Нежность роз

Я тебя ненавижу-вижу, Но ко мне ты все ближе, ближе. Ты меня ненавидишь, но, но, но, Но ко мне ты все ближе все равно. Агата Кристи. Песня «Ближе»

С каждым днем Амадею становилось лучше. Он уже не проводил целые дни в кровати, а свободно ходил по дому и частенько занимался сочинительством музыки за фортепиано, что стояло в гостиной. Вольфгангу нравился этот инструмент, он всегда был правильно настроен, клавиши его не западали, да и на внешний вид смотрелся очень величаво и красиво. Антонио же всегда просыпался рано и уезжал по своим делам - то в императорский дворец, то к ученикам. Но стоило ему возвратиться, как Амадей весь оставшийся вечер всюду ходил за ним по пятам, советуясь насчет своих новых этюдов, расспрашивая, как дела у капельмейстера и говоря о том, какая сегодня хорошая погода. И, как ни странно, такая компания нисколько не раздражала Сальери. Только вот на каждую просьбу Вольфганга отдать ему «Лакримозу» мужчина отвечал резким отказом. Вольфганг проснулся от нежных звуков, что доносились из гостиной. Он наспех оделся, умылся и тихо спустился вниз. Сальери сидел за своим фортепиано и бесцельно нажимал на клавиши. Он хотел сочинить какую-нибудь мелодию, хотя бы небольшой менуэт или легкий этюд, но это никогда не давалось ему так легко, сходу. В отличие от Моцарта, Антонио требовалось некоторое время, чтобы продумать мелодию, ритм, даже силу, с которой нужно нажать на клавиши. А этот мерзавец Вольфганг!.. У мужчины сложилось впечатление, что музы днем и ночью кружат возле своего любимца и щедро осыпают его дарами. Сальери не успевал даже улавливать те моменты, когда Моцарта озаряет идея. Он мог спокойно завтракать, а затем внезапно кинуться к нотной тетради и, мурлыкая про себя очередной мотив, начать переносить свои мысли на бумагу в виде нот. В отличие от юного композитора, Сальери всегда тратил немалое количество времени, чтобы продумать все от начала до конца. Но сейчас он никак не мог сконцентрироваться, и из-под его пальцев рождался только игривый, незатейливый и бессмысленный набор нот. Он не заметил того, что Моцарт уже несколько минут стоит у двери и с интересом наблюдает за ним с извечной улыбкой на губах. Эта мелодия, что невольно выходила у Сальери, напоминала чем-то одну из тех, которые приходили на ум молодому композитору. Выходит, Сальери сейчас думал о нём? Юноша неслышно подошел к увлеченному своими мыслями мужчине и закрыл его глаза ладонями, затем немного наклонился и с озорной улыбкой произнес: — Попробуйте так, герр Сальери. Мелодия тут же прервалась. Мужчина убрал свои ловкие, изящные руки от музыкального инструмента и немного повернул голову на голос Амадея. — Так я не увижу клавиш, Моцарт. — Зачем же вам их видеть? — юноша склонился еще ниже и шепнул. — Слушайте. Сердце Антонио пропустило удар, и капельмейстер заметно вздрогнул от едва ощутимого прикосновения губ юноши к его уху. Ощущение того, что Моцарт играет с ним и провоцирует невесть на что, навязчиво преследовало мужчину несколько дней. Впрочем, это было не более чем фантазией. — Ну же, — продолжил Вольфганг, все еще улыбаясь, — закройте глаза. Или лучше вам завязать их? Не дожидаясь ответа, Амадей развязал свой черный шелковый платок на шее и стал закручивать его. Антонио обернулся и посмотрел на него; в глазах у капельмейстера читался вопрос. Когда на его глаза легла черная повязка, Сальери дотронулся до неё пальцами и легко улыбнулся, затем чуть наклонил голову, чтобы юноша завязал платок. — Вот так, попробуйте, — с этими словами Моцарт взял руки мужчины и опустил их на клавиши. Играть вслепую было новинкой для музыканта, тем более под взглядом его извечного соперника. Сальери наугад нажал на одну из послушных клавиш и услышал, как печально прозвучала нота «си». Отсчитав ровно семь нот, он снова нажал на клавишу, и в этот раз низко пропела нота «до». Мысленно Антонио представил нотный лист с небольшой увертюрой. Мужчина не мог позволить себе ошибиться, только не перед этим юнцом. Чтобы не допускать ошибки в мелодии, он в мыслях пропел её и начал игру. Она получилась немного медленной, но маэстро смог сыграть без единой ошибки - все-таки он не первый год занимался музыкой. В какой-то момент Моцарт, уловивший мотив мелодии, стал напевать её, очевидно для того, чтобы помочь Антонио, но это наоборот сбивало. Однако пальцы знали свое дело, ловко извлекая из музыкального инструмента красивую мелодию. Почувствовав, как на плечи опустились ладони Амадея, Сальери немного поджал губы. Казалось, Моцарт всячески старался его сбить. — Не так и сложно, верно? — проговорил юноша, легко массируя плечи музыканта. — Сами не хотите попробовать, маэстро? — проговорил Антонио и, стянув с глаз повязку, посмотрел на музыканта. — Я с детства упражняюсь таким образом. Могу показать, как нужно, — в голосе Моцарта явно слышался вызов. Сальери поднялся с места и приготовил туго свернутый платок. Как он мог забыть - все только и говорили о том, что Моцарта отец учил играть и таким способом. Но идти на попятную не хотелось. Амадей немедленно занял освободившийся стул и покрутился на месте, смеясь. Мужчина завязал ему глаза и помахал рукой перед его лицом, проверяя, не подсматривает ли его самоуверенный гость. Тонкие пальцы юноши пробежались по клавишам, и он довольно улыбнулся. — Что вам сыграть, герр Сальери? — Что-нибудь из Моцарта, пожалуй, — ответил музыкант и хмыкнул, чувствуя, что уже проиграл молодому виртуозу в этом состязании с завязанными глазами. Вольфганг склонил голову набок, словно прислушиваясь к чему-то. — Импровизацию? — Как будет угодно. — Веселую или грустную? — Да играйте же, черт вас возьми! — вскипел Антонио и скрестил руки на груди, глядя на юношу. Вольфганг заулыбался и рассеянно почесал в затылке. Ему в голову уже пришли несколько мотивов, но хотелось действительно поразить Сальери. Он был трудолюбив и сдержан, а у Вольфганга же это компенсировалось завидным вдохновением. Он проиграл несколько «набросков», нарисовавшихся в его голове, выбирая с чего бы начать. Пара композиций прозвучала неважно, но юноша не обращал на это внимание. При звуках, которые сначала резали слух, Антонио поморщился и с легкой усмешкой следил за маэстро - где же его хваленое умение играть с завязанными глазами? Но в один момент звуки переменились. Медленно, по нарастающей зазвучали ноты. Эта мелодия была похожа на редкие капли только что начавшегося дождя. Сальери прикрыл глаза, вслушиваясь в необычную, не слышанную ранее мелодию. Через мгновение к этим звукам присоединились еще более высокие, тревожные нотки, которые быстрым каноном следовали за первоначальными, будто бы это была веселая игра первых снежинок в ноябре. Мужчина не успевал следить за пальцами юноши, которые словно летали по клавишам. Антонио неслышно подошел ближе, чтобы убедиться в том, что Вольфганг по-прежнему не видит клавиатуру перед собой. Мужчина медленно обошел музыканта, пристально глядя на него. Амадей же был полностью увлечен игрой и ничего не слышал и не видел вокруг себя, кроме воображаемого нотного листа. Своеобразный эскиз сложился у него за несколько минут разминки - тех нескладных мелодий, что юноша воспроизводил вначале. Услышав тихие шаги рядом, Вольфганг хитро улыбнулся и повернул голову к плечу. — Что скажете, герр Сальери?* — Это восхитительно. Играйте еще, — пробормотал Антонио и отошел к окну. Когда послышались удаляющиеся шаги, а затем и вовсе все стихло, Амадей с недоумением покрутил головой, стараясь услышать хоть что-то. Не в силах побороть свое любопытство, юноша ловко стащил с глаз повязку, не прерывая музыку. Сначала в глаза ударил яркий дневной свет, и Вольфганг, щурясь, осмотрел комнату, перейдя с импровизации на один из своих менуэтов. Играть его было проще, потому что пальцы точно знали на какую клавишу нужно нажимать. Наконец взгляд Амадея выхватил знакомый силуэт у окна; поначалу увиденное очень удивило Моцарта, Сальери стоял лицом к окну, а к парню - боком, закрыв глаза и чуть откинув голову назад. Из-за яркого света его лицо казалось бледнее, чем обычно, а цвет черных волос напоминал цвет иссиня-черного вороньего пера. Рука его стискивала пышное жабо с черной брошью на груди, будто бы мужчине было больно. Только несмелая полуулыбка на губах выдавала то, что капельмейстер слушал музыку Моцарта сердцем. Ресницы Антонио чуть подрагивали, на лице можно было прочесть множество эмоций – бессилие; беззащитность; жгучую зависть и ревность от того, что юноша так виртуозно исполнял такую сложную мелодию без особого труда; любовь к этим тревожным, а порой умиротворяющим звукам. И пока Сальери упоенно слушал эту дивную мелодию, Амадей смотрел на него, наблюдая за каждым, едва уловимым изменением на лице композитора. Мужчина не сразу заметил, что музыка прервалась, и в комнате стало тихо. Плен, сладкий плен волшебных звуков, все еще окутывал его. Но после того как несколько минут капельмейстер слышал только тишину, он резко открыл глаза и повернулся в сторону фортепиано, быстро убирая руку, что стискивала тонкую атласную ткань на груди - будто его застали за преступлением. — Вам действительно так нравится моя музыка? — спросил Амадей, всё еще сидя за музыкальным инструментом и подпирая щеку ладонью, опустив локоть на клавиши. — Всем нравится ваша музыка, герр Моцарт, — устало ответил мужчина и снова повернулся к окну. На улице белыми пушистыми хлопьями падал первый снег. Он почти сразу таял, едва касаясь каменной мостовой. Прогретая за жаркое лето и теплую осень, земля словно противилась зиме, не желая уступать ей. Белые снежинки оседали в ветвях деревьев и выглядели, как белый пух, похожий на тополиный. Сальери вспоминал то ощущение, когда снежинки, упавшие на ладонь, начинают слегка покалывать, а затем быстро тают, оставляя после себя теплые капельки воды. — Я уже совершенно здоров, — начал издалека Моцарт, все еще наблюдая за мужчиной. — Когда я смогу вернуться домой? — Вы так говорите, будто я держу вас тут силой, — горько усмехнулся Сальери и скрестил руки на груди, провожая взглядом пушистые хлопья снега. — Но вы же сами велели мне не покидать дом, пока я не поправлюсь, — возразил ему Вольфганг и провел пальцами по клавишам, не нажимая на них. — Констанция, наверное, места себе не находит, ведь все считают меня мертвым. Вот так сюрприз будет! Юноша звонко расхохотался и задорно посмотрел на капельмейстера. При упоминании жены Моцарта мужчина стиснул зубы, чувствуя, как в груди вспыхнула клокочущая ревность. Он перевел взгляд на веселого композитора, и от его улыбки в сердце мгновенно потеплело. «Дурак, какой же ты дурак, Антонио. Сны никогда не станут реальностью. Улыбки, хитрые вызывающие взгляды, все его жесты - все это лишь самообман» — подумал итальянец и негромко рассмеялся, словно в насмешку над собой. — Вы правы, мой друг. Завтра же отправляйтесь домой, к своей драгоценной жене. А сейчас сыграйте мне еще. Обрадованный, Моцарт с радостью исполнил просьбу капельмейстера, извлекая из величавого инструмента нежные и тонкие звуки, под которые снежинки словно стали танцевать за окном на глазах у Антонио. Их веселый и задорный танец продолжался недолго: они кружили в воздухе, подгоняемые ветром, а затем бесшумно умирали на влажной земле под колесами карет, превращаясь в грязные бесформенные лужи. ______________________ * Моцарт сыграл свою знаменитую Сонату №15