Нежность роз

Так как мне всё-таки иногда удавалось выиграть гонку между вымыслом и действительностью, то я готов был примириться с обманом. Владимир Набоков. "Лолита"

Несмотря на то, что Венеция слыла городом на воде, императору удалось создать и поддерживать здесь потрясающий и невероятно красивый сад, названный в честь его сестры – принцессы Анны. Утренняя конная прогулка весьма приободрила Амадея - он за всю ночь смог сомкнуть веки лишь на пару часов, так как мысли о разговоре с Сальери не давали ему покоя. Вернее, сама тема разговора не приносила музыканту беспокойство, нет, он считал, что пока все держит под контролем. Но Антонио явно был обижен на него, и это тревожило юного маэстро. Капельмейстер молча ехал рядом на статном гнедом жеребце с пышной гривой, уложенной на бок, и украшенной малахитом сбруей. Мужчина не обмолвился ни словом за все утро, в то время как, остальные музыканты живо что-то обсуждали, не забывая восторгаться и хвалить красоту природы. Даже Вольфганг время от времени восхищенно цокал языком, рассматривая диковинные пышные клумбы, засаженные ярко-красными, желтыми и лиловыми тюльпанами, которые источали нежный сладковато-медовый аромат, от которого сразу же поднималось настроение и хотелось улыбаться во весь рот. Однако цветочное празднество явно не действовало на Сальери. Казалось, он замкнулся где-то в глубине своего сознания и не собирался впускать туда кого-то чужого. Но ведь Амадей не был ему чужим! Моцарт поравнялся с Антонио, который, будто нарочно ехал медленно, чуть поодаль от остальных и, рискуя свалиться с лошади, на которой и так неуверенно держался, поймал узду жеребца, на котором ехал мужчина, слегка притормозив его. Музыкант повернул голову к юноше, недовольный его выходкой и вопросительно приподнял бровь, так и не проронив ни слова. - Герр Сальери, отчего вы сегодня такой угрюмый? – Вольфганг остановил свою кобылу и легко улыбнулся. - Зачем вы задаете вопрос, на который знаете ответ, герр Моцарт? – глухо ответил Антонио и легко склонил голову на бок, потянув узду жеребца на себя. – Поедемте, иначе мы отстанем от остальных. - Ну и плевать! – ответил Амадей и посмотрел в сторону удаляющейся процессии. – Здесь всего одна дорога, и мы их нагоним. Антонио хмыкнул и покачал головой, но когда ощутил прикосновение тонких пальцев к своим губам, поднял взгляд на лучисто улыбающегося возлюбленного и сам не сдержал нежной улыбки. Вольфганг осторожно наклонился к Сальери, стараясь преодолеть небольшое расстояние между ними, но вдруг его лошадь громко фыркнула, после чего юноша охнул и резко подался назад, боясь вывалиться из своего седла. Плохое настроение итальянца вмиг улетучилось и он, убедившись, что Моцарт держится как следует (вернее, вцепился мертвой хваткой в седло), легко рассмеялся. - Вы держитесь в седле уже весьма уверенно, Вольф… ганг, - он слегка запнулся, после чего ловко слез со своего жеребца и взял его под уздцы. – Мне уже осточертело ехать верхом. После того, как несколько лет поездишь в карете, невольно отвыкаешь от конных прогулок. Амадей тоже с превеликим удовольствием слез с кобылы и подошел к мужчине, влюбленно глядя на него, после чего осторожно осмотрелся по сторонам в поиске возможных свидетелей и, не найдя таковых, ласково прижался губами к желанным устам Сальери, медленно вплетая пальцы в его волосы и привлекая к себе ближе. Антонио, все еще держа узду своего жеребца, свободной рукой приобнял маэстро за талию, горячея и чувствуя, что юнец уже лишь присутствием своим вызывает в нём дикую нежность и желание. Моцарт сделал шаг назад и прижался к большому ветвистому дубу, что стоял у дороги. Юноша даже зажмурился на несколько секунд, чувствуя спиной теплый шероховатый ствол дерева, нагретый солнцем. Легко улыбнувшись, Антонио сделал шаг к нему, отпустив своего жеребца, который медленно подошел к противоположному краю дороги и принялся щипать сочную молодую травку. - Прости меня за вчерашнее, - пробормотал Вольфганг и провел тыльной стороной ладони по щеке мужчины. – Я ни за что не хотел ранить твои чувства. В глубине души я давно решил, что хочу быть только с тобой… - Так будь со мной! – нетерпеливо перебил его капельмейстер, заключив Амадея в тесные объятия, и прильнул губами к его шее, там, где испуганно билась тоненькая жилка. - Но что я скажу Констанции? – отчаянно воскликнул юный маэстро и с невыразимой тоской посмотрел в глаза любимого. - Хорошо, - мягко ответил мужчина и прислонился к его лбу своим, непрерывно глядя в глаза, будто пытаясь загипнотизировать. – Если ты не можешь сказать ей, я разберусь с этим. Позволь мне поговорить с ней. В воздухе зависла тишина. Моцарт посмотрел на мужчину со смесью страха и восхищения. Казалось, вот он – тот самый долгожданный шанс, нужное решение, что предложила ему судьба. Только бы не упустить этот шанс на этот раз… Амадей медленно кивнул, глядя в глаза своего любовника и, когда тот самодовольно заулыбался, тихо попросил: - Только прошу, не рань её чувства. Капельмейстер счастливо заулыбался, буквально расцветая на глазах. В его темных, почти черных глазах уже читался своеобразный план наиболее скорейшего оповещения женушки Вольфганга о том, что талантливый и до невозможности любимый Моцарт больше не принадлежит ей. После столь долгого молчания и скрытности мужчина уже был готов идти на крайние меры и удерживать юного маэстро рядом с собой силой (например схватить бы его за шкирку, утащить к себе домой и запереть в своей спальне, разрешая музыканту выбираться только на трапезу и в ванную комнату). Его сладостные мысли прервало негромкое замечание возлюбленного. - А вот теперь мы наверняка прилично отстали, - молвил Амадей и, когда Сальери сделал шаг назад, зажмурился от того, что пропала тень и глаза вновь стало слепить яркое вешнее солнце. - Тогда поедем? – ответил Антонио и позволил себе игриво шлепнуть маэстро по мягкому месту, чувствуя огромное облегчение от того, что Вольфи предоставил ему важнейший разговор с фрау пока-еще-Моцарт. – Надеюсь, ты не вздумаешь отказаться от своих слов? Как только мы вернемся домой, я приду за тобой. И мне плевать, даже если вся Вена узнает об этом. Подойдя к жеребцу, что отошел совсем недалеко, мужчина легко оседлал его и, дождавшись, пока Амадей сядет верхом на свою лошадь, медленно поехал вперед. Однако, несмотря на последнее грозное заявление, вид его больше не был недовольным: на его губах играла умиротворенная улыбка, брови больше не были нахмурены, а в глазах плясали маленькие искорки. Наблюдая за тем, как посветлело лицо Антонио, Вольфганг ощутил, что и его душа запела. - О, вот вы где! – воскликнул Гассман позднее, когда музыканты нагнали императора и его гостей, от которых четверть часа назад отстали. – А мы как раз обсуждаем предстоящую репетицию перед будущим концертом. В действительности обсуждали будущее действо только Гассман и пара-тройка музыкантов, что ехали рядом с ним. Его Величество, что ехал на несколько шагов впереди, увлеченно повествовал другим гостям об истории создания этого чудного сада. А похвалиться действительно было чем, пусть так называемый «сад» был всего лишь небольшим клочком земли, впечатление он действительно производил. Всюду были ухоженные клумбы с цветами и различной формы кустарниками, также тут росли невысокие, но причудливые деревья. Все здесь цвело и благоухало, радуя глаз потрясающей свежей зеленью и буйством красок. Даже погода сейчас была под стать красоте сада: весеннее небо было ярко-голубого цвета, без единого облачка; дул легкий, почти неощутимый ветерок, принося с собой сладковатый медовый запах цветущих тюльпанов и роз. Высоко над головой кружили маленькие пташки, радостно щебеча и выдавая такие сложные и красивые трели, что многие восхищенно вздыхали, любуясь чарующими звуками и окружающей их красотой. Хотя в Вене весна началась несколько раньше, настолько бурных изменений в природе там еще не было. В Венеции снег давно сошел с полей, уступая место пушистому зеленому ковру свежей растительности, устилающей землю под ногами. В городе наступление ранней весны чувствовалось не так остро, но здесь, в окружении расцветающей и просыпающейся от долгого зимнего сна природы, стойко ощущался незабываемый пьянящий аромат свежести и цветения. - Так что насчет репетиции? – спросил Антонио, поравнявшись с Леопольдом, от взгляда которого не утаилась нежность в глазах Сальери, когда он коротко переглядывался с Моцартом. - Мы приступим к ней после обеда, таково распоряжение императора, - ответил музыкант и тихо добавил: - Не понимаю только, зачем нам еще три дня репетиций, если мы только и занимались ими в Вене? - Целых три дня? – в разговор встрял Вольфганг, изумленно поглядывая на Гассмана. - Это же потрясающе! Мы сможем посетить как минимум три бала. - Сразу ясно, для чего вы приехали в Венецию, Амадей, - с нотками иронии в голосе произнес Сальери, подтрунивая над возлюбленным, и сразу переходя с нежного «ты» на деликатно-вежливое «вы». – Вам только развлечения подавай. - Почему бы не заняться в Венеции тем, чем невозможно заняться в Вене? – бойко ответил Моцарт и лукаво улыбнулся мужчине, когда тот прекрасно понял о чем идет речь. Славный обед и утомительная репетиция прошли несколько быстрее, чем предполагали музыканты, и, после того, как они вышли из дверей Главного Венецианского театра, у них было множество свободного времени, несмотря на то, что начинало вечереть. Вольфганг и Антонио привычно отстали от других музыкантов, заявив им, что предпочтут немного прогуляться. - Когда мы вернемся в Вену, что с нами будет? – задумчиво проговорил Амадей и посмотрел на Сальери. - С нами? – переспросил мужчина и легко улыбнулся, уже представляя будущую совместную жизнь. – Наша жизнь изменится настолько, что мы сами не сможем поверить в то, как мы счастливы, Вольфи. И пускай сначала будет немного трудно, мы справимся. А пока… Ты хотел немного развеяться сегодня, верно? Хочешь, мы проведем вечер вместе? Когда они пошли по высокому, выгнутому дугой мостику над каналом, Моцарт остановился и приблизился к перилам, опустив на них руки и заглядывая в сине-зеленые глубины воды, задумчиво поджав губы. - Вольфганг, что с тобой? Ты уже жалеешь о своем решении? – спросил Сальери и подошел к нему, осторожно опустив ладони на плечи юноши, слегка сжав. – Или ты неважно себя чувствуешь? - Мне так хочется, чтобы наши мечты сбылись, и мы смогли бы быть вместе, - негромко сказал австриец и повернулся к мужчине, с нежностью смотря в его глаза. – Вместе творить, вместе играть, вместе жить... - Так и будет, - ответил Сальери, еле сдержавшись, чтобы не прижаться к любимым желанным губам – слишком уж людно сейчас было на улице. – А сейчас… Я задумал нечто, что явно придется тебе по вкусу. Разумеется, это не бал, я не хочу тратить те драгоценные минуты в этом чудном городе на мышиную возню, в которой можно будет поучаствовать и в Вене, но, думаю, я тебя не разочарую. Глядя на то, как Амадей заинтересованно слушает его, мужчина тихо хмыкнул, заметив, что Моцарт слегка поник, когда Антонио сказал, что бала не будет, поэтому капельмейстер добавил: - Мы отправимся на бал завтра, если тебе захочется, но сейчас… Пойдем, нам нужно подготовиться. Сальери растрепал и без того непослушные волосы юноши, наслаждаясь их мягкостью, после чего взял его за руку и повел в шумный торговый переулок, в котором раздавались веселые звонкие голоса купцов, зазывающих покупателей взглянуть на их чудесные товары. - Что же вы задумали, герр хитрый итальянец? – весело рассмеялся Моцарт, поглаживая большим пальцем его ладонь и пытаясь прочитать ответ в его глазах, однако в их темных глубинах не читалось почти ничего, кроме нежной и страстной любви, что охватила все существо мужчины, которому теперь было проще отказаться от собственной жизни, нежели от Моцарта.