Лучшее в тебе

Скажу люблю и это навсегда, Пуская смешно, пусть надо мной смеются. Рассыпаны созвездья-города, И наши самолеты в небе разминутся

       — Ааааа… греть-греть-греть-греть, — она с разбегу запрыгнула на диван, где уже по-барски развалился Брагин.        — Иди ко мне, — прижал ее к горячему телу, заботливо укутывая одеялом.        К его присутствию в своем кабинете Таня уже привыкла. Он появлялся несколько раз в неделю, иногда просил дождаться его вечером после смены. Он усаживал ее к себе на колени, ровно дышал в затылок, перебирал волосы и молчал. Молчала и она, растворяясь от его прикосновений, мысли улетучивались куда-то далеко-далеко, а внутри становилось так легко, что она переставала чувствовать свое тело и через какое-то время так у него на руках и засыпала.        Бывало, что приходил он поздно и одного взгляда хватало, чтобы понять, что ему сейчас нужно. Он прижимал ее к себе со спины, руки блуждали под блузкой, а дыхание сбивалось от переизбытка ощущений. Надо отдать ему должное, он любил ее даже сейчас, когда ни о каких прежних чувствах не могло идти и речи. Он, действительно, любил ее, отдавался весь без остатка, заставлял ее отдаваться… И тогда это были бессонные неспокойные ночи на маленьком мягком диване, в который он вдавливал ее своим напором, отчего голова кружилась и не хватало воздуха.        Случалось, что появлялся он в выходные, когда в целом фонде были только она да охранник, который уже отдавал честь хирургу-шутнику. Он терпеливо ждал, пока она закончит перебирать свои бесконечные бумаги, часто не выдерживал и затягивал ее к себе под бок, чтобы просто лежала рядом. Тогда она бросала все и они пили чай, валялись на диване в обнимку, перебрасываясь незатейливыми фразочками, еле поддерживающими разговор.       Они проводили вместе так много времени, будто и не было расставания три года назад. Будто и не из-за него вовсе она ушла из Склифа. Будто он приходил специально к ней, а не для того, чтобы побыть с ней и одновременно наедине с собой.        — Ты завтра работаешь? — высовывая нос из-под одеяла, спросила Таня.        — Да. Я завтра на трое суток выхожу.        — Как на трое суток? Ты мне обещал на Русаковскую послезавтра поехать! — возмутилась она.        — Обещал, значит, сделаю, — поглаживая ее по голове, успокоил Брагин. — Я у начальства отпрошусь. Я у них на хорошем счету. Дружу с ними.., — легкая улыбочка промелькнула на его лице при упоминании о начальстве.        — Только обещай мне это точно. А то я еле-еле договорилась с руководством больницы, — она легла рядом, уютно устраиваясь на его плече.        — Ты гляди, снег пошел! — протянул он, приоткрывая штору. — Вот раньше зима была: сугробы, наметет-навьюжит… Ооо, не то что сейчас! Какая-то неправильная зима…        — А я не ностальгирую. А мне нравится такая неправильная зима. Европейская, — усмехнулась Татьяна.        — Не, я вот советский-советский! Мне надо, чтобы мандарины, чтобы елочка, чтобы Дед Мороз и Алла Пугачева по телевизору поет.., — разошелся Олег.        Она внимательно посмотрела на него. Смеется? Издевается? Или просто не помнит? Да нет, с памятью-то у него, оказывается, все хорошо… Тогда что?..       … За окном валил непривычный для столицы снег. Крупные хлопья покрывали газоны, ложились на ветки деревьев, превращая город в сказочное царство. Татьяна доставала из духовки праздничную утку, когда в комнате зазвонил домашний телефон. Обжигаясь от неожиданности и чертыхнувшись, она поспешила взять трубку.        — Танюшка! С наступающим! — пробасил радостный голос Брагина.        — Олег? А ты чего сюда звонишь, а не на мобильный? — удивилась она.        — Да он у меня это… того… разрядился. Ну ладно, я чего звоню-то? Нам тут срочного пациента привезли. Я, боюсь, не успею к двенадцати приехать…       Жулина взглянула на часы — без четверти десять.        — А что, там все так плохо? Я уже как-то настроилась, что мы вместе…        — Да хрен его знает. Несколько ножевых и внутреннее кровотечение. Я как только узнал, сразу тебе звонить, пока анализы берут. Так что… Похоже плакала моя селедочка под шубой и шампанское под бой курантов.        — Ага… А еще утка по-пекински и бутерброды со шпротами.., — расстроенно добавила Татьяна. — Ну ты хоть после операции сразу приедешь?        — Конечно, не могу же я дать такому количеству вкусной еды пропасть! — на той стороне провода послушались голоса. — Все, мне надо бежать — операционная готова! Я тебя целую, веди себя хорошо!        — И я целую.., — пробормотала она в пустоту, отключая вызов.        В коридоре в зеркале она увидела незнакомую ей женщину. Женщина смотрела на нее широко распахнутыми ясными глазами, но был в них отблеск какой-то печальной обреченности. Правду говорят окружающие, последнее время она сильно изменилась — и схуднула как-то, и волосы отрастила, но изменилось что-то внутри нее. От свободной и независимой женщины не осталось и следа, но эта несвобода ей нравилась. Необязательные приезды Брагина не раздражали, как это было сначала, они вдвоем нашли комфортное для обоих существование рядом друг с другом, никто ни на кого не давил, никто никого не обвинял. Он мог пропасть на несколько дней, лишь мельком в коридорах подмигнуть ей, а потом как ни в чем ни бывало появиться вновь в ее доме и дарить ей каждую секунду заботу и ласку.       За два дня до Нового года Брагин заявил, что едет на рынок за ёлкой. Подпрыгивая от радости, что по графику он не дежурил в праздничную ночь, он с удовольствием закупался продуктами и рассказывал смешные истории из детства.       Тридцать первого утром он ушел на дневную смену, рискуя заснуть прямо за операционным столом — накануне они вместе полночи наряжали ёлку. Видя в нем такое рвение к семейному празднованию, Таня была готова исполнить любой его гастрономический каприз, благо у нее в этот день уже началась череда выходных. И вот… звонок… сюрприз под Новый год, ага.       Быстро раскидывая еду по контейнерам, наскоро распуская заплетенные в домашнюю косу волосы, она натянула на себя джинсы и толстовку: пусть не так изящно, как приготовленное ранее платье, зато удобно. Подарок для Олега она положила под елку — сам найдет, когда они вернутся домой. Лихо лавируя в потоке машин, она напевала какую-то заевшую с самого утра песенку про волшебство и мандарины и уже через час была у Склифа.        — О, Танюшка! А ты чего это приехала? — удивилась Нина, обвязывая мишурой колонну в фойе. — А! Благоверного не дождалась? Ну, сама понимаешь, у нас все непредсказуемо — привезли в девять, оперируют уже два часа с лишним. Надо уже старый год провожать, а я вот тут одна.        — Все-то ты, Нин, знаешь! — засмеялась Жулина. — Так давай проводим вместе, пока никого не привезли. У меня тут и шампанское имеется!        — Еще бы мне не знать! Брагин все уши прожужжал про утку по-пекински! А вот, кажется, и она — мммм, какой запах! — заглянула Дубровская в пакеты. — Так, пойдем в ординаторскую, там уже стол поставили, я тоже пару салатиков привезла.       За разговорами и шутками они разгрузили сумки и накрыли стол.        — Что-то наших все нет! — вздохнула медсестра. — Неужели не успеют до двенадцати? Пятнадцать минут осталось… Ладно, давай выпьем быстренько, пока все тихо в приемном. Наливай! Негромкий хлопок и приятное шипение шампанского в бокалах.        — Это кто пьет тут уже без нас? — дверь в ординаторскую открылась и на пороге появился улыбающийся Петя.        — Привет! Давай скорей к нам! А Брагин-то где? — засуетилась Таня, наполняя еще один бокал. — А, бедолага! Тебе же нельзя, да?        — Немного можно, — подмигнул Пастухов. — Идет твой Брагин, моется.        — Ну, Танька, я думала, что горбатого только могила исправит! — заговорщицки произнесла Нина. — Но ты проявила чудеса психиатрии и, дай Бог, чтобы и дальше все шло также! Очень рада я за вас, правда!        — Ой, дай Бог-дай Бог, Нинок! — выдохнула Таня и улыбнулась, качая головой.        Дверь в очередной раз распахнулась, и в помещение ввалились Брагин и повисшая у него на шее хохочущая девушка. На несколько секунд воцарилась гробовая тишина, а потом эта же девушка вдруг закричала:        — Петя, включай скорее телевизор! Сейчас все начнется!        Поднялась суматоха, собравшиеся начали разливать шампанское.        — Восемь! Девять! Десять! Одиннадцать! Двенадцать! Ураааа! С Новым годоооом!        — С Новым годом, Танюша!        — С новым счастьем тебя, Брагин! — она залпом осушила бокал и вынеслась из ординаторской.        — Тань, ты куда? Тань! — за ней выбежала Нина. — Ну подожди ты! Не пори горячку! Праздник же! Все уляжется!        — Что уляжется, Нина? Он с ней в кровать уляжется? А, может, уже?        — Таня, Танечка! — крепко обнимая ее, успокаивала та. — Перестань. Это Эмма, наш анестезиолог. Они просто работали вместе. Ты же знаешь Брагина, он еще тот прохвост…        — В том-то и дело, я знаю Брагина. Я знаю все, и знала это еще в самом начале наших отношений. И я себе пообещала, что не буду обращать внимание на все слухи до тех пор, пока не увижу сама.        — И что, увидела?        — Увидела. И на этом точка, — вытирая слезы, проговорила Жулина и направилась к выходу. — Хватит.        — Таня! — послышались спешные шаги и властным движением Олег развернул ее к себе лицом. — Подожди, сейчас я переоденусь и вместе поедем домой. Поговорим, разберемся во всем… Отпразднуем, в конце концов.        — Нет, Олег. Теперь не будет никаких «вместе». Говорить и разбираться поздно. Ты знаешь, я долго терплю, но потом… Я вообще очень терпеливая и понятливая. Так что я еду домой одна. Отпраздную тоже одна. У меня там ёлка, селедочка под шубой и остатки утки по-пекински. А у тебя здесь стол накрыт, мишура с потолка свисает… и Эмма. С Новым годом, Брагин!..        — Слушай.., — она немного помолчала, прежде чем продолжить, — А ты не обидишься, если я скажу, что мне все это необязательно знать?        — Совершенно необязательно! Никаких обязательств. Можно же пожить хоть один час в жизни без обязательств.        Она лишь утвердительно кивнула и, крепко прижавшись к нему, зарылась носом в его плечо.       Весь день она была сама не своя. Бывают такие дни, когда все вроде складывается хорошо, но ты чувствуешь, что впереди ждет что-то неприятное. Так и сегодня ее отвлекали рабочие дела, общение с пациентами, но ждала она вечера. Вечера, когда должен был прийти Брагин.       Она не понимала, что происходит с ней. За каких-то два месяца Олегу удалось так влиться в ее жизнь, что его уже не хватало. «Ничему-то тебя жизнь не учит, Танюша!» — говорила она себе и вздыхала. Но тут же возражала: «Нет, ну я же и ничего от него не хочу! Так, встречаемся, занимаемся любовью, болтаем… И все!» Да только все ли?..        — А чего ты меня в гости к себе не приглашаешь? — заявил вдруг Брагин неделю назад, поставив ее своим вопросом в тупик.        — Ну, ты же меня тоже не приглашаешь.., — возразила она ему.       Он промолчал, не ответил. Ушел в свои мысли, судя по всему, безрадостные.       За то время, что они встречались, она ни разу не спросила у него про жену. А зачем задавать вопросы, на которые ты уже знаешь ответ? И дело тут вовсе не в ее профессиональной проницательности: больше всего на свете Таня не любила вранье и выяснение отношений. А оно одно за другое цепляется и тянется бесконечной нитью. Подолгу придумывая целые диалоги с предполагаемыми собеседниками, фантазируя различные варианты их ответов, она ни разу так и не решилась воплотить все задуманное в жизнь. Почему-то чувствовала неловко себя именно она, когда ей приходилось задавать вопросы, затрагивающие деликатные темы. С пациентами это было проще — она не знала их болевые точки, не боялась обидеть, действовала интуитивно. С родными все было куда сложнее. Ну как ты задашь знакомому вопрос, при ответе на который ему придется врать и выкручиваться? А то, что он врет и выкручивается, ты видишь сразу, потому что знаешь правдивый ответ на свой же вопрос. Неловко, стыдно — но почему-то тебе, а не этому лгуну. Вот такой парадокс характера Татьяны Жулиной.       Так и с Брагиным. Она прекрасно знала, что с женой ему несладко, иначе зачем бы он тогда приходил сюда? Счастливые молодожены так не поступают. В то же время, Таня не чувствовала себя разлучницей, догадываясь, что есть в этом браке какая-то третья сторона. Человек, перед которым Олег жутко виноват, но в силу упрямства своего характера не хотел всенародно признавать это. Внутри же себя он ужасно мучился, заставляя мучиться и Татьяну, уж она-то чутко отслеживала перемены его настроения.       И в тот день, когда он вдруг стал напрашиваться в гости, она засомневалась в верности своих предположений. Может, нет никакой «третьей стороны»? Может, банально неудачный брак и Брагин все-таки ностальгирует по былым временам на Фестивальной?        А ведь она неосознанно отгораживала себя от лишних переживаний. После их расставания она только спустя полгода перестала собирать воспоминания с каждого уголка. Все счастливые моменты, пережитые с Олегом в этой квартире, наваливались на нее как снежный ком, стоило ей только переступить порог дома. Упорно передвигая мебель, меняя посуду, выкидывая постельное белье, она наконец достигла какого-то сравнительного спокойствия, а потом и вовсе решила: с глаз долой, из сердца вон. Не сразу, но эти перемены в жизни принесли свои результаты. И тут, спустя два года он снова появился в ее жизни. Нет уж, Жулина, еще одной перестановки твой переполненный шкаф не переживет! Но, черт возьми, так хочется услышать, как Брагин нетрезвым голосом говорит таксисту: «Улица Фестивальная, дом 10, квартира 55, лифт не работает»!..        Она так глубоко ушла в свои мысли, что не сразу услышала звонок телефона. Звонил Олег:        — Привет! — она радостно взяла трубку. — Ты далеко? Я тут подумала, что мы все время в кабинете да в кабинете… Может, махнем ко мне?        — Тань, я знаешь, что хотел сказать.., — он ответил не сразу, будто подбирал слова. — Я больше не приеду. Ну, я не имею в виду представления… Я имею в виду нас с тобой. Понимаешь?..        Сердце пропустило удар. Еще один.        — Да… Понимаю, — больше всего ей сейчас хотелось, чтобы он молчал. Или просто повесил трубку. — Только я тебя умоляю, не оправдывайся… Мы взрослые люди.        — Я рад, что ты понимаешь, — выдохнул он и отключился.       Сжимая в руке телефон, откуда еще доносились короткие гудки, она часто и глубоко дышала, сдерживая накатывающую истерику. Резко встала, трясущимися руками налила в стакан воды и залпом выпила. Все как по учебнику — вдох-выдох, вот уже и полегчало. Таня обвела глазами кабинет:        — Ну что, кажется, пора делать перестановку? Первым делом мы передвинем тебя, милый друг, — она подошла к дивану, громко всхлипнула и повалилась на него, не в силах больше сдерживаться. Подушки предательски пахли парфюмом Олега — до тошноты, до рвоты ей был неприятен сейчас этот запах.       «Ах, Таня-Таня-Танечка, за что тебя любил…»