят в этом дурдоме на выезде или нет?! — Воробей… — любитель Звёздных войн решил всё-таки подать голос, так как видел, что я уже начинала закипать. — Смельчак нашёлся, — непроизвольно перебила я Константина, — давай, рискни здоровьем, воитель чёртов. — Тут такое дело… понимаешь… всё произошло быстро… я это не специально… просто краска стояла слишком высоко, а я не очень высокий, а стремянка скользкая… — он говорил слишком быстро из-за этого я мало, что понимала, но в закромах разума я понимала, что эта «полторашка» вылила на мою любимую машину банку с краской. — Что? Ты сейчас хочешь сказать, что от моего жёлтого красавца ничего не осталось? — и тут мозг начал работать ещё интенсивнее, поэтому, повернувшись к Вове, я начала кричать уже на него. — Ты всё знал, зараза этакая. Вот почему ты так долго возился и «думал». Думал, как шкуру спасти?! Вот только у меня один вопрос. Свою или этого мелкого идиота?! Мне кажется, что до момента, пока я не спросила про мастерскую, ты просто забыл о его косяке! — я злилась, сильно злилась и прекрасно понимала, что лучше замолчать. — Вообще, желательно обоих, — протянул он, а потом продолжил. — Да, забыл, но в этом и ты виновата вообще-то. Если бы кое-кто не решил выходить замуж, то я бы рассказал, когда напился в «зю-зю», — только через секунд десять он понял, что вообще ляпнул, — ой, так, все по рабочим местам и стираем себе память, или без зарплаты всех оставлю, — рявкнул Вова на всех, а я молчала, так как понимала, что тоже могла ляпнуть лишнего при посторонних людях, — а ты, Константин, идёшь и показываешь свой косяк Олесе Борисовне. Я посмотрела на паренька, который от слов начальника вжал голову в плечи и, кажется, просто хотел провалиться под землю. Я смотрела на него и не могла понять, почему у меня нет к этому мальчишке злости. Если бы на его месте был кто-нибудь другой, то он бы давно паковал шмотки и валил к Китайской стене. Жалость? Нет, жалость к нему я не испытывала. Симпатия? Может быть, ведь в нашем лживом мирке он остался искренним, добрым и всегда готовым помочь. На своей пути я давно таких не встречала. Или, может, я видела в этом мальчишке себя в восемнадцать? Точного ответа я не знала, но смотря в искренний, сожалеющий взгляд зелёных глаз, просто не могла начинать злиться. — Почему ты здесь? — вопрос вырвался раньше, чем я смогла его осмыслит, даже в своей голове. — Работаю, деньги нужны, — промямлил он, опустив голову. — Работать можно в любом другом месте. Ты — мелкий, худощавый, слабый. На тебя посмотришь, будто год не ел ничего питательного. Ты не предназначен для работы с машинами, даже если всё знаешь о них, — это было жестоко, и я это знала, но мне хотелось знать почему, — тебе восемнадцать, надо поступать в универ и учиться, начать думать головой, а не задом. — Обязательные я сдал, школу закончил, можно сказать, а насчёт поступать, то не вижу смысла убивать годы жизни ради бумажки, которая никому в задницу не упёрлась. А здесь я потому, что люблю рисовать. Вандализмом заниматься незаконно, а тут разгул фантазии есть, машины, на которых рисовать одно удовольствие. — Поступал бы куда-нибудь, где есть факультет, связанный с рисованием. — Вы как мои учителя говорите. «Константин, думай о будущем, семью заведёшь, не сможешь прокормить её своими глупыми рисунками». Что бы они ещё понимали в этом. А в нашем городке нет таких универов, а если и есть, то на платной основе, — мальчишка смотрел мне в глаза, не моргая и не боясь. Было чувство, что пять минут назад здесь стоял совершенно другой человек. Сейчас я видела в его взгляде уверенность, силу и немного злость. — Стоп, — шепотом произнесла я, чтобы услышал только Вова, — это я сейчас нотацию читала? — Говорю же, красный день в календаре. Сейчас снег ещё выпадет и вообще атас будет, — я видела, как он умирал от смеха, хоть и стоял, как столб с каменным лицом. По глазам видела, что ржёт, как лошадь. — Ладно, Костя, пошли покажешь, что натворил с моим красавцем, — спокойно произнесла я, а все присутствующие пороняли всё, что было у них в руках, — достали, я смотрю, меня тут давно не было и вся дисциплина к чертям куда-то убежала, — рявкнула я и было чувство, что все облегчённо выдохнули. Именно в этот момент я поняла, что все думают, что мне не свойственны ни доброта, ни спокойный тон, ни простое понимание ситуации. Я этого добивалась многие годы, чтобы уважали, хотя нет, чтобы боялись и обходили стороной, но достигнув цели, стало почему-то обидно, что никто и никогда не узнает меня настоящую. Хотя, это лишь обычный мимолётный порыв, ведь пока на моей голове парик, а всё лицо изуродовано железом, я никогда не стану той восемнадцатилетней девчонкой, которая верила в чудеса. Я слишком долго создавала себя новую, собирая по кусочкам и отдаваясь только одному желанию, чтобы больше никто и никогда не смог меня ранить. Этим могу заниматься теперь только я, моя очередь причинять боль людям, которым просто плевать на всех, кроме себя любимых. Современный мир пропитан ложью и ненавистью, даже если эту ненависть порождаю я сама. Правильно, наверное, говорят — бойтесь своих желаний, у них есть волшебное свойство сбываться. Я до сих пор так и не собрала все кусочки своей старой или уже новой личности, всё ещё находя мелкие осколки детской, банальной мечты. Я перевела взгляд на Костю и увидела всё того же напуганного паренька, его уверенность в одно мгновение куда испарилась. Я всегда удивлялась способности людей за секунду становиться совершенно другими, с другим взглядом, с другой интонацией, просто взять и подстроиться под обстановку и измениться, словно хамелеоны, которые подстраиваются под окружающую среду, чтобы защититься. — Константин, мы идём или как? — стоять на месте мне уже надоедало, а он двигаться видимо никуда даже не собирался. — А может, не нужно? Там совсем всё плохо. Вообще, я думал, что сниму старую краску и просто её перекрашу, как было, но потом вспомнил расценки на краску и что не смогу это сделать без чьей-либо помощи, и решил работать, пока меня просто не уволят, — он вздохнул и пошёл к чёрному ходу, через который можно было выйти на служебную парковку. — Я точно помню, что оставила машину в мастерской, а не на стоянке, — как бы невзначай произнесла я. — Мы взяли ключи и отогнали её, чтобы этот Кулибин не испоганил её ещё больше, — услышала я за спиной голос старого знакомого. — И какой же мазохист сел за руль моего красавца?! — остановившись, развернулась к Вове и, скрестив руки на груди, спросила с явным раздражением. Вот только я не понимала, раздражение было на то, что кто-то сел за руль или на то, что Владимир с явным недовольством и отвращением говорил про парня. — Он, — недовольным взглядом он смотрел на Константина. — Стоп. А теперь мне цепь событий восстановите. Парень перевернул банку с краской на мою машину, запаниковал, захотел всё исправить, но понял, что не выйдет и рассказал всё тебе, — на секунду я замолчала, чтобы перевести дыхание. — Ты по-любому наорал на него, сказал, что работать он будет, пока я всё не узнаю, и тогда ты его уволишь. Вся мастерская решила, что нужно перегнать машину на стоянку, чтобы он больше ничего с ней не сделал, но, при всём при этом, посадили его за руль? — я смотрела на Вову секунд пятнадцать и, не дождавшись ответа, продолжила. — Я правильно выстроила цепь событий или нет?! Если да, то у вас, взрослых мужиков, просто нет никакой логики, соображалки и чувства самосохранения. Я всё ещё жду ответа от тебя! — Да, так и было. А что надо было ещё делать? Если бы за руль сел кто-то другой, то его можно было бы уже депортировать в другую страну. И всё равно ты бы его и там нашла, и кокнула по-тихому. — И спасая свои задницы, вы решили подставить под удар восемнадцатилетнего парня? — это был риторический вопрос, поэтому я не ждала ответа на него и просто продолжила. — И вы ещё удивляетесь, почему я не могу терпеть людей? Да потому что вы лицемеры, которые всегда будут прикрывать только свою собственную задницу, глубоко наплевав на других. Не думала, что ты такой же моральный урод, — я уже развернулась, чтобы уйти подальше от этого человека, но, видимо, не судьба. — А сама ты делаешь не так? Тебе плевать на других, на всех. Хотя нет, есть Вадим и Оксана, к ним ты относишься нормально, а на других тебе глубоко насрать. — Что? Так вот ты какого обо мне мнения. Вот только напомни мне, кто тебя вытащил, когда ты пьяный въехал в припаркованную машину в три часа ночи?! Кто вытаскивает тебя из долгов, когда ты, идиота кусок, проигрываешься? И это я только про последний месяц говорю, — я хотела продолжить орать, но Костя, который стоял у меня за спиной, начал кашлять, тактично намекая, что мы не одни, более спокойным голосом и на пару децибел потише я продолжила. — Не надо мне предъявлять, что я только о своей шкуре забочусь. Не надо ходить с нами, я сама разберусь с пацаном, — Я не стала ждала ответа, просто не хотела слушать очередные оправдания из его уст. — Всё нормально? — с осторожностью спросил Костя. — Ничего такого, с чем бы я не справилась, — на автомате ответила я. — Ладно. Я говорил, что краска была красная и упала сверху? — мне стоило только поднять бровь, как он подошёл к машине на которой была какая-то ткань и продолжил. — Видимо, нет. Я говорю сразу, что если вы попросите меня уволить, то я соберу вещи и уйду, — он взялся за край ткани и уже хотел сдёрнуть её, но произнёс: — Там ещё вмятина от банки на крыше, — и прежде, чем я успела среагировать, он сдёрнул ткань, а у меня отвисла челюсть и, кажется, начал дёргаться глаз. Как он и сказал, на крыше была небольшая вмятина, но, как оказалось, это была меньшая из проблем. На капоте вместо жёлтого и чёрного красовалось огромное красное пятно, которое начиналось ещё с лобового стекла, со стороны пассажира, а продолжалось на литых дисках и немного на фарах. Первый раз за много лет мне захотелось плакать от осознания того, сколько работы предстоит, чтобы вернуть моего красавца в прежний вид без мастерской и посторонней помощи. — Мальчишка, объясни мне, пожалуйста, как ты умудрился это сделать?! Стеллажи с краской находятся в противоположной стороне от машин! По крайней мере, я оставила машину не там! — я хотела уже продолжить свою тираду, но, повернувшись, к виновнику, просто не смогла продолжить. Этот обормот взял и накинул ткань себе на голову, и она целиком его скрыла. — Что ты делаешь? — Ну, я либо труб, либо безработный труб. Вот и решил прикинуться приведением, может, пронесёт, — пожав плечами, ответил он. — Не прокатило, да? — выпутываясь из ткани, спросил он. — И почему мне не хочется на тебя даже орать? Что в тебе особенного? — Эм… Мама говорила, что во мне есть харизма, которая притягивает людей, но я ей не очень верил. Бред же, да? — поправляя взлохмаченный волос, проговорил он. — Почему в прошедшем времени? — я не понимала, почему спрашиваю всё это, ведь в этом не было никакой логики и смысла. — Потому что она умерла четыре года назад, болела сильно, и я нервы трепал, — тихо произнёс он, опустив голову вниз и смотря в пол. — Себя винишь? — вопрос вырвался сам собой, я даже не успела осмыслить его. — А больше некого. Вёл бы себя прилично, было бы всё иначе, но я же ходячие недоразумение, которое ничего нормально сделать не может. Даже банку достать. Я видела, что ещё немного и у него будет нервный срыв, поэтому я подошла к нему и притянула к себе, положив руку ему за шею, а свой подбородок на его макушку. Я понимала его, ведь меня отец бросил в восемнадцать лет. Тогда я не понимала, а сейчас считаю, что это был второй круг ада, который лично для меня решил устроить чёрт с рогами и хвостом. Мать, на которую меня оставили родственники, которая даже матерью мне не была, только и знала, что орать и обвинять меня во всех смертных и несмертных грехах, говорить, что я выродок, которого притащил её гулявший муженёк. Каждый день я слышала, что это из-за меня он улетел к очередной любовнице, забрав её любимого и единственного сыночка с собой. Это стало третьим кругом ада. Иногда в её пьяном бреде проскакивало, что из-за меня жена Кирилла вместе с дочкой утонули, ведь я, пловчиха, не спасла их. Я тогда даже ничего не могла ответить. Просто считала, что она права. Хотя, почему считала? До сих пор считаю, ведь если бы я не была поглощена очередной победой в плаванье, поздравлениями и овациями, то заметила бы, что племянница упала в воду, а её никчёмная мамаша решила прыгнуть за ней, но не учла, что сама не умеет плавать, и что в бассейне приличная глубина. Именно это событие стало моим первым кругом ада, который я переживаю по сей день. Эти смерти стали отправной точкой моего персонального ада. — Не вини себя или станешь таким, как я. Угрюмым, злым, нелюдимым и самым ненавистным человеком общества, после меня, конечно же. Просто перестань это делать. Когда-нибудь это чувство вины убьёт в тебе всё человеческое, что есть сейчас. Оставайся с такой же харизмой и энергией. Я уверена, ты ещё сможешь добиться всего, чего захочешь. Может, не сейчас, а потом, через несколько лет, когда перестанешь убивать себя изнутри, — тихо говорила я. Наверное, именно таких слов мне не хватало шесть лет назад. Простой поддержки кого-нибудь, ведь всё могло сложиться иначе, если бы мне сказали, что всё хорошо, даже если это было не так. Я чувствовала его неровное дыхание, но он молчал, даже не шевелился, только дыхание выдавало, что он меня слышит. Мы простояли молчал ещё минут пять, я знала, что ему это нужно. Нужна рука, которая не даст утонуть в пучине собственных мыслей. — А отец твой где? — отойдя от парня на два шага, вновь заговорила я. — Не знаю, мама не говорила о нём. Иногда плакала над какими-то письмами, — он задумался на секунду и продолжил, — только один раз, когда пришла его мама, они тогда сильно кричали, но я старался не слушать. Я даже не смог выйти из комнаты, чтобы просто побыть с ней рядом, а потом уже было поздно. Она почти не разговаривала, не ходила, часто плакала, а я уходил, когда она просила остаться, а потом, когда мне что-то понадобилось, я понял, что её больше нет. Что у меня больше вообще никогда нет. Наверное, правильно говорят, что начинаешь ценить, когда потеряешь, — он говорил спокойно, почти хладнокровно, будто это обычная история, в которой нет никакого смысла. В этот момент я поняла, что не важно, как он выглядит, ведь внутри него настоящий стержень, который он совмещает вместе со своим добрым взглядом, весёлым нравом и прекрасным характером бойца, даже, если он его не показывает никому. Мы были две противоположности. Он прятался за маской милого, неуклюжего, доброго парня, а я за маской железной, непоколебимой и злой женщины. Хотя, он не носил маску, это был настоящий он, просто не показывающий никому своего горя и лица. Именно поэтому у меня не было отвращения к нему, просто гнилая душа нашла чистую, которую ещё не убило чувство вины и самобичевание. И, видимо, это теперь наш общий секрет на двоих. — А у кого ты тогда жил все эти годы? — У маминого двоюродного брата. Он неплохой, просто очень занятой, по командировкам катается и почти дома не бывает. Ему как-то фиолетово на меня. Но он всё равно следил за учёбой и даже пару раз посетил родительские собрания, а потом вставлял мне люлей по самое не хочу. — Мне нужна будет помощь, чтобы привести красавца в первоначальный вид. Согласен? — я решила, что лучшее, что у меня получится сделать, так сменить тему разговора. — Конечно, это всё бесплатно, не здесь. Короче говоря, просто на добровольной основе. — То есть я не уволен? — никогда не понимала эту черту человека, спрашивать то, что и так очевидно. — Господи, нет, просто в свои выходные приходи в дом, в котором я живу. Адрес потом скажу. Материалы достать, мне иногда лень куда-то выходить и ехать. Будешь мальчиком на побегушках, — я всегда называла вещи своими именами, не юлила и не отнекивалась. — Хорошо, — до последнего я считала, что он откажется, что верх возьмёт страх или ещё какая эмоция, но Костя удивил меня и на этот раз. — Немного неожиданно, но я рада, что задыхаться краской буду не я одна. — Мне нравится этот запах, — наверное, я посмотрела на него слишком выразительно, если через секунду он продолжил. — Что? Я всю жизнь с красками вожусь. Как только рисовать научился. Вот и подпортил себе здоровье красками из баллончиков. — Ты ещё и вандал? Сажали за вандализм? — Было дело, пару раз, но теперь не попадаюсь. Не пойман, не вор. Так вроде говорят? Ответить я не успела, ведь разговор прервал назойливый стандартный звонок моего телефона в кармане. Достав его, я увидела неопределившийся номер телефона. Обычно я не брала такие номера, но в следствие последних событий это мог быть кто угодно, начиная с родственников и заканчивая недоделанным «мужем». — Да, кто это? — более грубо, чем хотелось бы, ответила я на звонок. — Здравствуйте, вас беспокоит воспитательница вашей дочери из детского сада, Полина Викторовна, — я уже хотела сказать, что у меня нет никакой дочери и что она ошиблась номером, но внезапно вспомнила про Миру, которая лишилась человека, который забирала её из детского сада, — дело в том, что ваш муж, — меня немного передёрнуло от этого слова, а глаз, кажется, всё-таки начал дёргаться, и я ощутила острое желание закурить, — сказал позвонить вам, так как у него дела на работе и он не может разговаривать, а тем более приехать. Так вот, Мирослава подралась с мальчиком, и я очень вас прошу приехать и забрать её, пожалуйста, — в голосе слышала какая-то мольба, будто Мира не просто подралась, а кого-то как минимум убила. — Мира мне не дочь, и замужем я только месяц, — сказала я первое, что пришло в голову, — ладно, я приеду, адрес скажите только, а то же я не в курсе, в какой она ходит, — с недовольством в голосе и язвительными нотками ответила я. Девушка с не очень приятным голосом продиктовала адрес и сбросила трубку, даже не попрощавшись. — У вас муж и дочь? — с огромным удивлением в голосе спросил Костя. — Нет, у меня только муж, а у него уже дочь. И с каких пор это стало моей проблемой? — через мгновение я поняла, что произнесла это в слух, а не у себя в голове, — ты ничего не слышал, идёт? — Константин кивнул, — молодец, возьми с полки пирожок и скажи своему начальнику, что ты продолжаешь работать, а если он начнёт возмущаться, то передай слово в слово: «Крысёныш шуток не любит», понял? — Понял, а почему крысёныш? — Когда-нибудь узнаешь, если засунешь свою задницу в ненужные дела. А теперь иди, — я кивнула ему на дверь. Он развернулся и ушёл без лишних слов и вопросов. Осталось только придумать, на чём доехать до садика и как сделать так, чтобы меня в него пустили, а не забрали в отделение полиции. Как вообще этот Алексей представляет, что я её в таком виде смогу забрать? Да и вообще, с какого такого счастья это должна делать я, а не её крестный, крестная, бабушка или дедушка. Там родственников, хоть родословную заполняй, а я ведь чувствовала и знала, что день не задался с самого утра и становился с каждой секундой всё веселее и веселее. Если в таком ритме будет проходить весь период моей «замужней» жизни, то проще будет где-нибудь утопиться, застрелиться или подставить мужа, ведь без секса он долго не протянет. Простая физиология. Придётся достать из шкафа топы и шорты, благо ещё жарко на улице. Идея была ужасная и я понимала это где-то в глубине своего больного мозга, но свободных действий мне хотелось больше, чем ещё больше убитых нервных клеток в организме.