Любовь по законам природы

Узел спал только через час, и Стив до этого времени приложил много усилий, чтобы утихомирить своего внутреннего зверя. Едва сознание начало возвращаться к нему, он почувствовал отголоски чувства вины за свою несдержанность, и всё яснее начал понимать, что даже слова из себя сейчас не способен выдавить. Баки спал тревожно, вздрагивая во сне, фактически на полностью пропитавшейся их соками влажной простыне. И он так фантастически пах теперь, всё сильнее вбирая в себя запах альфы, мешая со своим пряным, омежьим… Тот всё усиливался, тревожа рецепторы растерянного донельзя Роджерса. Стив со смешанными чувствами разглядывал оставленный его зубами след с успевшей давно подсохнуть кровью и надеялся, что Баки поймёт и примет его таким, каков он есть, потому что уходить, отрываться от желанного тела, ставшего родным после акта животной страсти, практически насильственной, хотя если учитывать природу, истинно верной и правильной, не хотелось совсем. Он наоборот снова был полон сил и желания быть, обладать, окружить заботой, чтобы его половине хватало всего необходимого, всего, что он обязан дать в ответ. Он поставил метку, но и позволил этим приручать себя всего: целиком и полностью. Барнс снова вздрогнул, но, не проснувшись, просто чуть поменял позу, подаваясь назад, подсознательно желая оказаться в кольце надёжных и сильных рук после близости. Рамлоу никогда не позволял себе лишних по его мнению нежностей после соития, да и вообще какой-либо нежности, если уж на то пошло. Сдавив корпус Джеймса так, что тот едва мог дышать, вдыхая манящий запах волос любовника, Роджерс, всё сильнее отчаиваясь, вдруг вспомнил сказанные как-то Наташей слова о том, что если двое созданы друг для друга, если не могут сопротивляться неизбежному — это и есть та самая вечная любовь, благословленная самой природой. Стив видел, как она реагировала на обычный запах Бартона, женатого на своей милой омеге Лоре, заведшего с той уже троих детей, с какой тоской провожала безответно любимого взглядом. Вспомнил, как просила Фьюри после Будапешта не отправлять их вдвоём никуда больше, преисполненная страданием в глазах. Более сильной телом и духом омеги Роджерс не знал. Всегда собранная, порой казавшаяся хищной и опасной, Романова как-то неожиданно стала для Роджерса настоящим другом, оговорившись, что из всех знакомых альф только он всегда впечатлял её своей сдержанностью и порядочностью. Чем-то Романова напоминала ему о Баки, хотя эти двое не видели друг друга прежде и точно не могли быть знакомы. Стив знал и о том, что Наташа, мучимая лишь разочарованием из-за зова плоти, как-то даже решилась лишиться своей возможной фертильности в одном из медицинских центров, где и встретила суперспокойного и стабильного альфу Беннера, с которым теперь была так счастлива, как, возможно, и не смогла бы стать с Клинтом, для которого, по его же честным признаниям, не было и не могло быть ни одной омеги, кроме горячо любимой супруги. И хоть сейчас за Наташу можно было действительно только лишь радоваться, Стив и представить себе не мог, сколько сил было в ней, чтобы сопротивляться своей внутренней звериной сущности предлагать себя, отдаваться. Роджерс всегда так гордился тем, что он весь из себя такой правильный и способный держать себя в руках, но волновался, что может быть это как раз таки неправильно, что жизнь альфы с заглушенными инстинктами — это не совсем здорово, пока не случилось то, что случилось, и его природа не взяла над ним верх, размазав всё человечное, посмеявшись над ним от души. — Встретишь ещё. Так встретишь, что себя самого забудешь. Тот, второй парень, просто дремлет пока в тебе, — говорил ему Брюс, когда Роджерс попытался с ним проконсультироваться и по поводу своего случая, но максимум, что в своей жизни на тот момент испытывал Стивен, было тянущей тревожной заинтересованностью Тони Старком. И как бы сложно ему тогда ни было, ушёл он ни с чем. Холёный, красивый до одурения Старк вызывал в нём чувства, похожие на те, о которых упоминал Брюс. Сдержаться было практически нереально лишь от одного того, что творил с ним Старк просто находясь рядом. Тони был не просто хорош — великолепен, и бесстыдно крутил своим «хвостом» направо и налево, явно испытывая удовольствие от собственных чар, направленных, казалось на всех альф в округе, свободных и нет. А уж когда он случайно потёк во время одного из собраний их маленького коллектива, якобы не проконтролировав своё здоровье и забыв о графике течек, все присутствующие еле удержали себя на местах, позволяя отчаянному помеченному, кстати, омеге без вреда для здоровья покинуть зал переговоров. Стив не думал, что способен на подобное, но, выследив Тони по запаху, умудрился проникнуть на его личный этаж в предвкушении и надежде, тем более Старк не единожды стрелял глазами и в его направлении. И если бы не Пеппер, клацнувшая зубами так, что Стив чуть ли не отпрыгнул от вожделенной двери, Роджерс бы точно не остановился. Даже сейчас, беременный и обманчиво мягкий Тони умудрялся очаровывать и притягивать к себе взгляд, то ли пользуясь специальным усиливающим природный запах парфюмом, то ли просто оставаясь таким, каким всегда был. Обычно очень деловая и строгая Пеппер, практически рыча, заставляла любимого не сеять хаос одним лишь своим присутствием. Пожалуй, лишь она одна могла быть его якорем. Стив не был настолько хорош. Тем более подобная эротическая игра, принятая у этих двоих, замешанная на бесконечном обострении чувства собственности и ревности, была ему не по зубам. А Вирджинии и Старку явно нравилось. Воспоминания о беременном ныне Тони отозвались в душе Роджерса тёплой волной, он автоматически прижал к себе Баки ещё сильнее, отчего тот, резко проснулся, перехватывая воздух и сдавленно устало простонал. — Я не отпущу тебя никогда, — тут же расслабляя объятия пробурчал Стив, едва Джим развернулся на спину. Роджерс прижал голову к его груди, положив руку на низ живота партнёра, где вне всяких сомнений сейчас зарождалась новая жизнь, слепленная волей природы из частиц их обоих.