Последняя банка пива

      Я вздрагиваю, просыпаясь от того, что весь в поту и мне от этого холодно. Укрываюсь пледом потеплее. Дрожу всем телом. И не понимаю приснилось мне это или нет. Все так реалистично и в то же время не могу вспомнить, когда это произошло. Открываю глаза, оглядываюсь. Темно и почти ничего не видно, я лежу в своей кровати. Ложусь обратно, облегченно вздыхаю, но легче почему-то не становится — в легких все еще стоят металлические прутья, сдавливающие меня. Я чувствую произошло что-то плохое, но не могу вспомнить что, но меня это так беспокоит и я не могу заснуть почти до утра. К утру я проваливаюсь в сон от усталости.       Мне снится Джерард. Как в фильмах, когда показывают трогательные моменты какой-нибудь семьи из прошлого или что-то в этом роде. Он такой же, как в этих фильмах: все время улыбается, веселится, дурачится. Джерард делает столько всего в один миг, но я ничего не могу запомнить, картинки мгновенно сменяются одна за другой. Но он счастливый в моих снах.       Я не знаю, как это понимать. Нужно вернуться назад.       — Почему ты так заботишься обо мне? — спрашиваю я Джерарда.       Джерард дергается от неожиданности и краснеет. Я застал его врасплох. Да-аа. Я уставился на него и не могу опустить глаза. Я почти удовлетворен, если не считать предательски выпрыгивающих из меня внутренних органов. Так колотится сердце, я чувствую его у себя в глотке.       Джерард приподнимается и наклоняется ко мне. Я был уверен, что он меня ударит и даже зажмурил глаза на мгновение. Но он меня не ударил. А когда я открыл глаза…       Ничего не было ведь.       Ведь правда?       Мне это только привиделось.       Или это был мой сон…       Когда я открыл глаза Джерард вернулся на свое место и сидел как раньше. Он доел пиццу и ждет от меня кофе или чего-то еще. Наклонился ко мне Джерард затем, чтобы в шутку забрать мою пиццу. Я прилипаю к стулу и теку холодной водой на пол, в ужасе понимая, что у меня голова кипит из-за галлюцинаций. Что сейчас было? Я же видел. Я видел!       — Фрэнк…       Но все казалось таким реалистичным.       — Извини, я не хотел тебя обидеть, — говорит Джерард и отводит взгляд.       Но потом я чувствую, что его глаза изучают меня. И не услышав ответа, он продолжает:       — Фрэнк, с тобой все в порядке?       Поднимаю голову и сталкиваюсь с настороженными и обеспокоенными глазищами. Во рту все пересохло. Что сейчас было? Как будто сон во сне только галлюцинация в галлюцинации и одновременно с этим дежавю. Голова кипит.       — Э, да, — хриплым голосом отвечаю я.       Не сразу понимаю, что это я ответил Джерарду. Он дает мне воды.       — А, по-моему, нет, — отвечает он. — Ты слишком много выпил, я думаю.       — Д-да, наверное. Голова не в порядке.       Джерард закатил глаза и на его лице сразу можно было прочесть «а я говорил тебе не пить больше». Я оставляю свою пиццу недоеденной и ухожу в комнату, где сразу падаю на кровать и чувствую, как приятная холодная постель топит меня в себе. А еще я чувствую, как у меня бешено колотится сердце, мой желудок скрутило так, что меня начинает тошнить. Джерард садится рядом со мной.       — Мне, наверное, стоит уйти, — расстроено говорит он.       — Если хочешь, можешь остаться, — полушепотом отвечаю я.       Я закрываю глаза. Лежу так долго-долго, чувствуя, что на меня смотрят большие черные глаза. И не замечаю, как проваливаюсь в сон. И у меня больше не болит голова.       Наутро все прекрасно. Меня осторожно будит Джерард и с усмешкой спрашивает не надумал ли я ломать трагедию из-за ерунды и умереть. Он говорит это почти смеясь, но я слышу в его голосе смущение, сомнение и что-то еще и снова не могу понять что. Меня это начинает бесить. Джерард как головоломка — я не понимаю его мыслей, чувств, интонаций, взглядов. Я ничего не понимаю. Я не знаю, что такое Джерард.       Я встаю, чувствую себя невыносимо разбитым и отправляюсь в душ. Когда я возвращаюсь, я уже новый, обновленный и не такой сонный. Джерард приготовил нам завтрак. Мы садимся за стол и во время завтрака я снова ловлю странные взгляды друга, которые уже раздражают.       — Ты мне вчера так и не ответил, — начинаю я разговор. — Зачем такому как ты возиться со мной?       — Только не начинай, — застонал Джерард. — Старая пластинка. Разве мы не хотели начать заново?       — Мне просто интересно, — говорю я, ковыряя вилкой в яичнице, — связано ли это с тем, что ты на меня постоянно пялишься так, будто что-то задумал против меня.       — Ты о чем?       — Ну, мало ли, может ты со своими «друзьями» хочешь мне устроить сюрприз.       — Мать твою, Фрэнк, мы же договорились! — взрывается Джерард. — С чистого листа, блять, это значит, с чистого листа. Я на тебя пялюсь? Ты свою рожу видел в зеркале вообще? На тебя все пялятся.       — Резонно, — виновато и в то же время немного обиженно отвечаю я. — Но ты по-особенному.       — Потому что мы друзья, разве нет?       — Да, — вздыхаю я. — Прости, Джи.       После недолгой паузы, в которой Джерард доедал свой завтрак, а я нервно кромсал свой, он продолжил:       — Похоже, нам нужно кое-что прояснить. Ты так бесишься из-за вчерашнего? Я признаю, я перешел границу.       Я на него уставился.       — А на что мне обижаться?       — Значит, все в порядке?       Я кивнул.       — Тогда объясни почему ты ведешь себя как скотина.       Я уже хотел спросить его об этом, как вдруг Джерард дернулся и отмахнулся рукой.       — Нет, я не это хотел сказать. Забыли.       Мне показалось, он разозлился. Его лицо стало каким-то черным, а глаза будто стали чернеющими дырами. Джерард спрятал от меня свои глаза, когда заметил, что я на него смотрю. Я увидел, что его руки дрожат, но не стал ничего говорить.       — Ты ведешь себя не менее странно, чем я, — изумленно сказал я ему. — Я тебя не понимаю иногда.       — Аналогично, — довольно резко ответил он.       Мы заканчиваем в полном напряжения молчании. Все это время я думаю о наших отношениях в последние дни и уже не так уверен в нашей дружбе. Но все было прекрасно, замечательно до этого. Я почти поверил, что мы сможем забыть то плохое, что произошло между нами, а теперь… Я не уверен. Не уверен ни в чем. Кажется, я жду предательства со стороны Джерарда. Но его глаза не такие, не предательские, только злые и огорченные. Возмущенные, может быть. Но они не говорят о подставе.       Мне кажется, нам нужно на время прекратить общение и разобраться в себе. Но мысль о разлуке приводит с собой пустоту, понимаю, что привык к нему. С другой стороны, вряд ли перерыв в общении что-то прояснит, необходимо, наоборот, честно и откровенно поговорить, но каждый из нас не хочет признаваться об одном своем маленьком секрете, который стал стальным прутом между нами. Я думаю, мы никогда не сможем быть до конца искренними друг с другом.       — Может, прогуляемся? — я нарушаю тишину первым.       — Нет, — отрезает Джерард.       Он складывает свои тетради и учебники в рюкзак и у меня закрадывается мысль, что он не спал всю ночь, делая домашнее задание. Вот только домашнее задание было лишь предлогом для него самого, чтобы присматривать за мной. Я понимаю, что он собирается уйти.       — Куда все катится… — со вздохом произношу я, потирая переносицу. — Я не хочу, чтобы ты уходил.       Черные дыры мгновенно обращаются ко мне как будто только этого и ждали и растворяются. Теперь вместо них снова прежний темноволосый Джерард с бледным лицом, которое засияло пусть всего на секунду, но я заметил это. Он обрадовался, но не потому что хотел остаться, а вроде чему-то другому.       — Ты боишься, да?       — Что? — не понимаю я.       — Это нормально. Я тоже, — он опускает глаза с улыбкой, его щеки порозовели.       — Я бы так не сказал, я часто остаюсь один дома. Просто я хочу, чтобы ты остался.       В ответ я слышу усмешку.       — Отрицаешь, — почти не скрывая удовлетворения говорит друг. — Не хочешь себе признаваться.       Я пожимаю плечами, сдаюсь перед ним. Если ему хочется так думать, я не возражаю. Джерард не уходит, очевидно, в радости, что подтвердились какие-то его мысли. Он помогает мне сделать домашку и я быстро справляюсь. Затем мы усаживаемся под телик и просиживаем под ним до самого вечера. Я первый устаю от скуки.       — Не хочешь куда-нибудь сходить?       Я лежал на диване, развалившись, а Джерард сидел на полу, облокотившись на него, и кажется, был более увлечен телевизором, чем я. Я сначала слегка коснулся его темных волос, а затем зарылся в них пальцами. Это привело его в чувство: он вздрогнул, замер, будто не хотел смотреть на меня, но все же медленно повернулся. Джерард посмотрел на меня с улыбкой.       — Разве нам плохо вдвоем? — спросил он.       — Согласен, сейчас хорошо. Я почти и забыл, что мы не ладили. Но сидеть дома в выходные глупо, мне кажется.       — И куда ты хочешь пойти? — Джерард смотрит на меня снизу вверх так долго, что я успеваю поймать один из многих его странных взглядов и почти расшифровать прежде, чем он прячет глаза.       Он прикусил губу и для меня это осталось непонятным. Как будто он все время мне хочет в чем-то признаться и каждый раз не решается. У меня в животе завязывается тугой узел и скручивает внутренности так, что я ненадолго забываю о чем мы говорим. Прикрываю глаза и понимаю, что мне даже нравится это состояние и меня бросает в жар.       Я вспоминаю, что последнее время я не употреблял ничего и мне особо не хотелось. Кори я не видел около полугода. Оценки стали лучше. И все это благодаря Джерарду, с которым у меня не пойми какие отношения: дружеские или все же враждебные. Я понимаю, что он сделал мою жизнь лучше и я сам очень рад этому. В тоже время мы друг от друга ждем каждый раз предательства.       Вспоминаю те дни, большинство из которых стерты из моей памяти алкоголем или тарталетками. Они остались смутными маленькими пазлами, которые я никогда не смогу соединить. Вот, сейчас я в бреду заваливаюсь к себе домой и оставляю за собой дорожку рвоты. А теперь отрываюсь на какой-то вечеринке и играю в пуговицу, где нет ни одной крутышки. Я переходил все границы, зная, что мог закончить передозом. Но это казалось чем-то нереальным, тем, что не может произойти. Мне было страшно от самого себя, от понимания того, что я натворил. Было чувство, что я разгоняюсь на бешенной скорости и несусь прямо навстречу обрыву. Но мне это нравилось. Это сидело во мне липким демоном, вцепившим свои когти в меня. И мне это нравилось. Больше всего меня пугало именно то, что мне нравилось. Страха смерти не было.       Перед тем как в школу перевелся Джерард и другие я был на отходняке. А потом та история с Джерардом, а затем дружба, хотя меня долго ломало, и все так завертелось…       — Чего молчишь? — вырывает голос меня из раздумий.       Я задумался. Совсем и не заметил, что все это время я смотрел на Джерарда, хотя на самом деле смотрел сквозь него в свои мысли. Опустил глаза. Да, он подействовал на меня как лекарство. Мне уже не так одиноко, как раньше. Да и плевать в основном на те мелкие «подножки» и нелепые ситуации, которые со мной происходят. Все еще загоняюсь, но мне стало легче. Жить стало легче. Тем не менее, я все равно жду подвоха от друга и сам не знаю почему иногда ему не могу полностью доверять. Но мне хочется быть искренним и честным с Джерардом.       — Не знаю, — наконец, говорю я. — Я не знаю, куда хочу пойти.       Джерард разводит руками с ухмылкой и со словами «тогда мы остаемся дома».       — А может на крышу? — внезапно и как-то резко говорю я.       — На крышу? — сомнительно спрашивает Джи.       — Ну, вечер, крыша, звезды…       Огромные глазища уставились на меня сначала крайне удивленно, а затем очень тепло и по-доброму. Как будто ждали от меня чего-то такого. Конечно, он соглашается. Мы выходим из дома в одинаковых черных толстовках и таких же черных кедах.       К вечеру похолодало и совсем стемнело, но погода хорошая. Слышно пение сверчков. Очень люблю такую погоду. Мы заходим в самый ближайший высотный дом и забираемся на крышу. Усаживаемся поближе к углу и первое время сидим в тишине, даже не смотрим друг на друга. Я любуюсь синим небом. И снова задумываюсь о днях без Джерарда.       Тогда я целыми днями сидел дома взаперти и не хотел никого видеть и ни с кем общаться. Часто прогуливал школу, а если все же приходил на занятия, то после школы сразу возвращался домой с очередной банкой либо сбегал к Кори и сидел взаперти у него. Мне нравилось проводить с ним время, но это не избавляло меня от вечного чувства пустоты и бесконечного одиночества. Теперь я не помню, когда последний раз испытывал это.       Наверное, мне просто страшно, что я могу потерять друга и мерзкие чувства вернутся.       Я чувствую прикосновение теплых пальцев на моей ладони и вздрагиваю, когда они сжимают мою руку. Я вопрошающе смотрю на Джерарда.       — Что ты делаешь?       Его красивые большие глаза становятся черными дырами снова. Я вижу в них злость. Джерард долго молчит, не зная или не решаясь что сказать. Я убираю свою руку, освобождаясь от его пальцев. Черные дыры становятся мрачнее и больше.       — Это что ты делаешь, Фрэнк? Если ты не готов, зачем сам начинаешь? — как-то через чур злобно говорит Джи. Еще чуть-чуть и он вспыхнет как спичка.       — Что начинаю? Послушай, я не совсем понимаю… — начинаю я, но друг меня перебивает.       — Зачем ты подпускаешь, а затем отталкиваешь? Почему сначала сам этого хочешь, а потом дергаешься от каждого прикосновения. Зачем тогда были эти объятия, поцелуй и эти твои пожирающие взгляды.       — Поцелуй? — уставился я на него, не понимая.       На мгновение Джерард тоже уставился на меня, затем все-таки вспыхивает. Я поражен. Черное лицо друга уничтожает меня. Тогда не было поцелуя. Ведь не было. Так? Не было поцелуя…       — Я бы во все это поверил, если бы ты меня оттолкнул. — Злобно говорит Джи. — Я тебя не понимаю. Тебе пора вправить мозги на место.       Он встает и начинает ходить из стороны в сторону, иногда пиная со всех сил парапет. Я молча сижу, охреневая с нас двоих и ничего не понимая. В моей голове миллион вопросов, но я не решаюсь с ним заговорить. Я разглядываю небо: уже появилось много крохотных звездочек, рассыпанных по бесконечному почти черному океану. На самом деле, я отвернулся от Джерарда просто потому, что не хотел, чтобы он увидел мои дрожащие руки. Я испугался. Внутри все сжимается ледяным комом и бьется об каждый орган, помогая колотящемуся сердцу. Я весь напряжен и заморожен как жертва, которую поймали в силки, ожидающая смерти прямо сейчас. Я ничего не понимаю. Или не хочу осознавать?       Джерард успокаивается и садится ко мне, теперь уже настойчиво взяв мою руку в свои. Я боюсь, что он почувствует, как я дрожу и как часто я дышу. Он пытается заглянуть в мои глаза, которые готовы в любую минуту рассыпаться мелкими бусинами. Руку я не убираю.       Потому что все это время я пытался скрыть правду от себя: возможно, мне нравится Джерард, как бы я этого не хотел. Последнее время я вел себя так, потому что хотел его ближе, чем есть. Больше, чем сейчас. А поцелуй… он был! Я его целовал!       Я целовал! Я врал!       Какая к черту пицца! Мы целовались и мне это нравилось, я хотел еще и еще!       Я хотел его в тот момент. Просто хотел теплых объятий и поцелуев, таких же приятных и сладких. Мне было хорошо.       Кажется, я переспал с Джерардом.       Он ведь не хотел…       — Ты просто боишься, да? — Джерард наклоняется ко мне, чтобы поймать мой взгляд, но я отворачиваюсь. Так он пытается повторить очень долго.       — Я не знаю, что сказать, — после долгого молчания сипло выдавливаю я из себя.       — Скажи правду, что чувствуешь, — он все еще пытается поймать мои глаза.       Почему я так долго скрывал от себя этот факт?!       — Кажется, я запутался, — признаюсь я. Мой голос предательски дрожит. — Да, Джи, похоже, ты мне нравишься, но я этого не хотел. Я не хотел. И надеялся, что могу спрятаться от тебя, но у меня не получается, ты вырываешь меня обратно.       Я вломился в дом Джерарда!       Я его разрушил!       Я там все разворотил!       Мои глаза рассыпаются миллиардами бисеринок по всей крыше этого проклятого дома. Меня это нервирует, потому что я не хотел, чтобы Джерард видел меня таким. Таким сломленным и сломанным. Мне это настолько неприятно, что я не могу остановиться и мое дыхание прерывается. Меня колотит и колбасит, внутри бесы разгулялись диким пламенем. Мои щеки горят алыми чувствами. Я не хотел верить в то, что произошло, хотел оградить себя от этого понимания. Спрятался в раковине, а он вытянул меня на суд. В голове проносится мысль о желании все бросить и сбежать, вернуться к старым добрым друзьям-стеклянным бутылкам и лучшим подругам-таблеткам. Бисеринки на моей толстовке, джинсах и даже кедах. Как это мерзко, что все происходит прямо при нем. Ну почему он не может не смотреть? Его чертовы жалобные жалеющие глаза. Ну почему он не уйдет, не оставит меня одного? Пусть уходит и бросит меня, наконец, с моими демонами. Задохнувшись, я замолкаю, а придя в себя, продолжаю:       — Джерард, я думаю, что ты мне соврал и я все же сделал что-то отвратительное и плохое тебе, чего я не хочу произносить. Я не хотел…       Почему он не сказал правду?!       Как он может меня все это время выносить?       У меня еще куча слов, которые вертятся на языке, которые я не хочу говорить, но их сказать нужно и просто необходимо. Слова, от которых меня еще долго будет трусить при виде Джерарда.       Он снова не дал мне договорить и накрыл мой рот поцелуем.