мусор

Юнги уже немного подрагивал, а там, на линии горизонта, море выглядело неясной вечно движущейся полосой, которой он бы хотел коснуться. Чонгук всё время был настороже, потому что Юнги отклонялся, действительно отклонялся, — Чонгук, я сижу нормально, убери руки свои от меня, но он действительно отклонялся назад, и поэтому Чонгук крепче сжимал его бёдра. — Слушай, я тебя сейчас лягну и полечу вниз, а ты будешь тут стоять и плакать, так что, — Юнги замахивался. Чонгук стягивал его на землю: — Я правда волнуюсь, хён, не сиди так. Чонгук своей заботой буквально душит, и Юнги отворачивается обратно, дороги-ленты, люди-мошки, здания, словно кукольные дома. Юнги собирается к морю, и ему страшно, и дороги он, если честно, не знает, но какая разница? У него есть река, и сосновый лес, и само по себе желание туда попасть стоит для него многого. Чонгук неловко мнётся, когда Юнги выходит из дома и останавливается, оторопев. — Я знаю, что я не он, но, хён, — Чонгук, может быть, отчаян. Отчаянный ребёнок. Юнги? — Может, сделаем вид, что я его посол? Доброй воли и всё такое. У Юнги нет поводов соглашаться, но ему страшно, действительно страшно, поэтому он молча седлает велосипед и, перед тем, как оттолкнуться, оглядывается назад. Юнги едет вперёд/первым, словно знает дорогу (не знает), и Чонгук не поспевает, как не поспевал прежде, только вот на узкой лесной тропе Юнги тормозит немного, а потом останавливается. — Куда дальше? Сыро, пахнет хвоей, землёй, осенью, немного Чонгуком (Чонгуку пахнет Юнги), река бурлит и шумит где-то неподалёку, всё ещё справа. Под ногами ломаются сухие ветки. Юнги не спрашивает, но язык его тела кричит: нам ещё долго? долго? нам долго? — Хён, — Чонгук улыбался, — твой черёд слушать историю. Чонгуку восемь. Его старшие братья предпочитают проводить каникулы где-то подальше, там, где теплее, и где нет нравоучений отца, маленького Чонгука и вечно пекущейся матери. Старший ещё ладит с семьёй, звонит в выходные, смеётся, слушая писклявый чонгуков голос. Чонгуку восемь, он до смерти влюблён в Юнги (тут Юнги закатывает глаза, Чонгук улыбается), и немного влюблён в Хосока, но больше, чем в него, влюблён в Бинни. — У тебя никогда не было друзей среди сверстников, да? — насмешливо, но тепло. Юнги нравится. Воспоминания Юнги нравятся. Чонгуку восемь, разгар лета, июль, отец говорит: как насчёт сходить в поход к морю? Юнги не пускают, и тогда Хосок говорит (тут на его голос в чонгуковой голове наслаивается вполне себе реальный голос Юнги, что идёт сбоку): — Не расстраивайся, Юнги-я, я обязательно, обязательно покажу тебе море. Чонгук смаргивает, улыбается, продолжает рассказ. Хосок и Юнги остаются в городе, Бинни, Намджун, Тэхён и Чимин. Чонгуку восемь, и он отправляется с родителями в поход. (Чонгук показывает зарубки на деревьях, Юнги невольно касается их тоже) Чонгук тогда набрал с собой кучу ненужного хлама, а потому уставал, а потому то и дело требовал привала. — Было здорово. Но сейчас мне нравится больше, хён. — А море? Что ты почувствовал? Река шумит, пахнет сыростью, какой-то новой, а впереди заросли, кажется, непролазные. Чонгук крепко хватает Юнги за руку и говорит: — Зачем рассказывать? Смотри. Чонгук тащит его вперёд, оставляя велосипеды, и он вернётся за ними, наверное, пару минут спустя. Кусты колючие, царапают Юнги лицо. Страшно. Крепче сжимает руку, а Чонгук толкает его вперёд, и Юнги буквально вываливается на острые камни-скалы, о которые разбиваются, бурля своей пеной, волны. Юнги задыхается. Теперь уже не из-за Чонгука, Хосока, а из-за волн, и море б е с к р а й н е е, Юнги смотрит по сторонам, долго вертит головой, Чонгук стоит позади, волнуется, ждёт чего-то, и Юнги оборачивается, а ещё, кажется, почти плачет, но улыбается. Действительно. — О. Море. — Да. Море. Юнги мочит ладони и пробует воду на вкус — отвратительная, солёная, но как же красиво и далеко.