мусор

— Зачем ты меня сюда привёл? — Юнги затормозил. Он слышал про эту площадку, но никогда не бывал здесь прежде. Она была новой — построена лет пять назад. За городом, неподалёку от железнодорожных путей, где ландшафт перескакивал с равнины на гору, была построена обзорная площадка. Сначала её постоянно посещали, новая достопримечательность, там открылся кафетерий, построили небольшой отель с очаровательным видом, но по прошествии нескольких лет ажиотаж утих. Теперь Юнги мог видеть на парковке одну единственную машину, в забегаловке с бревенчатыми светло-розовыми (цвет выгорел) стенами сидело несколько женщин. Чонгук подъехал на велосипеде к самому краю, там, где заканчивалась асфальтированная дорожка и начиналась трава, стояло несколько скамеек и знак, на котором было написано всё об их городе. Чонгук слез с велосипеда, ступая кроссовками в мокрую траву, подошёл ближе к добротным дубовым перилам, опёрся на них, оценивая открывающийся вид. — Я подумал, хён, раз ты не хочешь показывать мне свои места, потому что они все у тебя связаны с Хосоком, то я должен показать тебе свои, чтобы они перестали быть только моими и стали нашими, — Чонгук улыбался. — Ну же, хён. Подойди. Посмотри, как здесь красиво. Юнги колебался, но всё-таки слезал с велосипеда и подходил, ставил его рядом с велосипедом Чонгука. Город казался ещё меньше, чем был на самом деле, и не зря пришлось минут сорок ехать в гору. Юнги вытирал потный лоб, откидывая влажные волосы. Было жарко, но толстовку он не снимал. Было холодно. Дороги-ленты, люди-мошки, здания, словно кукольные дома. Юнги видел поля и отделяющую их от города трассу, и леса. Сосновые леса кругом. А где-то там, на горизонте, синяя неясная полоса. Словно Юнги взял и приехал к краю собственного мира. — Что это? — Море. Юнги замер. Моря он прежде не видел. — У нас есть наши с тобой места, Чонгук, — тихо проговорил он. — Да? Это ты про тот раз, когда я в шесть упал и вывихнул лодыжку в лесу? Та тропа наша? — Нет, — Юнги повернулся к перилам спиной. Опёрся ладонями, подтягиваясь и усаживаясь. Чонгук напрягся. За перилами — обрыв, всё скользкое, Юнги погибнуть сейчас ничего не стоит. Юнги болтал ногами, глядя вверх. Небо затянутое. Скучное. Велосипеды под моросью были осыпаны каплями. Женщины в кафетерии расплачивались, на парковку въехала небольшая машинка, из неё вылез мужчина в костюме и так же по-деловому одетая женщина. Вероятно, приехали в городок по работе. — Нет, Чонгук. Ты уже не вспомнишь. Тебе было года четыре. Мы с твоим отцом соорудили в вашем гараже змея, и на одной поляне в парке ты запускал его. У тебя выходило плохо, а потом он, змей этот, куда-то делся. Не знаю, куда. Но на ту поляну мы потом ещё несколько раз ходили. Это место долгое время было нашим. Потом, — Юнги опустил голову, разглядывая свои коленки, что проглядывали сквозь разорванные джинсы. (цветыцветыцветы росаросароса заваливает и прижимает запястья к земле «ты такой красивый в этом венке, ты знаешь это?») — Потом оно перестало быть нашим, но, — Юнги посмотрел на Чонгука, который, кажется, стоял наготове. Словно Юнги собирался откинуться назад и рухнуть вниз, — было. Поэтому не прибедняйся. — Тебе здесь нравится, хён? Юнги оглянулся. Пожал плечами. — Неплохо, Чонгук. Пожалуй, удивлять ты умеешь. Чонгук просиял. Это вселяло надежду.