Исход земной цивилизации. Апокалипсис

Древний Египет. 3554 г до н.э.

Несколько следующих дней Инанна провела в ожидании встречи. Мардук с Нинуртой отбыли на Нибиру, чтобы подобрать спутниковое оборудование для постройки пирамиды, а заодно позаботиться о том, чтобы бригада рабочих все же добралась до Земли. Набу Инанна избегала, стыдясь того, что он видел и что произошло между ней и его отцом. «Потаскуха» — это оскорбление эхом отдавалось в голове и было вполне заслуженным. Лечь под обоих своих дядей… наверное, со стороны это выглядело именно так. Мардук улетел, не успев поговорить с сыном. Инанну согревали воспоминания о том безрассудстве, о теплом взгляде Мардука и его ласковых прикосновениях. Как из деспота, несправедливого правителя он вдруг превратился в ее идеального мужчину? Как ему удалось так легко и ненавязчиво отогреть ее сердце, замороженное насилием со стороны Нинурты? Все будто бы отошло на задний план, и Инанна ощущала только жар в груди, осознавая, насколько сильно привязалась к своему нежному защитнику, с которым страхи становились несущественными. Инанна теперь смущалась общества Сарпанит, боясь выдать словом или движением то, что произошло между ней и ее мужем. Она задумывалась над своей речью больше прежнего, потому надолго уходила в глубокие раздумья, словно боялась проговориться о своем счастье и великом стыде. Инанна не строила воздушных замков, понимая, что Мардук вернется и может повести себя так, будто ничего не произошло. Однако глупое девичье сердце все же хранило надежду, что для него случившееся тоже стало чем-то особенным, а не рядовым, как ночь в объятиях очередной наложницы. — Инанна, ты в последнее время молчалива, — заметила Сарпанит, руки которой ловко порхали по станку с натянутыми нитями; царица любила ткать и посвящала этому увлечению каждую свободную минуту. — В последнее время дни похожи один на другой. Я много думаю о том, что ждет меня, когда отец станет наследным принцем, — сказала она, не собираясь верить в то, что Нинурта может оказаться первым в очереди на этот титул. — Фараон говорил, что это может произойти и через сотню лет, и через тысячу. — Я боюсь, это случится намного раньше. Великий Ану в последнее время все больше слабеет умом. И скоро на трон взойдет мой дед, а это грозит мне скорейшим замужеством. — Инанна, расскажи мне, почему у нибируанцев с такой продолжительностью жизни так мало детей? — поинтересовалась Сарпанит, ведь она и отчасти не могла представить уклад жизни на Нибиру. — Царица, это объяснимо. Дети растут тысячами лет. Все мы провели младенцами десять тысяч лет. Мне сто пятьдесят тысяч, но выгляжу я на двадцать с небольшим земных лет. Однако мы развиваемся быстрее, нежели стареем. К примеру, дядя Мардук старше меня в три с лишним раза, однако выглядит совсем молодо. Что касается потомства, то нам некуда торопиться. Дети бывают только запланированными, случайные беременности прерываются. Среди нас много ученых и знания для нас куда важнее продолжения рода. — Это все равно не дает мне ответа на вопрос, — взгляд Сарпанит ненадолго расфокусировался. — Фараон не позволил мне забеременеть второй раз. У нас есть только Набу. Инанна вздохнула, уголки ее губ приподнялись. И она, и Сарпанит знали, что у Мардука очень много потомков, помимо прямого наследника, однако всех наложниц отправляли на другой край Земли, чтобы Набу был защищен от распрей в будущем, если кто-то посмеет заявить права на трон Египта. — Нибируанцы — распутная раса, — раздался голос за спиной Инанны. Она обернулась, чтобы встретиться с полным обиды и презрения взглядом зеленых глаз. Набу, похоже, слышал каждое слово. — Что ты такое говоришь, сын? — возмутилась Сарпанит. — Я думаю, это не та тема, которую тебе стоит обсуждать. — Отсутствие религии и нравственности делает их нравы слишком свободными. И некоторые, как я слышал, не чураются даже родственных связей, — Набу говорил об Инанне, однако Сарпанит, не зная об этом, конечно же, соотнесла его слова с Нинуртой, что был сыном родных брата и сестры; более того, она знала, что Нинхурсаг проводила многие ночи в покоях Энки, и они даже не пытались скрыть своей связи. — Люди в этом плане выигрывают у собственных богов. Им чуждо подобное поведение. — Однако богов и эту нравственность создали мы для того, чтобы управлять ими. Религия — тоже результат нашей работы над расой, - не осталась в долгу Инанна, пытаясь объяснить простые истины; родившись человеком, полукровкой, Набу знал только одну точку зрения - он вырос среди подобных себе, среди фальшивой нравственности, не понимая, что создавшая эту нравственность раса живет по иным канонам. — Вы не позволяете людям знать о том, что смертельные болезни излечимы, что ручной труд можно заменить машинами. — Набу, мне не нравится твой тон, — осекла мать. — Немедленно извинись перед Инанной за неподобающее поведение. Инанна видела, как побелели костяшки пальцев в сжатом кулаке Набу. — Не стоит, Сарпанит, это ведь правда, — неожиданно сказала она. — Нибируанская раса не видит ничего предосудительного в плотских утехах. Быть может, здесь, в нравственном обществе, как вы это называете, подобное кажется недопустимым. Но, Набу, тебе стоит понять одну истину: нибируанцы — не люди, — она поднялась, отложив шитье, и последние слова ее были вкрадчивы: — Не стоит осуждать то, чего не понимаешь. Царица, с вашего позволения я немного прогуляюсь. Кивнув ей, Инанна отправилась прочь, надеясь, что ее речь немного отрезвит настроенного враждебно сына Мардука. Она лишь услышала, как Сарпанит отчитывает Набу, прежде чем ушла из поля слышимости, намереваясь устроиться со свитками в тени возле фонтана. — Дорогая Инанна, куда это ты так торопишься? — Энки поравнялся с ней на выходе во внутренний двор; ему, как и всем обитателям дворца наверняка было скучно, и он искал общества, надеясь скрасить досуг. — Хотела немного почитать у фонтана, — она обратила свой взгляд на служанку. — Рит, принеси свитки с моего стола. Та, молчаливо поклонившись, отправилась выполнять поручение. — Как продвигается твой египетский? — Весьма тяжело, однако я уже понимаю отдельные фразы из разговоров дворцовых слуг. — За такой короткий срок — это похвально, — уцепился за тему Энки, и Инанна, взглянув на него, снова поймала себя на мысли, что они очень похожи с Мардуком. — Наш Тот отбыл, Нинхурсаг вернется только через неделю, и мне абсолютно нечем заняться. Даже Мардук с Нинуртой в отъезде. — Я тоже нахожу здешнюю жизнь довольно однообразной, — согласилась Инанна. — Однако это повод заняться самообразованием. Библиотека Малаката весьма обширна. И на изучение свитков у меня может уйти не один год. — Как насчет верховой езды? Мне казалось, ты не слишком уверенно держишься в седле. Я мог бы немного подучить тебя, раз нам обоим скучно, — предложил Энки и указал в сторону конюшен. Инанна остановилась, обдумывая предложение. Книги ей уже надоели, раньше она бы попросила Набу помочь с верховой ездой, но отныне к нему не стоило обращаться с подобными просьбами. Рахотеп, сын визиря, скакал на гнедом коне по большому манежу карьером, словно пытался измучить бедное животное. — Привести двух лошадей, — скомандовал Энки слуге из конюшни. Пока они ждали, Инанна с интересом наблюдала за Рахотепом, точнее, за его конем, чья короткая шерсть уже блестела от пота, словно намазанная маслом. Юноша поглядывая в их сторону, перешел на галоп, затем в рысцу. — Что привело вас на манеж, господин… госпожа? — спросил он с почтением, остановив тяжело дышащего коня возле редкого низкого забора манежа. — Я хочу в совершенстве овладеть верховой ездой, — сообщила Инанна, встретив его улыбку; она была уверена, что Набу не растрепал обо всем кузену. — Это ведь основной способ передвижения на Земле. — Не считая верблюдов Тота, конечно, — заметил Энки с усмешкой, — а вот и наши кони. — Это же скакун фараона, — скептично вскинув бровь, сказала Инанна, глядя на исподволь пытающегося вырвать узду из рук конюха белоснежного скакуна, которого привели для нее. — Разве могу я его оседлать? — Конечно, Инанна, — сказал Энки, самостоятельно проверив седло для нее, — в отсутствии моего сына коню все равно нужны ежедневные прогулки. Этот некрупный жеребец был воистину красив, в особенности Инанну восхитила его длинная расчесанная грива; в отличие от него, других лошадей стригли очень коротко. — Какой красавец, — она благоговейно тронула его морду, и конь прекратил вскидывать голову, доверчиво сунув нос ей в сгиб локтя. — Он думает, вы дадите ему что-то вкусненькое, Ваша Светлость, — сказал конюх и протянул ей кусок морковки. Громко хрустя угощением, конь затанцевал на месте, и Инанна поняла, что животное предлагает ей оседлать его. — Этот конь настоящая проститутка, посадит на себя любого, кто угостит его лакомством. Скакун недовольно фыркнул в сторону Рахотепа, словно все понял, и тот рассмеялся. Слуга подставил Инанне ладони, и та почти уверенно взобралась на коня. — Как его зовут? — она погладила коня по шее, пропустив через пальцы невесомую гриву. — Кахотеп, госпожа, — сказал конюх. — На нибируанском это значит «мирная сущность», — задумчиво проговорила она и зашла в манеж, когда конюх открыл воротину. — Главное, не бояться, — сказал Энки, поравнявшись с ней. — Следуй за мной рысцой. Инанна повторяла за двоюродным дедом все движения, стараясь почувствовать живое существо под собой и найти к нему подход. Конь был покладист, наверное, именно поэтому Мардук отдавал ему предпочтение, а не только из-за густой гривы. Нравилась ли ее дяде покладистость и в женщинах? Инанна ловила себя на мысли, что теперь следила за каждым своим действием, думая о том, как бы он к этому отнесся. Энки перешел в галоп, посоветовав ей как правильно при этом держаться, чтобы конь не поддавал Инанне по пятой точке. Раза с третьего ей все же удалось поймать ритм, и она все увереннее скакала, чувствуя некий моральный подъем. Рахотеп обогнал ее на своем приземистом скакуне. Невысокого роста, этот молодой человек довольно гармонично смотрелся в седле. Его милые ямочки на щеках уже не раз привлекали к себе внимание. Кажется, кузен Набу был приятным и добродушным парнем, который старался держаться подальше от нибируанцев, предпочитая общество полукровок, таких, как и он сам. В чем была причина некоей настороженности, Инанна не имела ни малейшего понятия, однако тут же вспомнила слова Набу о том, насколько раса нибируанцев аморальна для земных жителей — конечно же, тех, что не видели в них богов и понимали реальное положение вещей на Земле. — Хатор, сегодня ты седлаешь моего коня, в следующий раз в мое отсутствие ты захватишь мой Египет? Конюх, приведи другого коня для Инанны. Инанна была так рада его видеть, что сердце ее перевернулось, а на устах зажглась улыбка. — Вы так надолго уехали, фараон, что даже ваш конь решил найти нового седока, — заметил Рахотеп, отчего-то пребывающий в отличном настроении. Инанна подошла к воротам и спешилась, отдав поводья Мардуку, на миг почувствовав его теплую ладонь. — Не нужно другой лошади, пожалуй, слишком жарко сейчас. Я буду в беседке у фонтана, если кто пожелает присоединиться, — сказала Инанна, глядя на Энки и Рахотепа, и те кивнули. Мардук и Инанна пошли в одну сторону, но за воротами конюшен должны будут разойтись в разные стороны: она — во внутренний двор, он — к пирамидам, ведь наверняка именно для этого нужен был конь, негромко ступающий следом. — Как ты провела эти две недели? Инанна, соединив ладони за спиной, сделалась серьезной. — Обучалась египетскому, пила вино и помогала царице, — перечислила она на длинном выдохе, демонстрируя, насколько скучна была ее жизнь. — А вы, дядя, подобрали необходимое оборудование для пирамиды? Он остановился, их слуги остановились, лишь конь запоздало понял, что от него требуется, когда Мардук натянул поводья, остановив его. — Может, хочешь посмотреть стройку? — неожиданно спросил Мардук; по его взгляду было понятно, что предложение было спонтанным. — Фараон, — негромко сказала Инанна, затем и вовсе понизила голос до шепота: — может, вам стоит поговорить со своим сыном? — Слуги, стража, двадцать шагов назад, — приказал он, в то время, как они уже дошли до выхода из конного двора. — Я уже поговорил с ним. И откуда эти нравоучения? — он улыбнулся в ответ на ее серьезный тон. — Мне кажется, я слегка старше тебя и сам знаю что мне делать. Инанна и не подумала, что, наверное, не стоило быть такой резкой. В глазах ее отразился испуг и она невольно прикрыла рот ладонью. — Забирайся, — сказал Мардук, хлопнув по седлу. Она нахмурилась и только после того как он еще раз кивнул в сторону коня, она неуверенно подчинилась, позволив себе помочь. — А если нас кто-то увидит? — ахнула она, когда он залез следом, оказавшись сзади. — Ни о чем не думай. Он развернул коня и почему-то направил его отнюдь не к главным воротам — кратчайшему пути до пирамид, а к северному выходу из Малаката, за которым простирались бескрайние пески пустыни. Пара стражей держались позади, делая свое общество незаметным. — Мне казалось, мы едем к пирамидам, — ощущая близость Мардука Инанна, едва удержала голос от дрожи. — В обход города, чтобы мы не выглядели странно вдвоем в седле. Люди многого могут надумать. — Надо было взять вторую лошадь. — Надо было, — подтвердил он и как будто бы сдвинулся ближе к ней. — Но я поддался спонтанному импульсу. Она все же вздрогнула от его низкого голоса и дыхания, что опаляло кожу, делая ее чувствительной. Они медленно огибали город, намереваясь перейти через Нил по малому мосту, что располагался довольно далеко от жилых домов. Инанна чувствовала ладонь Мардука на своем животе и все больше теряла контроль над своими ощущениями. Он будто бы тоже сошел с ума, увезя ее из дворца на этом дурацком коне. Это было безрассудно, ведь во дворце быстро расползутся слухи, что фараон отчего-то решил прокатить свою племянницу. Но сейчас все было неважно, остались только его губы на ее шее и пальцы на животе, спускающиеся все ниже под пояс юбки. — Что ты со мной делаешь, Инанна, — тихо прошептал он, вдыхая аромат ее волос. — Стража, привести еще одного коня к пирамидам. Один из сопровождающих отделился и поскакал обратно в Малакат. Разум все же включился, и обратный путь следовало пройти на разных лошадях, чтобы это не вызвало подозрений. Они медленно перешли по мосту, на котором рыбак вязал сеть. Низко поклонившись фараону, он проводил странную пару взглядом, заметив в последний момент их поцелуй, наполненный нежностью. Инанна забыла обо всем, стоило лишь почувствовать вкус его губ. Она так сильно скучала, что не могла надышаться им, однако стоило им подъехать к пирамидам, как его руки исчезли. — Все еще хочешь осмотреть стройку? — спросил Мардук, спуская ее с коня. — Может, позже, — подыграла она, с трудом отстраняясь, ведь желала обнять его крепче. — Идем в мой шатер, — сказал он и, развернувшись, вручил поводья слуге, а сам, взглянув на вечереющее небо, внутренне порадовался тому, что строители уже ушли. Строительные материалы возвышались горами возле пирамиды, Инанна думала о том, как тяжело, вероятно, приходится рабам, однако она знала, что все рабы получают пускай небольшое, но жалование продуктами и предметами обихода, чтобы они могли прокормить семьи. — Почему ты не введешь деньги? — неожиданно спросила Инанна, когда они подошли к шатру, в котором горели факелы. Глухо зашторенный шатер отлично подходил для уединения. Мардук повернулся и привлек Инанну к себе. — Надо бы, — пробормотал он, подняв ее подбородок и заключив лицо в ладони. — Я скучал по тебе. Эти слова были самыми желанными, и улыбка против воли появилась на ее лице. — Тебя не было слишком долго. Но неожиданно оба услышали басовитый смех, который ни с чем невозможно было спутать. Инанна отскочила от Мардука и заинтересовалась макетом пирамиды на столе. — Племянница, какими судьбами? — Нинурта, завидев ее в шатре, подошел вплотную. — Заинтересовалась, чем мы тут занимаемся? — Должна же я была хотя бы раз сюда приехать, — ответила она. Нинурта с подозрением посмотрел на кузена. — После захода солнца, когда рабочие уже ушли… — Наоборот, лучше вечером. Я не люблю смотреть на тяжелый труд людей, — нашлась Инанна. — Я не лезу в ваши дела, однако не смогу не заметить очевидной несправедливости по отношению к рабам. Оплачивать их труд едой весьма жестоко. — Но не забывай, что они не знают, что такое деньги, — заметил Мардук. — Для них нет лучшей жизни, чем та, что у них есть. Они видят богов каждый день и получают за свою работу жалование из их рук. Они думают, что делают что-то очень важное для нас, а так оно и есть. Мардук улыбался, зная, о чем она думает. — Это жестокое надувательство, дядя, — она упрямо выпятила губу и сложила руки на груди. — Но ведь они всего лишь рабы, у них и так куда более достойная жизнь, чем была еще несколько сотен лет назад. — Существа, имеющие мышление, не ограничивающееся одними инстинктами, должны жить лучше. Нинурта и Мардук переглянулись, словно понимали друг друга без слов. — Дорогая Инанна, — с несвойственной ему мягкостью сказал Нинурта, — но ведь мы создали их специально для черных работ. Тебе ли не знать об этом, ведь именно ты столетиями поддерживала легенды о богах, спустившихся с небес. — Зрелище таскающих неподъемные камни людей меня миновало, дядя. Я до сих пор не понимаю, почему сюда нельзя прислать краны и бульдозеры. Это бы облегчило страдания людей. — Видишь ли, Инанна, рано или поздно люди поймут, что в нас ничего божественного нет, ровно как и в крылатых колесницах, — усмехнулся Мардук. — Наука и техника должны оставаться для них тайной, чтобы мы могли их подчинять. — Как ты думаешь, что случится, если люди постигнут науку? Исчезнет религия, они поймут, что, как ты говоришь, достойны большего, а кем для них станем мы? Тиранами и рабовлабельцами… — Но ведь так это и есть… — Инанна, ты прекрасно понимаешь, что Ану не может вкладывать большие деньги в Землю, поэтому нам приходится выкручиваться самим, забывая о многих удобствах. — Мне казалось, дядя, вам нравится такой стиль жизни — без компьютеров и электричества. Мардук улыбнулся. — Мне казалось, и тебе нравится Египет, даже если он и чуточку отсталый. — Верно, в нем есть своя прелесть. Однако мне обещали показать стройку. Давайте поторопимся, чтобы успеть в Малакат к ужину. Нинурта продолжал с подозрением поглядывать на Инанну и Мардука, но казалось, что они и впрямь приехали сюда посмотреть стройку. Инанна не умела лгать и играть, по ней всегда было видно, что она что-то замышляет или что-то уже натворила — такова была ее натура. И в то же время ей удавалось вести себя как ни в чем не бывало, хотя было заметно, что она пытается держаться в стороне от Нинурты. Он поравнялся с ней на выходе из шатра и снова заметил, как она увеличила между ними расстояние, оказавшись ближе к Мардуку. — Инанна, не стоит меня бояться, — открыто заявил он, из-за чего Мардук невольно открыл глаза шире. — За причиненную мною несправедливость я прошу прощения и отныне обещаю не касаться тебя без твоего разрешения. — Совершенного не исправишь, — неожиданно вступил Мардук, ведь разговор происходил при нем, и волей случая он не мог оставаться в стороне. — Что послужило причиной ваших извинений, дядя? — спросила Инанна, конечно же, не доверяя ему. — Вероятно меня тревожит то, что ты так сильно меня боишься, — он доказал это, вновь протянув руку, от которой она отстранилась. — Не думаю, что извинений достаточно, — сказала Инанна, и взгляд ее ожесточился, словно ей надоело держать всё в себе. — Дядя, — она повернулась к Мардуку, — не могли бы вы оставить нас ненадолго? Он понимающе кивнул и отошел, а они вернулись обратно в шатер. Мардук напоследок подарил ей взгляд, говорящий о том, что если ей понадобится помощь, то он будет рядом. — Хорошо, что я должен сделать, чтобы заслужить твое прощение? — наконец сказал Нинурта. — Едва ли ваши слова вызывают доверие, — сообщила она, выпрямившись и сложив руки на груди. — Этого больше никогда не должно повториться, или я все расскажу вашей матушке. Инанна и сама понимала, что это не аргумент, однако Нинурта действительно уважал Нинхурсаг и всегда к ней прислушивался. — Хорошо, я это понимаю, Инанна, — он как-то неуверенно улыбнулся. — Я не хочу, чтобы ты затаила на меня злобу, однако осознаю, что так просто ты меня не простишь. Когда мой отец станет царем, я обещаю, что помогу тебе укрепиться на Земле. И это будет не работа, подобная твоей работе в Эрехе. Я обещаю тебе восточные Земли. — Вы не можете распоряжаться тем, что вам не принадлежит. И мой отец вскоре станет наследным принцем, поэтому я и сама смогу… — Все, что тебя ждет — это, вероятнее всего, удачное замужество. Ты должна это понимать. Твой отец не имеет влияния над Энлилем, а я имею, и я сделаю так, чтобы тебе, женщине, были даны Земли для царствования и мое покровительство. — Это похоже на торг, дядя, — заподозрила Инанна; в то же время ее встревожила его уверенность в собственных словах. — Зачем вам это? Или вы еще не наигрались со мной? — Ты кровь Энлиля и любимица Ану. Я был не прав, сочтя тебя не более чем обычной женщиной. Впредь я буду относиться к тебе с глубоким уважением, как ты того и заслуживаешь. — Неужели… — против воли вырвалось у нее. — И вы более не проникните в мои покои? — Я войду в них только с твоего дозволения. Эти слова заставили Инанну задуматься еще больше. С чего бы Нинурте быть с ней таким учтивым и, более того, обещать золотые горы? Стоило ли об этом рассказывать Мардуку? Вероятно, он сможет как-то прояснить ситуацию и сказать, что же такого случилось на Нибиру, что Нинурта вдруг изменил тактику поведения? — Что ж, беру с вас слово, что вы более не нарушите моего личного пространства, — говоря это, Инанна искала хитрость в его глазах. — От вас мне не нужно никаких подношений и обещаний земель. Мнится мне, что это весьма опасная почва, учитывая ситуацию в царской семье. — Вижу, ты начинаешь понимать, Инанна, что к чему. Держись меня, и ты будешь в безопасности. Она не могла признаться, что нет, она ничегошеньки не понимает, и политические игры ее деда и прадеда от нее слишком далеки. Однако ощущение, что грядет нечто, что изменит их судьбы, все же присутствовало, и Инанна поневоле начинала прислушиваться. Когда они вышли из шатра, Мардук осматривал груду камней, стуча по ней ногой. Не было сомнений, что он слышал каждое слово и теперь лишь неумело притворялся, что был занят чем-то другим. Это было довольно забавно применительно к нему. Нинурта, сделав отстраненное лицо, указал на возвышающуюся стену в два этажа, которую снизу начали облицовывать. — Ну что, племянница, хочешь посмотреть, что внутри? — Если честно, не особо хочется дышать пылью, тем более, внутри наверняка еще нет отделки. Я бы хотела посмотреть на финальный вариант. А это что за… — Инанна подошла к стене и тронула мыском показавшийся ей слегка неровным шлифованный камень облицовки. Это оказался некий рычаг, который, отъехав в сторону, открыл небольшой лаз внутрь, за которым скрывалась темень. — Не прошло и пары минут, как Инанна обнаружила секретный ход, — Нинурта похлопал Мардука по плечу, и тот только помрачнел. — Просто случайность, — уверенно сказал он, однако тут же впал в задумчивость и, тронув подбородок, сказал: — Однако вход нужно перенести… — Мне кажется, можно трогаться в Малакат, — напомнила Инанна, чувствуя себя не совсем уютно рядом с обоими мужчинами; ей вдруг будто выстрелило в голову, что она стала их любовницей, и Инанне отчаянно захотелось спрятать голову в песок, подобно страусу. Чувство неловкости никак не проходило, а от ощущения, что Мардук на нее поглядывает, становилось все более неловко. Они прибыли в Малакат, каждый, слава Ану, на своей лошади, и застали Набу и Энки, коротающими вечер за игрой в сенет — египетские шахматы. Инанна присоединилась к Сарпанит, увлеченной чтением, чувствуя напряжение, исходящее от Набу. Не было сомнений, что его эмоциональный фон ощущал каждый, кто находился в помещении. И лишь только одна Сарпанит непонимающе посматривала на сына, не умеющего скрывать эмоции от тех, кто ненароком может их считать. Инанне уже было более ста пятидесяти тысяч лет, и она умело игнорировала отрицательные эмоции. Почему Набу так сильно возненавидел ее? Что сказал ему Мардук? Инанна не должна была вмешиваться в отношения отца и сына, однако она, прикусив губу, ожидала окончания ужина, чтобы осмелиться на разговор, которого, наверное, заводить не стоило. Сославшись на усталость и боль в ногах из-за верховой езды, Инанна, тихо шепнув Набу, что ожидает его в своих покоях, ушла, не посмотрев в сторону своих дядей, занятых настольной игрой. Набу не пришел ни через десять минут, ни через двадцать, а к окончанию часа Инанна разозлилась настолько, что готова была идти к нему сама, что было просто немыслимо. Она хотела было окликнуть Рит, что находилась за дверью, когда услышала ее голос: — Госпожа Инанна, к вам принц Набу. Иннана только успела сделать несколько шагов от двери и присесть на софу, приняв расслабленную позу, словно и не меняла положения, прежде чем вошел гость. Она отставила кубок с вином, с которым не расставалась с самого ужина. После нескольких бокалов, она была уже изрядно «уставшей», хоть и, несомненно, в здравом сознании. — Вы хотели меня видеть, Ваша Светлость? Не гоже мужчине находиться в покоях женщины один на один, — обратился он, не преминув задеть ее проявлением излишней вежливости. — Чем могу быть полезен? — Знаю, что отец провел с тобой беседу, — спокойно сказала Инанна, пытаясь сделать вид, что в курсе хода беседы. — Однако сегодня даже люди смогли бы почувствовать твой эмоциональный фон. Скажи мне, что так сильно тебя гложет? — Вы думаете, одним разговором с отцом дело решить? — он усмехнулся. — Я просил у него вашей руки, а потом увидел вас там… На реке. Как вы думаете, что я должен чувствовать? — Разочарование? — предположила Инанна; она равнодушно смотрела в его зеленые глаза, что и по сей день были для нее привлекательными. — Но, Набу, я ведь отказала тебе, у меня нет чувств к тебе. Ты не вправе на меня злиться. Она чувствовала, что должна вести себя мягче, однако именно сейчас, возможно, из-за вина, в ней проснулось некое хладнокровие. Парень ведь был влюблен в нее. — Не в праве, — подтвердил он, стоя перед ней, как солдат, делающий рапорт. — Но теперь я злюсь вовсе не на вас. Вы правы, вы ничего мне не должны. На этом, полагаю, разговор можно окончить. — Набу, не держи зла на своего отца и меня, — лишь только попросила Инанна. — Все не совсем так, как тебе кажется. — Нет, все именно так, — вскипев сказал он. — Фараон встал на вашу защиту, и вы, конечно же, влюбились в него. Кто может не желать вас? Даже мой отец пал жертвой вашей красоты, — из каждого его слова сочился яд. — Ты винишь меня за то, что я красива? — Инанна отпила вина и усмехнулась с неким презрением; однако глаза ее в тот же момент наполнились грустью и сожалением. — Неужели ты считаешь, что красота — это порок? — она поднялась с софы, поставив кубок на стол, и подошла ближе. — Так значит, и твоя любовь ко мне, симпатия твоего отца, и наваждение Нинурты — все это из-за моей красоты? Инанна схватила со стола небольшой кинжал, используемый для нарезки фруктов, и поднесла его лезвие к щеке. — Вы ведь не настолько пьяны, чтобы начать сходить с ума? — настороженно спросил Набу. — Ты думаешь, я не считала свою красоту проклятием? Или ты решил, что-то, что позволял себе Нинурта, происходило со мной впервые? — она прочертила лезвием по коже, однако не причинила себе ощутимого вреда. — Конечно, шрамы легко убираются в лечебном модуле. Это означает, что мне придется ходить с этим лицом всю свою долгую жизнь. Набу, что будет, если я закрою это лицо? Ты более не будешь видеть во мне объект желания? Признайся себе в этом и не суди меня за то, что я пользуюсь своим проклятием. — Что ты делаешь? — спросил Набу уже неформально, сделав шаг назад. — Ты пытаешься настроить меня против себя еще сильнее? — Я хочу, чтобы ты понял, что мы другие, Набу, — наконец, вынесла заключение Инанна. — Это я усвоил, увидев, как тебя трахал мой отец, — костяшки пальцев его рук, сжатых в кулаки, побелели. — Эта разница меня и раздражает. — Мы бы хранили все в секрете, если бы ты не увидел. Да, Нинурта применял ко мне насилие, но с этим я уже разобралась. То, что происходит со мной и Мардуком — другое. — Ты что, правда влюблена в моего отца? — опешил Набу, резко выдохнув от удивления; кажется до этого его высказанные предположения были лишь желанием обидеть. — А ты думаешь, плотская любовь для меня сродни рукопожатию? — Инанна даже оскорбилась. Он только покачал головой, совершенно теряя нить разговора. — Чего ты хочешь от меня? — Прекрати испускать флюиды ярости, просто делай вид, что ничего не происходит. Твоя мать чувствует и может догадаться. — Ты сама себя слышишь? — нахмурился Набу. — Ты заботишься о ее чувствах, а сама спишь с ее мужем. — Уже ничего не изменить, Набу. — И ты можешь так легко смотреть ей в глаза? — он издал неопределенный звук и снова мотнул головой. — Все, я выслушал достаточно от тебя и от отца. Я знаю, что у него целый гарем и никогда не предъявляю претензий. Ты просто очередная его любовница. Делайте что хотите, я умываю руки, — оскорбив ее этими словами, он просто развернулся и пошел прочь из ее покоев. Инанна совсем не злилась, однако ей, естественно, было неприятно слышать, что она одна из многих. Впрочем, девичье сердце хранило надежду, что все же их отношения иные, что неспроста сегодня во время конной прогулки они так отчаянно льнули друг к другу в поисках необходимого тепла. Да, она была влюблена и сама не понимала, как такое произошло. Однако ей оказалось так легко принять эти чувства, что сегодня же ночью она планировала нанести визит Мардуку через тайный ход, и была уверена, что он ее ждет. Приказав Рит подготовить ванну с благовониями и маслами, Инанна готовилась ко встрече с ним, словно невеста царя в первую брачную ночь. Она трепетала в предвкушении, и это чувство не смог заглушить Набу. Впрочем, разговор с ним не был бессмысленным, напротив, Инанна смогла вдохнуть полной грудью, осознав, что принц отныне разлюбил ее. Разлюбил, потому что в его понимании ее поведение было недопустимым. Инанна надела платье-халат с широкими рукавами, запахивающееся на поясе длинной атласной лентой. Распустив волосы, она отказалась от украшений и косметики. Рит, конечно же, последовала за ней, не задавая вопросов. — Ты должна говорить всем, что я отправилась в шуруппак, а затем спать, — сказала Инанна, ведь ее перемещения до шуруппака видела стража и Энки, пожелавший спокойной ночи. — А теперь иди, выжди какое-то время и незаметно вернись в свои покои. — Да, госпожа, — на удивление спокойно согласилась Рит и ушла к шуруппаку. Инанна шла по тайному коридору, надеясь, что ее появление не окажется для Мардука неожиданностью. А что если в его покоях кто-то находится? Не успела ее рука коснуться двери наверху у винтовой лестницы, как та распахнулась. Мардук почувствовал присутствие Инанны — не иначе. Тусклый догорающий огонек из каменной чаши слабо освещал помещение, из-за чего трудно было разобрать выражение на лице Мардука. Он сделал шаг в сторону, пропуская ночную гостью. — Я послал за тобой, но мне сообщили, что ты покинула покои и направилась в шуруппак, — уловив ее хитрость, сказал он. — Однако советую быть осторожнее, в моих покоях может быть кто-то еще. Инанна только молча кивнула и опустила голову, беспричинно робея перед ним. Ей сложно было понять его эмоции, ведь не было сомнения, что Мардук всегда максимально сдержан и никогда не выставляет истинные чувства напоказ. В слабом свете огня его лицо казалось высеченным из камня, а взгляд едва ли можно было назвать теплым. — Я разговаривала с Набу. Он только тяжело вздохнул и отошел к кровати, присев у изголовья с кубком, в котором наверняка было вино. — И зачем? Инанна, не стоит лезть в мою семью, я сам разберусь с сыном. — Но ведь это касается и меня, — спокойно сказала она, присаживаясь рядом; она коснулась его поросшей щетиной щеки ладонью. — Его неприязнь уже заинтересовала Сарпанит. Царица по нраву мне, и я не хочу делать ей больно. — Но ты ведь уже это делаешь, — он оставил кубок с вином, взял ее руки и поднес к лицу, вдыхая аромат ее кожи. — Но ведь царица моложе не станет, — шепотом заметила Инанна, придвинувшись ближе. — Что ты со мной делаешь… — она соприкоснулась с ним лбом и вновь коснулась колючей щеки. — Я занимаюсь саморазрушением. — Ты еще так юна, Инанна, — тихо сказал он, и неожиданно опрокинул ее на кровать, разведя руки в стороны. Пояс ослаб и полы платья разошлись, открывая его взору грудь, что неровно вздымалась. Взгляд Инанны изменился, его заволокло пеленой. Она смотрела на него с неприкрытым обожанием, Мардук чувствовал это, ведь ей не нужно было скрывать свои мысли и чувства. Она хотела его, и оттого ее ноги непроизвольно согнулись в коленях, чтобы ощутить его как можно ближе. Уже несколько десятков лет он и сам не видел от женщины такой отдачи, даже некогда нежная и страстная Сарапанит никогда так не воспламенялась. Наложницы же были безвольными и совсем иными — их раболепное поведение и отчасти не могло насытить его. Инанна же готова была отдать себя всю без остатка без видимых на то причин. Для нее он не был фараоном этих земель, он ничего не мог сделать для нее, он ничего не мог дать ей, в отличие от Нинурты — любимца Энлиля. Да, Мардук слышал каждое слово, каждое обещание из уст кузена, сменившего тактику. Тот все еще хотел ее, словно животное, и ему, привыкшему получать от жизни все, претило ее отвращение. Нет, никто не знал о том, что он творил с ней ночами, хотя Инанна наверняка думала о том, что кто-то все же осведомлен… Мардук не торопился, ожидая, когда ее молчание прекратится, когда она подастся вперед, чтобы ощутить его. Он отпустил ее руки и позволил касаться себя. Инанна только лишь приподнялась на локтях, чтобы потянуться за поцелуем. Неужели в ней могла привлечь только лишь красота? Каждый скажет, что Инанна ослепительна, но еще в ней было что-то такое, что заставляло тянуться к ней… Возможно, некая душевная простота и милосердие, возможно — решительность, но кто знает, отчего на самом деле Мардук смотрел на нее с таким теплом. Он желал видеть ее своей, не просто обладать ее телом, но и ее душой, и, кажется, она была влюблена в него. Вздрагивая от каждого прикосновения, она доказывала ему свою любовь.