Последняя банка пива

      Не надо меня мучить…       Не трогайте меня, пожалуйста…       Повсюду мутная вода и я в ней тону, но меня это не беспокоит. Так тепло… Я не двигаюсь и даже не пытаюсь спастись. Я давно не дышу. Легкие наполнены кувшинками, которые ласково сплетают внутри меня свои тонкие стебли во множество маленьких паутинок. Только шум воды. Так пусто, нет ни единой рыбки, ни ракушки и даже водорослей. Внутри меня что-то теплое, умиротворяющее, не дающее мне беспокоиться; оно делает меня спокойным ко всему и принимающим произошедшее как что-то обычное. Кувшинки щекочут легкие, то опускаясь, то всплывая заново. Я не испытываю страха. Я не боюсь умереть, потому что меня кто-то столкнул в озеро. Видимо, я столкнул себя сам.       А еще нет дна…       Солнце играет лучами на моем лице, нежно упрашивая меня открыть глаза. Тепло разливается по моему телу. Пустота и такая очаровательная тишина… Чувствую себя легко и странно. Боюсь пошевелиться и потерять это состояние, поэтому хватаюсь за его ниточки до последнего. Вдыхаю теплый воздух. Так хорошо. Но я все равно теряю.       Мое тело затекло и теперь болит. Я с трудом поднимаюсь на ноги, тру шею. А Джерарда нет. Куда этот мудачела уже делся? Стою некоторое время, разминая тело. Джерарда нигде нет. Спускаюсь по лестнице на первый этаж и сразу нахожу мелкого урода. Джерард, напевая песни, танцует, запихивая мою еду себе в грязный рот. На плите он что-то готовит, по всей кухне разносится странный запах, а жирные брызги от его кулинарного шедевра разлетаются в разные стороны. Весь стол в грязи, повсюду разбросаны остатки еды, тарелки и кружки. От увиденного меня накрывает.       — Ты, ебаная сука…       Джерард оглядывается и на мгновение застывает, но продолжает улыбаться. Затем он возвращается в прежнее состояние и продолжает есть.       — Привет, слушай, а ничего так, дом твой, а я тут поесть захотел, голодный до беспамятства, жрать хочу невозможно, а в холодильнике еды мало было, и я решил тебя не тревожить, в общем, там больше ничего нет, и я вот готовлю, — тараторил он, продолжая своё грязное, в буквальном смысле, дело. Он не обратил внимания на моё недовольство, или старательно делал вид, что не обратил.       Джерард курил травку вчера, после чего перебрал с алкоголем и «пуговицей». Не удивительно, что он так голоден. Помню, мне от травки тоже все время хотелось есть. Я приходил домой и сразу бежал к холодильнику, наворачивая все, что видел перед собой.       У меня начинает дергаться глаз. Я даже не знаю, что сказать. Вчера этот тип измывался надо мной как хотел, а сейчас вновь делает вид, будто ничего не было.       — Да что с тобой такое, мать твою, — выплевываю я.       Не помню, как получилось, но в какой-то момент мы оба оказались на полу: Джерард, пытаясь отбиться от меня, а я сверху, оседлав его, бил прямо в нос и челюсть. Когда я повалил его и он задел собой стол сзади, раздался сильный грохот упавшей посуды и чего-то еще. Этот ублюдок начал визжать после сильного хруста в носу, он схватился за него и начал кататься по полу. Затем Джерард сам начал бить меня, мы кидали друг друга на пол и дрались со всей силы. Но я был сильнее, потому что во мне разливалась ярость, затапливая мой мозг неограниченной злостью к этому человеку. Я трепал его еще долго, прежде чем выдохнуться. Я лег рядом с ним на пол и пытался отдышаться. Наши лица были в крови. У меня слегка закружилась голова, потемнело в глазах, и я лежал как будто во сне. Из этого меня вывел смех Джерарда. Такой нежный, мягкий смех…       Внутри меня что-то дернулось.       Я уставился на Джерарда. Он смотрел на меня и искренне так смеялся.       — Стало легче? — спросил он.       — Ты ебанутый, — каркающим голосом крикнул я. — Пиздуй из моего дома.       — Ну, сначала я доем, — продолжая улыбаться, сказал Джерард.       Он смотрел мне прямо в глаза и был так близко, что у меня что-то отчаянно колотилось внутри от страха. И это чувство, будто он что-то хочет мне доказать…       — Не делай вид, будто ты снова ничего не помнишь.       Джерарда передернуло. Он опустил глаза. Повернулся на бок ко мне и хотел коснуться меня, но все же убрал руку.       — Ты все еще злишься за тот случай… — промямлил он.       — Ну, теперь еще и за вчерашний.       После драки мне заметно полегчало, и я даже не мог злиться на Джерарда как следует. На самом деле я обрадовался, когда увидел, что он прыгает по кухне, потому что боялся, что ему будет хреново после вчерашнего и мне придется провести с ним еще один день, вымывая по всему дому полы от блевотины. К счастью, не придется — этому мелкому ублюдку все нипочем. Мне даже начинает казаться, что вчера он меня разыграл, и ему не было плохо. Эта мысль зародилась во мне и не хотела покидать мысли. Мне стало плохо.       — Я не помню, что было вчера, хотя, конечно, некоторые не очень приятные моменты помню, но я правда не хотел этого говорить, — начинает Джерард, но я обрываю его.       — Не умеешь пить — не пей. Не умеешь курить — не кури.       Я резко поднимаюсь с пола и чувствую, что голова идет кругом. У меня острое чувство, что надо мной издеваются ежесекундно.       — Ты давно проснулся? — спрашиваю я, настораживаясь.       — Конечно давно, — оживляется он. — Еще днем, я уже давно успел позавтракать, принять душ, потому что поначалу мне было хуево, но после душа стало лучше, пообедать, посмотреть телек, и вообще я выпил таблетку, поэтому я уже в порядке.       Все его слова несутся таким дерьмовым быстрым потоком в мои уши, на душе становится так паскудно. И я никак не могу избавиться от этого гребанного чувства. Мне становится так плохо, что подступает тошнота.       Я бросаю на кухне Джерарда, который провожает меня обеспокоенным взглядом, и иду в душ. Под теплыми струями воды мне становится немного лучше, хотя странное чувство все еще не покидает, и что-то внутри бьет тревогу. Я закрываю глаза и погружаюсь в никуда, стою около часа, смывая с себя вчерашнее дерьмо и восстанавливая себя приятными ощущениями.       В зеркало я вижу, что у меня разбита губа, на левой щеке пара царапин и синеет скула. Но я не выгляжу паршиво, ничего страшного Джерард мне не сделал.       Когда я выхожу из душа, Джерард все еще дома. Он прибрал на кухне после нашей драки и его «замечательной» готовки. Джерард тихо сидит и ест, но когда я захожу на кухню, он поднимает свои глазища на меня и не двигается, боясь даже проглотить пищу. Я молча накладываю себе в тарелку жрачку, которую он так старательно готовил, беру пиво из холодильника и сажусь рядом за стол. Теперь на кухне чище, чем было. Ведет себя как наказанный ребенок.       — Прости, Фрэнк, — мямлит Джерард, перебирая в руках край стола. — За все. Я бы не хотел… — он запинается, молчит, но все же продолжает: — я бы не хотел, чтобы все так закончилось.       Меня будто по голове битой со всего размаху ударили.       — Фрэнк? — интересуюсь я. — Кажется, я не говорил тебе своего имени, хотя ты и решил с чего-то, что меня зовут Отъебись.       Джерард краснеет и опускает глаза. Повисает долгая пауза, но он, наконец, решается заговорить.       — Я поспрашивал. Ну, в школе.       После сказанного, Джерард еще больше краснеет и пытается скрыть свое смущение, наворачивая еду на вилку, запихивая ее в рот и почти не разжевывая, глотая. Я не знаю, как реагировать на его слова и просто молчу.       — Ты простишь меня? — тихо спрашивает Джерард. — Я знаю, что натворил столько всего, но сначала мне казалось это таким прикольным, а сейчас мне стыдно, что я так поступил.       Я хотел ему ответить, но он перебил меня.       — Послушай, я не хочу, чтобы ты думал, что я мудак. То есть, так и есть, конечно, но так не всегда было, я бываю и не таким уродом, я бываю лучше. Просто раньше я всегда хотел стать одним из крутых ребят и чувствовать себя так, будто все под моим контролем, а сейчас мне плохо, я думал это пройдет, но после всего, что я делаю, я чувствую себя хреново и я не хочу больше себя так чувствовать, — быстро говорит он, все так же виновато опустив глаза вниз.       — Ты знаешь, что прощение нужно заслужить? — зачем-то выпаливаю я.       — И как мне заслужить твое прощение?       — Стань лучше. Будь собой, по крайней мере.       — И все? — удивляется Джерард. — И никакого «выполняй домашку вместо меня», «делай все, что я скажу» и прочего?       — Я не уебок, чтобы просить этого. Не путай нас со своими дружками. Просто живи так, чтобы ты потом об этом не жалел.       Я нарочно говорю это, чтобы ему стало стыдно. Ему и становится. Он снова опускает глаза. Я смотрю на него впервые после драки и вижу, что на его лице запеклась кровь, губа разбита в нескольких местах, а на носу наливается синяк. Его волосы торчат в разные стороны, а футболка испачкана кровью. Я нехило его потрепал и мне это нравится. Но снова царапается гребаное противное чувство. Я отворачиваюсь.       Стараясь не смотреть на него, я доедаю вместе с ним в напряженном молчании, но все же протягиваю ему пиво, которое он принимает, чуть кивая в знак благодарности. Мне все еще хреново и я не могу понять почему, внутри что-то скребет острыми когтями и тянет меня в бездну. Меня переполняет пустота и куча дерьмовых чувств одновременно: я отомстил Джерарду и должен быть спокоен, но от этого почему-то только хуже, перед глазами всплывают отрывки нашей драки и мне все время кажется, что это меня бьют в туалете на ледяном полу. До чего же противно.       Как же мне хреново. Пожалуйста, помогите.       Джерард уходит, но вместе с ним не уходит поганое чувство в моей груди. На прощанье он еще раз извиняется, а у меня складывается впечатление, что с Джерардом что-то не так. Будто у него, как минимум, три личности. Или он просто больной на голову.