Нежность роз

Любые отношения, как гуляние по тонкому шаткому мостику между 2 скал... В любой момент можешь, оступившись, сорваться в сумасшедшую бездну любви. Виталий Гиберт

— Я решил убрать здесь несколько тактов для лучшего звучания, — сказал Вольфганг, оттягивая воротник своей рубашки. Он не понимал, что с ним творится. Еще полчаса назад Амадей чувствовал себя совершенно здоровым, а сейчас ему становилось все жарче и жарче. Когда Сальери забрал у него лист с нотами, юноша потянулся к графину с водой, стоящему на столе и прижался к прохладному стеклу лбом, прикрыв глаза. Антонио оторвал взгляд от нотного листа, что держал в руке, и посмотрел на юного гения. — Моцарт, с вами все в порядке? — Да, все хорошо, — проговорил Амадей и притянул к себе пустой стакан. — Тут так жарко. Он налил себе воды и осушил полный стакан в несколько жадных глотков. Как же давил этот кошмарный воротник! Юноша расстегнул несколько пуговиц своей рубашки и стал обмахиваться пустой папкой, наблюдая за капельмейстером. Тот снова углубился в чтение нот. Во взгляде герра Сальери читалось искреннее восхищение, когда он проигрывал про себя будущую композицию. — На этот раз вы превзошли сами себя, маэстро, — с этими словами мужчина опустил ладонь на плечо юноши. — Мне очень нравится. Почувствовав эти прикосновения, что давно стали для них привычным делом, Амадей легко сглотнул и задержал дыхание. С его телом явно творилось что-то не то. Моцарт чувствовал, как щеки покрылись нездоровым румянцем, на лбу появилась испарина, а губы мгновенно стали сухими, сколько бы он их не облизывал. Сердце тревожно билось в груди, словно пойманная в клетку пичужка, а дыхание участилось. Казалось, что сам воздух стал гуще, все вокруг расплывалось, только ровный голос Сальери звучал сейчас очень четко. — Нужно исправить тональность в некоторых местах, — мужчина наклонился к юноше и положил перед ним листок, указав кончиком пальца на строчку с нотами. — Вот здесь, например. Мелодия будет идти намного мягче. — Да, мягче, — промямлил Вольфганг, даже не глядя, куда указывает капельмейстер. — Да что с вами, Моцарт? — Антонио заметил странный блеск в глазах собеседника и развернул его к себе. Вольфганг понял, наконец, что за внезапное чувство охватило его. Сальери всегда привлекал его как очень умный собеседник, опытный человек и отличный музыкант, способный оценить его дар в полной мере. Но сейчас его плавные, грациозные, как у кота движения, низкий бархатистый голос притягивали к себе внимание юного композитора совсем по-другому, словно гипнотизировали. Искренняя забота в голосе и внимательный пронзительный взгляд темных глаз заставляли Вольфганга чувствовать себя не в своей тарелке. Поэтому он зажмурился, пытаясь выбросить все глупые мысли из головы. Антонио не понимал, почему Амадей ведет себя как нашкодивший мальчишка — ссутулился, закрыл глаза и тихо засопел. У мужчины закрались странные опасения, что маэстро что-то намудрил с нотами. Сальери приподнял его лицо за подбородок и нахмурился, заметив яркий румянец на нежных щеках молодого композитора. — У вас жар, Вольфганг. Вы не простудились ли часом? Моцарт попросту не мог сдерживать тот огонь, что пылал внутри него, и юноше отчаянно хотелось, чтобы кто-то разделил его с ним. Амадей не сдержался и приподнялся с места, жадно прижимаясь к губам музыканта своими. Это был не обычный шутливый поцелуй, который он дарил раньше каждому встречному в театре и даже не то ласковое и нежное касание губ, что произошло между ними в рождественский вечер. Поцелуй этот был откровенным и страстным. Сальери от изумления замер и хотел было отстраниться, но Вольфганг крепко обнял его за плечи, прижимая к себе и не позволяя разорвать поцелуй. Мужчина закрыл глаза, поддаваясь этой минуте страсти, и опустил ладони на стол по обе стороны от Амадея. Теперь возможности отстраниться не было уже у молодого композитора. Губы Антонио жадно сминали нежные уста Вольфганга, а его бородка щекотно покалывала гладкие щеки Амадея. Сальери легко втянул его нижнюю губу в свой рот, увлажняя её, и выпустил, ловя его взгляд. — Вольфганг. Остановимся, пока не поздно, — прошептал он. — Еще, — выдохнул Моцарт и закрыл глаза, поглаживая его по плечам и спине. — Целуйте меня, герр Сальери. Антонио попытался сдержать улыбку, но это у него не вышло. Это были слова, которые он так жаждал услышать и которые меньше всего ожидал услышать. Немного наклонив голову набок, не отрывая взгляда от юноши, он накрыл его губы нежным поцелуем. Тот обвил руками его шею, стараясь прижать к себе сильнее, и с готовностью ответил на поцелуй, тяжело дыша. Мужчина опустил руку на талию Вольфганга и стал поглаживать по ней, второй ладонью все еще опираясь о стол. Юноша притягивал его к себе все сильнее, и Сальери пришлось сделать небольшой шаг, приближаясь к нему вплотную. Почувствовав, что парень не на шутку возбужден, Антонио сглотнул и, скользнув ладонью по талии и бедру Амадея, накрыл ладонью его пах. От этого прикосновения у Моцарта подогнулись колени, и он негромко застонал в поцелуй, стараясь сильнее прижаться к ладони Сальери. Тот воспользовался моментом и скользнул влажным горячим языком по губам Вольфганга, очерчивая их, а затем проник им в его рот. Амадей приоткрыл губы и коснулся кончиком языка до его, чувствуя как бешено колотится сердце в груди. Сальери задержал дыхание, чтобы с его губ не сорвался предательский стон и нетерпеливо углубил поцелуй. Вместе с тем, он приподнял юношу, усаживая того на стол и устраиваясь между его ног, и стал властно оглаживать его бедра, стискивая атласную ткань под своими ладонями. Амадей запустил пальцы в волосы Сальери и несильно сжал их, покусывая и нежно лаская губы мужчины. Антонио возбудил всего лишь поцелуй, и он уже не мог оторваться от молодого маэстро, стараясь сильнее вжаться в него. Вольфганг чувствовал его возбуждение и от этого у него по всему телу пробежались мурашки. Желать мужчину, мало того — самого Сальери, для него было впервые. Конечно, было какое-то легкое влечение к этому человеку, но ведь они оба понимали, что дружбой, а тем более романтикой, временное сотрудничество соперников нельзя назвать. Когда нетерпеливые губы Антонио скользнули на щеку, а затем и шею Амадея, тот откинул голову назад и сладко застонал — все тело сейчас было крайне чувствительно, будто вместо кожи у него были оголенные нервы. Расстегнув еще несколько пуговиц на рубашке маэстро, капельмейстер, горячо дыша, стал покрывать его шею исступленными поцелуями. Он ласкал нежную кожу губами и языком, легко прикусывал её и оттягивал зубами, наплевав на то, что следы его страсти могут остаться на несколько дней в виде темно-красных пятен. Чувствуя, как сильно Вольфганг сжимает его бедра ногами, Антонио стал двигаться вперед и немного вверх, что еще сильнее раздразнило юношу. Тот неожиданно уперся ладонями в грудь Сальери и поднял на него тяжелый взгляд. Зрачки у Амадея были сильно расширены, в глазах его отражались отблески свечей. Мужчина замер, тяжело дыша, и продолжил поглаживать его по бедрам. Не говоря ни слова, Вольфганг скинул свой камзол с плеч и расстегнул рубашку до конца. Антонио любовался его припухлыми от поцелуя губами, жадным блеском в глазах и торопливыми движениями, когда Моцарт снимал одежду. Затем музыкант снова привлек к себе Сальери и закусил губу, чувствуя, как в его грудь ткнулись горячие сухие губы итальянца. Антонио облизнулся и жадно втянул носом аромат парфюма, которым пользовался Вольфганг. Мягким, неуверенным движением мужчина опустил ладони на обнаженную талию Амадея и стал поглаживать по ней вверх-вниз, одновременно с этим, припадая губами к темным соскам парня. Сначала он покрывал их мимолетными поцелуями, а затем втянул один из них в горячий рот и стал посасывать и слегка прикусывать его. Вольфганг сходил с ума от этих ласк, он перебирал пальцами волосы Сальери, то зарываясь в мягкие послушные локоны на его затылке, то накручивая небольшие пряди волос на свои пальцы. Амадею хотелось ощутить жар его тела, нежность его кожи, увидеть, как Антонио будет выгибаться от его ласк. Юноша взялся за ворот камзола Сальери и стянул его с плеч музыканта, затем пробежался пальцами по пуговицам на его жилете и, не желая тратить на них время, сильно дернул края в разные стороны. Услышав тихий стук пуговиц, что разлетелись по полу, капельмейстер хрипло рассмеялся и помог Вольфгангу справиться со своей рубашкой. От него не утаился восхищенный взгляд Моцарта, когда он увидел обнаженного по пояс Сальери. Юноша взял его лицо в ладони и нетерпеливо накрыл его губы своими. Антонио прильнул к нему всем телом и тихо охнул, почувствовав как горячо тело юноши. — Сальери!.. — тихие стоны Амадея уже начали сводить мужчину с ума. Он опустил руку на его пах и, видя, как Моцарт нетерпеливо выгнулся от его прикосновения, не смог больше сдерживаться. Его больше беспокоило сильное возбуждение парня, нежели свое собственное. Так хотелось, чтобы Амадей выгибался от его ласк, изнывал в его руках и просил... даже если только стонами, но просил продолжения. Сальери быстро расправился со шнуровкой на кюлотах Вольфганга и стянул их вместе с бельем и обувью юноши. Моцарт остался в тонких черных чулках, и от этого восхитительного зрелища у мужчины перехватило дыхание. — Вольфганг… Вы прекрасны. Антонио прижался губами к животу юноши и стал медленно, дразняще спускаться ниже, целуя нежную бархатистую кожу молодого маэстро. От этого комплимента Вольфганг покраснел и чуть поджал живот. Когда губы мужчины добрались до цели, Амадей затаил дыхание и стал жадно наблюдать за его действиями. Чтобы Вольфгангу было удобнее, Антонио опустился перед ним на одно колено и закинул его ноги на свои плечи. Моцарт смутился и уперся ладонями о стол, немного откинувшись назад. Еще никто не ласкал его подобным способом, и он чувствовал себя неловко, видя жадный взгляд Антонио. Сальери прикрыл глаза, пробуя своего гения на вкус, а затем не спеша продолжил ласкать его нежными, слегка подрагивающими губами, отчего Моцарт откинул голову назад и тяжело задышал, приоткрыв рот. Антонио никогда не интересовался юношами, но это создание, что сейчас выгибалось от его ласк, было исключением. Что-то в этом человечке привлекало, манило к себе и заставляло желать его. Руки мужчины скользили по ногам парня, обтянутым чулками, по внутренним сторонам бедер и низу его живота, а губы жадно исследовали каждый сантиметр крепкой плоти юноши. Он целовал его там, оглаживал губами и языком, едва скользил кончиком языка, лаская. Амадей опустил ладонь на затылок мужчины и зарылся пальцами в его густых волосах, неосознанно притягивая его к себе ближе. С его губ срывались громкие стоны, и он старался приподнять бедра, чтобы глубже проникнуть в желанный и горячий рот мужчины. Горячо, горячо, до безумия сладко и приятно. Удовольствие разливалось по всему телу Вольфганга, и он не смог сдержать долгого протяжного стона, выгибаясь от страсти. Антонио опустил ладонь на пах юноши, лаская маэстро не только нежными губами, но и рукой, двигая ею вверх и вниз, ласково сжимая пальцами, чувствуя, что они стали уже влажными. Это так возбудило мужчину, что он стал поглаживать себя по груди и хрипло постанывать, чувствуя, что сам еле сдерживается, чтобы не начать ласкать и себя, видя, как выгибается Моцарт под его руками — самый желанный и важный для него человек во всем мире. Но едва рука его скользнула вниз, где под плотной тканью чувствовалась крепкая плоть, то юноша откинулся на спину, напрягаясь всем телом и приподнимая бедра. «Как быстро», — мелькнула мысль у Сальери, и он стал поглаживать Амадея по бедру и талии свободной рукой, ускорив ласки и закрыв глаза. Вольфганг почувствовал нарастающее чувство удовольствия, которое зародилось где-то в груди и внизу живота одновременно, оно охватило все его тело сильной волной, заставляя выгнуться и сладко застонать, забывая обо всем на свете кроме этих волшебных ласк… После того, как юный маэстро расслабленно откинул голову назад, Антонио нежно поцеловал колено Амадея и поднял на него затуманенный взгляд. Лаская столь хрупкое и чувствительное создание, Сальери ощутил, что все его тело охватило сильное желание. Но он, не собираясь спешить, только резко поднялся и опустил ладонь на затылок Моцарта, притягивая его к себе и впиваясь губами в его сладкие уста. Юноша охотно ответил на поцелуй, тяжело дыша, и вновь крепко обнял музыканта за шею. Постепенно ладони Вольфганга скользнули на плечи и спину мужчины. Антонио прижался губами к уху юноши и стал целовать его и гладиться щекой о скулу Амадея, прикрыв глаза. Как ни странно, хоть Вольфганг только что получил удовольствие, жар, терзающий его тело, все еще не угас. Чувствуя ласковые прикосновения капельмейстера, он закрыл глаза и, чтобы не показаться эгоистом, стал избавлять его от оставшейся одежды. Хотелось прикоснуться к мужчине, доставить и ему такое же сладкое ощущение. — Моцарт, какой же вы неугомонный, — негромко сказал Антонио, опустив взгляд вниз, — вы снова возбудились. — Я не знаю, что со мной творится, — прошептал Амадей, закрыв глаза от стыда. Видеть вечно веселого, дерзкого юношу таким тихим и ласковым для Сальери было приятно, Вольфганг сейчас признавал над собой полную власть. — Иди ко мне… — негромко шепнул Антонио и поднял его на руки. Амадей тихо фыркнул и решил воспользоваться моментом. Пока Сальери нес его в спальню, юноша гладился носом о его шею и плечо, легко покусывал чувствительную кожу на его шее. Ладонями он оглаживал его плечи, а затем хитро заулыбался и игриво укусил его. Мужчина охнул от неожиданности и стиснул зубы, решив, что как следует отыграется за это в постели. Пинком открыв дверь своей спальни, Сальери донес Амадея до кровати и опустил руки, скидывая его на широкую кровать. Обнаженный Моцарт рассмеялся, упав на мягкое покрывало и схватил плед вместе с одеялом, скидывая их прямо на пол и устраиваясь на белоснежной перине. Затем он стащил свои чулки и присел на кровати, облизнув губы. — А теперь вы идите ко мне, Сальери, — сказал Вольфганг с хитрой улыбкой и протянул руки к мужчине. — Секунду, — коротко ответил Антонио, расправляясь с оставшейся одеждой. Через несколько мгновений он подошел к краю кровати, совершенно обнаженный и наклонился к юноше. Амадей крепко обнял капельмейстера и повалил его на себя, посмеиваясь. Вольфганг, несмотря на свое безумное возбуждение, понимал, в чьей постели находится и что же происходит. Ему было немного боязно — ведь он был с мужчиной в первый раз, но ласки Антонио были такими нежными, что юноша чувствовал себя желанным и нужным. Сейчас австриец представил себя музыкальным инструментом в руках умельца. Сальери действовал немного неуверенно, будто бы боялся сделать лишнее движение, лишний такт, чтобы не испортить мелодию. Каждое его движение было осторожным и продуманным. Так же как и в музыке — спонтанность не входила в привычки капельмейстера, он тщательно взвешивал, продумывал ритм и звучание, а уж после такой кропотливой работы у него, несомненно, выходил шедевр. Амадей откинулся на спину и прикрыл глаза, тихо дыша, когда Антонио навис над ним, опираясь ладонями о кровать. Юноша согнул одну ногу в колене и немного отвел её в сторону, чтобы Сальери было удобнее. Когда мужчина опустился на него, прижимаясь к парню разгоряченным телом, он невольно охнул, чувствуя, как между его ног упирается крепкая плоть. Антонио провел тыльной стороной ладони по щеке парня, глядя ему в глаза и легко улыбаясь. Даже в своих самых смелых мечтах он не мог представить себе, что Вольфганг окажется в его постели. Хотелось ласкать его, целовать и ублажать до полного изнеможения. Мужчина склонился к уху Моцарта и прикусил хрящик. — Перевернись на живот, — хрипло сказал он, надеясь, что этот переход на «ты» не прозвучал слишком резко. Амадей послушно кивнул и выполнил его просьбу. Почувствовав, теплое дыхание у своей шеи, юноша закрыл глаза и закусил губу. Мужчина прижался губами к нежной коже на спине Моцарта там, где выступали позвонки, и легкими почти невесомыми поцелуями стал спускаться ниже, поглаживая его по бокам и пояснице. Через несколько мгновений пальцы Антонио несильно сжали нежную кожу, а затем проскользнули между мягкими половинками. Вольфганг приподнял бедра и застонал, чувствуя, что заводится еще больше. Сальери опустил взгляд вниз, словно раздумывая, и в эту же секунду австриец почувствовал, как к нему прикоснулся влажный горячий язык мужчины. Вольфганг не смог сдержать громкого стона и уткнулся носом в подушку, поднимаясь на колени и сильнее подставляясь капельмейстеру. — Нравится? — прошептал Сальери, стараясь ничем не выдать свое смущение. — Да-а-а! — простонал юноша, выгибаясь под ним, и сжал простыни тонкими пальцами. Мужчина почувствовал, будто сердце пропустило удар от этого сладкого стона, и он снова припал к столь чувствительному местечку, лаская его губами и языком. Юноша шире развел ноги и прижался грудью и щекой к подушке. Он тихо постанывал от этих ласк, мысленно назвав Сальери сумасшедшим. Антонио закрыл глаза, слыша эти стоны, и старался проникнуть языком глубже, увлажняя и нежа его внутри. Затем мужчина нетерпеливо облизнул два пальца и надавил на сжатое колечко мышц, осторожно проникая ими внутрь и продолжая ласкать парня губами, кружить кончиком языка между его ног. Почувствовав проникновение, Амадей затаил дыхание и зажмурился. Когда он привык к этому, к двум пальцам добавился еще один — хотя Сальери и отличался терпением, сейчас он сгорал от желания овладеть молодым маэстро. Неторопливые поступательные движения приносили Вольфгангу легкий дискомфорт, но вдруг мужчина задел внутри чувствительную точку и по всему телу Моцарта разлилось удовольствие. Было так приятно, что Амадей сам стал двигаться, пытаясь снова ощутить это. И вновь кончики пальцев Антонио задели это местечко. — Ах, Сальери, вот здесь! — простонал Вольфганг, накрыв своей ладонью пах и лаская себя. Капельмейстер облизнул губы и убрал пальцы, дразня нетерпеливого юношу. Вольфганг недовольно прошипел что-то и оглянулся через плечо. Жадный затуманенный взгляд итальянца заставил юношу вздрогнуть. Амадей перевернулся на спину и нетерпеливо схватил его за плечи, притягивая к себе. Антонио развел его ноги и, за несколько секунд до того, как их губы встретились, нетерпеливо толкнулся вперед, проникая в желанное податливое тело. Ощутив такое внезапное вторжение, Вольфганг выгнулся всем телом и жалобно застонал в губы мужчины. Сальери замер на несколько мгновений, чтобы юноша привык к этому ощущению, но слишком долго сдерживать себя он не мог. Не отрывая жадного взгляда от лица Амадея, Антонио двинул бедрами и постепенно вошел в него полностью, что вызвало у Моцарта новый жалобный стон. Юноша был так горяч и тесен, что капельмейстер еле сдерживался, чтобы не начать вбиваться в него с бешеной скоростью. Он начал двигаться очень осторожно и медленно, словно Моцарт в его руках мог рассыпаться от неосторожного движения. Амадей откинул голову назад и провел ладонями по плечам мужчины, оглаживая их, и затем опустил их ему на спину, притягивая к себе. Он страстно желал отдаться этому человеку не только телом, но и душой. Антонио чувствовал это всем своим существом и, в порыве нежности, неустанно покрывал поцелуями все тело парня, докуда только мог дотянуться. В какой-то момент Моцарт почувствовал, что, если расслабиться то болезненное чувство отходило на второй план, а вместо него возникало безумное удовольствие, когда мужчина задевал внутри него то самое чувствительное место своей плотью. Постепенно движения становились все чаще и резче, а поцелуи Антонио все горячее и требовательнее. Опустив ладони на поясницу Сальери, Вольфганг при каждом толчке сильно вжимал его в себя, чувствуя сбивчивое дыхание мужчины на своих губах. Их тела были настолько горячи, что юноша думал, что скоро расплавится. Чувство единства приносило странное, никогда ранее не испытанное удовольствие, оно заставляло юношу выгибаться всем телом; заставило закинуть ноги на поясницу мужчины и двигаться в такт его толчкам, приподнимая бедра вверх и хрипло постанывать, чувствуя на себе приятную тяжесть чужого тела. Обладать таким хрупким и одновременно сильным человеком для Антонио было блаженством. Внезапно Амадей громко вскрикнул и выгнулся всем телом, стараясь как можно сильнее прижаться всем телом к мужчине. Почувствовав на своем животе густую и теплую влагу, Антонио довольно улыбнулся и остановился, чтобы перевести дыхание. Он наклонился к губам Моцарта, чтобы увлечь его в жадный поцелуй, но маэстро резко замотал головой и, до боли вцепившись ногтями в спину мужчины, простонал: — Сальери… Еще! — Mostro insaziabile!* — с этими словами Антонио все-таки впился голодным поцелуем в его губы и отстранился от парня. Он резко повернул Вольфганга к себе спиной и поставил его на четвереньки. Разведя коленом его ноги шире, капельмейстер решил не медлить и резко проник в гибкое и подвижное тело своего любовника. Моцарт сжался и сдавленно застонал, ощутив, что Антонио проник сразу же на всю длину. — Тебе нравится? — сбивчиво шепча, спросил у него Сальери, касаясь губами до его уха. — Отдаваться мне, принадлежать мне, быть подо мной. Нравится? — Прошу… Только не останавливайся! — Моцарт прикусил свою губу и прогнулся под ним, протяжно застонав, когда ощутил, как язык мужчины заскользил по его позвонкам, собирая капельки выступившего пота. Сальери запустил пальцы в его волосы и, сжав их, оттянул голову парня немного назад, второй рукой бережно обнимая его за талию и сильно прижимая к себе. Движения стали более размашистыми и резкими, стоны — громче и протяжнее. Юноша поднялся на колени и завел руку назад, обвивая ею Сальери за шею. Губы мужчины прижимались к щеке Вольфганга, а его ладони скользили по телу юноши: оглаживали плечи и грудь, кончики пальцев играли с напряженными сосками парня, затем спускались ниже — на его талию и бока. Когда горячие ладони добрались до бедер, капельмейстер несильно шлепнул Амадея по мягкому месту и рассмеялся, осторожно оттягивая зубами его ухо. Юноша откинул голову назад на плечо музыканта и отзывался на каждое его прикосновение или страстный шепот стонами. Чувствуя, что скоро разрядится, Сальери прикрыл глаза и сконцентрировался на ощущениях, вместе с этим, опуская ладонь на член Амадея. — Ненасытный мой мальчик, — горячо зашептал он на ухо Моцарта и зарылся носом в его волосах, зажмурившись от удовольствия. — Вольфи… Продолжая двигаться внутри него, мужчина чувствовал, как сильно сжимается Вольфганг в его руках и от этого он взвинтил темп. Антонио обхватил Моцарта за талию и крепко прижал к себе, чувствуя настигающее его удовольствие. Он резко подался вперед, с хриплым стоном изливаясь в него. Почувствовав теплое семя внутри, юный маэстро негромко прошептал имя любовника и кончил, забившись в его руках. Антонио почувствовал, как австриец обмяк, и осторожно опустил его на кровать. После опустился рядом с ним на измятые простыни и притянул к себе, медленно и нежно целуя мягкие податливые губы. — Антонио… — еле слышно прошептал Вольфганг, закрыв глаза. — Что, «еще»? — ужаснулся Сальери, вытаращив глаза и понимая, что на четвертый раз его не хватит. Амадей рассмеялся, поймав его взгляд, и провел кончиками пальцев по колючей бородке мужчины. — Кажется, я люблю тебя. _________________________ *Ненасытное чудовище! (ит.)