Тот, кто злил Бога, должен был умереть.
А убить собственного адепта, с которым заключил договор, мог только либо конченый псих, либо суицидник. Саламандр не был ни тем, ни другим. Да и дело было не только в договоре. Эта блондинка была крайне забавной и интересной. Лишиться ее — это просрать невероятное развлечение. Тем более, у бессмертного молодого человека была куча планов на свою сожительницу не только как на последователя веры. Люси нужна была ему для того, чтобы лучше понять современный мир, окруживший Саламандра со всех сторон коконом загадок, который в одиночестве Нацу и не собирался разгадывать. Конечно, был Хэппи, который все время находился среди людей, пока розоволосый сопел в обе дырочки четыреста лет подряд, и кот с радостью бы поведал своему другу обо всем на свете. Но была одна загвоздка. Нацу захотел понять, что люди имеют ввиду под словом «любить». Это странное слово заставляло все человечество вытягиваться стрункой и плясать под свою дудку, вертело их душами, как ему вздумается, навязывало свои правила, а людишки только рады были и исходили слюной, благоговея перед этой хренью, которую называли любовью. Сколько смертей, войн, проклятий прошлось по всей обитаемой земле из-за этого непонятного слова. И что было больше всего было непонятно розоволосому всесильному Богу — почему все стремятся к этой любви? Это даже обидно! Эта самая стерва — человеческая любовь — погребла под собой больше жизней, чем Саламандр за всю историю своего существования, чем все Боги за всю свою жизнь, которую прожили и которую проживут. Нацу даже стало немного завидно. Может быть, эта любовь есть что-то замечательное, раз ему так фанатично поклоняется все человечество, а он и знать не знает, что это такое. И пришло озарение.Нацу должен понять, что такое «любовь».
И для этой цели ему нужен был человек. Люси была человеком, женщиной, что было явно на руку, если судить по тому сопливому фильму, который Бог недавно имел радость созерцать на протяжении почти двух часов.Люси вполне подходила под описание.
Да и вообще, с ней было весело. Хартфилия так забавно морщилась, когда проигрывала, а в карих глазах блестел неподдельный огонек азарта, если игра была действительно интересной. И внешность, по мнению Саламандра, у блондинки была вполне себе — личико милое, тело стройное, формы округлые. С ней комфортно спать, у Люси нежная кожа, которой приятно касаться. Нацу ведь не спроста выбрал именно такую жертву. Он никогда не считал себя терпеливым и уж тем более не любил держать себя в каких-либо рамках. Если ему чего-то хотелось — он брал это, и его Божьей душе были отнюдь не чужды все тяжкие грехи. Он насиловал. Калечил. Убивал. Сжигал заживо и детей, и стариков, не делая поблажек никому — просто по своей прихоти.Он блаженствовал от вида чужих страданий.
В самую последнюю очередь Бог откладывал удовлетворение своих потребностей. Если он хотел женщину — он брал ее.Ее слезы и мольбы тешили его самолюбие.
Он не растрачивался на нежности или мало-мальское уважение чужих желаний. До чужого комфорта Саламандру не было никакого дела. Ему никто не перечил. Никто не возражал. А если находились глупцы, перешедшие ему дорогу, они лишались всего — частей тела, кожи, мяса, семей.Они дохли с потрясающим запахом горящей плоти.
Тысячи лет жизни сделали свое дело. Душа — если она имелась у таких, как он — впитала в себя окружающую жестокость, как губка воду, и со временем очерствела и потемнела, становясь похожей на гнилую тряпку. Нацу сам стал жестокостью. Воплощением всех смертных человеческих грехов. Когда он увидел Хартфилию в первый раз, то отчетливо представил себе, как впивается зубами в бледную тонкую шею, слизывая выступающие бисеринки сладкой человеческой крови, как сминает ее тело руками, оставляя алые пятна будущих синяков, как она молит его о пощаде, как он затыкает ее рот и делает то, что хочет и столько, сколько хочет, пока юное тело окончательно не обмякнет в его руках. А потом он выбрасывает его, как выбрасывал сотни других, и сжигает, оставляя лишь кучку пепла и смрадный запах человеческих страданий. И когда Бог приобрел материальную форму, первым его порывом было привести в исполнение свою гениальную затею, но Хэппи выглядел таким несчастным и подавленным… Нацу был бессилен перед жалостливой мордой своего Сына, а блондинка даже и не подозревала, что обязана синему коту своей жизнью. Но сама идея получить Хартфилию никуда не делась. Напротив, это стало делом принципа. Бог придумал себе воистину интересное развлечение — игру, в которой он сам устанавливает правила, в которой он и участник, и судья.В которую нельзя играть не по его правилам.
Он заберет Люси себе. Всю. Целиком.
Она объяснит ему, что значит «любить».
Саламандр с изумлением вытаращился на собственные руки, которые держали в руках пиликалку. Целую и невредимую. — Ну, вот, — Люси расплылась в нежной улыбке и слегка потрепала розовые пряди между рогов, чей хозяин смотрел на нее взглядом человека, которого разбудили посреди ночи и заставили решать дифференциальное уравнение третьего порядка. — А говорил, что не можешь! Нацу тупо уставился в спину студентке, которая вернулась к своим делам у плиты, напевая что-то себе под нос, и думал о том, как же он умудрился так сильно выпасть из реальности. Хартфилия опаздывала. Это жутко бесило и нервировало. — Успокойся, она скоро вернется. Хэппи обеспокоенно следил за Создателем, который сидел в кресле и нетерпеливо постукивал копытом о пол. Вид у Бога был не самый приятный — взъерошенный и дерганный, между нахмуренными бровями залегла складка раздражения, взгляд зеленых глаз почти обжигал. — Где ее Йохт носит?! — Ну, — задумчиво протянул кот в попытках найти оправдание своей глупой хозяйке, которая выводила Саламандра из равновесия своим отсутствием, — может, на занятиях задержали, или автобус сломался, или… Поток отговорок прервал скрежет в замочной скважине и звук открывающейся двери. — Я дома! Кот облегченно выдохнул, но тут же навострил уши, когда Нацу вскочил со своего места и ринулся в прихожую. Послышался тонкий короткий писк, какие-то шорохи и глухой удар. — Нацу?! Хэппи одним прыжком достиг порога гостиной и оторопело замер, глядя на… Питомец решил, что это, возможно, самая забавная картина из всех, что он видел за свою долгую жизнь — даже забавнее, чем те «обнимашки» Бога и его адепта на кровати — потому что явно недовольный положением дел Саламандр целенаправленно двигался в комнату, держа на плече брыкающуюся блондинку, на ходу стаскивая с той второй сапог и отбрасывая мешающийся предмет в сторону с еще одним глухим ударом. — Ты сдурел?! — Люси со всей своей силы (которую нагло проигнорировали) зарядила кулаком по оголенной мужской спине, потом повторила свой вопрос с чуть более ощутимым ударом коленкой в живот розового идиота и снова забарабанила кулаками по плечу. — Нацу, пусти! Я тебе не мешок! Нацу! Парень спокойно дошел до намеченной цели в виде дивана и сбросил на него свою ношу, прожигая ту взглядом зеленых глаз, в которых блестели очень нехорошие огоньки. — Где ты была? Люси растерянно моргнула, непонимающе смотря на стоящего почти впритык Бога, который сложил руки на груди и всем своим видом показывал, как он зол и недоволен. — В университете, — честно ответила студентка и слегка дернулась, когда розоволосый резко нагнулся к ее лицу и сосредоточенно втянул носом воздух возле девичьей щеки. — Нацу, ты чего делаешь? Саламандр не ответил. Вместо этого он поднялся чуть выше, обнюхивая светлые волосы, а затем стал рывками спускаться вниз, останавливаясь в некоторых местах, в которых вынюхивал что-то с особым усердием. Чуткий нос дошел до ключиц, резко метнулся к плечу, и Люси могла поклясться, что смуглое лицо брезгливо поморщилось, а после Саламандр нервно схватил ладони девушки и прошелся по ним. Девушка не выдержала. — Чего ты меня обнюхиваешь, как кобель сучку? — буркнула светловолосая и выдернула руки из-под лица Бога. Последовательница культа испытывающе сверлила взглядом смуглое лицо, по которому ничего нельзя было сказать. Кроме того, что его обладатель испытывает крайне негативные эмоции. — От тебя пахнет мужчиной. Хартфилия снова замерла статуей, но все же зашевелилась спустя довольно короткое время. — Если ты «мягко» намекаешь, что мне надо помыться, то мог бы просто ска… Карие глаза широко распахнулись, а тело одеревенело, когда сильные пальцы резко схватили блондинку за подбородок, слегка приподнимая ее лицо вверх, и чужой нос прошелся в миллиметре от слегка приоткрытых губ. Складка меж розовых бровей немного разгладилась, но полностью не исчезла. Нацу отстранился от ошарашенной такими выходками девушки и внимательно заглянул в карие глаза. — Зачем тебя трогали? Люси непонимающе хлопнула ресницами. Блин, что за ерунду несет этот идиот? Что значит трогали? И вообще, что это за странное поведение? — Зачем ты меня обнюхал? — Искал, где тебя касалась будущая кучка пепла. — Чт… — Кто тебя трогал? — Да много кто! Что за вопросы?! Хартфилия откровенно нервничала. Она просто не знала, как отвечать этому психу. Ему явно что-то не нравилось, он был хмур, напряжен и выглядел так, будто сам себя сдерживает. Люси искренне не хотела знать, от чего именно. Саламандр молчал, хмуро ожидая ответа. Он был серьезен, и блондинку это сильно озадачивало. Ей было бы гораздо легче, если бы он дурачился или злился — в таких случаях студентка хотя бы знала, как вести себя — а сейчас она была в растерянности. Что говорить, как действовать? Выход нашелся сам, когда рот приоткрылся с готовностью излить всю правду. — Я обнялась с подругами, случайно столкнулась с парнем в коридоре, а сокурсник проводил меня до дома. Нацу молча слушал исповедь адепта, но, услышав последний пункт, смухортился, будто бы съел что-то кислое. — Зачем он тебя провожал? — Ну, — Хартфилия замялась и слегка зарумянилась, на что розовая бровь удивленно поползла вверх. Карие глаза поспешно разорвали зрительный контакт. — Не знаю… — Врешь. Люси вздрогнула. Уж слишком холоден был этот голос. Слишком суров и непреклонен. Слишком… обижен? Девушка несмело подняла взгляд на стоящего перед ней парня. Руки скрещены на груди, дурацкая морщинка между бровями, которую руки так и тянулись разгладить пальцами, странно пугала. И не в том плане, что светловолосая боялась Бога. Она чувствовала себя какой-то виноватой, хоть и не очень понимала, за что. Как будто она его обманула, а взрослый дяденька Саламандр поймал девчушку на месте преступления. Адепт тряхнула головой. — Я не знаю, Нацу. Ты задаешь странные вопросы. Может, — Люси нахмурилась, с нажимом смотря в зеленые глаза, — я ему понравилась, — Бог снова приподнял брови, ожидая продолжения. Люси вздохнула. Она и забыла, что стоящее перед ней древнее бессмертное существо, своими глазами видящее саму историю мира, не понимало таких простых вещей, как человеческая симпатия. — Как девушка, — уточнила блондинка и чуть вздрогнула от того, что воздух разрезал тугой хлыст. Серый хвост рьяно метался за спиной Саламандра, который в один момент ощетинился, вцепившись пальцами в собственные предплечья. Смуглое лицо исказила гримаса ярости. — Он трахал тебя?! — Ты идиот?! Люси вскочила с места, из-за чего оказалась почти вплотную к пышущему жаром и злостью Богу. Кретин. Придурок. Козел. — Я спрашива… — Нет! Люси почти кричала. Это было странно, но ей было обидно. Хотя, почему это — странно? Вполне себе обычно и логично. Любая девушка разозлится, если ей заявят о таком, будто бы она какая-то девка подзаборная. — Не смей мне такое говорить, понял? — шипела блондинка, тыча пальцем в голую мужскую грудь, чей хозяин перестал испускать горячие волны гнева и впал в состояние недоумения. — Никогда. Блондинка грубо пихнула маленькими ладошками парня в живот, чтобы тот дал ей пройти, и немедля вышла из гостиной, оставляя за собой удивленно переглядывающихся розоволосого Бога и его синего кота. В душе Хартфилии зацвели кактусы. Она впервые поставила жирную точку в их перепалке. Она, а не эта наглая головная боль с неестественным розовым цветом волос! Это Люси заставила его замолчать! Это Люси гордо ушла, подставляя взгляду зеленых глаз свою гордо выпрямленную спину! Это Лю… — Люси. Ах, да. Точно. Люси забыла, с кем имеет дело. Легкий шуршащий звук и едва слышное цоканье копыт о паркет говорили о том, что блондинка больше в комнате не одна. Светловолосая даже оборачиваться не стала — зачем, если знаешь наперед, что там увидишь? — и со вздохом принялась расстегивать пуговицы жакета. — Чего тебе? Посторонние звуки прекратились прямо за спиной девушки. Та неуютно поежилась, стаскивая с плеч предмет верхней одежды, швыряя его на кровать, а тонкие пальцы принялись распутывать резинку на светлых волосах. — Я устала, и если ты не можешь сказать ничего разумное, то выйди из комнаты, я хочу перео… — Мне нужна жертва. Пальцы дрогнули, замерев в одном положении, а их хозяйка перестала дышать. Черт! Вот знала же, что рано или поздно он пристанет к ней с этой хренью, так чего теперь удивляться и пугаться? Подумаешь, велика заслуга — чмокнуть парня в щечку и вышвырнуть за порог спальни. Это ведь совсем не сложно, да и можно сказать, что Хартфилия легко отделалась — это тебе не отрезанные петушиные головы или сырая печень ягненка, а просто… …поцелуй… Кровь панически быстро принялась приливать к нежным щекам, будто стараясь окрасить их в максимально яркий оттенок красного, что смотрелось довольно комично. Люси опустила внезапно похолодевшие руки и отрывисто выдохнула. И все-таки, выбирая между «рано» или «поздно», Хартфилия бы однозначно выбрала «поздно», а лучше — «никогда». — Тебе прям сейчас надо? — девушка развернулась и с надеждой уставилась в зеленые глаза. Надежда тут же врезалась в уверенный кивок розовой головы и разбилась мелкими осколками под довольным прищуром зеленых глаз. Люси впопыхах перебирала в своей светлой и гениальной (как ей казалось раньше) головушке причины, по которым она сейчас ну никак не может осуществить то, чего хочет улыбающийся парень прямо перед ней, который протянул вперед руки и… — Стой! — Люси испуганно вскрикнула, локтями отпихивая от себя подавшегося вперед Нацу, который удивленно раскрыл глаза и даже приоткрыл рот. Блондинка бы обязательно посмеялась над нелепым видом Бога, балансирующего с помощью хвоста, чтобы не полететь на пол в свободном падении, вот только ситуация была явно не подходящая, и все нутро Хартфилии было сосредоточенно на том, как бы ей избежать своей нелегкой участи верующего. Бог к этому времени уже твердо встал на копыта и обиженно сверлил взглядом оттолкнувшую его блондинку. — А… Так просто? Нацу снова — какой раз за вечер? — удивленно приподнял бровь, показывая, что абсолютно не понимает свою сожительницу, и та поспешно залепетала: — Ну, а как же всякие божьи примочки? Барабаны там, — Люси опустила голову, чувствуя, как щеки еще сильнее предательски краснеют, осознавая, какой бред говорит под давлением накатывающего смущения, однако продолжила, — ну, ритуалы всякие… Нацу пару секунд сверлил взглядом светлую макушку — Люси все это время стояла, вперив взгляд в пол, комкая в пальцах край футболки — а затем рассмеялся. Блондинка робко подняла глаза на звук веселого и задорного смеха. Все же этот Бог поражал своим разнообразием обличий. Сейчас он был таким искренним, открытым, жизнерадостным. Уголки губ дрогнули и немного приподнялись. — Глупая Люси! — воскликнул розоволосый и лукаво улыбнулся, замечая красные щеки своего адепта. — Как ты будешь барабанить и целовать меня одновременно? Краска, чуть соскользнувшая с нежного лица, вернулась с новым рвением сделать свою хозяйку максимально пунцовой, что удавалось очень даже хорошо, судя по довольной ухмылке Саламандра. — Давай, — он поднял руку и призывно похлопал подушечкой пальца по своим губам, следя за тем, как карие глаза тревожно ловят это движение. Люси сглотнула. — Что, прямо в…? Блондинка нервно переступила с ноги на ногу в ответ на довольный кивок. Глубоко вдохнув, Люси прикрыла глаза. «Давай» — уговаривала себя Хартфилия, сжимая вспотевшие ладони, — «сделай это побыстрее и вышвырни его отсюда.» Нацу с интересом наблюдал за своей последовательницей, которая будто нарочно ему медлила со своими действиями. Сказать по правде, он еще утром хотел получить свое законное жертвоприношение, когда блондинка сидела у него на коленях, вцепившись пальцами в его плечи, и парню стоило огромных усилий оставаться верным своему плану и не кинуться на девушку прям тогда. Он ведь Бог, Йохт возьми, и у него есть свои желания, которые всегда утолялись по первому требованию. Но сейчас Саламандр сам решил попридержать коней, что слегка нервировало, но он не мог просто так взять и спустить свой план в унитаз! Если он будет делать, что захочет, Люси станет его бояться. Он и так недавно чуть не добил ее, когда она сидела на кухне, а Нацу совсем не нужна такая Люси. Ему нужна жизнерадостная, веселая, идущая на контакт человеческая девушка, готовая делиться с ним всем — знаниями об этом мире, играми, едой, телом… Люси последний раз вздохнула и сделала маленький шажок. Мысли в голове проносились со скоростью сверхзвукового экспресса, ноги стали ватными, все тело гудело, кончики пальцев онемели. Зеленые глаза смотрели выжидающе напряженно. Когда она слегка коснулась его губ, то чуть отпрянула от испуга — кожу будто бы обожгло — но парень тут же подался вперед и возобновил контакт тел, опаляя лицо девушки жарким дыханием. Кожу действительно обжигало, но Люси с удивлением отметила, что это было не больно, даже приятно. Тепло и уютно, но вместе с тем — волнующе горячо. Она горела. Поклясться могла, что сгорала в неистовом пламени, но не чувствовала ничего, кроме тепла — такое вот странное сочетание. Хаос и пустота. Только так можно было описать то, что творилось в светлой голове на тот короткий момент, когда их губы соединились в своем первом жертвенном поцелуе. А в груди вдруг стало приятно щекотать. Так приятно, что хотелось податься вперед, еще ближе, теснее, чтобы унять это щекотание — что-то внутри ее затуманенного разума уверяло, что если Люси прижмется к Богу сильно-сильно, то щекотание пройдет и станет очень хорошо — но вместо этого девушка резко отстранилась. Нацу тяжело дышал, хмуро смотря на оглушенную Хартфилию, которая пыталась вынырнуть откуда-то издалека, и пытался понять причину, по которой блондинка прервала такой приятный процесс жертвоприношения. — Сладкая парочка, — хихикала причина, из-за угла наблюдая за немного потерянными друзьями. Хэппи, кстати, не ожидал такого. То, что Люси будет красной и смущенной, кот предвидел и ни на секунду не сомневался, что именно такая реакция у хозяйки и будет, поэтому вид блондинки совсем не удивил питомца. А вот Саламандр, который выглядел донельзя довольно, но при этом неудовлетворенно, вызвал легкий шок. — Хэппи, — хрипло позвал розоволосый и обернулся к другу. — Не делай так больше. Кот виновато улыбнулся и перевел взгляд на девушку. Та все еще находилась в прострации, смотря куда-то сквозь синего представителя семейства кошачьих, и почти не дышала. Нацу отошел от произошедшего быстрее. И, если честно, парень вообще не ожидал такого. То есть… Она ведь просто на секунду коснулась своими губами его, да? Ничего больше. Тогда почему у Бога землю выбивало из-под ног? Это было так приятно. Жертвоприношение всегда вызывало у таких, как Нацу, приятные ощущения. Жертвоприношения наполняли их силой, и чем больше силы текло по их жилам, тем лучше Боги себя чувствовали. Это было мелкое жертвоприношение. Можно сказать, что его и не было — секундный контакт губ, только и всего. Когда раньше Саламандру отдавали для своих прихотей красавиц-девушек, тому нужно было время, чтобы почувствовать прилив сил. Тогда почему сейчас он чувствует себя так хорошо? Люси стояла молча, растерянно хлопая глазами. Девушка потихоньку начала приходить в себя. Нацу глубоко вдохнул и поморщился. — Сходи в душ, — он аккуратно подтолкнул удивленно смотрящую Хартфилию в спину. — От тебя все еще воняет каким-то мудушем*. Хэппи проводил взглядом вышедшую из спальни светловолосую девушку и вернулся к Саламандру. Тот стоял на месте, не двигаясь. — Ну? — поинтересовался кот, сверкнув черными глазами. — Получилось? Пружины протестующе завизжали против такого обращения со стороны рухнувшего на них Бога, которому было абсолютно посрать на такие мелочи, как жалобный скрип кровати. Тот глубоко вздохнул. — Получилось.