Why the stars falling right now? Why are you sitting here all the time? Why eventually everything ends? Why do you act so broken? (Daniel Spaleniak, Why)
Джаспер негодующе зашипел от боли, когда я начала перевязывать его плечо лоскутом льняной рубашки, пожертвованной Миллером ради друга. — Извини, — терпеливо сказала я, не отрывая взгляда от проступившей сквозь ткань крови. — Я не специально. Мы сидели вдвоём у выхода из магазина, прямо на полу, серо-коричневая плитка на котором была практически полностью разбитой. В метре от нас, на улице, агрессивной, непроходимой стеной шёл ливень. Находясь к нему спиной, я иногда ощущала на себе ледяные капли, попадавшие мне на голову. Несмотря на блёклый утренний свет, бьющий снаружи через пустые рамы двери и окон, внутри здания было довольно темно, и чтобы зашить и замотать плечо Джаспера, нам пришлось устроиться именно здесь. Позади Джаспера я могла видеть проступавшие из мрака валяющиеся манекены, перевёрнутый прилавок, продолговатые сиденья с полинявшей за десятки лет тканью, сгнившие обувные коробки, резиновые оранжевые мячи и сломанные хоккейные клюшки. Помочь Джасперу оказалось совсем нелегко. Ранение было сквозным и рваным. Сначала я измучилась, пережимая сосуды выше раны, чтобы остановить кровотечение, всё никак не желавшее прекратиться, а затем, когда мне это удалось, с трудом наложила швы. Я старалась действовать легко и осторожно, но изо рта молодого человека то и дело вылетали тихие вскрики, а по щекам струились слёзы. В конце концов, Джаспер принялся осыпать меня ехидными, злыми комментариями, чем заработал себе новый виток боли, вызванный моими пальцами. После этого он замолчал и только шипел, стоило ему почувствовать малейший дискомфорт. Я понимала, что, ругая меня, он абстрагировался от неприятных ощущений, но не одному ему было плохо и тяжело. Я не собиралась позволять ему отыгрываться на мне. Поэтому, закончив с перевязкой, я моментально отошла от него, не желая смотреть на бледное лицо человека, который делал всё возможное, чтобы настроить меня против себя. Он уже давно относился ко мне, как враг, и теперь, после плена, наши отношения начали приобретать ярко выраженный негативный оттенок. Оставалось только надеяться, что со временем Джаспер успокоится, и мы снова вернёмся к фазе взаимного игнорирования, в которой находились со времён смерти Майи. Пройдя внутрь магазина, я увидела спящего у стены Миллера. Он свернулся на какой-то большой и широкой доске в клубок и еле слышно похрапывал, шумно выдыхая воздух. Его безмятежный вид совсем не вязался с моими воспоминаниями об убийстве ребёнка. Раньше Миллер никогда бы не совершил такое злодейство. Смерть Брайана являлась точкой кипения, но не определяющей причиной недавнего поведения. Я не знала, радоваться мне или грустить, что я не жила с ребятами в клетке, чтобы суметь понять и прочувствовать эти жуткие изменения. Неподалеку от Миллера лежали, повернувшись друг к другу спиной, Монти и Харпер. Я заметила, что девушку трясло от холода на листе отсыревшего картона, но Монти не обнимал её и не делал попыток согреть своим теплом. Мне стало жаль Харпер, но я ничего не сказала, решив не вмешиваться. Если между ними что-то и происходило, вряд ли они нуждались в чужих советах. Посмотрев по сторонам, я нигде не нашла ни Беллами, ни Рейвен. Я прошла ещё десяток метров вперёд и за углом обнаружила приоткрытую дверь, пропускавшую свет. Подойдя к ней, я разглядела через узкую щель маленькую комнату с окном и потерянных друзей. Беллами, сгорбившись и опустив голову, сидел на деревянном ящике, а Рейвен стояла над ним и перебирала его спутанные волосы. Видимо, она закончила зашивать новообретенные порезы Беллами, потому что коробочка с нитками валялась закрытой на полу в окружении десятка окровавленных тряпок, да и иглы в руках Рейвен не было, что означало, что моя помощь им не нужна. Следовало вернуться в зал и последовать примеру Миллера — попытаться заснуть и набраться сил, пока идёт дождь и никакие земляне не решатся выйти из своих домов и рискнуть жизнью, оказавшись под его каплями. Но почему-то я продолжала наблюдать за Рейвен, принявшейся что-то тихо говорить Беллами. Я не могла расслышать слов, но в интонации её голоса проскальзывало подлинное сострадание и сочувствие. Рассказал ли ей Беллами о том, что произошло в деревне? Знала ли Рейвен, какой ценой он собирался защищать нас? Или её эмоции были обусловлены жалостью к молодому человеку из-за его глубоких ран и болезненного вида? Отведя взгляд от тонких пальцев Рейвен на голове Беллами, я отвернулась от двери и направилась в зал. Мне не хотелось, чтобы они меня заметили. А ещё не хотелось думать о смысле увиденного мной. Моя кофта под рыжей курткой была мокрой из-за ран на спине и неприятно холодила кожу. Казалось, всё тепло покинуло моё тело. Ладони совсем заледенели. Ещё бы — на дворе стоял ноябрь, подразумевающий, что с каждым днём будет только прохладнее. Дойдя до ребят в зале, я ощутила, как гуляющий по магазину промозглый ветер всколыхнул мои волосы. Я подышала на свои руки, а затем растёрла их. Но это ничуть не согрело их. Харпер по-прежнему лежала около Монти и Миллера на листе картона и сотрясалась крупной дрожью. Джаспер находился у выхода из магазина, где я его оставила после перевязки. Возможно, нам стоило выбрать для отдыха какое-то другое помещение без окон, где было бы хоть немного теплее, но все боялись, что такая комната могла стать ловушкой, и потому устроились тут. Здесь было достаточно темно, чтобы нас не увидели с улицы, и, к тому же, площадь зала предоставляла возможность для поспешного побега в случае появления нежданных гостей. Да и лошади были под присмотром. Вздохнув, я опустилась возле Харпер. — Двигайся, — сказала я ей. Не то чтобы меня прельщало спать на картоне, но уж лучше так, чем на разбитом плиточном полу. Ничего не говоря, она исполнила мою просьбу, а когда я улеглась на бок лицом к свету, Харпер нерешительно приобняла меня. Измождённо закрыв глаза, я сконцентрировалась на судорожном дыхании девушки, подсказывающим, что она вот-вот заревёт. Наверное, нужно было сказать ей, что всё хорошо, мы обязательно доберёмся до бункера, и что Монти просто устал, и в следующий раз она будет прижиматься к нему, а не ко мне, но я равнодушно промолчала. Постепенно мне становилось теплее, и я окончательно расслабилась. Вскоре дыхание Харпер стало размеренным и глубоким — стресс сделал своё дело, и она заснула, убаюканная шумом дождя. Мысленно считая её тихие вдохи и выдохи, я представила огромное серебристое озеро. Как будто бы я лежу на спине, раскинув руки в стороны, а вода ласково укачивает моё тело. И затем я позволила себе утонуть.***
— Кларк! — голос Харпер прорвался в мой сон, разрывая его на части. — Кларк! Замотав головой, я уставилась на девушку, расплывавшуюся перед моими глазами. Буря эмоций — от ужаса до облегчения — захлестнула меня в один миг. — Что такое? — хрипло спросила я, чувствуя, как испуганно бьётся сердце, разгоняя страх по венам. — Я не хотела будить тебя, но ты плакала во сне, — виновато произнесла Харпер. — Мне показалось, тебе страшно. В своём кошмаре я действительно оказалась в страшном месте. Там было темно; я ничего не видела, а только ощущала, как холодные ладони с острыми ногтями шарят по моему телу, отрывая от меня кожу вместе с мясом. — Спасибо, — кивнула я, усаживаясь. Вытерев лицо от слёз, я облизнула соленые губы и покосилась на свои руки. Помимо старых синяков и следов от ожогов, никаких новых ран я не находила. Значит, всё-таки сон. Я вдруг поняла, что мне невыносимо холодно. Наверное, Харпер уже давно проснулась, и потому меня буквально колотило. Спина неприятно поднывала. Позвоночник ломило от сна на жалком кусте картона. В голове звенело, а в носу хлюпало. — Долго я спала? — из моего рта вырвалось облачко пара. — Да нет, — девушка слабо улыбнулась. — Всего лишь два дня. Может, чуть больше. — Ты же шутишь? — недоуменно поинтересовалась я, оглядываясь по сторонам. У выхода я заметила стоящих Рейвен и Миллера в ярко-оранжевых лучах солнца. Неподалеку от них сидели Монти и Джаспер. — Всё это время шёл дождь. Он закончился совсем недавно, — Харпер кивнула мне за спину. — Рейвен запретила будить вас с Беллами. Сказала, вам нужен отдых. Я обернулась. В нескольких метрах от меня на таком же, как подо мной, гнилом листе картона лежал Беллами, под головой которого была свернута чья-то кофта. Судя по тяжело вздымающейся груди, он крепко спал, содрогаясь крупной дрожью. Тусклый свет, льющийся бледно-золотистыми полосами из окон, позволял мне разглядеть его лицо, покрытое испариной. Я медленно поднялась и подошла к нему, ощущая в каждом своём движении слабость и разбитость. Опустившись на колени около молодого человека, я аккуратно прикоснулась рукой ко лбу Беллами, стараясь не задеть швы и тем самым не разбудить его. Я нашла, что лоб его буквально пылал, и волосы были влажными, словно Беллами только что вышел из душа. Переместив ладонь на его шею, а затем к вороту кофты, я поняла, что одежда на нём промокла от пота. — Чёрт побери, — растерянно произнесла я вслух, выпрямляясь. — Температура не спала, и он до сих пор горит. — Конечно не спала, — слова Рейвен заставили меня вздрогнуть. Я не заметила, как она подошла и остановилась позади. — Если бы температура исчезла так быстро, я бы очень удивилась. — О чём ты? — я не стала оглядываться на неё, рассматривая в темноте контуры лица Беллами. — О морфине, — Рейвен вздохнула. — Вспомни, что с тобой происходило, когда я перестала делать тебе уколы. Тебя ломало от нехватки наркотика, и ты довольно долго вся горела. Я подумала о том времени, когда не могла толком встать на ноги и раз за разом падала, пытаясь снова начать ходить самостоятельно после инцидента с хлыстом. Пребывание в плену и без того было тяжёлым и отвратительным, а отсутствие лекарств в организме, сделало мою жизнь ещё хуже. Тогда меня не просто ломало — меня выворачивало наизнанку, и чёртов койот отказывался покидать моё измученное тело, заставляя кости изнывать от боли. — Перед тем, как мы бежали из плена, я сделала Беллами укол морфина, — сказала я немного погодя. — Его нельзя было делать в такой короткий промежуток времени, но иначе он не смог бы бежать. Рейвен села на корточки рядом со мной. Я убрала ладонь со лба Беллами. — Это многое объясняет, — проговорила Рейвен. Я почувствовала лёгкое раздражение. В отличие от Рейвен я ничего не понимала. — Может, и мне объяснишь? — недовольно попросила я, наконец поглядев на Рейвен. Она сделала вид, что не заметила сердитых ноток в моём голосе. — Беллами постоянно зол и на взводе. Он ничего не ел с того момента, как мы на свободе, — она принялась загибать пальцы на своей руке. — Его рвало раз пять желчью. Головные боли не дают ему покоя. Вот ты, Кларк, проспала двое суток, а сам Беллами только последние часа четыре. И теперь мне ясно, почему его состояние хуже, чем было у тебя. По мере того, как Рейвен говорила, в груди разрасталось гадкое чувство. Я вспомнила, как перед взрывом первой гранаты Беллами пожаловался на головную боль. Или тогда, в телеге, он так крепко сжимал свою голову… — Я не знала, что у него ломка, — тихо произнесла я, снова посмотрев на Беллами. — Он мне ничего не говорил. Несмотря на то, что я тоже сделала себе в ту ночь укол морфина, я не ощущала в себе симптомов ломки. Впрочем, возможно, я не заметила её за извечной болью в спине. — Мне тоже, — Рейвен пожала плечами, а потом добавила: — Просто ты же сама прошла через ломку. Даже странно, что ты ничего не заметила. Сердце уязвлённо сжалось. Я не стала отвечать ей.***
Когда Беллами проснулся, уже наступила ночь. Собственно, он бы так и продолжал спать, если бы Харпер случайно не споткнулась о какую-то железку, налетев в темноте на тумбочку, чем вызвала невообразимый шум, отразившийся эхом от стен. Не прошло и минуты с момента его пробуждения, как они сцепились с Рейвен. — Я же просил разбудить меня, когда закончится дождь! — высказывал ей Беллами. — Он прекратился почти сразу, как ты отключился! — негодовала Рейвен, уперев руки в бока. — И что? Я должна была всё равно разбудить тебя?! Рядом с нависшим над ней под лунным светом Беллами, Рейвен казалась хрупкой и маленькой, но она явно не собиралась сдаваться и признавать за собой какую-либо вину, и от того казалась равной ему в своей злости. — Да! — рявкнул на неё Беллами и закашлялся. — Ты хоть понимаешь, сколько времени мы потеряли?! Напряжение повисло между ними грозовой тучей. Казалось, его можно нащупать руками. — Не сделай я этого, ты бы… Он перебил её: — Со мной всё нормально! — Сказал человек, который хорошо выспался, — ехидно парировала Рейвен. Беллами опешил, а затем набрал в легкие воздух, намереваясь разразиться гневной тирадой. Но у него не получилось ничего сказать. Он зашёлся в кашле, заставившим меня сильно напрячься. Этот кашель исчезнет ещё не скоро. Если вообще исчезнет. Мы с Джаспером единственные сидели на полу у окна, отбрасывая на них косые тени. Остальные ребята собрались вокруг Рейвен и Беллами, следя за ссорой. Решив, что они достаточно поорали друг на друга, я вмешалась в их перебранку: — Если вы всё, можем уезжать, — мрачно заявила я и махнула рукой в сторону улицы. Мои слова словно разрушили незримые чары. Все ребята разом поглядели на меня, как будто только вспомнили, что я нахожусь рядом с ними. Беллами угрюмо выдохнул. — Нужно запрячь телегу, — хрипло сказал он и направился к лошадям, находящимся в конце зала. Миллер и Монти последовали за ним, а Рейвен выскочила на улицу, бормоча себе под нос ругательства. — Я предупреждала её, что Беллами разозлится, — заметила Харпер, провожая взглядом Рейвен. — Но она всё равно настояла на своем. — Рейвен поступила верно, — сказала я, поднимаясь с пола. — Мы все нуждались в отдыхе. — Да, только он никому не пошёл на пользу, — фыркнул Джаспер, вставая за мной следом. — Беллами прав, мы зря потеряли время. Не глядя на меня, он направился к Рейвен, неестественно прямо стоявшей у телеги. За то время, что я проспала, Джаспер словно подкопил в себе гнева и враждебности. Весь этот день он постоянно норовил задеть или позлить меня. И только ближе к ночи, видимо, устав, замолчал. Так что эти слова были первыми за последние несколько часов. Наверное, его плечо продолжало сильно болеть, потому что он постоянно держал руку на ране, стараясь уменьшить неприятные ощущения. Он не позволил мне сделать ему перевязку, выразив уверенность, что я сведу его в могилу. Поэтому лекарем выступала Рейвен, начавшая, как мне казалось, привыкать к извечной роли медсестры и сиделки. Но, честно говоря, в глубине души я даже обрадовалась, что заботу о Джаспере взяла на себя Рейвен. Его поведение расстраивало и раздражало меня. Если он так рьяно не хотел быть моим другом, я не имела причин противиться его желанию. Подняв с пола немногочисленные пожитки, мы с Харпер прошли к телеге. Рейвен с Джаспером уже успели залезть в неё. Я угрюмо посмотрела на козлы и решила, что с меня довольно быстрой езды. Пускай кто угодно там сидит, но только не я. Поэтому я протянула руки к Рейвен, и она помогла мне забраться внутрь. Я ожидала, что поведёт Беллами, потому что он никогда не позволял другим лишний раз занимать место рулевого, особенно ночью, неся ответственность за дорогу на себе. Но он удивил всех, когда после того, как лошади были запряжены, он тоже забрался назад, усевшись напротив меня. На козлы залезли Миллер и Монти. Раньше он сел бы со мной. Раньше он всегда садился рядом.***
Телега ехала сквозь ночь, нарушая тишину равномерным стуком колёс. Сначала Миллер довольно быстро гнал лошадей, подгоняемый недовольным Беллами. Но как только Беллами отключился, опустив голову на грудь, скорость нашего передвижения резко снизилась. На рассвете лошади пошли пешим шагом. Отоспавшись за два дня, я лишь дремала, облокотившись головой о плечо спящей Рейвен. Собственно, все спали кроме Миллера и меня. Сидя между Харпер и Рейвен, согревающих меня, я, прищурившись, рассматривала Джаспера и Беллами — больше глядеть было не на что. Я пришла к выводу, что не знаю, кто выглядит хуже и безнадежнее. Солнце успело полностью показаться из-за горизонта, окрасив всё вокруг в тусклые желто-розовые краски, когда Беллами проснулся. Заметь я раньше, что он начал просыпаться, я бы сделала вид, что сама сплю. Мне не хотелось встречаться с ним взглядом и вспоминать всё, что произошло в паркинге. Но я опоздала, и Беллами посмотрел на меня. На этот раз в его взгляде не было ничего смущавшего меня ранее. Он просто задумчиво смотрел мне в глаза. Я как будто оказалась в ловушке — у меня не выходило разорвать зрительный контакт. Мне следовало бы вспомнить жуткие события той ночи и почувствовать извечную злость на него, или даже заострить внимание на его плохом состоянии, вопившем об усталости и боли, но мысли почему-то текли совершенно в ином направлении. В моей голове зазвучал его голос. Зазвучали слова, сказанные в паркинге и похожие на признание. Не оттолкни я его, он бы поцеловал меня. Наверное. Я вдруг поняла, что сильно трушу. Трушу даже допускать такие мысли. Они слишком сумбурные. Безумные. Яркие. Путанные. Друзья не должны представлять, каким был бы их поцелуй. Иначе они уже не друзья. Мне показалось, что Беллами видит меня насквозь. Словно знает, о чём я думаю. Мне стало интересно, о чём он сам думает, глядя на меня своими карими глазами? Хотя сейчас они были даже не карими. Они были почти черными. Как та темнота, что теперь всегда меня пугает. И эта темнота в его глазах гипнотизировала, завораживала. В ней было слишком много всего, чему нельзя дать определения. Она утягивала меня за собой и не давала выплыть наружу, чтобы сделать спасительный вдох. — Кларк, ты как себя чувствуешь? — зевая, спросила Харпер. Она успела проснуться, пока я пялилась на Беллами. — Нормально, — ответила я, переводя на неё взгляд. — А что такое? Ты спасла меня, Харпер. — Да просто ты вся красная, — она снова зевнула. — Словно тебе нехорошо или неловко. А теперь убила. — Со мной всё в порядке, — сказала я как можно более равнодушно, скрывая смущение, вызванное глупой фразой Харпер. Не удержавшись, я снова покосилась на Беллами. Но он уже закрыл глаза.***
Когда все проснулись, мы устроили привал рядом с дорогой, окружённой лесом. Быстро покончив с завтраком, состоящим из хлеба и вяленого мяса, украденных из пряничного дома, я разминала затекшие конечности, бродя неподалеку от ребят, устроившихся на земле. Было приятно наконец походить, давая телу передышку от тесной телеги, в которой невозможно было усесться удобно и уж тем более вытянуть ноги. — Кларк, — позвала меня Рейвен. — Подойди, пожалуйста. Она сидела с Джаспером в телеге и делала ему перевязку. Памятуя о колких фразах Джаспера, мне не хотелось даже подходить к ним. Но я всё же заставила себя сократить разделявший нас десяток метров. — Мне не нужна её помощь, — ощетинился Джаспер, когда я остановилась у телеги. Воздух вокруг словно потяжелел. На душе образовался мерзкий осадок. — Зато она нужна мне, — Рейвен непонимающе посмотрела на него. — Прекрати уже нападать на Кларк. — Она заслужила!.. Рейвен не дала ему договорить: — Кларк, не слушай его, — она заискивающе улыбнулась. — Посмотри на плечо Джаспера. Пожалуйста. Не считай я себя до конца жизни обязанной Рейвен, я бы плюнула и развернулась, оставив Джаспера бултыхаться в болоте из гнева и злобы. Но Рейвен стала для меня действительно родным человеком, и я не хотела расстраивать её, потакая Джасперу и подыгрывая ему в этой войне. Рейвен не должна была оказаться между двух огней. Поэтому я решила вести себя мудрее и неохотно залезла в телегу. Склонившись над его плечом, я нахмурилась. Рана покраснела, стала почти багровой, и кожа вокруг неё была натянутой словно барабан. — Так ведь не должно быть? — встревоженно спросила Рейвен. — Когда ты в последний раз делала перевязку, она выглядела так же? — ответила я вопросом на вопрос. — Нет, — девушка покачала головой. — Она выглядела нормальной. — Скажи, что со мной, великий целитель? — поинтересовался Джаспер, сверля меня взглядом. — Инфекция, — пояснила я, аккуратно ощупывая плечо. В антисанитарных условиях её возникновение совсем не удивительно. Инфекция, конечно, заставит его помучиться, но вряд ли убьёт. — Она же из-за тебя появилась, да? Моя ладонь замерла на его плече. Я посмотрела на Джаспера, не веря своим ушам. Он теперь собирался меня во всем подряд обвинять? Ему на самом деле становилось от этого легче? — Очень смешно, — фыркнула я. — Просто подумай, Кларк, — начал рассуждать Джаспер. — Всё плохое, что с нами произошло, случилось из-за тебя. Ну, там, от горы Везер до попадания в плен. От пыток и до убийств. Да и плечо моё именно ты зашивала. Вывод напрашивается сам собой. Ты — проклятье, которое… Это уже перебор. Меня резко бросило в жар. Кровь словно вскипела. — Я не собираюсь это выслушивать, — холодно сказала я, чувствуя себя оплёванной. Я и без Джаспера ощущала себя постоянно виноватой, и мне не нужно было, чтобы он ежеминутно напоминал обо всех моих ошибках. Я способна заниматься самоистязанием и без него. А уж слова про инфекцию — верх абсурда. Мне вдруг стало жаль, что та девушка не вонзила кортик в его злое сердце. Вскочив на ноги, я еле удержалась, чтобы не пнуть Джаспера, и тем самым сделать молодому человеку больно. Потому что это было бы хотя отдаленно похоже на то, как ему удалось обидеть меня. Однако пересилив порыв, я поспешно покинула телегу, спрыгнув на землю. Спина мгновенно заболела. Мне пришлось ухватиться за бортик телеги, чтобы переждать, пока боль вновь станет терпимой. — Что, плохо тебе, да? — ехидно спросил Джаспер. — Ничего, дальше будет ещё хуже. — Хватит! — умоляюще произнесла Рейвен. — Остановись, Джаспер! — Спасибо за сочувствие, — огрызнулась я. — Правда, это скорее тебе станет хуже. — О, я и не сомневаюсь. Это ведь ты накладывала швы, — согласился он. — Но я не останусь в этом дерьме один — ты будешь со мной. — Зачем ты так? — негодовала Рейвен. Джаспер ничего ей не ответил. Он просто глядел на меня, с нетерпением ожидая, когда я уйду куда-нибудь подальше. И в идеале — уже не никогда вернусь. Что же, пускай. Я физически не могла больше смотреть на Джаспера, в глазах которого светилось ничем неприкрытое ликование. Он был рад, что вышел победителем в этой битве, сумев задеть меня. Я молча отвернулась от телеги, собираясь отойти от неё, но тут же застыла, уткнувшись взглядом в подошедших к нам остальных ребят. — Пора в путь, — кивнул Миллер. Он направился к козлам и Монти последовал за ним. Я поняла, что у меня не будет времени остыть после стычки с Джаспером, и мне придется залезть в телегу обратно и снова глядеть на его лицо. Не желая этого допустить, я быстро подошла к Монти и положила руку ему на локоть, вынуждая остановиться. Конечно, сидеть рядом с Миллером после недавних событий меня тоже не воодушевляло, но это было меньшим из зол. — Отдохни, Монти, — сказала я. — Уверена? — с сомнением спросил он. — Сидеть сзади удобнее. Мне ли не знать об этом. — Абсолютно.***
Проведя целый день на козлах, к вечеру я ощущала себя развалюхой. Все мои желания сузились до одного — лечь и уснуть. Я завидовала ребятам, сидящим сзади, которые могли позволить себе сон. Так что когда телега остановилась у небольшого мини-маркета, я про себя искренне поблагодарила небо за то, что этот день наконец подошёл к концу. Но несмотря на усталость, я не зашла в мини-маркет, а сначала помогла Харпер и Миллеру разобраться с рюкзаками в телеге, а затем принялась нежно почесывать вороного жеребца по холке, ожидая, пока Монти и Беллами распрягут лошадей, и мы все вместе пройдём внутрь. Вторая кобыла в яблоках топнула копытом и обиженно заржала. Как будто ей тоже хотелось немного ласки. Я подошла к ней и погладила по боку, тихо заворковав с ней, как с маленьким ребёнком. — Кажется, вы единственные, с кем мне теперь действительно спокойно и хорошо, — шепнула я кобыле. — Я рада, что это взаимно. Я снова погладила это великолепное животное, а потом зарылась ладонью в пышную гриву, пропуская её через свои пальцы словно воду. — Пошли, Кларк, — обратился ко мне Монти, взяв жеребца за уздцы. — Пошли, — неохотно согласилась я. Беллами, кашляя, потянул за собой кобылу, и я направилась за ними следом. Я отметила, что Беллами всего трясет, при том, что его куртка была наглухо застёгнута, а погода стояла весьма терпимая. Его здорово знобило, что означало, что ломка в самом разгаре. Я знала, что его ждёт ещё пара таких же тяжёлых дней, пока не начнёт отпускать. Морфин — та ещё дрянь, но его тело будет жаждать получить облегчение от нескончаемой боли. Весь этот день настроение Беллами прыгало вверх-вниз. В один момент он спокойно общался с ребятами, а в следующий – его голос наполнялся напряжёнными нотками, в которых проскальзывала плохо прикрытая злость. Я видела, как сильно ему не нравилась медленная езда Миллера и громкий хруст яблока Монти. Я ощущала его откровенное бешенство, вызванное неустанным нытьём Джаспера о своём плече и услужливой заботой Рейвен над ним самим. Беллами всячески пытался подавить в себе испытываемую раздражённость, но периодически она всё-таки прорывала эмоциональный кордон. Например, очень не повезло Харпер, когда она случайно пролила бурдюк с водой по всему днищу телеги. Меня удивило, что Монти никак не отреагировал и не попытался осадить Беллами за то, что тот повысил тон на его девушку. Впрочем, Беллами почти моментально остыл и извинился перед Харпер, чтобы через какое-то время вспылить уже по иному поводу. Со мной же он разговаривал исключительно по делу и лишний раз даже не смотрел в мою сторону, решив держаться от меня на расстоянии, когда мы останавливались для привала. Это несколько обескураживало, но я подумала, что так даже лучше. Если я не буду чувствовать на себе его взгляд, то не буду и думать ни о чем лишнем. Поэтому я отвечала ему тем же, сосредоточив своё внимание на других. Правда, иногда я ловила себя на том, что невольно кошусь на него, проверяя, как он себя чувствует. Оказавшись внутри мини-маркета, Беллами отвел кобылу к вороному жеребцу, которого кормил яблоками Монти. А я стала озираться в поисках укромного места, где могла бы поспать. Я уже было хотела направиться к прилавку, который должен был сыграть роль ширмы между мною и остальным миром, как Рейвен подошла ко мне. — Даже не проси, — предупредила я её. — Плечо выглядит хуже, Кларк, — нахмурилась она. — Я бы и не подумала тебя просить, если бы не считала, что одна не справлюсь. Джаспер будет молчать и ничего тебе не скажет, — пообещала девушка. — Откуда такая уверенность? — фыркнула я. — Ну, так, Беллами рядом, — Рейвен пожала плечами. — При Беллами он не позволит себе ничего подобного. Я растерялась. — А Беллами здесь при чём? На её лице отразилось сожаление. Ничего не говоря, она подтолкнула меня в сторону сидящего у стены Джаспера. Подойдя к нему, я приготовилась услышать новую шутку про целителя, но он действительно промолчал и позволил мне спокойно осмотреть рану, освещаемую последними лучами заходящего солнца. Рана на самом деле выглядела хуже. Вместо того, чтобы подсохнуть, она начала опять кровоточить. Я взяла протянутую Рейвен тряпку, оказавшуюся совсем не первой свежести. Придирчиво рассмотрев её, я спросила: — А почище есть? — Я оторвала её от своей кофты, — тихо сказала она. — Кларк, у нас никаких тряпок нет. Только та одежда, что на нас надета. Всё остальное я уже давно использовала. — Значит, надо найти, — категорично ответила я и посмотрела на окруживших нас ребят: — Ну? Кто-нибудь может оторвать небольшой лоскут от своей одежды? — На мне только одна куртка, — угрюмо признался Миллер. — Мою рубашку ты пустила на полосы ещё несколько дней назад. — Почему ты от своей кофты не оторвёшь? — невинно поинтересовался Джаспер. — Она вся в засохшей крови, — отозвалась я и сразу ощутила на себе любопытные взгляды. Только Рейвен знала, что собой представляет моя спина. — Будет тебе тряпка, — кивнул Монти. Он снял с себя куртку и серую кофту, которую затем протянул мне. Я сочла её совершенно не чище той тряпки, что держала в своей руке. Но вряд ли у Харпер кофта была свежее. У Беллами, я знала, одежда тоже пропитана кровью после пряничного дома. Выбирать не приходилось. Очистив рану от крови, я крепко замотала её в надежде, что кровотечение прекратится. Будь сейчас лето, я бы попробовала найти в лесу лекарственные травы и по-настоящему как-то помочь. А так я лишь своим видом успокоила встревоженную Рейвен, ничего не сделав такого, чего она сама бы не смогла. Закончив, я оставила Джаспера с Рейвен и наконец улеглась на полу за прилавком. Сквозь дрему я ощутила, как Харпер укладывается рядом со мной. — Он же поправится, да? — спросила она, обнимая меня. — Конечно, — пробормотала я. — Конечно, поправится. Закрывая глаза, я была уверена, что на утро ему станет лучше. Но лучше не стало.***
Через три дня рана вздулась. Она по-прежнему была багровой, а вот кожа на плече вокруг неё пожелтела, и изредка сочащаяся кровь приобрела тёмно-вишнёвый цвет. Мне казалось, ещё немного, и она будет такой же чёрной, как и у меня. Все эти дни Монти неустанно гнал лошадей на северо-восток, доведя бедных животных до изнеможения. И лишь только с наступлением темноты он останавливался — Беллами запретил ему ехать ночью, опасаясь повредить колесо у телеги и доконать лошадей. Беллами ещё в самом начале сказал, что как только мы увидим какое-нибудь поселение, то сразу же попробуем там купить на найденные в рыбацкой деревне монеты снадобье для Джаспера. Помню, тогда я не удержалась и позволила себе подколоть Беллами насчёт его новых методов взаимодействия с землянами, на что он ответил мне недовольным взглядом. Вот только никакое поселение нам не встретилось по пути. Словно все земляне исчезли, оставив в этом мире только нас, дорогу, окружённую плотным лесом, и редкие разрушенные постройки. Поэтому Монти упорно стегал лошадей, вбив себе в голову, что мы сможем добраться до бункера до того, как станет поздно, не желая думать о том, что между нами и базой Уэйнрайт несколько тысяч километров. Не допуская мысли, что там может никого не оказаться. Он говорил, что мы обязательно успеем, нужно только поднажать. И мы хотели верить ему. Вот только вряд ли кто-то верил. В этот вечер нам удалось найти для короткого отдыха полуразрушенный бревенчатый дом, в котором частично отсутствовала крыша. В нём имелась всего одна комната, не внушавшая страха, что стены рухнут на нас. Не было ни мебели, ни пружинистого, скрипучего матраса, ни стога сгнившего сена — не было ничего, куда можно уложить человека, чтобы даровать ему немного покоя или хотя бы иллюзию комфорта. Нам пришлось устроить Джаспера на самое не продуваемое место — на отсыревший дощатый пол, пахнущий плесенью, а затем Рейвен провела рядом с ним всю ночь, вытирая с его лба испарину. Потом, ещё до рассвета, я проснулась из-за сдавленного плача, проникнувшего в мои сны, полных упреков и воплей незнакомых мне людей. Плакала Рейвен, а Джаспер что-то утешающе шептал ей. Новый день не принес положительных изменений. Температура поднялась, и Джаспер был весь мокрый от пота. Сидя в телеге, он тихо постанывал и хныкал, еле сдерживая злые слёзы. Рейвен не отпускала его рук, успокаивая, как младенца. Когда лес закончился, и мы оказались в поле, растянувшимся до самого горизонта, на нашем пути стали встречаться исключительно брошенные, ржавые машины да одинокие площадки, ранее бывшие автозаправками. Затем количество машин ощутимо возросло, и я поняла, что мы двигаемся по некогда скоростной автостраде. Из-за препятствий на дороге телега двигалась медленно — Монти то и дело объезжал их, сдерживая себя от соблазна свернуть сильно в сторону и рискнуть застрять колесами в рыхлой земле. Монти ехал по автостраде, пока не стемнело, и за всё это время мы не наткнулись ни на одного человека, которого можно было бы попросить о помощи. Ну или ограбить, как предлагал Миллер. На ночлег мы остановились посреди скопления машин, решив использовать их задние сидения на манер постелей. Спать таким образом казалось очень странным, но другого выхода никто не находил. Только Джаспер и Рейвен изъявили желание остаться в телеге. Заняв место в красном Вольво, я моментально отключилась. Однако почти сразу меня растолкала Харпер, пояснив, что уже утро. Я не знала, радоваться мне, что она вновь вытащила меня из кошмарного сна, или плакать из-за усталости и недосыпа. Состояние Джаспера было таким же, как и всеобщее настроение — отвратительным. Пока я помогала ему стянуть куртку, чтобы проверить рану, он разразился целой тирадой на тему Ванхеды-целителя, которую напрасно взяли с собой в путешествие к «Байрону», потому что толку от неё не было. Не обращая внимания на Джаспера, решившего до победного конца использовать меня в качестве козла отпущения, я рассматривала его плечо, признавая, что заражение прогрессирует. Вместе с кровью из раны теперь сочился жёлто-зелёный гной. Меня одолевали сомнения касательно всеобщей надежды в лекаря, его волшебное снадобье и бункер, до которого было ещё очень далеко. Джаспер нуждался в антибиотиках. И вряд ли что-то иное ему поможет. Джаспер продолжал исходить ядом, пока подошедший к телеге сонный Беллами одним своим видом не заставил его замолчать. В отличие от Джаспера самочувствие Беллами оставалось стабильным. Оно не улучшалось, но и не ухудшалось. Температура всё ещё была высокой, и озноб не исчез. Беллами почти никогда не спал. Если же и засыпал, то сон был кратковременным и неглубоким. А вот перепады настроения закончились. Хотя теперь Беллами предпочитал просто молчать, толком ни с кем не разговаривая. Иногда маска равнодушия слетала с его лица, и я могла ощущать, что он мрачен не только из-за ломки и Джаспера. То, что произошло в пряничном доме не прошло бесследно. Он сожалел, и, возможно, ему было действительно жаль, но я знала, что Беллами не отступится от своего замысла. Если снова встанет выбор, он, не мешкая, повернётся к невинным людям спиной. Осознание этого факта подавляло меня. В такие моменты я рассуждала о том, стоят ли наши жизни такой жертвы с его стороны? Жизней тех, кто умер и ещё умрет? Стоит ли моя жизнь этого, если я сама очернила свою душу, подписав смертный приговор Элмайре, когда думала лишь о благополучии Беллами? Когда мы возобновили движение по автостраде и телега начала наезжать на ямы и колдобины, Джаспер начал вскрикивать, пугая всех нас. К полудню стоны стали громче, изо рта вырывался бессвязный лепет. В его глазах появился болезненный блеск. История словно шла по кругу. После прибытия на Землю Джаспера ранили копьем, и он точно так же мучился от сепсиса и дыры в груди. В каком-то смысле это даже смешило: Джаспер сумел пережить копье, гору Везер, Айли, плен, а затем маленький, дамский кортик стал серьёзной причиной угрозы его жизни. Косясь на Беллами, я вспоминала, как он грозился убить Джаспера после того, как тот слёг после копья и вопил от боли на весь лагерь. Вспоминал ли сам Беллами об этом, глядя на плачущего Джаспера? Окружающий нас мир не менялся. Поле, сизые облака, автомобили. Казалось, дорога протянулась на многие километры и ей не будет конца. Я знала, что рано или поздно мы покинем автостраду. И лучше бы это случилось рано, потому что скудный завтрак из пары кусочков вяленого мяса на каждого был нашей последней пищей. Еду и так удалось растянуть лишь из-за того, что Беллами и Джаспер часто отказывались есть. Иначе бы она уже давно закончилась. Тремя яблоками и пятью морковками Монти накормил лошадей. Но этого было мало, очень мало для таких массивных животных, ставшими нашим единственным шансом на возвращение к родным и близким. Если бы вдруг начался чёрный дождь, мы с ребятами могли спрятаться в автомобилях, а вот лошади бы погибли. Поэтому я смотрела в небо и мысленно просила его подождать. Эти лошади достались нам такой дорогой ценой, и мы должны были сохранить их, чего бы это не стоило. К вечеру мы вновь остановились для ночёвки в машинах — чёртово поле не желало кончаться. На этот раз мне достался тёмно-зелёный кадиллак. На месте водителя находился скелет, больше похожий на мумию. Словно тело не сгнило, а иссохло. Как ни странно, мертвец совсем не смутил меня, и я не стала вытаскивать его наружу. Мне показалось нечестным тревожить его покой. И, в конце концов, это был его кадиллак. Свернувшись клубком на заднем сиденье, на котором я с трудом помещалась, даже поджав под себя ноги, я дрожала от холода, мечтая оказаться в теплой постели в своей крошечной комнатке в «Аркадии». Сон подкрался ко мне незаметно, словно вязкий, липкий туман. Но длился он совсем недолго. Просто в один момент дверь машины у моего изголовья резко распахнулась, испугав меня своим скрипом. Я резко села, чуть не свалившись между сиденьями, и ошалело уставилась на Беллами, заглядывающего внутрь автомобиля. — Какого чёрта?! — вырвалось у меня. Я не понимала, что случилось. Спросонья мысли путались. Я потерялась в пространстве. Моё сердце билось быстро, слишком быстро, словно я пробежала пару километров. — Это ты мне скажи, — сердито проговорил Беллами. — Ты кричала. Я почувствовала, как моё негодование сменяется растерянностью. Мне действительно снился кошмар. Собственно, я постоянно их видела, но ещё ни разу не кричала во сне. — Плохой сон, — буркнула я, убирая за ухо выбившуюся прядь волос. Скользнув подушечками пальцев по щеке, я ощутила, что лицо было мокрым от слёз. Мне казалось, Беллами сразу же уйдет, поняв, что никакой беды не произошло. Однако он продолжал стоять на месте, ничего не отвечая и мрачно глядя на меня. Вдруг Беллами выпрямился, а затем, захлопнув заднюю дверь, обошёл машину и сел на пассажирское сиденье рядом с безжизненным телом. Кресло под ним задребезжало. Он откинулся на спинку, которая моментально заскрипела, вызвав по моему телу мурашки. Он ничего не говорил, позволяя секундам стремительно исчезать. Интуиция подсказывала мне, что Беллами не просто так остался со мной. Он словно подбирал слова, прежде чем позволить себе произнести хоть что-то. — Расскажи, — попросил он. И это было совершенно не тем, чего я ожидала. Я невольно смутилась. Я никогда ни с кем не делилась содержимым своих снов. Как если бы я это сделала, они стали явью. Узнай кто-либо, что я делаю в этих кошмарах или что делают со мной, это бы заставило людей жалеть меня, а я не хотела жалости. Сидя прямо за его креслом, я не могла видеть Беллами. Я покачала головой, а потом вдруг сообразила, что он тоже не мог меня увидеть. — Не о чем рассказывать, — бросила я. — Обычный кошмар. — Тогда почему ты кричала? Мне не нравилась попытка Беллами залезть ко мне в душу. Сам-то он никогда не спешил раскрывать свою. — Не помню, — солгала я равнодушным тоном. Беллами промолчал. Пауза затягивалась, с каждым ударом сердца становясь всё более гнетущей. Я по-прежнему злилась на Беллами из-за пряничного дома. Я не знала, как должна отнестись к тем словам, что он заставил меня выслушать. Они были слишком противоречивыми, чтобы я могла выбросить их из головы. Слишком страшными, чтобы принять их. Не менее сильно я злилась за то, что он всю неделю делал вид, что ничего такого не произошло. Я постоянно ощущала в своей груди бессильный гнев и горечь, вызванные его показным спокойствием. Эти чувства были вне моего контроля и мне не удавалось абстрагироваться от них. Я не могла избавиться от странной мысли, что всё это волнует лишь меня одну. — Иногда мне снится Октавия, — внезапно заговорил Беллами. — Порой, она оказывается вместе с нами… Сломленная, избитая… Беллами осёкся. Изнасилованная. Что-то похожее на благодарность шевельнулось в моей душе. Хорошо, что он не произнёс этого слова. Потому что сны об этом снились мне чаще всего. Я посмотрела в окно кадиллака, уставившись на силуэт телеги, в которой угадывались Джаспер и Рейвен. Они теперь постоянно были вместе. Но вряд ли их связывали романтические отношения. Вдвоём они преодолевали извечные страхи. Клетка сблизила ребят. И я завидовала их незримой связи и поддержке. — Изредка — что она погибла, так и не добравшись до Луны, — продолжил Беллами. — А, возможно, и от руки самой Луны. Или даже по пути назад в «Аркадию». Мой взгляд скользнул выше телеги, на бесконечное скопище звёзд. Видит ли сейчас Октавия эти звёзды? Или она действительно умерла? Может быть, я зря помогла ей сбежать из лагеря? Вдруг она уже два месяца, как лежит и гниет в сырой земле? Впервые за всё время, я допустила мысль, что была не права и мне стоило раскрыть её план побега Беллами. — А потом я просыпаюсь и думаю о том, что с ней стало. Вернулась ли она в лагерь? Согласилась ли двигаться к базе Уэйнрайт? — рассуждал Беллами. — Если да, то удалось ли ей вместе с нашими людьми беспрепятственно пересечь территорию землян, охваченную войной? Я молчала, ощущая, как горло сводит болезненным спазмом. Что произошло с моей мамой? Жива ли она? Или попала в мясорубку между Полисом и Ледяной нацией? Встречусь ли я с ней когда-нибудь? — Знаешь, что самое ужасное, Кларк? — спросил Беллами. — Самое ужасное — неизвестность. Это эгоистично, но мне было бы легче, знай я, что с ней. Если она мертва, я мог бы её оплакать. А так… Одна неизвестность. Это не совсем правда. — Неизвестность дарит надежду, — тихо заметила я. — Дарит шанс, что с ней всё в порядке. И со всеми нашими людьми. — Не полагайся лишний раз на такое глупое чувство, как надежда, — возразил Беллами. — Оно не несёт в себе силы. — А что несёт? — проговорила я. — Ненависть? Это придает тебе сил? Он побарабанил пальцами по боковому стеклу. — Ненависть прямолинейна, Кларк. Она не требует слов, она просто ведёт за собой, — пояснил Беллами. — Почему я должен отказаться от неё, если она помогает? Спасает? Беллами неосознанно воскресил в моей памяти пряничный дом с его красивой резьбой по оконным рамам. С пятью мёртвыми телами внутри. Устало вздохнув, я улеглась лицом к креслу Беллами на заднее сиденье, поджав под себя ноги. Постоянное нахождение в телеге отрицательно сказывалось на моём позвоночнике. Даже лежать в нынешней неудобной позе было приятнее, чем просто сидеть. — Она не помогает и не спасает, — ответила я, подложив под голову ладони. — Она лишь всё уничтожает. До сегодняшней ночи нам ни разу не довелось побыть с ним наедине с момента перепалки в паркинге. С нами всегда рядом находились ребята. Меня тяготило возникшее непонимание, граничащее с недоверием, из-за событий той ночи, когда Джаспера ранили. Мысли и воспоминания об убийстве невинных людей сводили меня с ума. Из-за этого преграда между мной и Беллами, как будто становилась только ощутимее. Я и раньше не знала, как её разрушить, а теперь и подавно. Я окончательно запуталась в том, что происходит. Неожиданно для себя я выпалила: — Ты изменился. Мы все изменились, но ты сильнее всех, — я крепко зажмурилась. — Беллами, которого я знала, имел сердце. У тебя же его нет. — Если его нет, то что болит в груди? — он произнес это так тихо, что я подумала, что мне послышалось. На мгновение у меня перехватило дыхание. Словно Беллами приоткрыл завесу тайны. Что он имел в виду? Джаспера? Убитых людей? Или нашу ссору? А может, всё подряд? Мне нестерпимо захотелось узнать ответ, и в тоже время я страшилась этого знания. Поэтому я молчала, теряясь в догадках. — Мне снилось, что я стою в жёлтом плаще со сверкающей диадемой в волосах… посреди… посреди странной комнаты… — с трудом проговорила я, не открывая глаз. — Она была небольшой, округлой. Просто одни блоки и дверь. Высокий потолок и бетонный пол под ногами… Слова не желали складываться в предложения. Я не хотела рассказывать об этом сне Беллами, и всё во мне противилось этой откровенности. Но почему-то решив, что он должен о нём узнать, я заставляла себя говорить. Возможно, тогда он поймёт меня. Возможно, тогда он почувствует то же, что и я. — Неожиданно комната начала терять свой серый цвет, — мысленно я снова оказалась там — испуганная, растерянная. — Она стала почти прозрачной. Словно стеклянной. Вспоминать было неприятно. Рассказывать ещё неприятнее. — А затем я увидела, что по ту сторону стеклянной стены сидит Брайан с гранатой в руке. Он улыбался и глядел прямо на меня… Я побежала к нему, намереваясь отобрать гранату. Но налетела на стену. Я считала, что она исчезла, потеряв вместе с цветом и плотность. Но нет — никуда она не исчезла. Картинка в памяти была слишком настоящей. Я посмотрела на обивку машины над собой, желая вернуться назад, но ничего не увидела — одна чернота. Со всех сторон. — Я что-то закричала ему и начала бить эту стеклянную стену ладонями. Я думала, что так смогу остановить его руку и не дать выдернуть чеку. Но у меня ничего не получалось. Я продолжала бить по стеклу, оставляя на нём чёрные разводы. А Брайан всё сидел и улыбался. Мой голос дрогнул. У меня не выходило оставаться беспристрастной. Боль от потери Брайана всё ещё была со мной. — Потом я вспомнила, что в комнате имелась ещё и дверь. Я бросилась туда, где проступали её контуры, и, как ни странно, мне сразу удалось нащупать ручку и отпереть дверь. Перед тем, как переступить порог, я услышала звук взрыва. Не оглядываясь, я сделала шаг вперёд и очутилась внутри другой комнаты. Вот только вместо Брайана я увидела горящие улицы Элмайры с теми несчастными мирными жителями, которых забивали подобно скоту. И всё повторилось. Я налетела на стену не в силах разбить стекло. А затем снова заметила дверь. Я побежала к ней. И опять — новая комната, но уже не люди Элмайры, а те дети, над которыми стояли Миллер и Джаспер с оружием в руках. Они убили их. Снова. В ушах застучали молоточки. Собственный крик отчаяния из сна пронёсся в голове. — Комнаты так быстро сменялись… Некоторые были огромными, некоторыми совсем крохотными. Одни округлые, другие прямоугольные. Появились узкие проёмы со спиралевидными лестницами, ведущими наверх в какие-то башни… Слова резко закончились, словно превысив допустимый лимит. — Это место по описанию похоже на замок из детских книжек, — пошутил Беллами, рассеивая напряжение. — На замок из стекла. А ты в нём как будто принцесса с диадемой в волосах. Он уже целую вечность так меня не называл. Я никогда не любила это глупое прозвище, но сейчас оно вызвало во мне чувство ностальгии по тому времени, когда мы были едины. Аналогия Беллами была странной и даже нелепой, но мне показалась она весьма верной. — Да, пожалуй, — согласилась я и замолчала, вспоминая ту диадему. Почему именно диадема? Она появилась из-за воспоминаний о прошлом или как венец Ванхеды? — Ты начала подниматься наверх? — спросил Беллами, прерывая поток моих мыслей. Я вздохнула. — Да. Я поднималась всё выше, продолжая видеть каждый раз что-то иное. Иногда я видела сразу несколько страшных сцен — они словно наслаивались друг на друга. Ведь стены были стеклянными… Наверное, зря я это затеяла. Это слишком личное. Но отступать уже поздно. — И так было постоянно. Я наблюдала за всем со стороны, но не могла ничего изменить. Не могла помочь никому: ни себе, ни другим. Я была в западне. Я не стала озвучивать вслух, что считала этот сон отражением своей настоящей жизни. Я хотела спасать людей, а вместо этого молча глядела, как они умирают. Или даже сама их убивала. Облизнув солёные губы, я продолжила: — После той ночи в Элмайре, полной огня, смерти и бессилия, я пообещала себе, что больше никогда не допущу случившегося. Больше никто не погибнет из-за меня. И уж тем более я не хочу, чтобы умирали невинные люди. Я не желаю быть принцессой в замке из стекла, которая наблюдает за тем, как её друзья убивают детей. — Все эти люди в любом случае умерли бы от радиации через два месяца, — жёстко сказал Беллами. — И умерли бы очень мучительной смертью. — Ну, есть разница умереть сейчас или потом? — процитировала я Редгрейва. — Разница есть, но она не в этом. Она в том, что их смерть должна была спасти тебя и твоих друзей, — Беллами начал сердиться. — Хочешь ты того или нет, но тебе придется смириться и двигаться дальше, Кларк. Воцарилось молчание. Раньше в присутствии Беллами молчание было умиротворяющим, сейчас же я ощущала, что оно словно ядовитая змея, овившая мою голову. Я почти физически чувствовала, как её яд поражает внутренние органы, отравляя кровь и заставляя сердце сжиматься от боли. Я почувствовала себя такой же беспомощной и слабой, какой была в полыхающем городе. Какой я была в своём сне. Я ненавидела это чувство сильнее всего на свете, а Беллами заставлял меня ощущать, что я и дальше ничего не смогу сделать или исправить. Мне придётся либо принять и подчиниться его решениям, либо неустанно идти против него, как я сделала с яблоком. — Неудивительно, что тебе приснился плохой сон, — наконец сказал Беллами, переводя тему. — Почему ты не вытолкала его наружу? Я поняла, что он имел в виду тело на водительском сиденье. — Бояться нужно живых, а не мертвых, — вздохнула я, ощущая, как в груди образуется комок, стремящийся к горлу, и мрачно пошутила: — Вряд ли бы Диего смог навредить мне. — Ты дала трупу имя? — усмехнулся Беллами. — Это очень мило. Сама идея, что я могла бы такой ерундой заниматься, показалась мне довольно забавной. — У него на шее висит заламинированный бейдж с именем, — сказала я, стараясь прогнать спазмы из горла. — О, ну, да, — согласился он. — Тогда всё в порядке — раз вы знакомы. Я прыснула. Глаза заслезились, но я была уверена, что это не от смеха. Беллами шутил со мной, желая сгладить впечатление от нашего разговора. Но только это не помогало. Душу словно разъедала кислота. Отчего-то хотелось плакать. — Кларк! — ночь прорезал крик Рейвен. — Кларк! Беллами поспешно вылез из машины на встречу хромающей к кадиллаку девушке. — Что такое? — спросил он, держась за дверь. — Джаспер потерял сознание, — в голосе Рейвен сквозила паника. — Он не приходит в себя. Джаспер словно в воду глядел.